Верблюжья шерсть не потеряла своей ценности и сейчас.
Таков верблюд — один из самых древних и один из самых таинственных спутников человека. Да, таинственных!
Как это ни странно, верблюд и до сих пор окружен тайнами.
Одна из неразгаданных тайн — где и когда появились верблюды? То есть где и когда они появились вообще, известно: появились они много миллионов лет назад и произошло это на территории теперешней Северной Америки. Древний верблюд (точнее, предок верблюдов) уже обладал целым рядом признаков, характерных для современных верблюдов, вот только рост его никак не соответствовал нашему представлению об этих животных: древний предок верблюдов был величиной с современную кошку.
Прошло не менее десяти миллионов лет, прежде чем верблюд «вырос».
Одни потомки верблюда-карлика «доросли» до размеров газели, другие превратились в огромных, высотой в пять метров, животных.
Но и эти животные, хоть и обладали уже довольно большим количеством признаков верблюдов, все-таки еще не были верблюдами настоящими. И не случайно ученые называют их «верблюдообразными животными вчерашнего дня».
Действительно, верблюды для Североамериканского континента — животные давно прошедшего «дня»; много миллионов лет назад они исчезли: часть погибла, часть переселилась в Южную Америку, часть по существовавшему тогда перешейку, соединявшему Аляску и Чукотку, перебралась в Азию, широко расселилась по ней, дошла до Европы и Северной Африки.
Все это известно ученым. Известно и то, что далекие предки верблюдов жили когда-то на территории теперешней Московской области, кости их находят и в Сибири, и в Армении, и в Румынии. Но чем ближе к нашему времени, тем труднее, оказывается, следить за историей верблюдов. Как дальше сложилась их судьба?
Дикие верблюды вымерли или были уничтожены. А домашние?
Сведения о первых домашних (или, может быть, полудомашних?) верблюдах дошли до нас с острова Крит. Там были найдены кости верблюда и — самое главное — глиняная фигурка, изображающая это животное. Ученые считают, что фигурка эта вылеплена людьми, жившими в новом каменном веке, в неолите, то есть за 6–5 тысяч лет до нашей эры. Затем за два тысячелетия история верблюда уходит во мглу времен, и мы ничего не знаем. Сравнительно недавно немецкая экспедиция обнаруживает глиняную фигурку верблюда в Египте. И не просто верблюда, а навьюченного! Возраст фигурки, по определению археологов, примерно 5 тысяч лет. Значит, уже тогда, за 3 тысячи лет до нашей эры, верблюды использовались египтянами. Если же учесть, что эти животные для египтян, как говорят ученые, были «внешними», то есть не жившими на территории этой страны и не одомашнивавшимися на этой территории, а пришедшими из других стран, надо прибавить еще несколько веков. Если же учесть, что прежде чем навьючить верблюда, его еще надо было и приручить, следует прибавить еще несколько веков. А вот сколько именно — неизвестно. Так же как неизвестно, куда он делся с Крита, откуда попал в Египет и почему в течение двух тысячелетий (такова разница в «возрасте» критской и египетской находок) он не оставлял никаких следов.
Но самое интересное, что следы верблюда снова теряются: находка немецких ученых доказала, что 5 тысяч лет назад египтяне знали верблюдов. Но в течение последующих трех тысячелетий в Египте верблюдов ни разу не изображали, хотя египтяне очень любили и умели изображать животных. Любопытно еще и вот что. У египтян было множество священных животных и среди них, в основном, были те, кто приносят (или считалось, что приносят) пользу человеку. Вряд ли кто-нибудь сомневался в полезности верблюда. И тем не менее следов его в Египте долгое время не было.
Так что же, верблюд исчез из Египта? Или найденная фигурка была случайно занесена кем-то в эту страну, а вообще верблюдов там не было? Возможно, хотя ученые считают фигурку египетского происхождения. Некоторые ученые объясняют отсутствие изображения верблюдов в Египте тем, что жрецы объявили их «нечистыми» животными. Но тогда возникает другой вопрос: почему о верблюдах не упоминают иностранцы, посещавшие Египет? Ведь если они видели там верблюдов, то вряд ли могли обойти этот факт молчанием.
«Исчезновение» верблюдов на целых три тысячелетия из Египта и появление вновь чуть ли не накануне нашей эры — одна из исторических загадок этих животных.
В Ассирии верблюды появились, если судить по изображениям, не раньше тысячи лет до нашей эры, в греческой литературе они упоминаются еще позднее. Правда, греки уже описывают их достаточно подробно, а Аристотель говорит даже о двух породах верблюдов — двугорбом и одногорбом.
Говоря об этих животных, Аристотель не задумывался об их происхождении. Зато современных ученых этот вопрос интересует. И интересует он их в такой плоскости: «братья» ли двугорбые верблюды — бактрианы и одногорбые — дромадеры, или дромадеры — «потомки» бактрианов.
Мнения ученых разделились. Одни считают — «братья». И утверждают, что одногорбые верблюды были одомашнены самостоятельно где-то в Северной Африке, Иране, Туркмении, Аравии. (Во всяком случае, арабы издавна называют центральную часть Аравии «омм-эль-бель» — «матерью верблюдов».) Двугорбые же верблюды, считают эти ученые, были одомашнены независимо от одногорбых на территории Монголии, Бурятии, Западного Китая, Казахстана, Калмыкии.
У этих ученых есть доказательства. Одно из них такое: на скалах Синайского полуострова, находящихся примерно в центре предполагаемого исконного обитания дромадеров, были изображены только одногорбые верблюды; а на скалах, находящихся на границе пустыни Гоби — примерном центре предполагаемого исконного обитания бактрианов, — только двугорбые верблюды.
Однако другие ученые не согласны с тем, что одногорбые и двугорбые — «братья». Они считают, что дромадеры — искусственно выведенная порода, произошедшая от бактрианов. Аргумент в пользу этой теории очень веский: у зародыша дромадера два горба!
Но у сторонников теории «дромадер — бактриан — братья» есть не менее веский контраргумент: и критская находка, и фигурка, впервые найденная в Египте, и многие другие изображают одногорбого верблюда. Таким образом, считают ученые, дромадера люди знали по крайней мере 6–7 тысяч лет назад, в то время как сведения о бактриане — не более двухтысячелетней давности.
И все-таки противники этой теории не сдаются, тем более что сравнительно недавно получен очень веский аргумент, подтверждающий правоту их точки зрения.
До недавнего времени, точнее, до конца прошлого столетия считалось, что на земле нет диких родственников верблюдов. Правда, ученые слышали о существовании в Центральной Азии каких-то диких верблюдов, но не имели о них точных данных. (Ведь это могли быть и одичавшие домашние?) Но вот в 1878 году русский путешественник Н. М. Пржевальский привез из пустыни Гоби скелеты и шкуры диких верблюдов — хаптагаев, как называют их монголы. Было точно установлено, что хаптагаи, некогда широко распространенные в Азии (сейчас их осталось примерно 300 голов), мало чем отличаются от домашних двугорбых верблюдов и, очевидно, являются тем исходным материалом, который послужил основой для выведения бактрианов.
Итак, у бактрианов предки нашлись. А вот предки дромадеров неизвестны. Что ж, они могли и не сохраниться на земле до наших дней. Однако должны быть найдены их кости или скелеты. Но до сих пор не обнаружены останки животных, которых можно было бы считать предками одногорбого верблюда.
Возможно, они будут обнаружены, и спор будет решен в пользу сторонников «верблюдов-братьев», и окажутся правы те ученые, которые считают, что дромадеры были одомашнены около б тысяч лет назад. Может быть, противники этой теории найдут новые доказательства своей правоты. Время покажет.
Но тайна окружает не только происхождение верблюдов. Их «поведение» настолько необычно, что поражает воображение людей и порождает множество легенд.
Ну, в самом деле, разве не вызывает огромного удивления существо, которое способно не пить по многу дней (считают, что до 45), питаться такой растительностью, которую не только лошадь не ест, но до которой даже дотронуться страшно, не страдает от палящего солнца? А выносливость? Много дней способен верблюд идти, делая в день по 30–40 километров и неся на себе груз в 150–250 килограммов. Причем и в начале пути, и в конце верблюд движется с одинаковой скоростью (если, конечно, погонщик не будет торопить его).
Походка верблюдов настолько размеренная, что благодаря этой походке древнегреческий ученый Эратосфен определил длину земной окружности по меридиану.
Ученый заметил: если в полдень 22 июня солнце в Синае находится в зените, то в Александрии оно ниже зенита на 1/50 часть окружности. Значит, расстояние от Синая до Александрии относится ко всей окружности как 1 к 50. Чтоб узнать длину окружности, надо умножить расстояние от Синая до Александрии на 50. Оставалось только узнать это расстояние. Вот тут и помогли вербдюды. Зная, сколько верблюд проходит в час (обычная рабочая скорость 10 км/час), можно безошибочно сказать: за 10 часов он пройдет ровно в десять раз больше, то есть 100 км; за 20 — ровно в двадцать, то есть 200 км. Зная, сколько проходит караван в час, Эратосфен выяснил, за сколько часов караван прошел от Синая до Александрии — это и была та пятидесятая часть окружности. Таким образом, ученый легко определил длину земной окружности.
Выносливость, нетребовательность, «засухоустойчивость» — эти и многие другие качества животных вполне устраивали людей, и они не пытались проникнуть в тайны верблюдов. Да они и не могли бы это сделать, даже если бы и хотели. Всерьез тайнами верблюда люди занялись лишь сравнительно недавно. А в 1953–1954 годах была даже с помощью ЮНЕСКО организована специальная экспедиция по «раскрытию тайн верблюда». Сейчас уже немало тайн верблюда известно. Например, известно, что в одних случаях верблюды могут обходиться без воды недели две с половиной, в других — чуть ли не два месяца. Оказывается, это зависит от пищи. Если верблюды пасутся зимой, в период дождей, когда растительность сочная, они вообще не пьют весь этот период. Если же они питаются сухим сеном или высохшими на солнце колючками, без воды они могут обходиться недели две.
Но тут возникает по крайней мере три вопроса.
Первый: как они могут поедать жесткий и колючий кустарник, который должен немедленно разодрать и губы и рот животных?
Второй: почему даже без этой скудной пищи они могут обходиться?
И третий: не делают ли они запасы воды?
На первый вопрос ответить оказалось не сложно. Люди выяснили, что на внутренней стороне щек, на нёбе и языке верблюдов имеются твердые и жесткие бугры. Благодаря этим буграм верблюдам не страшны никакие колючки.
На второй вопрос, в общем-то, люди тоже нашли ответ без особых трудностей: верблюд может долго обходиться без еды, потому что запасает пищу «впрок». Пища эта — жир. В принципе, накапливать запасы «на черный день» может не только верблюд. И медведи, прежде чем залечь в берлогу, накапливают жир и питаются им всю зиму. Накапливают жир и барсуки и многие другие животные. Жир их не только кормит, но и греет. А вот этого-то как раз верблюду и не надо. Как же быть? Но верблюд «нашел выход» — он накапливает жир в горбах. Иначе плохо бы пришлось ему: 100–150 килограммов жира под кожей — если бы он накапливал его там — погубили бы верблюда, в такой жировой шубе он погиб бы от перегрева.
А вот на третий вопрос ответить оказалось труднее. Долгое время существовало мнение, что в желудке у верблюда имеется специальная камера, в которой находится вода, запасаемая верблюдами впрок. Однако недавно стало известно, что такой камеры у верблюда нет и воду впрок он не запасает. Тогда появилась другая версия: вода у верблюда находится в горбах. Правда, в горбах — это давно известно — жир, но ученые считали, что именно этот жир и есть потенциальная вода: перегорая и разлагаясь, он превращается в воду. Эта теория господствовала до последних лет. Но вот люди обратили внимание на то, что верблюд во время длительных переходов может потерять чуть ли не треть своего веса (до 100 килограммов), и это никак не сказывается на его самочувствии. Правда, добравшись до воды, он способен за 10 минут выпить 10 ведер. Может он, конечно, выпить и больше и меньше, но выпьет лишь столько, сколько надо для восстановления потерянного веса.
Значит, дело не в горбах. И тут ученые обратили внимание на еще одно обстоятельство. Любое животное, оставшись без воды и страдая от жажды, гибнет от сгущения крови. У верблюда же, даже потерявшего от безводья 20 процентов своего веса, количество крови уменьшается всего на один литр, она не загустевает.
Секрет верблюжьей крови люди открыли не сразу. Лишь недавно ученые поняли, что эритроциты, или, как их еще называют, красные кровяные шарики верблюда не такие, как у всех теплокровных животных. Они обладают необыкновенным свойством: когда верблюд пьет, эритроциты в его крови как бы впитывают воду. При этом они разбухают, увеличиваясь в три раза!
Вот, оказалось, где хранит воду верблюд: не в горбах, не в желудке, а в крови. В крови же у верблюда находится особое вещество — альбумин, постоянно контролирующее количество влаги в организме. Имеется в крови и большое количество белка, который заставляет эритроциты отдавать воду по мере надобности.
Так и получается: эритроциты запасают воду, белок заставляет ее отдавать по мере надобности, а альбумин следит, чтоб в организме все было в порядке.
Однако и этого, даже очень значительного запаса воды было бы недостаточно, чтоб выжить в пустыне. Верблюд шагает часто по многу дней под палящим солнцем, и его организм должен, что называется, постоянно «быть начеку», чтоб не получить солнечных ожогов. Человек на солнцепеке, как правило, потеет. Пот — защитная сила организма, его защитная реакция: выделяясь на поверхность кожи, влага предохраняет ее от перегрева. (Известно же, что жидкость, испаряясь с какой-нибудь поверхности, охлаждает эту поверхность.) В то же время слишком большая потеря жидкости губительна для организма. И если бы верблюд таким образом спасался от перегрева, за много дней пути по пустыне он «испарил» бы огромное количество влаги. Но в том-то и счастье верблюда, что он не потеет, а от перегрева спасается совсем иначе. Спасает его шерсть.
У арабов издавна существовала такая единица измерения, как толщина верблюжьего волоса. Трудно сейчас сказать, действительно ли это была единица измерения или образное выражение, но если говорить о верблюжьем волосе всерьез, то он должен был бы служить примером удивительного мастерства природы. Рассмотрев его в сильное увеличительное стекло, можно заметить, что это не простой волос, а целое сооружение, где вокруг основного стержня расположено множество маленьких деталей необычной формы. Вот эти-то волоски — шерсть верблюда — предохраняют его от палящих лучей.
И если снаружи его спина нагрета так, что дотронуться невозможно, под шерстью она сохраняет 40–41 градус — нормальную для верблюда температуру. Впрочем, трудно сказать, какая у верблюда температура нормальная. Днем, в жару, она действительно 40 градусов. Но ночи в пустыне, как известно, очень холодные, и «фокусник» верблюд умудряется понижать свою температуру до 34 градусов.
Если человек болен, у него высокая температура, а затем она резко падает — тело больного покрывается испариной. Таков закон природы: охлаждаясь, тело должно испарить какое-то количество влаги. Верблюду, чтоб «остынуть» на 6 градусов, потребовалось бы испарить не менее 5 литров воды. Но он не может позволить себе такой роскоши. И не позволяет. Он не позволяет себе даже открывать рот во время сильной жары, как это делают многие животные, будто знает, что открытый рот или высунутый язык — это лишнее испарение влаги.
Верблюд и дышит не так, как все животные. Собака, например, во время жары 300–400 раз в минуту вдохнет и выдохнет, верблюд же позволяет себе за это же время лишь 16 вдохов и выдохов.
Но это еще не все «приспособления», имеющиеся у верблюда для жизни в пустыне.
Например, у верблюда толстая, раза в два толще, чем у быка, кожа. И все-таки даже такая кожа не спасла бы верблюда от ожогов, которые он обязательно получил бы, шагая по песку, а тем более ложась на него: ведь песок раскаляется до 60–70 градусов. Но верблюд — на то он и верблюд, чтоб не бояться жары: на ногах и на груди у него толстые мозоли.
Поэтому ходит верблюд по песку совершенно спокойно. Если же надо лечь, опять-таки касается песка он только теми частями тела, которые покрыты мозолями.
Впрочем, верблюдам далеко не всегда приходится приспосабливаться к жаре. Почему-то всегда говорят о верблюдах — жителях жарких стран. Но ведь и в холодных верблюдов немало. Правда, холод легко переносят лишь бактрианы. Они не только выживают в холодном климате — часто проваливаясь в снег по пояс, они работают так же добросовестно, как их сородичи в пустыне. До революции верблюды работали даже на золотых приисках в Якутии, недалеко от «полюса холода».
Таков верблюд — давний и преданный друг многих народов, таинственный «корабль пустыни». Давно уже по многим верблюжьим тропам проложены дороги и бегут автомобили, а все-таки не могут еще люди обойтись без верблюдов. Не случайно сейчас еще в Африке и Азии только дромадеров около 5 миллионов.
Иная судьба у родственников дромадеров и бактрианов — верблюдов, перекочевавших когда-то из Северной в Южную Америку. Эти животные внешне сильно отличаются от известных нам верблюдов хотя бы тем, что у них нет горбов. Первый европеец, увидевший их, писал, что это зверь с головою и ушами мула, туловищем верблюда, ногами оленя и хвостом лошади. Так в 1520 году некий Пигафетт характеризовал одного из диких верблюдов Южной Америки — гуанако.
Гуанако, как и другие дикие верблюды Южной Америки — вигони, или викуньи, до появления европейцев-завоевателей были широко распространены по всему материку. Местное население хорошо относилось к этим животным — если охотились на них, то разумно. Особенно бережно относились индейцы к викуньям — животным, дающим едва ли не лучшую в мире шерсть. До появления завоевателей индивидуальная охота на викуней была категорически запрещена. Раз в 4 года проводилась общественная охота. Впрочем, это скорее была не охота, а облава, когда тысячи людей оцепляли огромные участки и загоняли животных в определенные места. Там их тщательно осматривали и выбирали для убоя лишь неполноценных животных. Остальных выпускали. Часто вообще не убивали, а лишь стригли и выпускали.
Но вот пришли европейцы, загремели выстрелы, началось массовое и бессмысленное уничтожение животных.
Количество викуней стало катастрофически уменьшаться. И не только потому, что их беспощадно убивали, — привезенные лошади и коровы занимали пастбища, и все дальше в горы приходилось уходить остаткам некогда многочисленных стад гуанако и викуней. Сейчас они сохранились лишь в высокогорных, труднодоступных местах в Андах. Викуней в Южной Америке осталось не больше 6 тысяч. Гуанако несколько больше. Но на них до сих пор продолжается охота, и если гуанако не будут взяты под охрану, не спасут их и высокие горы.
Трудная судьба и у прирученных безгорбых верблюдов Южной Америки. Их тоже два вида — ламы и альпака, одомашненные потомки гуанако. Ламы были одомашнены в Перу за 2–2,5 тысячи лет до нашей эры и почитались в Южной Америке: в личном владении могло быть не более 50—100 животных и только храмам и царствующим династиям разрешалось иметь большие стада, а главными надзирателями над этими стадами назначались лишь люди знатного рода. Мясо лам употреблялось только в торжественных случаях. О том, как относились к ламам индейцы, свидетельствуют и найденные статуэтки этих животных и их пастухов, сделанные из чистого золота.
О добром отношении к животным рассказывают нам и традиции, сохранившиеся среди индейцев до сих пор: на лам никогда не садятся верхом, оберегая их слабые спины, груз никогда не превышает 50 килограммов, водят их только в недоуздках и на мягких веревках, никогда не пользуются палками и бичами.
Но так относились и относятся к ламам индейцы. И ламы служили им верой и правдой, проходя по совершенно, казалось бы, недоступным горным тропинкам, обеспечивая своих владельцев мясом, шкурой, шерстью.
Сейчас ламы и альпака ушли высоко в горы. Там их еще берегут: на трех-четырехкилометровой высоте, на узких горных тропинках еще не могут люди обойтись без выносливых и послушных лам, покорно переносящих все невзгоды и по-прежнему, несмотря ни на что, верно служащих людям. Но остается их с каждым годом все меньше и меньше.
Альпака повезло: изделия из их шерсти и шкур пользуются успехом у туристов, шерсть вывозят за границу. Поэтому в высокогорных районах Перу организовано немало ферм, где разводят альпака.
Там, далеко на Севере…
У них довольно многочисленная — около четырех десятков видов — родня. И родня эта очень разнообразная — от огромного двухметрового великана лося до полуметровых китайских водяных оленей. И распространена эта родня достаточно широко: олени живут в Европе, Азии, Америке. Живут в горах и степях, в лесах и в тундре.
Каждый из представителей семейства оленей хорош по-своему и о каждом — о лосе и изюбре, лани и марале, милу и мунтжаке, кабарге и карибу — можно рассказать много интересного. Все эти животные так или иначе нужны человеку. И если человек не использует оленей в прямом смысле: не охотится на них ради мяса и шкуры, не стремится добыть мускусную железу у кабарги или молодые рога — панты, идущие на изготовление лекарств, у маралов, — они все равно нужны, они должны жить на Земле как одни из самых прекрасных представителей фауны.
Но пожалуй, наиболее интересный и, безусловно, самый нужный человеку олень — северный.