Помоги проекту - поделись книгой:
— Что бы сделали ребята, если бы рядом с Игошкой сидела царица?
— Что бы случилось, если бы царица не захотела выпустить детей из пещеры?
СКАЗКА И ЭКОЛОГИЯ
— В какой обуви следует ходить в лес и почему?
— Что нужно делать, если в лесу встретишь змею?
— Как найти выход из пещеры, чтобы не заблудиться в лабиринте ходов?
— Следует ли спускаться в пещеры или пускаться в путешествие неподготовленному человеку, не знающему дороги?
— Все ли змеи ядовиты?
Цели: а) вызвать у детей интерес к жизни пресмыкающихся и положительное отношение к обитателям леса; б) способствовать идентификации человеческих черт характера, внешних особенностей и мотивов поведения с представителями животного мира; в) обсудить метафоры и вызванные сказкой ассоциации, проецируя их на человека; г) работа с текстом, позволяющая обсудить мотивы поступков персонажей, ценности человеческой жизни и цели нравственного становления личности; д) использовать сказку как притчу-нравоучение и подсказать с помощью метафоры варианты выхода из ситуации.
Форма работы: фронтальная со всеми детьми класса или группы.
Содержание: чтение сказки и последующая беседа.
— Зачем понадобилось детям идти в лес так далеко?
— В какой день, по народному поверью, отправились ребятишки в лес?
— Как дети догадались, что встреченный ими в пещере — и человек, и нечеловек?
— На что надеялся Игошка, согласившись жить в подземном мире?
— Получит ли Игошка то, что хочет?
— Почему деревенским девушкам Игошка был не по нраву?
— Для чего отпустил Игошка детей в деревню?
— Чтобы почувствовала мать Игошки, узнав правду о его судьбе?
— О каком бы счастье мечтали вы, если бы волшебник предложил выбирать?
— На какие дела вы потратили бы деньги, окажись они у вас?
Цели: дать возможность детям прочувствовать эмоционально значимые ситуации, связанные с волшебными превращениями, путем проигрывания эпизодов сказки.
Форма работы: групповая. Участники — дети замкнутые, предпочитающие индивидуальные занятия и игры общению со сверстниками, увлеченные компьютерными играми; тревожные, со страхами и трудностями в общении со сверстниками; агрессивные, с завышенной самооценкой, стремящиеся верховодить, эгоцентричные.
РАСПРЕДЕЛЕНИЕ РОЛЕЙ
ГЛЕБУШКА — ребенок застенчивый, замкнутый, с проблемами в общении со сверстниками, с заниженной самооценкой.
АНЮТКА — девочка со страхами, с неспокойным сном и с трудностями в общении со старшими и детьми.
ДВЕ ЗМЕИ — агрессивные и конфликтные дети, часто конфликтующие со сверстниками.
ИГОШКА — ребенок с завышенной самооценкой, эгоцентричный, возможно, имеющий особый интерес к накопительству или деньгам.
ПСИХОГИМНАСТИКА
Этюд на выражение гнева:
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПСИХОКОРРЕКЦИИ
АНЮТКА:
— Что в лесу интересного и что страшного, если идешь по нему одна?
— Какие звуки могут напугать, если не знаешь их причины?
— Чем может при свете оказаться «волк», «чудо-юдо», «Кащей», «Баба-яга»?
— Что бы ты сделала, если бы заблудилась в лесу, но с тобой рядом оказался младший братик или сестренка?
— Позавидовала ли ты судьбе Игошки? Почему?
— Как понять выражение: «У страха глаза велики»?
ГЛЕБУШКА:
— Как понять выражение: «На него можно положиться»?
— Если бы Игошка поставил перед тобой условие: ты — иди, а сестра твоя тут останется, что бы ты сделал?
— Окажись в пещере сама царица-змея, какими бы словами ты смог уговорить ее отпустить вас с сестрой домой?
— Почему ты сразу не сказал сестренке правду, отчего трава вокруг шевелится?
ДВЕ ЗМЕИ:
— Почему вас боятся люди?
— Когда вы нападаете на людей?
— Чем вам нравится темная пещера?
— Каким нужно быть, чтобы с вами подружились и другие обитатели леса?
— Как бы вы распорядились богатством, окажись оно в ваших руках?
— Почему вы не жалеете Игошку и не сочувствуете ему? Что вам в нем не нравится?
ИГОШКА:
— О чем ты мечтал, когда шел жить в пещеру к змеям?
— Как ты понимаешь власть над людьми?
— Что произойдет с тобой через год и почему змеи в разговоре упомянули, что ты вскоре станешь таким, как они? Что они имели в виду? Только внешний вид?
— Можно ли за деньги или иную плату купить себе любовь и уважение других людей?
— На что хорошее можно потратить деньги, чтобы о тебе вспоминали с уважением и любовью?
— Чем, кроме богатства, можно осчастливить людей?
— Хотел бы ты теперь все изменить в своей судьбе, зная, что царем тебе не быть?
— Почему царице нравится потешаться над такими, как ты?
А ТО БЫ ТАК ОБОРМОТОМ И ЖИЛ...
Часто что-то стали мы слышать да и сами повторять слова: «Все познается в сравнении». А ведь верно: если человек лучшей-то жизни не знал, ему и сравнивать не с чем. Оттого и не понимает он, радоваться или печалиться ему сегодняшней-то жизнью. А ежели есть, с чем сравнивать, то и понимание приходит. Или, к примеру, окружают человека люди — люди, как люди, не хуже и не лучше других, то и кажется ему, что живет он верно. Ну не без грехов-ошибок, но как все. Вот он уж и доволен собой. А появляется рядом светлая душа — вот за себя стыдно и становится: как же сам-то своей черноты не видал?.. Чем гордился-то?
Матвейка вот так и жил: как все. Ну бывало, конечно, что и родителей не всегда слушался, работать порой ленился или случалось слабого обижал. Так все так-то! Не один он такой. Только и для Матвейки наступил денек, когда внутри у него словно перевернулось что... И день-то начался обычно, как всегда то есть. Лето на дворе, погожие деньки. С утра Матвейка с приятелями на рыбалке время коротал, потом матери в огороде помогал. Без особой охоты вроде ну сделал, что велела — и опять гулять! А что? Поработал, вот и отдых заслужил. После обеда с Васильком Хромовым в лес сгоняли, целую корзину подберезовиков домой приволокли. А это — уже дело! Не зря, значит, день прожил. Завтра с грибами этими мать картошки нажарит.
А пришел вечером из леса, что-то даже ужинать не хотелось. Устал, что ли? Ну раненько и спать улегся. А как заснул — сразу в какой-то чудной сон окунулся. Вроде сон, а вроде и явь?! Стоит он будто бы на полянке в лесу, на той самой, на какой с Васильком на поваленном дереве отдыхали. Только приятеля рядом нет. Никого рядом нет, а кругом— не то вечер, не то день. Непонятно это, потому как солнышка не видать. И туман кругом. Негустой, но и не утренний, с дымкой. У Матвейки в руках — пусто: ни лукошка, ни ведерка. И зачем в такую даль зашел, если с пустыми руками-то? Сидит он будто бы на дереве том поваленном, и не страшно ему вовсе, что совсем один. Только не по себе как-то...
И тут выходит из леса женщина, сарафан яркий, цветами разноцветными расписанный, а на голове — платок лазоревый. Вышла из чащи на поляну и остановилась. И вперед не идет и назад не торопится. Стоит и на Матвейку глядит. И взгляд у нее такой строгий, будто у Анны Семеновны, учительницы. Матвейка учительницу свою уважал и слегка побаивался. Весь прошлый год Анна Семеновна его перед другими ребятами в пример ставила: мол, способный он и трудолюбивый, только уж больно резкий да нетерпеливый. Да кто в первом-то классе терпеливым станет? Вон Юлька Соколова, и та порой то всплакнет, то взбрыкнет, уж на что терпеливая?
Да не об Юльке теперь речь!.. Стоит эта самая, в лазоревом-то платке, и глядит. Может, Матвейка ей не глянулся, а может, просто на кого другого сердитая? Но вовсе мальчонке не знакомая. А он, считай, всех в округе знает. Может, в гости к кому приехала? Ну да! Сейчас про дорогу в деревню спрашивать станет, вон уж к Матвейке направилась... Только про дорогу женщина Матвейку спрашивать не стала. А подошла к нему ближе и остановилась:
— Как ты сюда попал? — спрашивает, словно не знает, как в лес люди попадают.
Хотел Матвейка ей это сказать, только вовремя глазами вокруг себя посмотрел... Ведь не тот это лес, в котором с Васильком нынче были! Места похожие, но не те! Тут и листва зеленее, и деревья выше, и вокруг тише: ни звука не слыхать... Растерялся Матвейка, не знает, что и сказать. А как он, правда, сюда попал?
— Обратную дорогу знаешь? — опять спрашивает женщина. — Выходит — нет? А знаешь ли ты, что обратной дороги из этого леса и нет вовсе? Есть одна тропка, только по ней не всякий пройти сумеет...
— Да ты мне, тетенька, только эту тропку покажи, да куда идти скажи, а я уж сам отсюда выберусь, — уверил Матвейка женщину, а сам уж засомневался: так ли?
— Даже если тропку покажу да как выйти расскажу, сумеешь ли пройти? — опять смущает словами женщина. — Правда, тропка та длиною в полверсты, зато и намаешься на ней ты.
— Да я, ежели бегом, полверсты в один миг пробегу! — Матвейка правду говорил: бегать он мог — ого-го! За ним ни один мальчонка-ровесник угнаться не мог. Уж что-что, а бегать Матвейка умел!
— Да на той тропке не ноги главное! — почему-то задумчиво ответила женщина и села рядом с мальчонкой на поваленное дерево. — Тут, Матвейка, все твое умение да все разумение могут понадобиться...
— А ты мне расскажи, тетенька, я смекалистый. — попросил мальчонка и приготовился слушать.
— Так тут и рассказывать особо нечего... Придется тебе по тропке идти, на которую градины крупные падают: пройдешь так, чтобы градины те в тебя не попали — хорошо, не пройдешь — испытания претерпишь. Вот и все. А уж какие те испытания — я не знаю. Не от меня они зависят, а от тебя самого. Если домой жив-здоров добраться хочешь, терпи! Помощи ни от кого не жди, некому тебе помогать-то. Только двое нас тут: ты да я.
— Тетенька, а почему ты имя мое знаешь, а я твое — нет? — поинтересовался Матвейка.
— Я-то всех на земле знаю, а вот ты... Ты тоже имя мое хорошо знаешь: имя мне — Мать Сыра Земля! Слыхал, небось?
— Так разве Мать Сыра Земля — женщина? — удивился мальчонка.
— А как же? Не мужчина же? Ну пойдешь, что ли?
— Тетенька, а градины-то крупные? — почему-то спросил Матвейка и пожалел, что не взял с собой отцовский зонтик: с ним бы враз добежал. С таким зонтиком любой град — не помеха.
— Да нет, не очень крупные, не более вишни, но уж больно тяжелые да обидные. Град тот из твоих, Матвейка, плевков выкован. Частенько на землицу-то плевал, даже того не замечал. А для меня, для Сырой Земли, каждый твой плевок — тяжелее молота. Да и обидно тоже... Гляди, кабь тот град тебе по голове не попал: враз шишка образуется
Запугивает, что ли Мать Сыра Земля Матвейку? Что он града что ли никогда не видал? Скорее бы лучше тропку показала...
А как до тропки она мальчонку довела, так и остановилась: видать, не хотелось ей самой под плевки ступать? А Матвейке чего терять? Домой-то возвращаться надо. Ну он на тропку ту и ступил. Всего шагов пять и прошел, а тут как рядом с ним градина в траву рухнет! «Нет! — думает Матвейка, — от такого града лучше подальше держаться. Вон как градина траву-то прибила! Неужто плевки мои такую тяжесть имеют?» Ну и побежал, как заяц, по тропке той. И тут одна-то градина так Матвейку по плечу шарахнула! У него даже в глазах от боли потемнело: что они, градины-то, из чугуна, что ли, отлиты? Хотел дальше бежать и вдруг... Ноги у Матвейки прямо в землю вросли. Не от боли, не от страха — сами собой. Глянул Матвейка себе на ноги: что это с ними? А это уж и не ноги вовсе... Вместо ног — ствол дерева! А голова, руки, даже уши — ветки да листья на дереве том. Вот какие ему испытания-то переживать выпало!
Стоит он на поляне: дерево деревом и листочками шелестит. Хорошо еще своего лица не видит! Может, там вместо носа — сучок, а вместо глаз — травы пучок? Кто ж он теперь-то? Вдруг видит: возле самых его ног, ну ствола-то, мальчонка маленький копошится. Сам с воробья мальчонка тот, а в руках у самого прутик, что ли? Только не прутик это! Как Матвейку по стволу этот обормот вдарил, сразу смекнул: палка это! И главное: с чего он драться-то надумал? Что тот ему плохого-то сделал? Второй раз уж сильнее ударил! У Матвейки даже потемнело в глазах от боли: ты гляди, сам — воробей, а бьет больно?! Хотел Матвейка обормота того веткой хлестануть, так не дотянешься до коротышки этого! Вон возле самых ног Матвейкиных копошится.
Гляди-гляди, чего это он еще удумал-то? Прыгает?! Вон за ветку ухватился и повис! «Эй, больно же!» — хотелось крикнуть, а голоса нет. Этот обормот на ветке висит, а у Матвейки словно кто из головы пряди волос выдергивает... Ну совсем уж обнаглел... Наконец-то, отцепился. Ох, рано радоваться! Что же он перочинным ножом живого человека режет? Кровь ведь сейчас ливанет?! Ну не кровь — так сок. Одно и то же. Больно-то как! Ну, обормот, ноги бы тебе за такие штучки пообломать следовало. Жаль, что у Матвейки сейчас кулаков не было. А... Еще и на дерево лезешь? Лезь-лезь повыше! Сейчас ветками тебя, словно гусеницу надоедливую, стряхну!
И вот тут Матвейка обомлел: ведь по стволу лез... он сам, Матвейка! Только уж не дерево, конечно, а человек. Точно. Это он сам сегодня и по дереву палкой бил, и ножом кору резал, и на ветке катался... Как же теперь быть-то? Ведь обормота этого с себя стряхнешь — Матвейку прибьешь? «Мать Сыра Земля! Прости меня!» — почему-то подумал Матвейка, а может, и листочками прошелестел то ли от душевной боли, то ли от огромной злобы на самого себя, дурачка двуногого... И тут все пропало: и мальчонка, и ветки... Стоит Матвейка опять на тропке, человек человеком. Как рядышком градина вновь шлепнулась — сразу опомнился. Бежать ведь надо! Чего тут еще ждать? Кинулся Матвейка по тропке, а сам уж под градины попасть опасается. «Сколько же я на землю плевал, что градины так густо ложатся?!» — успел подумать Матвейка, и тут догнала его градина, ударила по другому плечу сзади... и Матвейка снова замер...
Не от страха, а оттого, что снова ногами в землю врос. Думал: опять деревом стал, а тут — хуже! Себя оглядел — весь похолодел. Куст он теперь можжевеловый! Лихорадочно стал соображать: а с можжевельником-то что он сотворил? А как вспомнил, прямо в дрожь кинуло. Сейчас этот обормот придет и дергать из земли его начнет... Хорошо, что тот еще ростом мал, может, еще и не осилит?.. только рядом с можжевельником не малявка появился — великан! Здоровый такой, одни ручищи чего стоят! Такому кустик молодой из земли вырвать — пара пустяков! Точно, вот он за ствол ухватился и теперь прямо тело от ног оторвать пытается. Пусти! Больно же!!! Его самого бы так! Хотя именно его, Матвейку, теперь великан этот из земли и вырывает. Да какой он великан? так, обормот бестолковый! Ну хоть бы кто помог. Ведь ноги же оторвет! «Мать Сыра Земля! Прости меня!» — снова подумал Матвейка и вовремя. Этот уж корни наполовину из земли вытащил... И снова все пропало... А как Матвейка снова себя человеком почувствовал — бегом по тропке припустил. Вокруг градины падают, а он бежит...
Следующая градина его так по спине полоснула, что плюхнулся Матвейка с размаху в траву носом. Хотел снова на ноги встать, а не может, так на четвереньках и побежал, хотел от града под куст огромный спрятаться. И только тут смекнул: уж больно куст тот большой, да и не куст это, а пара огромных листьев! А как к листьям тем подбежал, такое увидал, что чуть от страха на него столбняк не напал. Он ведь рядом с собой огромное лицо увидал. Размером, может, с большущий дом, а главное — с носом, глазами и ртом... И большущими ручищами. тянутся те ручищи к Матвейке, того и гляди за ноги схватят... А как увидал Матвейка бедные ноги свои — вовсе очумел: не его эти ноги-то! Точно, не его! такие он раньше сам видал у... муравья?! Этого только не хватало! И тут почему-то вовсе темно стало. А как посветлело опять — сидел уж Матвейка на высокой площадке, до земли лететь — не долетишь! Успел сообразить: на ладони он этого самого великанища! Хотя гадать, кто такой тот великан, и не надо было. Знает уж Матвейка, что с ним этот обормот сейчас сделает. Ведь на листок посадит и по ручью в плаванье отправит... Ну хоть пропадай! Пора было просить о помощи. «Мать Сыра Земля! Прости меня!» — только успел сказать Матвейка, как почуял под собой эту самую спасительницу, сырую землицу. Как же это приятно на земле-матушке ногами стоять и гибели своей не ожидать...
Пробежал Матвейка вперед не больно далеко — и тут снова надежда появилась, что сумеет он добежать до конца той тропки. И вдруг снова эта проклятая градина! Ты гляди, сколько же он на спасительницу свою, родную землицу, наплевал!.. Эта градина, видать, покрупнее прежних была, да еще Матвейку по самой маковке тюкнула, да так, что в ушах разом зашумело и звон пошел...
— Антошка, оголец, зачем Матвейку по голове кубиком бьешь? Мало того, что на постель к брату залез, еще и обижаешь? А я гляжу: притих что-то. Думала, он играет, а он родного брата обижает! Ему же больно!
Матвейка открыл глаза и бестолково уставился на бабушку и маленького Антошку. Брат сидел на Матвейкиной постели, на самой подушке, и тюкал брата кубиком по плечам, по спине, по голове. Бабушка сразу отняла у Антошки кубик, и тот заревел. Раньше Матвейка враз бы спихнул брата со своей постели: не будет драться! Но теперь ему чего-то не хотелось обижать Антошку. Маленький он еще, глупый и такой же бессловесный, как только что сам Матвейка был. Откуда Антошке знать, что такое — боль другим причинять. Матвейка и сам это только что понял. А можно было и пораньше... Да и то хорошо, что Мать Сыра Земля помогла. А то бы так обормотом и жил...
Поделиться книгой: