Серый (СИ)

Чужой голос так и не прозвучал, и я не стал медлить.

— Это я спас тебя! Это я придумал весь план! Всё до последней мелочи! И это я, а не они, вытащил тебя оттуда! — Яростный крик разрывал мою грудь, на деле же крыса продолжала издавать придушенное шипение в попытке спасти жалкую шкуру. — Они обещали, что если я тебя вытащу, то попаду в банду!

Я замолк, снова пытаясь подобрать тело ближе к борту. От холода я едва контролировал конечности. Уже не просто трясло, тело било дрожью, зуб не попадал на зуб. От натуги ныло тело. Плечи отнимались, пальцы, впивавшиеся в холодный бетон, окостенели. Еще немного, и меня бы унесло течением.

Я не слышал голос Дитера, но Цорм словно ответил на вопрос:

— Было дело.

Больше никто ничего не сказал. Пара высоких ботинок развернулась, шаркнув, и пропала из виду. Меня ухватили за шкирку и вытащили из воды. Я упал как подкошенный, от слабости, валясь на ледяной пол. Когда же нашёл силы подняться, группа выдвигалась.

— Не отставай, — бросил мне Цорм, — пусть ты ещё жив, но нянчиться с тобой никто не станет.

Пятерка — четверо альф, включая Дитера, и бета — забросили мешки и автоматы на плечи. Я пристроился позади и поспешил за остальными.

Мы шли вдоль канализационного лабиринта Грейштадта не сбавляя темпа. Во главе колонны держался Цорм, выводивший нас отсюда. Слева и справа от него, с оружием наперевес, двигались Крент и Брем. Такие же крупные, но моложе Цорма лет на десять-пятнадцать. Бета тянул основные мешки нужной снаряги и мой комп.

Я инстинктивно подавил желание добраться до своего имущества. Воспользоваться им я всё равно сейчас не мог, да и тащить не очень-то жаждал, надеясь, что у меня хватит сил доволочь хотя бы себя самого.

Передо мной шёл Дитер. Я присмотрелся, но так и не нашёл следов анабиозной подавленности. Выглядел он так, словно не было этих двадцати лет обездвиженного существования стейка в морозилке.

Мы прошли около пяти километров тёмных вонючих склизких кишок, когда до меня донесся первый порыв холодного воздуха. Сначала я решил, что показалось, но спустя ещё минуту ощутил отчётливый запах гниющих листьев, забивавших стоки канализационных труб. Тоннель стал сужаться, слой слякоти под ногами стал толще. Липкая жижа чавкала под рифлёными подошвами, пока мы не остановились у решётки. Мелкие ребра закрывали выход в полтора метра. Цорм встал левее и со всей дури пнул решётку ногой, та вылетела, обнаружив обод неполного обреза. Кто-то заранее поработал над препятствием, чтобы сейчас у нас не возникло никаких проблем.

Вынырнув в узком грязном проулке, мы огляделись. Цорм свистнул, и на сигнал ответили. Альфа кивнул Дитеру и направился на юг — туда, где тянулась не менее дремучая улочка, пустовавшая в ранний час.

Кривые серо-бурые нагромождения облаков едва выдавали солнце, наглухо скрытое от бесконечных бетонных стен города.

У обочины нас ждал грузовик. Облезлая зелёная краска шла ржавчиной, надпись «Чистка кондиционеров» почти стёрлась, но обновлять её никто не думал. Цорм постучал по кузову условленным сигналом.

Пока открывались задние двери и альфы забирались внутрь, я окинул улицу взглядом. Ничего не изменилось с тех пор, как я побывал здесь однажды. С одной стороны заброшенный корпус фабрики. Не осталось даже разбитых стёкол, только дыры, заколоченные досками, да арматурины, чтобы не дать бездомным забраться внутрь. С другой — двухэтажная постройка, походившая на барак. Чем она могла служить в прошлом, я понятия не имел. Сейчас, скорее всего, всё это было угодьями наркоманов, преступников и нищих, которые не смогли отыскать места получше.

В кузове было мало места. Я сел с краю, вплотную с Бремом, и всю дорогу не поднимал глаз — напротив сидел Дитер. Грузовик еле тащился, и это было понятно — вес для развалюхи был ощутимый, да и спешить нам не стоило. Это бы только привлекло внимание.

Снаружи доносился шум проезжавших мимо авто — город просыпался, приступая к привычной рутине. Ничто не казалось необычным.

— Похоже, они ещё не сообразили, как я свалил, — произнёс Дитер, нарушив молчание.

— Ты о тишине? — усмехнулся Цорм. — Всё давно по-другому, Дит, дружище. Тираты не те, что раньше. Больше они не включают сигналы и не гоняют, как ненормальные. Они теперь что-то вроде аллигаторов. Больше, чем их, в болоте никого не осталось. Уверен, улицы кишат дозорами.

— Посты?

— Кое-где уже выставлены, но мы знаем где. Слушаем. С патрулями сложнее. Их нужно избегать, поэтому и кружим так долго. Правда, наш новый друг осчастливил нас программкой и водила сейчас видит все точки патрульных машин на экране…

Речь зашла обо мне, и я поднял голову. Дитер сосредоточил на мне немигающий взгляд. Я потупился, пока Цорм продолжал говорить:

— …помнишь Зереба? Так вот он-то нас и везёт. Сказал, что за баранку сядет только он, или мне придётся его пристрелить. Ему не терпится увидеть тебя снова. Да и тем нашим, кто остался с прежних времён. Правда, встретимся повечеру.

Дитер ничего не ответил, и разговор затух — мы всё ещё были под прицелом невидимых преследователей, и где будем встречать вечер, оставалось под вопросом.

Грузовик качнуло в очередной раз, скрипнули тормоза.

— На месте, — объявил Цорм, поднимаясь со своего места первым.

Альфа привычно забросил руку в основание шеи, разминая затёкшие плечи. Покривился, как делал это всегда, с поводом и без, выбираясь наружу.

Я оказался на земле одним из первых и отступил в сторону. Машина привезла нас в амбар, служивший когда-то то ли цехом завода, то ли складом для крупных грузов. Две стены частично опоясывал второй уровень, заваленный хламом: деревянные и металлические ящики, сетки для транспортировки, прогнившие балки и железяки. Такого добра хватало и внизу, оно было свалено кучами у стен, поднимаясь до грязных окон.

— Вот мы и дома, — Цорм растопырил руки, повернувшись к Дитеру.

Кривая скрытая щетиной улыбка исказила черты, сделав его на миг жалким огородным чучелом. Сходство усиливала потрёпанная куртка, выцветшая и дырявая, надетая поверх когда-то синего, а теперь грязно-серого комбинезона, слишком большого для отощавшего в последние годы альфы. Мешковатые штанины давно таскались по полу, от чего отстроченные намертво задники истерлись, волочась нитками по земле.

Дитер не спеша обвёл помещение взглядом, затем прошёл вглубь. Остальные, в том числе и я, следовали по пятам. Ангар уходил влево смежной пристройкой.

— Здесь у нас место сбора, — на ходу объяснял Цорм, как только взгляду открылась более скромная по размеру комната.

Посредине стоял прямоугольный стол, стулья и тюки для сидения беспорядочно громоздились вокруг. Взгляд выхватил баскетбольный мяч. Кольцо было приделано тут же к стене. Старые разбитые автоматы у противоположной перегородки; рядом кофемашина, которой поспешил похвастаться Цорм, видимо, ещё рабочая…

— Только кофе нет. Надо бы раздобыть.

Пара протёртых диванов в глубине справа. Вокруг разорванные старые журналы, несметная батарея бутылок; запах спиртного и окурков, фонивших не менее ярко, основательно пропитал воздух. Они заполняли пустые склянки, собравшиеся в невероятную коллекцию, раз уж выносить мусор никто не собирался.

Отвратительное зрелище, по сравнению с которым моя жалкая комнатушка, четыре на пять, казалась уютной норой.

Спустя долгую паузу Дитер прошёл дальше, поднял с пола завалившийся набок стул и сел за стол, сложив перед собой руки треугольником. Цорм и остальные поспешили следом, расселись вокруг, в ожидании вытаращившись на альфу. Я не стал приближаться, отойдя к окну, как можно тише, и оказываясь у альфы за спиной.

Рядом дырою зиял дверной проём, за которым была кухня. Вид её мало чем отличался от остальной обстановки. Добавилась немытая посуда, состоящая, по большей части, из не раз горевших кастрюль и сковородок. Черепки, напоминавшие о тарелках, щедро усеивали углы. Похоже, здесь пользовались металлическими и пластиковыми мисками. Протухшими объедками тянуло за километр.

Я отвернулся, уставившись в окно. Сквозь пыльный в потёках квадрат просматривался внутренний двор. К амбару примыкала постройка пониже, ломавшаяся перпендикуляром; её краем вполне могла оказаться эта самая комната, где мы застряли. С третьей стороны двор закрывал высокий забор, увитый колючей проволокой. В стороне лежали резиновые шины, рядом поднимались разломанные брусья и турник, дальше осела приличная гора развезённого песка.

Пока я осматривался, Дитер закурил. За ним и остальные. Первый его вопрос был про то, почему мы в этой дыре.

— Так… — начал Цорм слегка озадаченно, — а где же нам быть? Тебя как заморозили, так сразу начались разборки за территорию. Тяжело нам пришлось, многие отправились на тот свет. Года два-три спустя оживилось правительство. Тиратия получила право самосуда на месте. А мы и так были побиты, пришлось залечь. Ты на меня так не смотри, — нахмурился Цорм. — Тогда все заткнулись, зализывая раны, не мы одни. Откуда ж нам было знать, что законники, гори они вечным пламенем, так быстро сумеют поставить город на колени. Сразу линчевали где-то треть, всех, кого сумели поймать. Верно я говорю, Зереб?

Водитель-бета кивнул, хмуро глядя в пол, будто события далёких дней вставали перед его глазами.

— Остальные сидели тихо, думали что делать. Порядки поменялись сурово, утыкали всё сплошь камерами. Районы мы оставили почти сразу, чтобы наших не подставлять. Бывало они и до семей докапывались. Лет шесть спустя по городу прокатилась волна митингов и демонстраций. Без разрешения, конечно. Разрешения на публичные выступления и свободу слова уже не давали. Тираты выгрузились из военных грузовиков, забросали протестующих против драконовских мер газом, глуханули световыми гранатами, и пока люди валялись в бессознанке, обошли дубинками так, что едва ли кто ушёл с целыми костями. Понятное дело, все ещё больше возмутились. Народ вывалил на улицу с забастовками. Мы подключились. Восстание, не восстание, но и тират прилично потрепало. Хоронили тогда дня четыре. После того мы свалили ещё подальше, — Цорм раздавил окурок о смятую алюминиевую банку и закурил новую. — Здесь раньше была промзона. Пропуска, шлагбаумы, досмотры — полный фарш. После той разборки цеха опустели. Конеш, они ж всех в основном работяг тогда и постреляли. Кризис начался. В общем, хоромы остались невостребованные и мы заняли этот квадрат…

Цорм перечислял названия банд, старых и новых, и где те осели. Я попутно отмечал места на карте в голове, размышляя над ураганами, чуть не оставившими от Грейштадта руины.

Это было страшное время.

Мне исполнилось восемнадцать, когда выступления переросли в бунты, разжигая возмущение подавленных и угнетённых людей. Начиналось всё не так уж и страшно. Когда поймали Дитера, державшего в страхе всех, включая власти, по телику объявили, что, благодаря работе тиратов, город может вздохнуть свободно. Потом, под лозунгом «безопасность и защищённость», законников наделили невиданными полномочиями. С тех пор любой, носящий на груди серебристую букву «Т», мог остановить прохожего, допросить и досмотреть без объяснения причины. После покатились аресты — и наконец тираты получили право выносить приговор и приводить его в исполнение немедленно, не отчитываясь ни перед кем, хотя горожанам говорили, что вся система безотлагательного суда под строгим контролем. Все промолчали, мучаясь от банд, стрелявших друг в друга средь бела дня, стоило Дитеру сесть. А когда всё успокоилось, было слишком поздно. Новые законы никто отменять не собирался. Люди стали бояться бандитов на чёрных машинах с пугающей буквой и наглухо тонированными стёклами.

Попасть мог любой. Одинокий альфа вызывал подозрение, одинокий омега — интерес, оканчивающийся в лучшем случае приставаниями. Чаще омег без присмотра насиловали, иногда калечили и убивали. Семьи и те, кому была дорога шкура, прятались по домам до темна. Когда-то шумные парки и площади опустели. Люди ходили на работу, в больницы, школы и другие общественные учреждения. В остальное время не показывались, стараясь не попадаться на глаза. Но и в собственных домах больше никто не был в безопасности.

Чтобы вынести любые двери, больше не требовался ордер. Тираты начали с того, что стали подкидывать наркоту и оружие, а после, если человек хотел избежать проблем, то должен был откупиться, вещами или деньгами. Иногда телом омеги. Те, как правило, не сопротивлялись, опасаясь за близких, особенно детей. Что тиратам стоило арестовать, или поджечь дом, в конце концов пристрелить?

Тираты представляли закон, а сами были вне его. Власти же окончательно утратили контроль над ведомством. Удовлетворив однажды просьбу министерства правопорядка на невиданные полномочия под предлогом защиты граждан от таких, как Дитер, тираты получили вседозволенность, обоснованную буквой закона. К власти пришёл министр, возглавивший Тиратию самолично в годы восстаний.

Жизнь превратилась в ад.

Об этом и многом другом рассказывал Цорм. Дитер медленно курил сигарету за сигаретой, ни разу не поменяв положения. Он сидел чуть наваливаясь на стол, ноги его были широко расставлены, мощная спина расслаблена. Я смотрел, как его короткие волосы — точно такие же, как в момент суда — чуть шевелит ветер.

Дитер спросил:

— Где Иво?

Я застыл. Посмотрел на Цорма.

Альфе не удалось скрыть нервное напряжение, с которым он проглотил ком в горле. Он покосился в сторону и заговорил с усилием:

— Его нет, Дитер. Умер четыре года назад. Наркотики чёртовы.

Цорм посмотрел на Дитера — я не мог видеть его лица, всё ещё оставаясь за спиной. И не был уверен, что хочу видеть. Кажется, то, что разглядел альфа, ему не слишком понравилось, и он быстро продолжил:

— По малолетке, знаешь, как это бывает, подсел. Нюхать начал, да я не знал. Когда шприцы дома нашёл, ясный-красный, выпорол и сказал, чтобы больше этой дряни не было. Но он хоть бы что. Ты, мол, мне не отец и не брат, вопил, дурак, — Цорм снова наклонился к столу, тяжело выдохнув: — Я и запирал его, и наручниками к батарее пристёгивал, а он только злился и огрызался. Достал ключи где-то, дозу, и разом в себя загнал. Когда я… — Цорм закашлялся, поддавшись дымом, — когда нашёл, всё было кончено.

В комнате повисла тишина. День перевалил за большую половину; вечно скрытое тучами солнце не приносило свет. Застыв где-то высоко над сплошным потолочным перекрытием амбара, оно выпустило на волю длинные серо-чёрные тени. Тени расползались вокруг всё дальше, касаясь своими грязными конечностями каждой вещи, каждого человека, заключённого в эти убогие стены.

— Отец? — прозвучал голос Дитера, заставив меня вздрогнуть.

— Убит тиратами во время восстания, — качнув головой ответил Цорм, уже не глядя на альфу. — Тогда же полегла ещё половина наших. Кроме тех, кого ты видишь здесь, есть ещё два десятка. Вот и всё, Дитер.

От когда-то могучей банды Дитера Прайда, державшей город в повиновении, осталась жалкая горсть стариков и новичков, которые едва ли нюхали порох. От семьи Дитера не осталось ничего.

— Какого хуя я растил пролежни в вонючей тюрьме целую вечность? — спросил он так же тихо и спокойно, как разговаривал до этого, но не осталось никого в этой комнате, у кого бы на затылке волосы дыбом не встали.

Дитер выпустил дым.

— Думаешь, вытащить было тебя так просто? — Цорм выглядел обиженным. — Мы поначалу надеялись на адвокатишку, воюя с остальными, место твоё многие поторопились занять, а когда кинулись — тираты у власти, ты в тюрьме строгого режима. Решили ждать, стряпчий этот — язык помело — клялся и божился, что вытащит тебя. Это было во второй раз подачи документов. Понеслись восстания, и он как в воду, мразь, канул. Я-то нашел его после, да похоронил, как полагается. Всё равно толку с него, как с козла молока. Но только делу это не помогло. Нашёл другого белого воротничка, но и от него пользы было ноль. Искали возможности, хотели даже копать, но нас оставалось всё меньше, а тираты плодятся, как кошки весной… — без умолку тарабанил оправдания Цорм, пока наконец фонтан не иссяк.

— Так, — откинулся на спинку стула Дитер, — как же всё-таки вытащили?

— Вон, — кивнул альфа на меня. — Он и придумал всё.

Дитер не обернулся.

— Сам пришёл к нам полгода назад. Сказал, что знает, как тебя освободить, и обещал, что всё устроит, если мы возьмём его в банду. Мы отметелили его пару раз, думали, больной совсем. Но он возвращался снова и снова. Оказалось, не шутил.

Дитер махнул одному из альф и тот оставил стул. Особого приглашения мне не требовалось, я прошёл ближе и сел напротив.

— На хрена такому червяку банда?

Дитер сидел спиной к окну, его лицо скрывала тень. Глаза, устремлённые прямо на меня, было не разглядеть. Я выпрямился в напряжении, глядя на альфу и молясь, чтобы пережить этот день.

— Червяк сумел вытащить тебя из тюряги, где ты бы продолжал гнить и дальше. А банда твоя давно прах.

— Ах, ты!.. — возмутился Цорм, подскочив как ужаленный.

Двое оставшихся альф поднялись следом. Беты — водитель и носильщик — остались на месте.

Дитер остановил их, подав знак рукой.

— И зачем же такому гению бесполезная кучка бандитов?

Я сглотнул.

— С тиратами пора кончать.

Дитер достал из пачки новую сигарету. Взял со стола спички. Огонь вспыхнул перед его лицом, обнажив на мгновенье пронизывающий взгляд. Глубоко затянулся и выдохнул мне в лицо.

Я закашлялся.

— Справедливость? Ты не по адресу. Каков твой личный интерес? — Альфа снова поднёс сигарету к губам. — У тебя последняя попытка. После я сверну тебе шею.

Кровь стучала в ушах оглушительно, но я прекрасно понял, что Дитер не шутит. Я не мог врать.

— Они… они забрали у меня тех, кто был дорог. Я хочу поквитаться, — губы высохли от напряжения.

В тишине я видел обрубок тлеющей сигареты. Он был похож на кусок моего пальца. И это было всё, что от меня осталось.

Окурок раздавили о покорёженную банку.

— Добро пожаловать, червяк, — произнёс наконец Дитер. — Вали, помойся. От тебя воняет блевотиной.

Вот и всё, что сказал мне человек, которому я добыл свободу.

Я поднялся и отошёл в сторону. Где искать воду я не знал, да это было и неважно. Я хотел выйти на воздух. Двор для этого подходил. Оставляя свою новую «семейку», я слушал, как Дитер знакомился с остальными. Имена, кое-что из жизни. Интересовался теми, кого не было…

«Кстати, меня зовут Рейн. И я знаю коды лучше, чем собственные пять пальцев», — представился я сам себе. На деле я оказался вонючим червяком, которому сделали одолжение, раз уж так вышло.

Часть 3

На следующий день я проснулся от боли. Выбрался из-под тряпья и подполз к стене. Прислонился спиной, откинув затылок назад, чтобы перевести дух.

Плечо я повредил, когда Дитер отбросил меня в сторону, отходя от криосна. Приземлился я неудачно — удар был ощутимым. По всему выходило, что упав, я получил вывих. Рука работала, но ноющая боль терзала в каждую попытку пошевелиться.

Вчера, когда Дитер отправил меня подальше, я случайно наткнулся на цистерны. Четыре металлических бочки, полные дождевой воды, теснились в самом углу двора. Пусть я и не собирался выполнять команду альфы, помыться хотелось. Сбросив одежду, я сунулся в холодную воду. Тогда-то и понял, что боль в руке мне не почудилась и вряд ли происходила от короткого напряжённого заплыва.

Стоило опереться о ржавые края, как левая конечность подогнулась, я плюхнулся в воду, не успев закрыть рот, откуда вырвался сдавленный вопль. Наглотался тухлой воды, выбрался, матерясь, и понял, что количество моих проблем не уменьшилось с купанием. Только, в отличие от присохшей грязи, вывих представлялся более серьёзной проблемой — знаний в области медицины у меня было не много.

В больницу я податься не мог. Оставалось единственное средство, точно такое же, как и всегда.

У пристройки ангара, служившей обиталищем банды Дитера, имелся первый — самый высокий, если мерить по потолку — уровень и два низких, метра по два с половиной. На ночь я обосновался на третьем ярусе над кухней, и теперь спускался вниз, к месту сбора, как окрестил его Цорм.

На цыпочках прошёл мимо второго уровня, где спали остальные. Будить мне их было не с руки. Оказавшись в общей комнате, быстро отыскал кучу сваленных после вчерашней вылазки мешков, среди которых застрял мой комп.

Сел на диван, подобрал под себя ноги и раскрыл чемоданчик. Ввёл пароль, машина загудела; я автоматически отметил, что батарея села на двадцать процентов. Стоило экономить заряд, пока я не придумал, как заряжать комп регулярно.