— Прости, сынок, — едва слышно сказала она. — Я ведь грешным делом на тебя думала.
У меня внутри всё перевернулось. Если не скажу сейчас, то не скажу уже никогда. Собравшись с духом, я глухо произнёс:
— Это я, бабушка. Я сделал. — Язык не повернулся сказать «убил».
Взгляд её помутнел, она качнулась, но удержалась на ногах.
— Бог тебе судья, — вздохнула она.
Я пялился в пол, не в силах поднять на неё глаза.
— Куда же мне теперь, а? — выдавил из себя я. — Ведь оправдали меня…
Она долго молчала.
— Уходи, — наконец проговорила она тихо и, едва передвигая непослушными ногами, поплелась вглубь комнаты.
О, лучше бы она меня ударила!
Не помню, как я очутился во дворе. В голове стоял сплошной туман, мысли рассыпались, как сухой горох. Я бежал, не разбирая дороги. Бежал вон из города, в лес. К людям я вернуться не мог.
Очнулся в лесу. Мир казался чужим и холодным, как кусок льда. Было темно и тихо, лунный свет терялся в густых заснеженных кронах гигантских сосен, их стволы сухо трещали и стонали от боли. Мороз стал нестерпимым, я промёрз насквозь, пальцы ног онемели, щёк я уже не чувствовал.
Коченеет тело, костенеют конечности, стынет изнывшаяся душа. Вряд ли я отсюда выберусь. Да и некуда.
Я сел в сугроб и заплакал.