Помоги проекту - поделись книгой:
Шампанское для аферистки
Двадцать первого апреля груженный товаром КамАЗ пересек границу России и Казахстана. Таможенный досмотр прошли без осложнений, хотя очереди своей ждали, конечно, долго: экспедитор — молодой казах беззвучно бесился и потел, водители нервничали. По ту сторону границы фургон давно уже ждали русские. Партию казахского чая заказала какая-то петербургская оптово-закупочная фирма. До российской границы груз обязались доставить поставщики, а от границы до Санкт-Петербурга — русская фирма «Транзит-Плюс». И все-таки обошлось без эксцессов, что бывает редко: таможенники посмотрели документы, почитали накладные, один, самый деятельный, заглянул в фуру, вскрыл коробку на выбор. Коробка доверху была заполнена пакетами с тем самым чаем. Таможенник лениво разворошил их, махнул рукой и бросил вскрытую коробку обратно.
— Езжай! — дал он добро.
Вскоре добрались до места под Троицком, где давно уже дожидались двое водил: совсем молодой парнишка по имени Стас, не расстающийся с айподом, и едва держащийся на ногах мужчина лет пятидесяти. Валентин Егорыч снова был пьян. Его держали в «Транзите», потому что он был тестем главного механика и последние годы в организации лишь числился — ни на один междугородний рейс его не ставили. Почему везти казахский чай аж из Троицка поставили именно его — загадка. Егорыч, конечно, не выдержал: вчера сорвался и напился как черт. Это значило, что Стасу придется вести КамАЗ сутки как минимум, потому что, ясен перец, в таком виде Егорыча за руль сажать нельзя.
Казах-экспедитор опять потел, торопливо сдавая всю документацию на груз русским — сопровождать чай по России он не собирался. Коробки быстро перегрузили в фуру с питерскими номерами, погрузили и Егорыча. Стас воткнул наушники в уши и сел за руль. Тронулись с Богом.
Через два часа миновали Челябинск. Потом пошло хуже: дорога испортилась — пришлось снижать скорость, да и сумерки уже спускались. А в это время нужно ехать особенно осторожно. Очухался Егорыч. Был он все-таки опытным водилой — трассу проезжал не раз.
— Хреново, что охраны-то не выделили… — Егорыч так смачно зевнул, что и Стасу захотелось спать. — Вдвоем-то страшновато.
«Вдвоем… — зло подумал парень. — С тобой-то все равно что в одиночку».
А вслух ответил:
— Сдалась она тебе — охрана. Мы ж не компьютеры везем, а дребедень всякую — чай, специи какие-то.
— Чай… — словно на вкус попробовал слово Егорыч. — А ты хоть груз-то смотрел?
— Фиг ли его смотреть? Вон, в накладных все написано.
— В накладны-ых, — недовольно передразнил Егорыч. — Сами-то коробки открывал? А ежель там не чай? Вот так недогляди, а!
— А что же там, если не чай? — гоготнул Стас, даже делая звук в айподе потише и ожидая, что старик его сейчас повеселит.
— Ну-ка останови, — вдруг насупившись, велел тот.
— Ты что, Егорыч? Поздно уже…
— Останови-останови. Все равно мотору остыть нужно. Едешь-то, поди, с самого Троицка.
— Все равно темень. Не увидишь ни хрена! — крикнул парень деду, когда тот вылез из кабины.
Егорыч копался долго, минут десять. Вернулся довольный, даже подмигнул Стасу. Минут через пять езды не выдержал: вытащил из ветровки куртки два плотных пакета с чаем:
— Гляди, что я припас. Чайку-то заварим?
— Совсем ты, Егорыч, сдурел… — пробурчал Стас.
— Ну-ну!.. Ты на старших-то не больно… — рассердился дед и сунул пакеты обратно.
Смеркалось. Южные голые поля оставались позади — теперь фура летела через зеленеющие леса средней полосы. Вечнозеленые сосны высились по обе стороны шоссе, а между стволами мелькало, слепя глаза, медное предзакатное солнце. Под Екатеринбургом в лесах висела тяжелая тишина, нарушаемая только ревом летящих по трассе машин. Природа, которая все чувствует, безусловно, тоньше, затихла в ожидании, как будто предупреждала.
Но в кабине КамАЗа тишину не замечали: Егорыч спал, а Стас был поглощен композицией, звучавшей из наушников. Он вел фуру весь день и уже порядком устал, а серая лента дороги кончаться и не думала. Пора было останавливаться на ночлег. Парень ориентировался только по карте и где ближайшая станция понимал плохо. А Егорыч беззаботно дрых рядом. Трасса постепенно пустела. Где-то впереди часто мигали красные габаритные огни легковушки.
«Вот повезло кому-то, — подумал Стас, — кажется долбанулись…» И правда: почти поперек дороги стояли искореженные «жигули» и отчаянно мигали габаритами. Притормозить пришлось бы в любом случае: просто так их не объедешь. Выкручивая тяжелый руль, Стас пытался разглядеть салон легковушки, и в этот момент из машины выскочила девица лет двадцати. Испуганно глядя на Стаса, она кричала ему что-то. Он, не заглушая мотор, остановился, опустил стекло. Крикнул:
— Что случилось?
Девчонка смотрела растерянно, но не отвечала. Стояла она довольно далеко от КамАЗа и подходить не торопилась. Проехать мимо Стас уже не мог: слишком много испуга было в глазах девчонки. Да и в искореженной машине умирает, может, кто. Он открыл дверцу, спрыгнул на асфальт. Сбоку, за открытой водительской дверцей, что-то коротко свистнуло — Стас метнул взгляд вправо, но увидел только стекло дверцы, покрывающееся непрозрачной сеткой, а потом — темнота.
Через секунду тот же свист еще раз рассек тишину легкого весеннего вечера. Егорыч ничего не почувствовал — он все еще спал.
Тело старика за ноги выволокли из кабины, столкнули под откос, туда же стащили мертвого Стаса. От пинка ногой следом полетел и шипящий айпод.
В КамАЗ забрались стрелявший и девушка, а «жигули», хоть и были побиты, но оказались на ходу. Третий быстро завел движок легковушки. Через минуту на участке трассы Челябинск — Екатеринбург снова стало спокойно. Солнце окончательно спряталось за соснами.
Глава 1
Утро воспоминаний
Я шуганул кошку с постели, с трудом сел на кровати и подумал, что отмечать день рождения посреди рабочей недели — это все-таки плохая мысль. Господи, как меня угораздило так нажраться-то?.. Последний раз подобное было, еще когда я в ментовке пахал, а было это ох как давно…
В кармане джинсов верещал сотовый — он-то меня и разбудил. Знать бы еще, где эти джинсы. События вчерашнего вечера вспоминались туго, со скрипом, а некоторые моменты вообще отказывались всплывать в памяти. Повод был, конечно, веский: во-первых, у моей любимой женщины — Наденьки случился вчера юбилей. А во-вторых, Марина меня бросила — тоже вчера. Может, хоть в этот раз навсегда?
Где джинсы?.. Наплевать на звонок я не мог — помнил, что сегодня пятница, вполне рабочий день. Антон уехал в командировку, а меня оставил в конторе за старшего: сейчас, должно быть, все тридцать два наших сотрудника поочередно мне названивают.
Джинсы я нашел аккуратно висящими на спинке стула, но про телефон и контору мгновенно забыл, потому что посреди моей спальни лежал некий предмет, который быть здесь никак не должен. Черная замшевая туфля, определенно женская. Мне резко поплохело…
Черт! Черт! Черт! Неужели я допился до того, что позвонил вчера Марине и попросил прощения? А она простила. Ну за что мне это?..
Теперь я уже ясно слышал шум душа. Не выпуская из рук туфлю, я дополз до двери ванной, дернул ручку — заперто — и тихонько поскребся в дверь.
— Я сейчас! — отозвался звонкий женский голос. — Через три минуты освобожу ванную.
С одной стороны, я приободрился — голос явно был не Маринкин, что хорошо. Правда, я, хоть убей, не помнил, как зовут его обладательницу и как она выглядит, что не очень хорошо.
Я молча сполз по косяку на пол, приложил к горящему лбу холодный металлический каблук и попытался хоть немного восстановить в памяти события вчерашнего вечера…
Итак, отмечали день рождения моей любимой женщины, Наденьки Аристовой. Муж моей любимой женщины как раз сегодня уезжает в Москву по работе, потому и собрали они компанию не на выходных, как следовало бы, а в будний день. Гуляли дома у Аристовых, что значительно сужало круг — значит, та, что заперлась в моей ванной, мне более-менее знакома. Путем логических умозаключений я установил, что это либо одна из подруг Наденьки по работе, либо кто-то из ее бывших однокурсниц, либо коллега Стаса — ее мужа.
Первое и второе очень и очень сомнительно: дело в том, что моя Наденька судебный медик, а отношения у меня с представителями этой профессии сложные. Исключая Наденьку, конечно, но с ней мы еще в школе вместе учились, так что это песня отдельная. А остальные… Что говорить, если дамы весь вечер громко обсуждали эффективность применения опарышей в медицине. С чувством рассказывали, что если в загнившую рану на некоторое время поместить личинку, то она, не будь дурой, съест все мертвые клетки, оставляя ткани чистыми. Нет, не мог я уехать домой ни с Надиной подругой, ни с однокурсницей — мне столько просто не выпить!
Преподавательницы — коллеги Стаса? Вот это уже теплее… Я даже оживился, вспоминая. Была там одна такая в коротком голубом платье. Очень коротком. Даже имя ее помню — Мила. Да-да, вот сейчас вспоминаю: как раз во время разговора об опарышах Марина заявила, что ее сейчас стошнит, и вышла на балкон освежиться, а эта Мила подсела ко мне и начала рассказывать что-то о непонимании современным обществом всей значимости поэзии раннего Гумилева. И так, черт возьми, она хорошо рассказывала, что мы пошли с ней танцевать аргентинское танго под Катю Лель.
Точно-точно!
А потом вернулась Марина и очень эмоционально заявила Миле, что безвкусно надевать под голубое платье красное нижнее белье. Мила ей, кажется, возражала. В это время судебные медики — среди них были не только женщины — немножко увлеклись спором об опарышах, и один даже предложил другому выйти на лестничную площадку и решить вопрос чисто по-мужски. Я начал их разнимать, отвлекся от Марины и упустил момент, когда она, не простившись с коллективом, покинула квартиру.
Значит, Мила! Внеся хоть какую-то ясность, я сравнительно легко поднялся с пола и почти бодро добрался до кухни — попить минералки. Но тут воспоминания поперли уже против моей воли…
Договорить о Гумилеве нам так и не дали — через какое-то время после ухода Марины явился муж Милы. Он тоже громко и возмутительно говорил что-то о красном нижнем белье, но моя Наденька обладает способностью урегулировать любые конфликты, так что через десять минут мы втроем — я, Мила и муж уже пили за встречу. Вечер подходил к концу, так что вскоре они ушли, а следом двинулся домой и я.
Машину в тот день я предусмотрительно оставил на стоянке у дома, потому возвращался на такси. В дороге успел протрезветь, вследствие чего мне сделалось тоскливо и одиноко. Не желая заканчивать вечер, по пути домой я наведался в ночной клуб — хряпнуть вискаря на дорожку. У барной стойки сидели штук пять девиц. Ни с одной я заводить знакомство вроде бы не собирался, но одна из них обратилась ко мне сама. Даже не обратилась, а просто собралась прикурить, но не смогла найти зажигалку. Ну как было не помочь? Разговорились. Помню, она сетовала, что мосты уже развели, и ей, бедняжке, теперь придется коротать ночь в клубе. В общем, мы поговорили в таком духе минут десять, потом купили еще бутылку вискаря и направились ко мне.
Н-да… а ее имя и внешность я, между тем, так и не вспомнил. Собрался уже смириться с этим фактом, но тут взгляд мой упал на женскую сумочку, живописно лежащую посреди прихожей. Немало не смущаясь, я вдоволь порылся в сумке, но ничего предосудительного не увидел, даже наркотиков. Зато нашел паспорт на имя Караваевой Юлии Александровны с пропиской в доме на Петровской набережной — хм, действительно через мосты ей ехать нужно было.
Едва я успел пристроить паспорт на место, как из ванной выплыла сама Юленька. Она оказалась, пожалуй, хорошенькой. Нет, правда, после того как весь вечер алкоголил со страшной силой, я и не ожидал подцепить девчонку настолько симпатичную.
— Доброе утро, Юля, — бодро поздоровался я.
— Доброе утро… — пролепетала она, стыдливо кутаясь в не слишком широкое полотенце. И судя по тому, как она на середине оборвала фразу, я понял, что ее мучают те же вопросы, что и меня минуту назад: «Надо же было так напиться!» и «Как, интересно, его зовут?»
— Леша, — подсказал я и отдал сумочку, которой она тут же, как могла, прикрылась.
Я умилился: какая своевременная скромность.
— Кофе хочешь? Или позавтракать?
— Нет, я и так опаздываю.
— Как знаешь… — я пожал плечами и скрылся в ванной, чтобы еще больше ее не смущать.
Через полминуты Юля постучала ко мне в дверь:
— Леша, я забыла сказать, тебе где-то полчаса назад звонили. Вроде что-то срочное. Звонок на автоответчик записан.
— Спасибо, — отозвался я. — Завтракать точно не будешь?
— Нет, я уже убегаю…
— Тогда увидимся, — пообещал я.
— Ага, увидимся, — и громко хлопнула входная дверь.
«Не дай бог!», — наверняка подумала она. Впрочем, я подумал то же самое.
Когда покинул ванную, в квартире уже ничего не напоминало о моей ночной гостье. Я поставил чайник кипятиться и ушел перестилать постель. Пришлось еще раз шугануть кошку с кровати — вообще-то эта дармоедка не моя, а мамина. Мама уехала на дачу, а рыжее наглое чудовище примостилось спать теперь в моих ногах. Разбаловали ее.
Зазвенел домашний телефон, я включил громкую связь и вернулся к уборке квартиры. На работу все равно опоздал, так что уже можно не торопиться.
— Леш, привет! Как настроение? Если до сих пор не в офисе, значит, посидели вчера хорошо? — сколько сарказма было в этом голосе…
— Здравствуй, Ань. Посидели, как всегда, замечательно. Антон не приехал?
Аня — это секретарша Антона, то есть сейчас временно моя секретарша.
— Нет, раньше понедельника не вернется. Ты просил напомнить, если сам забудешь — а я вижу, что забыл, — что сегодня в одиннадцать у твоего Красильникова допрос в «Крестах», тебе нужно присутствовать.
Вот черт… Действительно забыл. А надеялся, что сегодня отсижусь в офисе.
Не успела отсоединиться Аня, как телефон снова разошелся — на этот раз звонил муж моей любимой женщины.
— Ты как? Живой там? — хриплым голосом спросил Стас.
— Почти. Слушай, если такие дни рождения будут чуть чаще, я скоро сопьюсь. Чего звонишь-то в такую рань?
— Кому рань, а кто-то уже полдня на ногах. Я по делу звоню: что ты решил?
Я сел напротив телефона и задумался. Терпеть не могу такие непонятки:
— По поводу чего решил?
— Ну, я так и думал: проснулся и не фига не помнишь с пьяных глаз. Вспоминай, вчера мы пошли за Мариной, и я тебе рассказал про своего приятеля, вспоминаешь?
Очень медленно, но я действительно начал припоминать, что, после того как Марина пулей вылетела из квартиры Аристовых, муж моей любимой женщины не оставил этого так и убедил меня, что нужно ее найти и вернуть любой ценой. И мы отправились в темноту питерской ночи искать Марину. Нашли, но она, не делая скидок на степень нашего опьянения, резво доскакала до проезжей части и умчалась на такси. А мы, пьяные и беспомощные, побрели обратно.
Прохладный ночной воздух меня здорово отрезвил, в мозгу даже мелькнула мысль, что поступил я с Мариной по-свински. Причем уже тогда, когда привел ее, не пьющую ничего крепче мартини, в компанию, где мартини считалось чем-то вроде газировки. Но такие уж у меня друзья, да и я сам не лучше — почему, интересно, Марина поняла это только вчера?
Тогда-то, на улице, Стас и завел тот разговор:
— Кстати, — сказал он, останавливаясь и прикуривая, — еще днем хотел спросить, у тебя с клиентурой как?
— Хочешь работу мне подкинуть? — спросил я, тоже поджигая сигарету.
— Да приятель у меня один есть, влип он по полной программе. Подозревают в убийстве жены, в «Кресты» на днях переводят. Жена таблеток наглоталась — чистый суицид, а ему нервы треплют. Адвокат нормальный нужен.
— Если в «Кресты» переводят, значит, обвинение вынесли, уже не суицид, — заметил я. — Следаки из Следственного комитета не идиоты ведь лишнюю работу на себя брать.
В подпитии я плохо запоминаю имена, зато по работе соображаю, наверное, даже быстрее — парадокс!
— Припоминаешь? — спросил Стас уже сегодня.
Была пятница, вникать в рабочие вопросы до смерти не хотелось. Я смутно представлял, где я в конце недели найду для Стаса адвоката. Да еще и такого, чтоб за него не стыдно было. О том, чтобы заняться этим самому, и речи не шло.
— Стасик, я мокрым уже не занимаюсь, — неохотно заговорил я в трубку. — А приятель твой сам поискать адвоката не в состоянии? Ты-то что дергаешься?
Стас помолчал:
— Он, Леха, сейчас думать и то не в состоянии. И уж тем более не станет сам никого искать. Защитника, конечно, вызвали — девочку какую-то, стажерку полуграмотную. Сам понимаешь, забесплатно кто ж подсуетится? Возьмешься?
Поделиться книгой: