Мир в огне

Ввязываться в драку с демонопоклонниками — а судя по всему, секта в Торфинсе процветала не маленькая, если решила обзавестись собственным живым богом — не имело смысла. Бросать личину алхимика и немедленно бежать… додумать мысль Ислуин не успел: в кабинет буквально ворвалась запыхавшаяся Лейтис.

— Мастер! Нас собираются жечь!

— Кто? Когда?

— На центральной городской площади толпа. Я успела накинуть иллюзию и сбежать, но скоро они пойдут к нам. Повесился городской маг. Бургомистр сразу обвинил в этом нас, а часа полтора-два назад его вместе с женой кто-то зарезал. И служанка сейчас на площади рассказывает, что якобы видела меня, всю в крови и выскочившую верхом на чёрной кошке из спальни.

Ислуин выругался, потом добавил ещё одну витиеватую фразу на языке шахрисабзсцев и быстро рассказал ученице о своих догадках.

— Маг, видимо, давно был на грани срыва, — закончил он, — и моё вчерашнее заклятие стало последней каплей. Бургомистр, похоже, заметил, как я выходил от мага, побежал к хозяину секты — а тот решил, что секретность важнее. Служанка явно тоже из сектантов.

На сборы магистр отвёл полчаса: хотя вариант с бегством предусматривался ещё с первого дня, нужно было подготовить оружие и собрать некоторые вещи и инструменты, которые не упакуешь заранее, а бросать жалко. Они не успели совсем чуть-чуть. Солнце уже почти село, а ночь ещё несмело, но уже властно принялась менять тёплые тона на белые и серые, когда с нескольких сторон к дому потекли огненные реки факелов и послышался рёв и гул разгневанной толпы.

— Ведьма там! Сам видел, как забежала! Жги проклятых колдунов! — неслось со всех сторон.

Ислуин присмотрелся — острое зрение эльфа-мага даже в сумерках позволяло разобрать отдельные лица — и позволил себе усмехнуться: ну конечно же, одним из главарей был папаша несостоявшегося жениха. И уверены, что жертвы не сбегут — не поленились выдать с церковного алтаря чашу, вон аж вшестером пыхтят и тащат. В присутствии священника, который шёл чуть дальше, в округе развеется любая иллюзия.

Дом встретил погромщиков тёмными окнами и погашенными огнями. Минут пять людское море грозно шумело вокруг, потом снова раздались крики, в стёкла градом посыпались камни. Кто-то повторил призыв жечь ведьму, в стены полетели кувшины с маслом, несколько человек принялись ломать забор, чтобы завалить досками дверь… внезапно и дом, и округа на мгновение вспыхнули ослепительным жёлто-синим пламенем и люди застыли неподвижными статуями.

Не затронул свет только священника. Несколько секунд отец Райберт рассматривал замершую толпу, потом перенёс взгляд на дом: оттуда как раз выходили хозяева. Первым магистр — он успел избавиться от грима, и теперь с хищной грацией поджарого матёрого волка щеголял в чёрных штанах и куртке из особо выделанной многослойной кожи. Такие любят состоятельные наёмники, держит удар не хуже лёгкой кольчуги, весит меньше, а посеребрённые клёпки если что помогут драться с нечистью. Из-за спины зловеще выглядывали воронёные рукояти мечей. Вторым шла девушка… священник невольно сглотнул. Точь-в-точь как на фресках, где изображают святую Элсбет, когда она ещё не сменила оружие с меча на перо и книгу. Похожие тёмно-зелёные куртка и штаны подчёркивали фигуру, точно также в руках лук с наложенной стрелой. Одно отличие — волосы не распущены, а собраны в узел на затылке.

— А вы, отче, вижу, не удивлены? — раздался насмешливый голос Ислуина.

— Я мог бы сказать, — священник заставил себя отвести взор от Лейтис: нечего так бесстыдно пялиться, к тому же дома жена ждёт, — что плохой из меня пастырь, если я не умею видеть душу, а не облик. Но не буду. Ложь, всё-таки, тоже грех. Так получилось, что духовник графа Ланкарти, отец Маркас, учился вместе со мной. И мы переписываемся до сих пор, вот он в рассказе об осаде и описал вас. Хотя, честно признаюсь, я ещё долго сомневался.

— Но выдавать нас не стали. Вы хороший человек, отец Райберт. А эти люди не стоят вашей заботы.

— Вы…

— Забыли, я маг? Я почти сразу догадался, что вы хотите сделать. И понимаю что выбора у вас не было, иначе наши борцы с нечистью запросто разделались бы с вашей семьёй. Но всё же… Десять лет вашей жизни, чтобы с помощью чаши отвести глаза остальным — слишком большая цена.

— Всё равно. Они хорошие люди, хоть и поддались навету. Отец Маркас писал, как на стенах вы в одиночку дрались сразу с двумя порождениями ночных демонов. Потому здесь погибли бы все… Пусть лучше я один. И ещё. В лесу у дороги к тракту вас ждёт мой младший сын с лошадьми.

— Вы хороший человек, — повторил Ислуин. — Подозреваю, лошадей за такой короткий срок вы могли взять только в церковной конюшне. И платить за них собираетесь из своего кармана. Потому держите, — магистр сунул в руки священнику увесистый кошель.

— Тут слишком много…

— Остаток, — усмехнулся Ислуин, — потратите на ремонт. И ещё. Вы ведь понимаете, что Сберегающие так просто всё не оставят?

— Понимаю. И готов.

— Ну откуда у вас такая тяга к самоубийству, — буркнул себе под нос магистр. После чего, уже обращаясь к священнику, сказал. — Инквизиция обязательно приедет расследовать. И вас, как поддержавшего ложный навет, ничего хорошего не ждёт. Даже с учётом нашего спасения — наверняка ссылка. Потому, когда приедут Сберегающие, пусть старший из них передаст некоему отцу Энгюсу из Турнейга привет от того, с кем они вместе учили одного подающего надежды молодого человека, и следующие слова: «Светоч не может победить ночь, но способен отогнать тьму вокруг себя. А ещё может указать дорогу в город Торфинс, где рядом с городом есть усадьба с башенками и старым садом». Это убережёт вас от неприятностей.

— Спасибо.

— Рано ещё благодарить. Лучше пока помогите поджечь дом. Нехорошо получится, все сейчас видят, как он горит, очнутся — а дом целый.

Облитые маслом стены занялись быстро, после чего Ислуин и Лейтис растворились в подступившей ночи, а погромщики очнулись и тут же продолжили ломать забор, кидать обломки в огонь и радостно орать: заклятие магистра истошно визжало из пламени криками якобы горящих заживо. Не участвовал в бесноватом действе лишь священник — он отошёл в сторону, в темноту. Чтобы никто не видел до боли стиснутых рук и губ, которые на каждый вопль толпы беззвучно шептали: «Они люди. Они всё же люди…»

Пламя второе

Огонь во тьме

Турнейг, столица Империи. Май, год 498 от сошествия Единого.

Отец Энгюс нашёл Харелта в одной из небольших комнат, спрятавшихся на самом верхнем этаже старого крыла городского особняка семьи Хаттан. И, судя по стоявшей на столе бутылке креплёного вина и бокалу, парень решал для себя тяжёлый вопрос: пить или не пить? С одной стороны, вроде в его ситуации положено заливать горе спиртным. С другой не очень то и хочется. Священник шумно пододвинул свободный стул так, чтобы сесть лицом к Харелту и при этом опираться локтями на спинку, упёр подбородок в ладони и спросил:

— Давно ты так? Ладно, можешь не отвечать. Я успел спросить. С утра. Значит, открыл ты бутылку часа два назад, но она всё ещё полнёхонька. По-моему, ответ вполне очевиден.

— Отче, ну поймите же…

— Пойму. Почему не понять? Разругался с девушкой, которую считал невестой и без пяти минут женой. Бывает.

— Отец Энгюс. Дело не в этом!.. — Харелт стукнул по столику так, что бутылка и бокал жалобно подпрыгнули.

— Ну почему же? Когда выясняется, что любимая девушка, ради которой ты поссорился со своими друзьями, тебя использует, и нужны ей только твои связи и положение… Кстати, — священник широко улыбнулся, — по всему дому вовсю заключают пари — напьёшься ты или нет. Заодно расплачиваются по старому закладу: на то, в какой день ты прозреешь.

— Вы! Вы! — Харелт снова ударил по столику. Бутылка не выдержала и полетела на пол… Но не упала, подхваченная плавным кошачьим движением отца Энгюса.

— М-м-м, да это виноградники твоего дяди, и выдержка не меньше пяти лет… — принюхался священник, прежде чем поставить вино в дальний угол комнаты. — Харелт, ты варвар. Если так уж приспичит надраться в хлам, будь добр, в следующий раз делай это, пожалуйста, дешёвым портвейном. Можешь самогоном. И эффект достигается быстрее, и голова наутро болит сильнее, что способствует раскаянию за содеянное. А переводить на пьянку такое великолепное вино — это настоящее преступление перед истинными ценителями.

— Вы все знали… — парень без сил затих в своём кресле. И почти шёпотом закончил. — И ничего мне не сказали.

— А что тебе должны были сказать? — с лица отца Энгюса исчезла дурашливость, в воспитанника полетел насмешливый взгляд. — Ты взрослый человек. И сам строишь свою жизнь.

— Но вы! Вы! Вы могли меня предупредить. Объяснить, остановить.

— Ты ещё добавь «как духовный наставник», — ехидным тоном продолжил отец Энгюс. — А ты спрашиваешь? К тому же совет — это только совет, возможно, ошибочный. Я лишь человек, а не пророк и не отражение Единого. А нужна ли тебе помощь и будешь ли ты слушать чужие советы, решаешь только сам. Как сам и решаешь, каких людей ты хочешь видеть рядом с собой, и нужны ли тебе друзья, которые говорят правду — хочется её слышать или нет.

— Всем от меня чего-то надо. И Вам тоже, — Харелт забрался с ногами в кресло и мрачно посмотрел на священника. — Иначе бы Вы сюда не пришли.

Отец Энгюс повернул свой стул в правильное положение, вытянул ноги и ответил:

— Всю жизнь другим от тебя что-то будет надо. Издержки общественного положения как родственника императора. И ты должен научиться понимать, когда за просьбой, возможно даже не высказанной, стоит необходимость — а когда чья-то жадность или нечто похуже. Но мне и правда, кое-что от тебя нужно. Вот только, может мне лучше отложить разговор на завтра? Чтобы ты не подумал, что и я хожу к тебе только ради выгоды?

— Ладно уж, — вздохнул Харелт, — рассказывайте сейчас. Зная вас, отче, не думаю, что Вы бы пришли из-за пустяков. С вашими-то возможностями, — парень не удержался, чтобы хоть немного не поддеть священника за проповедь.

Отец Энгюс сделал вид, что намёка на свой высокий чин в ордене Сберегающих не заметил, и начал рассказ.

— Есть на северо-западе Большого соляного тракта небольшой такой городок Тейн. Даже не пытайся вспомнить название. Если тебе что-то скажет, неподалёку лежит Торфинс.

Харелт кивнул:

— Слышал. Там, кажется, с трактом пересекается дорога из Арнистона.

— Верно. Если Торфинс место оживлённое, то Тейн — сонное провинциальное захолустье. Произошло в этом городке событие неприятное, но, к сожалению, не смотря на все усилия Церкви, до сих пор случающееся. Одну местную девушку обвинили в колдовстве и сожгли дом, не дожидаясь приезда Сберегающих. Дальше всё должно было произойти как обычно. Зачинщиков на плаху, остальных участников погрома на каторгу. Даже то, что жертва осталась жива — местный священник сумел вывести её из города — виновных не спасло. И всё после этого успокоилось бы… Вот только перед бегством отец несправедливо обвинённой попросил передать некоему Энгюсу из Турнейга привет от того, с кем они преподавали вместе.

— Не может быть! — Харелт вскочил, не обращая внимания ни на то, что при этом больно ударился об стол коленом, ни на разбившийся вдребезги бокал. — Это были…

— Совершенно верно, — кивнул отец Энгюс. — Звали мужчину Ивар, а его дочь звали Лейтис. Сядь! — резко прозвучала команда. — Сядь и успокойся. Я понимаю, что тебе хочется начать искать их немедленно. Но не время. Имена в Империи распространённые, потому они и рискнули прятаться под собственными. Но если ты сейчас бросишься следом, за тобой могут последовать наёмники лорда Шолто — он, хоть и потерял своё влияние, обиды не забыл и на обычных убийц денег у него хватит.

— Они опять скроются, — буркнул Харелт. — Так, что мы их снова потеряем.

— Не совсем, — улыбнулся священник. — Можно задействовать возможности нашего ордена. Если ты окажешь ему услугу. Вот с этим я и пришёл.

— Чтобы Сберегающие чего-то и не могли сами? И вам понадобилась моя помощь, да так, что вы готовы торговаться как на базаре? — деланно удивился парень. — К тому же, отче, Вы говорили мне про долг. Вы могли передать просьбу через императора, а тот бы приказал — и всё.

— Если бы всё так просто, — вздохнул отец Энгюс. Вдруг лицо его стало жёстким, на скулах заиграли желваки. — Харелт. То, что я тебе сейчас скажу, не должно выйти из этой комнаты. Не знаю, откуда дан Ивар узнал — умение этого человека проникать во всякие тайны и очень вовремя вытаскивать их на свет Божий, меня удивляло с первого дня знакомства. В Торфинсе обосновалась секта демонопоклонников, во главе которой стоит один из Тёмных учителей. Отца Райберта, который передал нам слова дана Ивара, мы вместе с семьёй спрятали, сам дан Ивар сумел скрыться, о том, что мы вышли на след, никто не знает. Но в столице у Верящих-в-ночь обнаружился влиятельный покровитель. И стоит ему хоть слегка заметить наш интерес к Торфинсу, в сетях останется лишь мелкая рыбёшка.

— При чём тут я? — удивился Харелт.

— Ты станешь наживкой. Не под своим именем, естественно. Сыграешь одного из своих вассалов — пресыщенный жизнью молодой светский бездельник. Обязанности перед сюзереном скучны, жизнь пресна, к наркотикам испытываешь презрение. Но острых ощущений, можно даже слегка за гранью запретного, хочется. Идеальный материал для сектантов. Агент должен не просто выучить роль, он должен быть хорошо знаком со светской жизнью. Но просить кого-то другого из столичного общества рискованно. Людей, обладающих нужными знаниями и при этом способных пройти по лезвию ножа, в Турнейге не так уж и много, и все наперечёт. Твой же отъезд в свете недавних событий никого не удивит.

— Отче, — усмехнулся парень, — грубая лесть человека не украшает, вы мне не раз говорили. Да и брать «на слабо» у меня уже возраст не тот.

— Это не лесть, — вздохнул священник. — Риск для «наживки» огромен, и будь только моя воля, я бы отправил кого-то из наших послушников. Но тропы судьбы легли так, что других способов захватить нечестивца я не вижу. Потому и пришёл просить тебя.

— Тогда чего же вы спрашиваете? — Харелт встал и махнул рукой в сторону двери. — Вы сами только что говорили — долг будет звать меня всю жизнь. А семья Хаттан всегда стояла на страже интересов Империи. Предлагаю времени не терять. Но сперва… — парень прополоскал вином рот и полил на руки. — А то ставки на меня делать удумали, — буркнул он себе под нос. — До хрипоты спорить будете, пил — или не пил.

Две недели спустя Харелт под именем дана Хекки сидел на званом обеде у бургомистра Торфинса — хотя обед больше напоминал небольшое торжество, после десерта обещали даже танцы. Торфинс городом был немалым, торговым, потому «солидных людей», жаждущих познакомиться и пообщаться со столичным гостем оказалось достаточно. Особенно почтенных матрон с дочками, слетевшихся как пчёлы на мёд, едва узнали, что гость не женат. Впрочем, ко второй перемене блюд ни девушки, ни внимание их родительниц Харелта не волновали, куда больше беспокойства доставляла ему собственная бородка, расчёсанная и завитая по последней моде. И также по последней столичной моде тщательно выкрашенная вместе с волосами в серебряный и синий цвета. Со всех сторон это было удачно, так как позволяло спрятать очень приметную рыжину — иначе хоть раз заночуешь в гостях, не успеешь после утреннего туалета спрятать бритвенный прибор, и всё инкогнито раскрыто. Но как же эта проклятая борода с непривычки чесалась! А ещё внимательно приходилось следить, чтобы случайно не макнуть её в соус и не испортить впечатление вычурного и изысканного мальчика из высшего света.

Чтобы хоть как-то отвлечься, Харелт вслушался в болтовню сидящего рядом бургомистра. Тот как раз с печалью рассказывал о событиях в Тейне: мол, позор-то какой — священник поддержал самосуд над невинной девушкой. А до этого все на него чуть не молились, и совета чаще именно у него спрашивали, хотя главная церковь прихода в Торфинсе стоит. А ещё скандал, аж до столицы дошло. Харелт поддакнул — да, да, он вот тоже слышал. А мысленно добавил, что ещё бы ему не слышать. Было не исключено, что отец Райберт тоже являлся одной из целей сектантов — если в самом Торфинсе в церковь ходили больше для приличия, то яркие проповеди священника из Тейна собирали огромную толпу. Поэтому, как только стало известно о демонопоклонниках, отца Райберта немедленно вместе с семьёй спрятали в одной из резиденций Сберегающих, а по всей округе поползли слухи о суде. Причём разговоры и пересуды дошли даже до столицы, где ими и заинтересовался тот самый Хекки, который приехал «посмотреть, как жила настоящая ведьма».

Стенания бургомистра прервали поданный молочный поросёнок, следом обильный десерт… А затем начался бал, где гость из Турнейга снова оказался в центре внимания. Молодые девицы и местные «сливки общества» словно сговорились и все как один спрашивали о новостях моды и столичных веяниях — да так дотошно, что Харелт первый раз помянул добрым словом все те ненавистные мероприятия и салоны, по которым его таскала бывшая ненаглядная. Зато разнообразные «солидные граждане города» старательно зазывали парня в гости или приглашали посетить какое-нибудь мероприятие, где ему, конечно же, гарантировано самое почётное место — ведь отец дана Хекки служит лично лорду Хаттан, и сын обязательно займёт место родителя.

Харелт только отмахивался — батя крепок, слава Единому до необходимости работать самому ещё далеко. После чего подхватил большую пивную кружку, налил туда крепкого вина и провозгласил тост: «Пусть эта печальная доля настигает нас как можно позднее, чтобы мы успели насладиться всеми радостями жизни. И лишь когда всё надоест — находили смысл в скучных государственных делах». Со всех сторон послышались крики одобрения — и льстивые, и искренние. Особенно когда Харелт залпом выпил кружку до дна… мысленно содрогнувшись. Снадобье, которым снабдил его отец Энгюс, позволяло ради образа пить не пьянея, вот только похмелье от него было наутро куда сильнее естественного. Внезапно общий хор нарушил низкий грудной голос:

— Одумайтесь, бесстыдники! Заповедано вам, что в поте лица надобно хлеб добывать и только тогда ждёт вас награда небесная. А все земные развлечения и радость плоти — от ночных демонов!

Обернувшись, Харелт увидел стоящего вполоборота к нему странного человека. Коротенький, толстый, неопределённого возраста, с бычьей шеей и круглым, тяжёлым лицом, которое вместе с двойным подбородком обвисало складками, точно вымя коровы. Человек был одет в короткую рясу не по размеру: шея и часть груди оказались открыты вырезом, на спине ткань топорщилась складками, а короткие, жирные ноги обнажены до колена. На ногах по виду простые, но явно удобные и сделанные на заказ сандалии. Зато коротко стриженные тёмные волосы и бородка клинышком словно принадлежали другому человеку — тщательно ухожены, явно старался очень хороший цирюльник. И от этого мужчина выглядел ещё комичней.

— Не обращайте внимания, дан Хекки, — раздался рядом негромкий голос с чуть женственной бархатной хрипотцой, — он всегда такой. Уж простите его, жизнь потрепала, вот теперь ходит да ворчит на каждый праздник.

Увидев непонимающий взгляд собеседника, рассказчик продолжил объяснение.

— Он в молодости белым был священником[2], женился, дочка родилась. А потом грабители в дом забрались, всех и порешили. После положенного траура второй раз жениться хотел — так невеста пошла в лес незадолго до того, как у её родителей уже официально руки попросят, упала в овраг, да и померла. Пока хватились, искать начали — следов никаких. Месяц искали, так тело зверьё уж изгрызло — только по серьгам, что жених дарил, и опознали. Отец Кайлик, говорят, чуть умом не тронулся, потом решил, что знак свыше — и в чёрные подался, обет безбрачия принёс. А как настоятелем церкви в Торфинсе стал, так приют открыл для сирот. Вот только собирает туда всё слабых здоровьем, постоянно кто-то да помирает. А отец Кайлик от этого ещё больше переживать начинает, чуть не всё время там пропадает. Зря он только — коли Единый решил кого к себе призвать, так человек помешать не может.

Харелт, краем уха слушая слова священника, кивнул. Уважением настоятель местной церкви явно не пользуется, к тому же, судя по сегодняшнему визиту, имеет склонность к занудному морализаторству и нравоучениям. Неудивительно, что у него под носом расцвела секта — особенно если он фактически запёрся в церковном приюте и жизнью города не интересуется. Но это пусть разбирается епископ, а задача наживки — приманить крупную рыбу. И любые знакомства… Харелт внимательно посмотрел на рассказчика. Полная противоположность священнику. Лицо как топор, высокий, худой, словно жердь, мужчина лет сорока, в изысканном тёмно-синем камзоле. Причём камзол запросто обманет простотой покроя, неброской тканью и отсутствием украшений — но знающему человеку и тем, что портной использовал бадахосский жаккард[3], и великолепным качеством работы сразу объяснит: хозяин цену и себе, и деньгам знает.

— Позвольте представиться, — с достоинством сказал мужчина, заметив интерес. — Барон Стратавен.

Харелт мысленно усмехнулся: достоинство-достоинством, но вот своё отношение ко мне как к более знатному поспешил продемонстрировать сразу. «Дан Стратавен» не прозвучало.

— Дан Хекки, — а про себя добавил: «Ладно, будем считать, игру я принял». Вслух же продолжил чуть высокомерным и капризным тоном. — Господин барон, а вы не просветите меня, как знакомый со здешними нравами. Отец Кайлик сильно обидится, если мы аккуратно уйдём?

— Не думаю. А давайте я вас лучше познакомлю с хорошими девушками, которые не будут читать нотаций и строить далеко идущие планы, — подмигнул барон. После чего подхватил Харелта под руку и повёл в другой конец зала.

Утро парень встретил в постели одной из девиц, маясь жутким похмельем. Не утешало даже то, что соседка по кровати вечером тоже изрядно набралась и теперь изнывала от головной боли. Она-то особых настоев не пила, и пройдёт у неё всё куда быстрее и легче… Харелт перехватил недовольный взгляд, встал и начал одеваться. Плевать, если девушка обидится или примет его недовольство на свой счёт, ведь ночью она по пьяни оказалась не на высоте — и теперь завидовавшие с вечера подружки обязательно пройдутся по её самолюбию. Дай только им узнать, что кавалер сбежал, едва проснулся. А ему сейчас главное добраться к себе и рухнуть бревном желательно до полудня… Когда возле дома его встретил барон Стратавен, Харелт чуть не убил нежданного визитёра на месте.

Впрочем, барон оказался человеком тактичным, и состояние молодого человека оценил сразу. Потому лишь усмехнулся, помог подняться в комнату и ушёл. Вернувшись лишь вечером, чтобы утащить Харелта на новый приём. Но ни пить, ни новых девиц не предлагал — хватило намёка на то, что «вино и готовых запрыгнуть в постель неумелых дур можно найти сколько угодно и не покидая Турнейга».

Глупая череда праздников длилась полторы недели, за которые барон незаметно старался набиться к молодому оболтусу в друзья, а Харелт изо всех сил изображал простофилю с огромным самомнением. Наконец рыбка клюнула: возвращаясь с очередного бала, который по случаю приезда сына столь значимой особы, как личный вассал одного из лордов, давал богатейший в городе купец, барон аккуратно подвёл разговор к литературе, причём литературе пикантного содержания. Харелт внутри напрягся, хотя внешне постарался выглядеть по-прежнему беззаботным: вот оно! Не зря вчера его вещи обыскали. Причём сделали всё настолько аккуратно, что если бы не практика помощником следователя, он бы ничего не заметил. Значит, в вещах нашли сочинения Гаврана, хоть и запрещённые, но всё равно среди золотой молодёжи популярные. А кроме описания оргий с подростками, формально из-за которых цензорский комитет канцлерского совета и согласился с пожеланием Синода запретить творчество Гаврана, изрядная часть книги была посвящена ведьмам и всем прочим, хлебнувшим тёмного искусства — и потому прославившихся как отменные любовницы.

— Так что скажете, дан Хекки? — закончил барон.

— Ну… Если вы её так нахваливаете и говорите, что ту ночь вспоминали долго… А днём зайти можно?

— Можно, конечно. Но почему именно днём? — удивился барон.

— Понимаете… Прислуга за мной шпионит, я уверен, батя ей приказал. Потому-то к ночи я и стараюсь возвращаться. И когда приедем в Турнейг, если… Впрочем, это вас не касается. Главное, что вот днём вопросов ни у кого не возникнет.

— Добро, — понимающе кивнул барон. — Я постараюсь договориться на послезавтра. И поверьте — ощущения вас ждут незабываемые.

Из дома на самой окраине города Харелт выходил с выражением какого-то животного восторга на лице, впечатления от встречи не смог бы, наверное, удержать внутри ни один мужчина. Даже отец Энгюс, а уж Харелту-то до искусства самоконтроля Сберегающих далеко. Барон, встретивший приятеля на крыльце, отнёсся к его виду с многозначительным пониманием. А когда они прошли пару улиц, аккуратно принялся намекать, что, мол, девица научилась всему от одной женщины, и превосходит наставница в искусстве любви воспитанницу примерно так, как сегодняшняя девушка ту дуру, которая запрыгнула к уважаемому дану Хекки на приёме у бургомистра.

Харелт в ответ только кивал, соглашался подумать… Сердце бешено стучало и униматься не хотело: он вышел на след! Что будет дальше, в принципе, уже понятно. В Империи проституция находилась на полулегальном положении, но когда Харелт ездил на север, то часто бывавшие в Бадахосе попутчики рассказывали, что на юге девушкам из дорогих публичных домов обязательно стараются приглашать в учителя жрицу культа плодородия из Матарама — и вытворяют девицы потом нечто похожее на сегодняшнюю любовницу. Особенно если подмешать в воду что-то из лёгких галлюциногенов. Столичному простофиле этого должно хватить, чтобы купиться на обещания новых наслаждений, пусть даже для этого и придётся слегка переступить грань запретного. Потом ещё немного — а дальше, глядишь, ты либо становишься сектантом, либо так опутан шантажом, что превратишься в послушную марионетку.

За размышлениями Харелт не заметил, что они уже у его дома, а барон замолчал, ожидая ответа.

— А, что? Простите…

— Ничего, ничего. Так, когда вы говорите? Я бы рекомендовал особо не откладывать. Пока свежи впечатления и есть возможность сравнивать.

«Торопишься, — мысленно усмехнулся Харелт. — Боишься, уеду раньше, чем ты успеешь меня привязать. Или прислуга вправит мозги зарвавшемуся молокососу, ведь запросто папенька такой приказ мог отдать, зная натуру наследничка. Не буду разочаровывать».

Парень на пару минут застыл на крыльце, изображая борьбу страха и распалённой похоти, потом с наигранной бравадой бросил:

— Вы правы, барон. Не стоит откладывать. Пойдёмте со мной, пока мне готовят барахло для выезда, выпьем хорошего вина из виноградников самого лорда. Взял, знаете, из отцовских запасов, если захочется не местной кислятины, а по-настоящему благородного напитка.

В доме Харелт сразу же потребовал собрать его вещи: он уезжает на два-три дня. Пожилой лакей, руководивший и прислугой, и распорядком дня молодого господина, попытался было протестовать, мол, нельзя ехать одному — хоть пару грумов с собой надо взять. Харелт в ответ взорвался:

— Да как ты смеешь, раб, указывать благородному дану? Знай своё место! — и кинул в слугу бокал со стола.

Старик без труда увернулся, покачал головой, но в присутствии второго благородного господина спорить не рискнул. Барон позволил себе, пока думал, что на него не смотрят, усмешку — понятно, для этого его мальчик и звал. В одиночку спорить с доверенным отцовским слугой боится, а так можно и попетушиться. Схоже оценил происходящее и старик, поэтому недовольно бурчал себе под нос до вплоть момента, когда лакеи сложили чемоданы в вызванную бароном коляску, и лошади тронулись, а потом остался на крыльце, сверлить спины недовольным взглядом… Харелт уезжал со спокойной душой: скандал был условным знаком, что сектанты пригласили его на свою церемонию. И уже через пару часов рядом с городом будет наготове отряд инквизиторов, ждать сигнала от «приманки».

Коляска завершила путь за городом, и Харелт с интересом принялся рассматривать большой трёхэтажный старый дом, с увитыми плющом стенами и изящными башенками по углам здания. Впрочем, разбитый вокруг сад заинтересовал его куда больше. Большой, даже слишком для такой усадьбы. И много высоких деревьев, они сплошной стеной обнимали все постройки — так, что и из окон дома, и из любого сарая или конюшни, и даже из-за внешней ограды просматривался только ближайший к наблюдателю пятачок. Вроде бы так получилось случайно — но чутьё мага и образование по части фортификации подсказывали, что изрядную часть деревьев сажали много позже строительства центрального дома, а потом ускоряли рост. Сердце ёкнуло и забилось быстрее, как перед дракой, когда на тебя уже смотрит противник… Харелт заставил себя успокоиться и последовать в дом за бароном, который ждал на крыльце и начинал выказывать нетерпение.

Весь следующий день Харелту пришлось ждать в предоставленных ему апартаментах. Безделье утомило, даже не пришлось играть раздражение от задержки. Но приставленный слуга коротко отвечал, мол, таково распоряжение барона, к тому же благородный господин сам хотел, чтобы его пребывание оставалось инкогнито. Пришлось согласиться. От нечего делать Харелт даже ознакомился с книжкой Гаврана, которую перед отъездом кинул в свои вещи «для поддержания образа» не читая: в отведённых комнатах она нашлась аж сразу в двух изданиях. А высокий резной шкаф скрывал ещё не меньше двух десятков сочинений подобного содержания, но на них Харелт времени тратить не стал — сплошные похабные сцены там отличались друг от друга только именами персонажей, к тому же, в отличие от Гаврана, литературный талант у прочих авторов отсутствовал начисто.

Барон появился на закате, когда, по его мнению, нетерпение гостя должно было достичь пика. Хозяин сразу же пресёк негодование парня, сказал, что его уже ждут… Но сначала стоит перекусить — иначе будет обидно, если дану Хекки не хватит сил и на половину утех. Харелт согласился, хотя привкус лёгкого ужина его и насторожил. Впрочем, он тут же решил — травить его не будут, скорее всего, в еде опять какой-то галлюциноген. Но о том, что Харелт маг, сектанты не догадались, иначе добавили бы заодно снадобье, которое снижает способности. А без этого организм справится с отравой намного быстрее, чем рассчитывают хозяева. Потому, когда барон вручил мешковатый балахон с капюшоном, и потребовал надеть вместо своей одежды, а затем пригласил следовать за собой, Харелт не колебался ни секунды.

Как и ожидалось, лестница, укрытая за потайной панелью в одной из комнат, привела барона вместе со спутником на подземный ярус. Дальше пошёл длинный коридор с многочисленными поворотами. Факел в руке проводника чадил и света почти не давал, лишь с трудом позволял не отставать от размытой фигуры впереди. Всё остальное терялось в кромешной темноте. К удивлению Харелта, он не мёрз, хотя босые ступни ощущали голый шершавый камень плит, из которого, судя по всему, строили и стены — а из одежды на нём был только балахон на голое тело.

Ударивший после очередного поворота по глазам свет заставил остановиться и заморгать по-совиному. Но когда зрение восстановилось, стало понятно, что они вышли в круглую комнату метров двенадцати-четырнадцати в поперечнике. В центре — пентаграмма, по вершинам лучей вделаны в пол металлические прутья почти в человеческий рост, на которых сверху горел багровый огонь. А внутри пентаграммы два сектанта в знакомых балахонах прижимали к полу хорошенькую коротко стриженную золотоволосую девочку лет двенадцати-тринадцати в белой рубахе до колен. Точь-в-точь как в книжке, которую он читал сегодня днём. Увидев вошедших, девочка принялась с новой силой отчаянно сопротивляться, пытаясь лягнуть своих врагов — потому рубаха задралась вверх, бесстыдно обнажая ребёнка ниже пояса… Харелт вдруг почувствовал жар внизу живота и свою возбуждённую плоть.

«Не собирались они затягивать столичного дурака в секту, — вспышкой молнии пришло понимание. — Шантаж!» Дрянь в ужине была не галлюциногеном! Сейчас он должен девчушку зверски изнасиловать, затем, когда уйдёт, её принесут прямо в пентаграмме в жертву. А утром тело и заключение врача покажут дану Хекки — после чего у него выбор либо послушно выполнять все указания, либо на эшафот. И можно не сомневаться, что именно решит мальчик из золотой молодёжи.

Харелт сделал небольшой шажок, стараясь, как учил отец Энгюс, обуздать дикий огонь своих эмоций, сковать стальными тисками воли и направить в цель всепоглощающим пламенем. Вдох. Шаг. Выдох. Из под капюшона барона метнулся хищный взгляд: давай-давай дурачок, пытайся удержаться. Всё равно не сможешь. Вдох. Новый шаг. Снова выдох. Ближе. Ещё ближе.

Когда осталось всего полтора метра, Харелт, наконец, позволил ярости прорваться наружу. «Хат-та!..» — с диким рёвом, с яростью берсеркера он кинулся вперёд. Первый сектант получил удар в висок, почти сразу второй — ногой в колено и ребром ладони по горлу. И тут же в основании ближайшего светильника полетело пламя — и пусть заговорённый камень стен погасил атакующую магию очень быстро, бешенство помогло выдернуть прут из разбитого ударом пола. Мгновение — и парень уже стоял лицом к проходу, в зверином прыжке попытавшись дотянуться до барона. Удалось наполовину. Мужчина всё-таки успел заскочить в коридор и в темноте преследовать Харелт не рискнул. Но, судя по донёсшейся ругани, зацепил его Харелт неплохо.