Иуда Искариот — предатель или святой

Страшась своей душевной слабости и не желая больше искушать ни себя, ни Отца, Иисус дает прямое указание единственному, в ком он был уверен более всего — Иуде Искариоту, поскорее помочь ему в завершении своей миссии.

6.

Предвидим давно сдерживаемые возражения противников Иуды Искариота.

Действительно, — могли бы заявить наши оппоненты, — Иисус даёт указание Иуде предать его, однако эти слова обращены не к другу, а к преступнику, каковым Иуда, собственно, и является. «Моё время пришло, — как бы говорит он предателю. — Довольно медлить! Хватит малодушничать! Раз решился на чёрное дело, иди и сделай то, что задумал»[105]. Возможно, Иуда, действительно, проявил малодушие, испугавшись в последний момент предстоящего деяния, а может быть, он вообще решил отказаться от задуманного — ведь деньги за преступление он уже получил! Если принять, что Иуда отличался безнравственностью и беспринципностью, то он вполне мог предать не только Иисуса, но и первосвященников, нанявших его. Однако Иисус, понимая необходимость запланированного Иудой, в решающий час направляет его, вынуждает завершить начатое. Возможно также, Иисус, действительно, боялся проявить обычную человеческую слабость, опасался, что в последний момент душевные силы покинут его и он откажется от выполнения своей миссии, — и потому торопит Иуду: «Что делаешь, делай скорее — иначе будут поздно». Оба и Иуда, и Иисус — стояли на пороге событий, в которых им предстояло принять непосредственное, решающее участие — неудивительно поэтому, что и тот, и другой испытывали страх перед грядущим.

Иуда, подстёгиваемый словами Учителя, пошёл и предал Иисуса в руки врагов.

7.

Предложенная версия весьма убедительна, однако против неё может быть выдвинуто как минимум два контраргумента.

Первый. Вспомним кусок хлеба, который Иисус, «обмакнув… подал Иуде Симонову Искариоту». Мы уже выяснили, что Иисус никогда не сделал бы этого, будь Иуда преступником и грешником, т. к. свято чтил традиции своего народа. Такой чести он мог удостоить только верного друга.

Второй. Мы знаем, что Иисус был чужд греха, ибо затем и пришёл в мир, чтобы победить его. Мы знаем также (об этом речь уже шла выше), что он никогда не стал бы провоцировать совершение греха другим человеком. Провидя помыслы и поступки своих учеников, он не допустил бы, чтобы Иуда совершил предательство, руководствуясь негативными побуждениями и тая в душе злой умысел. И уж тем более он не стал бы сам толкать его на преступление — а ведь именно так, согласно традиционной версии, следует трактовать обращённые к Иуде известные слова Иисуса.

Таким образом, мы приходим к явному несоответствию в выводах «традиционалистов». Если Иисус произносит роковые слова (роковые как для него самого, так и для Иуды), то обращены они могут быть только к другу, преданному, верному сподвижнику, готовому на любую жертву ради Учителя.

Поцелуй Иуды

Целованием любви предаем мы тебя.

Леонид Андреев, «Иуда Искариот»

1.

Особое место в анализируемом событии занимает кощунственность формы «предательства» Иисуса Иудой Искариотом, вошедшей в список метафор как «поцелуй Иуды». По крайней мере, именно так трактуется этот факт сложившимся за две тысячи лет общественным мнением.

Приведём свидетельства всех четырёх евангелистов, в которых даны описания ареста Иисуса.

Тогда приходит к ученикам Своим и говорит им: вы всё ещё спите и почиваете? вот, приблизился час, и Сын Человеческий предаётся в руки грешников; встаньте, пойдём: вот, приблизился предающий Меня. И когда ещё говорил Он, вот, Иуда, один из двенадцати, пришёл, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и старейшин народных. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его. И тотчас подошед к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! И поцеловал Его. Иисус же сказал ему: друг, для чего ты пришёл? Тогда подошли, и возложили руки на Иисуса, и взяли Его. И вот, один из бывших с Иисусом, простерши руку, извлёк меч свой и, ударив раба первосвященникова, отсёк ему ухо. Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечём погибнут; или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? Как же сбудутся Писания, что так должно быть? В тот час сказал Иисус народу: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями взять Меня; каждый день с Вами сидел Я, уча в храме, и вы не брали Меня. Сие же всё было, да сбудутся писания пророков. Тогда все ученики, оставивши Его, бежали (Мф. 26:45–56).

Кончено, пришёл час; вот, предаётся Сын Человеческий в руки грешников; встаньте, пойдём: вот, приблизился предающий Меня. И тотчас, как Он ещё говорил, приходит Иуда, один из двенадцати, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и книжников и старейшин. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть; возьмите Его, и ведите осторожно. И пришед тотчас подошёл к Нему и говорит: Равви! Равви! И поцеловал Его. А они возложили на Него руки свои и взяли Его. Один же из стоявших тут извлёк меч, ударил раба первосвященникова и отсёк ему ухо. Тогда Иисус сказал им: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня; каждый день бывал Я с вами в храме и учил, и вы не брали Меня; но да сбудутся Писания. Тогда, оставивши его, все бежали (Мк. 14:41–50).

Когда Он ещё говорил это, появился народ, а впереди его шёл один из двенадцати, называемый Иуда, и он подошёл к Иисусу, чтобы поцеловать Его. Ибо он такой им дал знак: Кого я поцелую, Тот и есть. Иисус же сказал ему: Иуда! целованием ли предаёшь Сына Человеческого? Бывшие же с Ним, видя, к чему идёт дело, сказали Ему: Господи! не ударить ли нам мечём? И один из них ударил раба первосвященникова и отсёк ему правое ухо. Тогда Иисус сказал: оставьте, довольно. И коснувшись уха его, исцелил его. Первосвященникам же и начальникам храма и старейшинам, собравшимся против Него, сказал Иисус: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня! Каждый день бывал Я с вами в храме, и вы не поднимали на Меня рук; но теперь — ваше время и власть тьмы (Лк. 22:47–53).

Сказав сие, Иисус вышел с учениками Своими за поток Кедрон, где был сад, в который вошёл Сам и ученики Его. Знал же это место и Иуда, предатель Его, потому что Иисус часто собирался там с учениками Своими. Итак Иуда, взяв отряд воинов и служителей от первосвященников и фарисеев, приходит туда с фонарями и светильниками и оружием. Иисус же, зная всё, что с Ним будет, вышел и сказал им: кого ищете? Ему отвечали: Иисуса Назорея. Иисус говорит им: это Я. Стоял же с ними и Иуда, предатель Его. И когда сказал им: «это Я», — они отступили назад и пали на землю. Опять спросил их: кого ищете? Они сказали: Иисуса Назорея. Иисус отвечал: Я сказал вам, что это Я; итак, если Меня ищете, оставьте их, пусть идут, — да сбудется слово, речённое Им: из тех, которых Ты Мне дал, Я не погубил никого. Симон же Петр, имея меч, извлек его, ударил первосвященнического раба, отсек ему правое ухо; имя рабу было Малх. Но Иисус сказал Петру: вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец? Тогда воины я тысяченачальник и служители Иудейские взяли Иисуса, и связали Его (Ин. 18:1-12).

Из приведённых выше фрагментов следует, что в жизнеописаниях Иисуса имеются разночтения. Поскольку же они не противоречат друг другу, а, напротив, дополняют, попытаемся, сопоставив все приведённые авторами факты, составить единый рассказ, учитывающий все детали приведённых свидетельств. Это необходимо сделать ввиду важности события. Итак:

Тёмная апрельская ночь (канун Пасхи), особенно тёмная именно в этих широтах и именно в это время года. Возможно, светит луна, но именно поэтому в тени мрак кажется ещё более чёрным и густым.

Пригороды Иерусалима. Иисус с одиннадцатью учениками (Иуда накануне ушёл за стражей) приходит за поток (ущелье) Кедрон, где был сад (или лес, роща) — именно там, по его предвидению, должна произойти развязка. Сад, наверняка уже покрывшийся листвой и потому бросающий на землю густую тень, ещё более усугубляет темноту ночи.

Появляется Иуда во главе толпы народа и вооружённых стражников, посланных первосвященниками арестовать Иисуса, с фонарями и светильниками. Иуда даёт знак стражникам: «Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его, и ведите осторожно». Иисус, заранее ожидая их появления, выходит вперёд. Одиннадцать учеников не решаются последовать за Учителем и прячутся за его спиной, один только Пётр с мечом в руке следует за Иисусом. Иуда встречается с Иисусом, приветствует его: «Радуйся, Равви!» и целует. Иисус говорит ему: «Друг, для чего ты пришёл? Целованием ли предаёшь Сына Человеческого?» Иуда, видимо, не успевает ответить, так как в этот момент подходят следующие за ним по пятам стражники с оружием и фонарями.

Теперь Иисус обращается к ним: «Кого ищете?» Те, неуверенные, что перед ними тот, кто им нужен (неверный свет фонарей в ночной тьме, в тени густых крон, вряд ли способен чётко высветить фигуру Иисуса), отвечают ему: «Иисуса Назорея». Иисус отвечает им: «Это Я». Стражники в смятении отступают назад и падают на землю. Иисус повторяет свой вопрос: «Кого ищете?» И вновь они отвечают: «Иисуса Назорея». Во второй раз Иисус указывает им на себя: «Я сказал вам, что это Я; итак, если Меня ищете, оставьте их [учеников], пусть идут». Только после этого стражники приступают к нему, чтобы схватить его.

Пётр же, желая, по-видимому, вступиться за Иисуса, извлекает меч и бьёт им первосвященнического раба, отсекая тому правое ухо. Но Иисус останавливает Петра: «Вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец? Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов [для защиты]?» Сотворив чудо, он исцеляет раба. Затем обращается к арестовавшим его: «Как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня! Каждый день бывал Я с вами в храме, и вы не поднимали на Меня рук; но теперь — ваше время и власть тьмы». Но те вместо ответа связывают его.

Ученики в панике оставляют Иисуса и бегут прочь.

2.

Итак, если внимательно вчитаться в приведённый текст, то сразу же возникает множество вопросов. Зачем Иуде нужно было указывать на Иисуса, если того и так прекрасно знали в лицо? Что означает поцелуй Иуды? Что означают слова Иисуса, обращённые к Иуде? Почему Иисус не избежал ареста, хотя мог это сделать, обратившись за помощью к Отцу? Более того, почему он запретил Петру вступиться за него, когда тот уже пустил в ход свой меч? Если придерживаться традиционных взглядов на предательство Иуды, то чёткого, логичного ответа на эти вопросы получить не удастся. Поэтому попытаемся ответить на них, исходя их нашей версии.

Вопрос первый: зачем Иуде нужно было указывать на Иисуса, если того и так прекрасно знали в лицо? Из приведённых ниже слов следует, что Иисус был хорошо известен не только своим сторонникам, но и врагам. Об этом свидетельствует всё повествование Евангелий, на страницах которых не раз упоминаются встречи Иисуса с фарисеями, их горячие споры, едва ли не доходящие до ссор.

Каждый день бывал Я с вами в храме, и вы не поднимали на Меня рук (Лк. 22:53).

Первосвященник же спросил Иисуса об учениках Его и об учении Его. Иисус отвечал ему: Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего; что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что я говорил им; вот, они знают, что Я говорил (Ин. 18:19–21).

О том же косвенно свидетельствует также и опознание Петра иудеями:

И подошла к нему одна служанка и сказала: и ты был с Иисусом Галилеянином (Мф. 26:69).

Наивно было бы полагать, что знающие в лицо ученика Иисуса — Петра нуждались в посторонней помощи для опознания самого Учителя — Иисуса.

Выходит, указание Иуды на Иисуса было лишним? Отнюдь. Да, Иисус хорошо был известен, и особенно в Иерусалиме — это не подлежит сомнению. Однако вспомним, в каких условиях происходил арест. Ночь, густые кроны деревьев, беспросветная темень. Неверные отблески фонарей, вряд ли способные осветить чащу. Вероятность ошибки при аресте даже хорошо известного человека в таких условиях была очень велика, но и Иисус, и Иуда знали: ошибки быть не должно — иначе все их усилия могут пойти прахом. Потому-то и даёт знак стражникам Иуда: «Кого я поцелую, Тот и есть». Ту же цель преследует и сам поцелуй Иуды. Однако поцелуй не дал ожидаемого результата: стражники всё ещё не решаются схватить Иисуса, то ли по причине темноты (знак-поцелуй мог быть ими не замечен), то ли из страха перед Иисусом, о котором знали, что он умел творить чудеса и управлять бесами. С этого момента Иисус сам руководит своим арестом.

3.

Вопрос второй: что означает поцелуй Иуды? Казалось бы, ответ на этот вопрос мы только что получили, однако это не совсем так. Поцелуй имеет ещё и другой смысл, значительно более важный. Да, для стражников поцелуй служил сигналом, но предназначался он в первую очередь не для них, а для Иисуса. На самом деле поцелуй олицетворяет собой прощальный жест посвященных в известную лишь им высшую тайну двух мучеников, один из которых шёл на физическую смерть во имя вечной славы, второй — во имя вечного позора. Своим поцелуем Иуда выражает преданность Иисусу, прощание с горячо любимым другом и товарищем. Тем же поцелуем Иуда, вероятно, просит у Иисуса прощение за то, что подверг его нечеловеческим страданиям. Считать же поцелуй только знаком, указывающим стражникам на Иисуса, было бы в корне неверно. Куда проще, естественнее и надёжнее было бы просто взять Иисуса за руку, или схватить за плечо, и затем передать его посланникам фарисеев.

Характерным является также приветствие Иуды: «Радуйся, Равви!» Так можно приветствовать только близкого друга, учителя, но никак не того, кому желаешь зла.

Да, бытующая версия о том, что Иуда своим поцелуем проявляет верх кощунства, скорее всего неверна, — могли бы возразить наши оппоненты из лагеря «традиционалистов», — так как она не подтверждена библейскими текстами, однако видеть в поцелуе прощание двух верных друзей также было бы ошибкой. И тем не менее, это именно прощание: возможно, в грешной душе Иуды, который понимает, что совершает непоправимое зло, в последний момент пробуждается человеческое чувство. Он хочет проститься с предаваемым им Учителем, так как знает: больше он его никогда не увидит. Возможно, в глубине души он был всё-таки привязан к Иисусу, и сейчас, в этот критический, переломный момент в их общей судьбе, скрытая привязанность проявилась во всей своей полноте. Как бы то ни было, но этот проблеск человечности не снимает с Иуды обвинения в предательстве: не следует забывать и о второй функции этого поцелуя — указании стражникам на Иисуса.

Совершенно верно, — отвечаем мы, — поцелуй есть проявление искренних человеческих чувств, выход которым Иуда даёт самым естественным образом. Боль, отчаяние, страсть, сожаление, смятение, смертельная тоска, ощущение неотвратимости жестокой судьбы — весь этот сонм чувств воплотился в одном-единственном прощальном поцелуе. Однако невозможно себе представить, чтобы искренняя привязанность к Иисусу, пусть даже только-только пробудившаяся, уживалась бы в душе Иуды с крайним цинизмом — а как иначе расценить слова, тайком от Иисуса сказанные страже перед самым арестом: «Кого я поцелую, Тот и есть»?! Одно явно противоречит другому. Нет, только общей целью, которой следовали и Учитель, и ученик, только единым замыслом, задуманным и направляемым Богом-Отцом, можно объяснить действия Иуды в ту трагическую ночь. Только при таком подходе выявляется органическая взаимосвязь всех поступков двенадцатого апостола.

Таким образом, мы снова возвращаемся к исходной версии о поцелуе как прощании двух друзей, двух соратников и сподвижников, между которыми существовала духовная близость и полное взаимопонимание. Эта версия тем более предпочтительна, что она логична и стройна во всех отношениях, в ней нет изъянов и смысловых натяжек.

4.

Вопрос третий: каков смысл слов Иисуса, обращённых к Иуде: «Друг, для чего ты пришёл?» и «Иуда! целованием ли предаёшь Сына Человеческого?» Попытаемся найти объяснения обоим вопросам Иисуса.

И тот, и другой вопросы кажутся в устах Иисуса весьма странными. Неужели Иисус не знает, зачем явился Иуда? Прекрасно знает: чтобы предать его в руки стражников. И смысл поцелуя ему наверняка известен. Нет, Иисус вкладывает в свои вопросы иной смысл: «Друг, для чего ты пришёл? Чтобы проститься, увидеть Меня в последний раз? А твой поцелуй означает ли, что ты именно сейчас предаёшь меня в руки врагов? что это именно тот знак, который я так жду от тебя? что другого знака не будет? что — это всё?» Возможен и иной вариант: «Друг, для чего ты пришёл? Ты мог бы не возвращаться, ведь ты уже сделал то, что должен был сделать, остальное я сделаю сам. Ты здесь больше не нужен, уходи, не подвергай себя опасности. Твоё время ещё не пришло». Или такой вариант: «Друг, для чего ты пришёл? Чтобы предать Меня в руки врагов? Это и есть именно то, что я от тебя жду? Ты ставишь последнюю точку в этом деле?» Эти варианты вполне правомерны, но главное в них не то, что их отличает, а, напротив, сближает: вопросы Иисуса обращены к другу, а не к врагу. Да и обращение «друг» (по Матфею) о многом говорит. Если исходить из традиционной точки зрения на поступок Иуды, то такое обращение кажется необъяснимым. Разве мог Иисус, провидя предательство и зная имя предателя, называть его другом? Не вернее ли было бы предположить, что такое тёплое обращение Иисуса явилось знаком искреннего расположения и любви к Иуде — не к предателю, нет, а к безвестному, непризнанному, непонятому герою, жертвующему не только своей жизнью (как пророк, Иисус знал и о близкой кончине Иуды), но и своим добрым именем ради друга и Учителя? И что характерно: ни к кому другому из своих учеников Иисус ни разу не обращается со словом «друг»!

Однако, — могут возразить наши оппоненты, — Иуда был не единственным, кого Иисус так именует. Так, в ночь накануне ареста, по свидетельству Иоанна, Иисус обращается к своим ученикам: «Я назвал вас друзьями» (15:15) (причём Иуды среди них уже не было: он ушёл за стражей), а обращаясь к Марии Магдалине после воскресения, называет учеников «братьями Моими» (20:17).

И всё же следует признать, что персонально Иисус обращается как к другу только к Иуде, то есть как бы выделяет его из среды учеников, оказывая ему тем самым особую честь. Как бы то ни было, человека, который преднамеренно творит ему зло, Иисус, читающий в душах людей как в открытой книге, другом никогда бы не назвал.

5.

Вопрос четвёртый: почему Иисус не избежал ареста, хотя мог это сделать, обратившись за помощью к Отцу? Ведь у него было время скрыться. Значит, арест входил в его планы, являлся частью его жизненного пути («неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец?»), более того, он сам и руководил им, направлял его. Таким образом, Иисус сам распорядился своей жизнью, и никто более не волен был вершить его судьбу:

Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять её; никто не отнимает её у Меня, но Я Сам отдаю её: имею власть отдать её и власть имею опять принять её (Ин. 10:17–18).

Следует отметить один незначительный на первый взгляд момент. Иуда заявляет стражникам: «возьмите Его, и ведите осторожно». Не является ли это «ведите осторожно» проявлением спонтанной заботы об Учителе, желанием оберечь его от возможного насилия со стороны стражников или сопровождавшего их народа по пути в город, чисто человеческим участием к любимому Учителю, даже вопреки логике содеянного им? Да, он предал его, предал «по совету Божию», но наверняка, будь на это его воля, Иуда скорее бы отдал собственную жизнь в обмен на жизнь Иисуса. Однако его задача оказалась намного сложнее, нежели быть распятым на кресте. На такой шаг мог пойти только человек, искренне любящий своего Учителя, до самого конца следующий самой главной заповеди Библии: возлюби Господа своего больше чем самого себя. Пожалуй, Иуда чем-то сродни Аврааму: во имя любви к Богу Авраам жертвует жизнью собственного сына, Иуда же — жизнью Сына Божьего и, позже, своей собственной жизнью.

Ещё один штрих. В момент ареста Иисус заявляет стражникам: «теперь ваше время и власть тьмы». Что означает: «Моё время, время земного служения, кончилось, теперь Я в вашей власти, ваша же власть — это власть тьмы. А моя власть — это власть света, который Я призван нести в мир».

6.

Любопытна одна деталь. Иоанн заявляет: «Знал же это место и Иуда», при этом поясняя: «потому что Иисус часто собирался там с учениками Своими» (18:2). Однако из того, что Иисус часто собирался в таком-то месте со своими учениками, ещё вовсе не следует, что Иуда достоверно знал, в каком именно месте соберётся община в эту ночь. Да, он мог догадываться об этом, с определённой долей вероятности предполагать это — но никак не знать наверняка. Для осуществления же его плана (а также плана Иисуса) Иуда должен был располагать самыми точными данными о том, где будет находиться Иисус в эту трагическую ночь — иначе план мог оказаться под угрозой срыва. Знать — а не догадываться. Узнать же это он мог только одним путём — от самого Иисуса. Возможно (хотя не существует ни одного свидетельства евангелистов на это счёт), накануне, на Тайной вечере Иисус упомянул о своих планах на эту ночь, в частности указав свой маршрут на ближайшие часы. Сообщено ли это было лично Иуде, в приватной беседе, либо во всеуслышанье — неизвестно, однако эти слова должны были быть произнесены, иначе бы сам Иисус поставил план своего ареста под угрозу срыва.

Раскаяние и смерть Иуды

1.

Чем окончилась для Иуды эта история?

Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осуждён, и раскаявшись, возвратил тридцать сребренников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав Кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам. И бросив сребренники в храме, он вышел, пошёл и удавился (Мф. 27:3–5).

Раскаяние и добровольная смерть — как объяснить этот поворот событий? Как результат угрызений совести? Если принять за основу версию о корыстолюбии и алчности как главном движущем мотиве преступления Иуды, то на этот вопрос убедительного ответа мы не получим. Здесь напрашивается другой ответ: выполнив свою тяжелейшую миссию («увидев, что Он осуждён»), Иуда не в силах был более выдерживать огромное психологическое бремя, возложенное им самим же на собственные плечи (предательство друга и Учителя) и, сломленный духовно и душевно, выпотрошенный до предела, униженный, раздавленный, со смятённой душой, решает покончить жизнь самоубийством. Однако прежде чем решиться на этот роковой шаг, он обязан вернуть долг тем, кого он ненавидел и кого считал виновниками всех бедствий своего Учителя, — первосвященникам и фарисеям. Долг, равный тридцати серебренникам. Но не только в долге было дело: Иуда не мог допустить, чтобы эти грязные деньги, «цена крови», попали в какие-либо другие руки — и потому возвращает их тем, кто заплатил ему за предательство Иисуса. Но не просто возвращает, а бросает их на землю, тем самым выражая презрение к своим врагам и врагам Учителя. Вернув таким образом долг, он обретает свободу — и кончает счёты с жизнью.

Самоубийству Иуды предшествует не только возвращение денег, но и его раскаяние. В чём раскаивается Иуда? Ведь он действует из самых чистых побуждений, из любви к Иисусу, движимый искренней верой в него — зачем ему раскаиваться? Сам же Иуда и отвечает на этот вопрос: «согрешил я, предав Кровь невинную».

Итак, Иуда считает, что совершил грех, но грех этот не в том, что он предал Иисуса на мученическую смерть, а в том, что он предал именно «Кровь невинную». Ведь Иисус, в отличие от других представителей рода человеческого, был безгрешен: Сын Божий не может иметь на себе греха. Только это ставит себе в вину Иуда, только это терзает его, грызёт его совесть, и только в этом он раскаивается. Не следует забывать также, что Иуда был обычным грешным человеком, со всеми свойственными ему человеческими слабостями; ему искренне жаль Иисуса, которого он подверг столь суровым испытаниям, жаль по-человечески, простой человеческой жалостью — ведь во имя дружбы он жертвует другом. Да, следует признать, Иуда совершил грех — факт остаётся фактом: он действительно предал «Кровь невинную», безгрешного Иисуса в руки врагов, — но грех этот с лихвой искупается той безграничной преданностью, тем самоотверженным деянием, которое он совершил ради Иисуса, во имя Иисуса, жертвуя собственной жизнью, своим добрым именем, своей душой — совершил «по совету Божию», по просьбе друга («что делаешь, делай скорее»).

2.

Действительно, акт раскаяния налицо, — вынуждены согласиться с нами наши оппоненты из «партии консерваторов», продолжая в то же время отстаивать свою точку зрения в отношении Иуды Искариота. — Пожалуй, это единственный поступок Иуды во всей евангельской истории, который характеризует предателя с положительной стороны. «Если безрассудное желание получить несколько серебряных монет и вскружило голову бедному Иуде, — считает Ренан, — то отсюда, думается мне, ещё не следует, что он окончательно утратил нравственное чувство, так как, увидя последствия своего преступления, он раскаялся и, как говорят, лишил себя жизни»[106]. И тем более ценен этот акт, что Иуда возвращает первосвященникам полученную им мзду за предательство, причём не просто возвращает, а бросает их в храме, чем выражает своё презрение церковным иерархам Иерусалима. И это Иуда, человек, готовый за ничтожную сумму продать душу самому дьяволу! Какой отсюда можно сделать вывод? Раскаяние явилось результатом глубокого, коренного душевного перелома, который претерпел Иуда, когда внезапно понял, что содеянное им уже свершившийся факт, и ничего поправить, ничего повернуть вспять уже не удастся: Иисус, его Учитель, в руках врагов. Потрясение, пережитое им, было настолько сильно, что он не вынес его — и добровольно лишил себя жизни.

Оправдывает ли раскаяние Иуду? В какой-то мере — однако вины с него не снимает.

Остановимся на раскаянии более подробно. Раскаяние есть результат изменения мнения, позиции, точки зрения, результат признания своей неправоты, более того, своей вины, готовность принятия иной точки зрения, даже если это принятие сопровождается сильным психологическим стрессом и сопряжено с нарушением сложившегося душевного, социального, материального равновесия. Искреннее раскаяние высоко ценится в христианской догматике, о чём, в частности, свидетельствуют некоторые притчи Иисуса. Вот две из них:

У одного человека было два сына; и он, подошед к первому, сказал: сын! пойди, сегодня работай в винограднике моем. Но он сказал в ответ: «не хочу»; а после, раскаявшись, пошел. И подошед к другому, он сказал то же. Этот сказал в ответ: «иду, государь»; и не пошел. Который из двух исполнил волю отца? Говорят Ему: первый. Иисус говорит им: истинно говорю вам, что мытари и блудницы вперед вас идут в Царство Божие (Мф. 21:28–31).

У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение. По прошествия немногих дней, младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно. Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Пришед же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода! Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою, и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Встал и пошел к отцу своему. И когда он был ещё далеко, увидел его отец его и сжалился; и побежав пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою, и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка и заколите: станем есть и веселиться, ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся. И начали веселиться. Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; и призвав одного из слуг, спросил: что это такое? Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. Он осердился и не хотел войти. Отец же его вышед звал его. Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего; но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного телёнка. Он же сказал ему: сын мой! ты всегда со мною, и всё моё твоё; а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мёртв и ожил, пропадал и нашёлся (Лк. 15:11–32).

Наибольший интерес представляет вторая притча. Блудный сын, раскаявшись в своих грехах, возвращается в отчий дом — и, что очень важно, отец с радостью принимает его. Более того (что тоже очень важно), на недовольную реплику второго сына, который никогда не грешил, отец отвечает, что «ты всегда со мною», а «брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся» и что именно этому следует радоваться.

Христианская церковь всегда с большим вниманием относилась к раскаявшимся грешникам и всегда поощряла раскаяние, даруя за него прощение Господа. Отсюда можно предположить, что раскаяние Иуды было так же богоугодно и вполне могло быть принято Богом, а преступление его прощено ведь история человечества знает немало случаев, когда прощение дарилось и за гораздо большие грехи, чем предательство (например, убийство). Здесь возможно, конечно, возражение: Иуда предал Сына Божьего, а этот грех слишком тяжкий и вряд ли может быть прощён. Однако Церковь учит, что милосердие Божие безгранично — даже Иуда, совершивший столь тяжкий грех, но при этом искренне раскаявшийся, может рассчитывать на прощение. Кроме того, с момента совершения преступления прошло без малого две тысячи лет — срок слишком большой даже для самого тяжёлого преступления. И если для самого закоренелого преступника максимальный срок наказания — пожизненный, то срок, который посмертно «отбывает» Иуда — непрощённый, хотя и раскаявшийся! — явно чрезмерен. Не пришло ли время амнистировать несчастного? Не пора ли проявить по отношению к отверженному христианское милосердие? Не закрыть ли «дело» двенадцатого апостола как исчерпавшее себя «за давностью лет»?

Отсюда вывод: не оправдывать Иуду надо, не снимать с него обвинение в предательстве — а простить.

3.

Что можно ответить на столь великодушный призыв? Лишь одно: наши оппоненты вновь забывают о вердикте, который вынес Господь всем без исключения апостолам: «кого призвал, тех и оправдал» (Рим. 8:30). Заметим, что речь идёт не о прощении, а именно об оправдании.

Следует различать эти два совершенно разные по смыслу понятия. Простить можно только виновного, того, чья вина точно установлена и доказана и за которую виновному надлежит нести ту или иную ответственность. В судебной практике виновному выносится приговор, в соответствии с которым определяется адекватное вине наказание. При наличии некоторых обстоятельств наказание может быть смягчено, а в предельном случае виновный (преступник) может быть помилован.

Здесь речь идёт не о вине, а лишь о мерах, которые общество принимает в отношении виновного. И если общество проявляет милосердие, это вовсе ещё не означает, что вина с преступника снимается.

Иное дело — оправдание. Оправдание означает полное снятия вины, возвращение честного имени тому, кто подозревался в совершении преступления (против общества, морали, религии и т. д.). Оправданный не нуждается в прощении и помиловании, поскольку на нём больше нет вины, которую можно было бы простить. Отныне он чист перед законом и обществом, и никто больше не смеет вменять ему в вину то, что уже получило оправдание.

Иуда получил оправдание от самого Бога. Это значит, что совершённое им «предательство» не несёт на себе печати греха, более того, оно богоугодно, так как совершено «по совету Божию» и служит реализации божественного плана. «Кто будет обвинять избранных Божиих? Бог оправдывает их» (Рим. 8:33).

Иуда не нуждается в прощении. Но он нуждается в человеческой справедливости, которой так и не смог добиться на протяжении двух тысяч лет.

4.

Обратимся к одному эпизоду евангельской истории, нашедшем отражение в четвёртом Евангелии.

В памятную ночь, ночь Тайной вечери и последнего напутствия, Иисус «начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем», вкладывая в это действо глубокий смысл: «если не умою тебя, не имеешь части со Мной» (Ин. 13:5, 8).

Симон Пётр говорит Ему: Господи! не только ноги мои, но и руки и голову. Иисус говорит ему: омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь; и вы чисты, но не все. Ибо знал Он предателя Своего, потому и сказал: не все вы чисты (Ин. 13:9-11).

Что значит быть чистым в устах Иисуса? Ясно, что буквально понимать эти слова нельзя: не грязь телесную хотел смыть с учеников Иисус, а души их омыть, очистить от греха. Только омытый может «иметь часть» с Учителем, т. е. стать истинным его учеником и сподвижником, продолжить великое дело, ради которого Отец послал Сына своего единородного на смерть и поругание. За три года служения души учеников очистились, «омылись» («и вы чисты») — остался последний штрих, должный окончательно смыть с них грязь, укрепить в вере, раз и навсегда похоронить сомнения в правоте их общего дела. Отныне они пойдут по избранной стезе одни, без своего Пастыря, пойдут до конца, готовые пожертвовать жизнью во имя торжества завещанной Иисусом великой идеи.

Иисус омывает ноги ученикам именно в эту последнюю ночь, когда он ещё может собрать их всех вместе — ибо знает, что больше у него такой возможность не будет. Это своего рода ритуал отпущения грехов, однако он очень точен в своём значении: вода всегда применялась как очищающее средство, в том числе и при водном крещении.

Иное дело Иуда. Из данного эпизода следует, что Иисус не относит Иуду к «чистым», ему недостаточно омыть ноги, как другим ученикам[107]. Однако из текста не ясно, исключает ли его Иисус из числа омытых; возможно, он проделывает с ним тот же ритуал, но омывает не только ноги, а всего целиком.

Почему Иисус выделяет Иуду из остальных учеников? Потому ли, что Иуда замыслил «предательство», которое формально есть большой грех? Но ведь Иисус знает, что Иуда совершает его «по совету Божию»; знает он также и то, что деяние Иуды будет одобрено Богом, а сам Иуда оправдан им. Оправданный же Богом не может быть «нечистым».

Однозначного ответа на этот вопрос св. Писание не даёт. Однако не следует забывать, что Иуда всё-таки совершает грех, предавая, по его же собственным словам, «Кровь невинную». Этот грех страшно тяготит его, рождая ощущение вины и собственной «нечистоты», и именно он приводит несчастного к самоубийству. Но мы помним, что самоубийству предшествует искреннее раскаяние и возвращение серебренников первосвященникам. Только после раскаяния, освободившись от ужасного бремени, получив от жизни полный расчёт, он покидает этот мир.

Именно раскаяние очищает его, омывает душу целительной искупительной влагой — подобной той, которой омыл ноги ученикам Иисус. Отныне он «чист» подобно другим ученикам. И, подобно им, он оправдан Богом.

5.

Особо следует остановиться на словах Петра, которые приводит Лука в Деяниях апостолов, о судьбе Иуды после ареста Иисуса:

И в те дни Пётр, став посреди учеников, сказал, — было же собрание человек около ста двадцати: мужи братия! надлежало исполниться тому, что в Писании предрёк Дух Святый устами Давида об Иуде, бывшем вожде тех, которые взяли Иисуса; он был сопричислен к нам и получил жребий служения сего; но приобрёл землю неправедною мздою, и, когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его; и это сделалось известно всем жителям Иерусалима, так-что земля та на отечественном их наречии названа Акелдама, то есть «земля крови». В книге же Псалмов написано: «да будет двор его пуст, и да не будет живущего в нём»; и: «достоинство его да примет другой» (Деян. 1:15–20).

Мы видим, что рассказы Матфея и Деяний о смерти Иуды противоречивы[108]. По Матфею, Иуда вернул деньги первосвященникам и удавился; те же купили на эти деньги «землю горшечника», где обычно хоронили странников. Нигде не говорится, что эта земля куплена ими специально для Иуды как плата за предательство. Таким образом, к Иуде эта земля не имеет никакого отношения. По свидетельству же Луки (вернее, со слов Петра) из Деяний мы узнаём, что на вырученные от предательства («неправедною мздою») деньги Иуда приобрёл участок земли, на котором и умер (разбился). Но главное — Пётр ничего не говорит о раскаянии Иуды, каковое очень важно для понимания личности апостола-предателя.

Отсюда следует, что либо мы принимаем версию Матфея, но тогда ни о какой покупке Иудой земли речи быть не может, — либо принимает свидетельство Петра, но тогда ставится под сомнение свидетельство Матфея о раскаянии Иуды и о возвращении им платы за предательство. Какой вариант предпочесть?

Традиционно принято считать, что события развивались по Матфееву варианту — в этом случае в покупке земли «неправедною мздою» Иуда обвинён быть не может. Следует отдать предпочтение этому варианту ещё и потому, что он более конкретен, а отсюда более достоверен. Матфей излагает события в хронологической последовательности, шаг за шагом, эпизод за эпизодом — в отличие от Петра, который лишь вскользь упоминает о трагической судьбе Иуды в одной из речей к своим ученикам. Со слов Петра мы вообще не можем однозначно заключить, о какой именно «неправедной мзде» идёт речь. То, что это мзда за предательство Иисуса, мы можем только догадываться.

6.

Следует рассмотреть ещё один эпизод, так или иначе связанный со смертью Иуды. Накануне своего ареста, в молитве Отцу, Иисус просит Отца позаботиться о его учениках.

Когда Я был с ними в мире, Я соблюдал их во имя Твое; тех, которых Ты дал Мне, Я сохранил, и никто из них не погиб, кроме сына погибели, да сбудется Писание (Ин. 17:12).

«Никто из них не погиб, кроме сына погибели» — слова, явно относящиеся к Иуде. Что значит «сын погибели»? И почему о его смерти говорится в прошедшем времени, хотя к тому моменту Иуда был ещё жив? На второй вопрос ответ прост: Иисус и о себе говорит в прошедшем времени: «когда Я был с ними в мире». Иисус как бы хочет подчеркнуть, что всё, задуманное Богом, обязательно свершится, и потому события не только настоящего, но и недалёкого будущего заведомо относит к уже свершившимся. Это лишь лишний раз подчёркивает веру Иисуса в своего Отца и его великий замысел.

Однако что же всё-таки означает выражение «сын погибели»? Видимо, так мог быть назван человек, которого ждёт смерть (либо которого смерть уже настигла). Но почему именно «сын»? Наверное, «сын» в данном контексте следует понимать как олицетворение чего-то «очень близкого мне», своего, «плоть от плоти моей», «сотворённого мною». Иными словами, выражение «сын погибели» может быть объяснено как «человек, погибший от собственной руки», или «самоубийца», что как раз и соответствует описанным далее фактам. Таким образом, слова Иисуса могли бы звучать следующим образом: «и никто из учеников Моих не погиб, кроме Иуды-самоубийцы».

Далее, следуя ссылке на параллельное место в Ветхом Завете, мы находим один стих из 108-го Псалма, в котором предсказана судьба Иуды.

Да будут дни его кратки, и достоинство его да возьмёт другой (Пс. 108:8).

То, что пророчество относится именно к Иуде, мы должны безропотно признать: о пророчестве говорит сам Иисус: «да сбудется Писание». Обе части пророчества буквально исполняются в Иуде. Во-первых, не более чем через сутки Иуда кончает жизнь самоубийством («будут дни его кратки»). Чуть позже, уже после смерти Иисуса и его воскресения, вакантное место двенадцатого апостола («достоинство его») занимает Матфий («возьмёт другой»), на которого пал жребий Божий (Деян. 11:23–26).