Помоги проекту - поделись книгой:
А я, надо вам сказать, не могу равнодушно смотреть, если где потасовка. Меня за это четыре раза в товарищеском суде срамили и в народный суд тоже водили три раза. И штрафы я платила, и в стенгазету меня лепили это с фотографиями. Я как увидела, что они толстяка-то лупцуют, я, безусловно, сразу включилась в это мероприятие…
Только они его бьют по спине, а я зашла со стороны личности и ка-ак ахну сумкой, так у него полбороды сразу отвалилось. Правда, я в пылу тогда не обратила внимания, что борода привязная… А сдвинула сумку к плечу (чтобы ногти освободить) и давай ему корябать лицо.
Он как завизжит и обратно — в булочную. Не тут-то было! Я заняла позицию у самых дверей…
— Куда? — говорю. — А ну, бабы, наддайте ему еще!
Только смотрю — бабы эти, которые только что дрались, смеются теперь… И еще кто-то громовым голосом орет:
— Стоп! Довольно! Стали обратно по местам!..
Я оборачиваюсь: кто же это, думаю, команду подает? И нельзя ли и его стукнуть хоть разок?
Вижу — солидный такой мужчина и одет хорошо. А у самого рта держит железный кувшин, но без донышка. И через этот кувшин голос у него звучит, как все равно громкоговоритель на площади. И все его слушаются, становятся по местам…
Только этот толстяк, которого я так отделала, он говорит уже набекрень ротом — из-за поцарапанности от меня:
— Слушайте, тут одна старуха меня на самом деле поцарапала и избила. Нельзя же так!
Другой мужчина, который рядом с тем, что при кувшине, — он объясняет:
— Да я даже не знаю, откуда она взялась. Это посторонняя старуха. У нас на нее и ведомости нет…
А который при кувшине, — он и оказался самый главный — режиссер, — он приказывает:
— Зачислить ее немедленно. Она играет лучше вас всех.
Я спрашиваю:
— Это кто же, например, играет и во что играет?
Кувшинник мне отвечает:
— Вы играете у нас на съемке: мы для кино снимаем. И очень вы живо даете образ разъяренной старухи эпохи Февральской революции. Даже вы немножко чересчур покарябали этого артиста, который играет роль владельца булочной…
Я тогда — к толстяку:
— Вы уж простите меня за ради бога!
А он:
— Ладно уж… Только следующий раз вы помягче деритесь. И если можно, то без ногтей…
Я говорю:
— Что же вы думаете, я теперь каждый день буду вас так вот утюжить? Попала я к вам в съемку нечаянно, а сейчас куплю хлеба и пойду домой: меня старик мой ждет и, наверное, уже ругается.
Тогда этот, ну, который с кувшином, шутит:
— Уж если вы с посторонним артистом так расправились, то вам своего старика укротить — наверное, раз плюнуть. Но, между прочим, я вас прошу остаться: мы еще разочек снимем эту сцену, а потом будут другие эпизоды. И вы нам очень пригодитесь, как колоритная фигура.
Я говорю:
— Это булочки, я знаю, бывают калорийные. А у меня фигура поджарая…
Ну, меня сейчас уводят в сторону, объясняют, куда мне приходить к ним в кино деньги получать: за то, что я этого толстяка изувечила, мне причитается… А потом снова выстраивается очередь, товарищ с кувшином кричит:
— Начали!
Толстяк выходит с подклеенной наново бородой, бабы кидаются его бить, а я уж не могу: я не артистка, я понарочному драться не умею…
Но тут выбегают — кто бы вы думали? — городовые, царские полицейские! И начинают хватать людей из очереди: арестовывают, значит. И меня двое потащили под руки. Ну, тут я им себя показала: как стукнула одного мордастого, так он кубарем покатился по земле…
Этот главный через свой кувшин кричит мне:
— Молодец, бабка! Дай теперь этому — с рыжими усами…
Я услышала и опять остановилась:
— Тьфу, — говорю, — ну вас с вашим киною! Я же забыла, что это все — понарочному… Но, между прочим, городовые настоящие были поздоровее ваших. Они, например, как хватали людей? Руки за спину завернут и ведут. И не вырвешься! А ваши — прямо рохли!
Главный говорит:
— Она права. Вы учтите это!.. Городовые, я вам говорю! А вы, бабушка, еще имеете какие-нибудь замечания?
— Имею. Во-первых, вот эта гражданка не так одета, как в семнадцатом году было: на ней пальто сегодняшнего фасону самого модного — арестантский халат с чужого плеча. Потом вот тут у вас вывеска осталась наша — советская. Антенна торчит от телевизора… А какой же в семнадцатом году телевизор?..
Главный тогда командует:
— Попрошу вас ко мне, вы мне будете советы давать, как очевидица и специалист по семнадцатому году.
Вот из-за этого я и опоздала домой. Прихожу — старик мой туча тучей! Увидел меня, кулаком по столу:
— Где была?!
Я ему:
— Подожди серчать, Федя. Я сейчас снималась, как кинозвезда, плюс давала руководящие указания…
И рассказываю ему, как было…
Он задрожал весь как все равно студень:
— А-а-а, — кричит, — так ты есть теперь кинозвезда?! А то я не знаю, как у них там в кино делается: которая артистка с режиссером шуры-муры крутит, ту он и снимает… Почему он к тебе привязался на улице, этот с кувшином?!
Я ему:
— Да господь с тобой, мне шестьдесят девятый год! Какой на меня режиссер может польститься?!
А он:
— Факт остается такой, что опять ты цельный день пропадала, как все равно в 1915 году с тем акцизным чиновником. Помнишь?
Ну, правда, я тогда тоже взбеленилась:
— Ладно, — говорю, — я тебе сейчас объясню, за что он на меня польстился: за то, что я булочника так отделала, что съемки пришлось прекратить… Хочешь, я тебя сейчас так же вот угощу?
И подняла сумку над ним в боевом порядке…
Ну, тут мой старик отошел поскорее в угол и уже из угла бормочет:
— Все равно я завтра пойду в загс разводиться с тобою!
— Это, — говорю, — пожалуйста. Пойдем в загс. Распотешим честной народ. И еще я приглашу пятерых наших детей, восемнадцать внуков и четырех правнуков. Так и будем разводиться в ихнем присутствии…
Ну, безусловно, в загс мы не пошли: скоро помирились мы со стариком. А у нас в квартале меня с тех пор иначе и не называют, как «кинозвезда». А что? Говорят, есть такие у нас звезды, что не намного моложе меня. Так что я жду, когда за мной опять придут на съемки звать. И уже на блондинку я перекрасилась, шестьдесят четыре кудри себе навила на полгода. Одним словом, хоть сейчас с меня открытки делай и продавай.
КОВАРНЫЙ ЛУНАТИК
— Ишь, какая луна! Читать можно — столько свету… Ведь правда — в луне есть что-то притягивающее, таинственное, волнующее? Вас никогда не тревожит луна?
— Меня? Нет. Но один мой знакомый пострадал из-за луны.
— Он был поэт?
— Нет, управдом.
— Так что же его погубило?!
— Отдельные неполадки в работе, расхлябанность, неуменье руководить…
— А луна здесь при чем?
— Именно при помощи лупы все это было выявлено.
— Как это так? Разве луна может оказывать влияние на административно-хозяйственную жизнь?
— А вы слушайте. Значит, мой знакомый был техником-смотрителем, ну, управдомом, в небольшом трехэтажном доме. Хорошо. Теперь в квартиру, как сейчас помню — номер семь, переезжает новый жилец, некто товарищ Ступнин. Бледный такой, задумчивый человек, лет тридцати. Переезжает вдвоем со старушкой матерью. Хорошо… Теперь однажды мой управдом возвращается, как сейчас помню, из пивной часов в двенадцать ночи. Заворачивает во двор и видит, что по крыше ходит кто-то в белом. Управдом сразу начинает кричать: дескать, хулиганство! Слазь! Я в милицию! И так далее… И вдруг старушка Ступнина — мать нового жильца — подбегает к управдому и говорит: «Я вас умоляю! Это мой сын, он — лунатик, он может упасть с крыши, если очнется!» Старуха говорит: «Не кричите, он сам слезет: погуляет и пойдет обратно спать».
А надо сказать, что управдом был человек медицински не очень подкованным. Он про лунатиков раньше ничего и не слышал. Ну, пока старуха вела среди него разъяснительную работу, Ступнин действительно сполз с крыши обратно и полез в свое окно — спать…
Только наш управдом на этом не успокоился. Он, видать, предчувствовал себе от луны эту, как вы говорите, тревогу и на другое утро ударил по лунатизму: сразу же вывесил приказ по дому. Приказ, как сейчас помню, такой:
«Замечено, что отдельные жильцы настолько поддаются чуждому влиянию не наших планет (луны и др.), что позволяют себе из-за этого ходить по крыше в ночное время. В связи с чем предлагаю:
1. Всем гражданам, которые претендуют на лунатизм, в трехдневный срок оформиться в домовой конторе. Регистрация будет производиться при предъявлении справки от врача в том, что данный субъект действительно есть лунатик.
2. При посещении крыш и других высот нашего дома на почве лупы предлагаю укладываться в дневные часы. О каждой таковой вылазке ставить в известность домоуправление за три часа до лунатизма.
3. Без соблюдения вышеуказанных условий лунатизм в доме № 17/19 по Малоушинскому переулку считать недействительным».
Бедняга Ступнин от этого приказа прямо с ног сбился. Ходил на прием к управдому каждый день. Главное — Ступнин был человек тихий, законопослушный. Он говорит:
— Товарищ управдом! Во-первых, у меня со справкой неувязка…
Управдом спрашивает:
— Какая такая неувязка?
— В районной амбулатории получается неувязка. Они говорят: «Мы справок насчет лунатизма не даем. Это на ощупь или на глаз определить нельзя. Это надо видеть, как вы ходите по крыше ночью, а мы не можем наших медработников к вам приставлять на все ночи, чтобы они следили: полезете вы на крышу или нет…» И потом в амбулатории говорят: «Это же сразу видно — лунатик вы или нет. Раз полез наверх — значит, лунатик; не полез — не лунатик».
Но управдом не сдавался.
— У нас, — говорит он, — обратная точка зрения. Если мы не займемся тщательной проверкой, то это всякий будет говорить, что он лунатик, и нам скоро придется на крышу ставить милиционера: движение регулировать…
Ступнин плакался еще:
— И притом как же мне укладываться в дневные часы, когда мы имеем луну только по ночам? Опять неувязка!
— Не знаю, не знаю, — говорил управдом, — надо укладываться. В конце концов тут разница выходит в каких-нибудь пять-шесть часов… Сперва вы погуляете, потом луна выйдет. А домоуправлению удобнее…
Но, конечно, Ступнин не мог соблюдать условия, предписанные в приказе. И он несколько раз вылезал на крышу для своих прогулок, не имея справки, и главное — по ночам. Один раз произошел даже скандал. Дело было так: управдом возвращался домой из гостей. С женою. Было около часу ночи. Светила луна. Ступнин топал по крыше тихо и ровно, как будто за папиросами в магазин шел. Был он, само собой разумеется, в белой ночной рубашке: как поднял его с постели лунный свет, так он и поднялся на крышу.
Увидев лунатика, управдом просто зашелся от ярости. Но особенно кричать не приходилось: в общем и целом, дом у нас населен не лунатиками. Большинство жильцов спит. И негоже управдому ночью будить население вверенного ему дома. Управдом только погрозил кулаком Ступнину, потом вызвал дворника и два часа шепотом укорял его за недосмотр.
А дворник говорит:
— Я, когда дежурю, на небеса не привык заглядывать. Тут, дай бог, охватить бдительностью тех, которые шляются мимо ворот…
На другой день к Ступнину был послан этот самый дворник. Привели голубчика в домовую контору.
— Вы опять? — начал управдом. — Опять за старое?! Я иду с женою, а вы в одной рубашке щеголяете!
Ступнин оправдывается:
— Поймите, товарищ управдом, я же в это время не в себе.
— Я и не прошу вас быть в себе. Но в брюках вы обязаны быть! И в пиджаке обязаны, раз вы вышли на улицу! Да-с!
— Поймите же: я сам даже не знаю, когда меня потянет на крышу!
Поделиться книгой: