Помоги проекту - поделись книгой:
5. Наказание арестом в темной комнате, с полным лишением общения с товарищами и с содержанием на хлебе и воде.
Сей последний вид наказания употреблять преимущественно для воспитанников Семинарии, соразмеряя продолжительность наказания важности проступка. В случаях же нарушения правил подчиненности, вежливости пред начальством, благоприличия в храме Божием, паче же в случаях грубости начальству и при ожесточении, продолжать арест до того самого времени, как наказанный вполне смягчится и начнет выражать и приносить искреннее раскаяние. Преждевременное освобождение от ареста лица, пришедшего в ожесточение и оказывающего упорство, наносит существенный вред характеру того лица.
Наказание заушениями, дранием за волосы и за уши да будет извергнуто из духовных училищ. В ту минуту, когда воспитатель собственноручно наказывает воспитанника, в эту жалкую минуту, человечество терпит нравственное унижение и в лице воспитанника и в лице воспитателя. Но в лице воспитателя такое унижение несравненно глубже, нежели в лице воспитанника. Воспитатель такими действиями лишает себя уважения воспитанников, их любви и доверенности.
Высокий, благородный характер воспитателя есть главнейшая узда и гроза для воспитанников. Приглашаю воспитателей кавказского духовного юношества на эту высоту, восход на которую преисполнен духовного плода, но не чужд и значительного труда с самим собою. Благочестивый и благонамеренный воспитатель должен положить себе за правило не прибегать в час своего гнева ни к выговору, ни к наказанию. Час гнева есть час безумия для всякого разгневавшегося, хотя бы разгневавшийся принадлежал к первейшим мудрецам. Наказание да будет плодом зрелого, беспристрастного суждения, только при этом условии оно благотворно для детей и возвышает в мнении их воспитателя. Наказание должно быть не жестоким, но полновесным, наказание слабое балует детей.
Сие мое желание объявить во всех духовных училищах Кавказской епархии.
Письмо
к Наместнику князю А. И. Барятинскому
(О средствах для Архиерейского дома)
Обозрев средства, которые в настоящее время Кавказский и Черноморский епископский дом имеет для содержания своего, я имею честь повергнуть эти средства на благоусмотрение Вашего Сиятельства. Картина этих средств неминуемо рождает вопросы:
1. Может ли Епископ с присвоенным ему штатом содержать все требуемое от него? 2. Следовательно, самая вновь учрежденная Епархия может ли существовать?
Эти вопросы отчасти уже и разрешены тем, что Святейший Синод доселе давал Епископу тысячу рублей серебром вдобавок к его жалованью и тысячу пятьсот рублей — на содержание его и Архиерейского дома.
К этому считаю нелишним присовокупить нижеследующее: епархиальные штаты утверждены в таком виде в конце прошедшего столетия, когда деньги были несравненно дороже, а предметы потребления несравненно дешевле. С того времени штаты остались неизменными, а недостаток их восполнялся хозяйственными пособиями, то есть разными угодиями и оброчными статьями, которые наиболее выдавались казною, а иногда приобретались и частным образом.
Из прилагаемых при сем двух ведомостей изволите увидеть и микроскопический размер штатного положения для Архиерейского дома и микроскопический размер выделенных ему угодий в пособие штатному положению. При таковых средствах оказывается решительною невозможностию содержание самого Епископа, содержание в особенности эконома, духовника, иеромонахов и прочих чинов собственно Дома, каковые должны быть монашествующие; также содержание секретаря и чиновников Консистории, которой делопроизводство никак не менее делопроизводства губернских правлений. Кафедральный протоиерей и прочие лица белого духовенства, как имеющие сверх жалованья содержание от своих приходов, в существовании обеспечены.
Будучи убежден, что Ваше Сиятельство желает существования Кавказской епархии, я счел долгом моим представить воззрению Вашему настоящее состояние средств ее к существованию, единственно с тою целию, чтоб Вы изволили иметь о сем предмете полное и ясное понятие. Позвольте мне, всмотревшись более в дела, взойти к Вашему Сиятельству с покорнейшим представлением об обеспечении содержания Архиерейского дома. Ныне летом надеюсь лично представиться Вашему Сиятельству, и, узнав взгляд Вашего Сиятельства на этот предмет, с одной стороны, а с другой — ознакомившись со способами к обеспечению, я полагаю возможным для меня изложить пред Вами дело со всею отчетливостию.
Письмо
к директору Канцелярии синодального Обер-прокурора
К. С. Сербиновичу
(Об отчетности Кавказской Консистории)
Получив сегодня от Его Сиятельства Графа Александра Петровича Толстого три экземпляра Извлечения из Отчета, я подумал: не двадцатый ли труд Ваш вижу? Почти что так: если не двадцатый, то наверно девятнадцатый.
Приехав сюда, я немедленно озаботился, чтоб отчетность из Кавказской Консистории за 1857-й год была представлена в Святейший Синод в возможной исправности, согласно тому, что Вы изволили говорить мне при прощальной беседе. Сделали, что можно было сделать. Оказывается: циркулярами не были соглашены частные действия; каждое место доставляло сведения по своему смотрению. Это можно поправить, но я искренно желал бы слышать замечания Вашего Превосходительства, чтоб на будущее время Кавказская Епархия могла представлять к труду Вашему матерьялы вполне удовлетворительные.
По совету Вашему я довольно сблизился с бывшим Секретарем Васильевым, и он доставил мне много полезных сведений; я, с своей стороны, постарался сколько мог и умел растворить утешением чашу его горестей. Действительно должно желать, чтоб здешнее духовенство было лучше; но исправление нравственности в целом сословии совершается не скоро. На это надо время, и время. Начала ложные должно заменить началами правильными, злонамеренность благонамеренностию. Наказания не могут быть единственным орудием исправления.
Призывая благословение Божие на Вас и на милого сына Вашего, с чувствами совершенного почтения и искреннейшей преданности имею честь быть
Речь
при отпевании капитана I ранга
К. Г. Попандопуло
Господь наш Иисус Христос сказал: «Больше сея любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя» (Ин. 15. 13).
Такую весомую любовь явил жизнию своею, доказал смертию своею почивший раб Божий, воин Константин: он положил душу свою за Веру, Царя и Отечество. Ныне он безмолвствует во гробе; но самое молчание его есть громкая, живая, убедительнейшая проповедь о вечной любви.
Братия! Почившему витязю, принесшему себя в жертву любви, принесем посильный, прощальный дар любви: пролием теплейшие молитвы к Господу, да приимет и вселит душу раба Своего в горние обители вечного покоя, откуда навсегда удалены всякая печаль, всякое воздыхание, где жительствует свет невечерний и блаженство бесконечное. Аминь.
Предложение
в Консисторию
(О пожертвовании средств для чиновников)
Обращая внимание на затруднительное положение чиновников Кавказской Консистории, довольствующихся общим окладом жалованья, положенным для канцелярий Консисторских в
России вообще, между тем как в Ставрополе предметы продовольствия несравненно дороже, нежели в России вообще, я счел обязанностию моею явить мое пастырское деятельное участие в положении чиновников Кавказской Консистории. Удовлетворяя требованию таковой пастырской обязанности моей, я предлагаю Консистории триста рублей серебром из моей собственности на раздачу чиновникам по расписанию, которое предлагаю Консистории составить и представить на мое усмотрение.
Уповаем, что с сим скудным даром нашим, яко с даяниям Архипастыря, внидет благословение Божие в домы чиновников, так как, напротив того, даяния незаконные удаляют благословение Божие от тех лиц и домов, коими сии незаконные даяния привлекаются. Доставителю сего предложения и при нем суммы в триста рублей серебром, келейному моему, рясофорному послушнику Иоанну, выдать расписку за подписанием члена Консистории и исправляющего должность секретаря.
Предложение
в Консисторию
(О перестройке Архиерейского дома)
По прибытии моем в Ставрополь, между прочими предметами Епархиальной администрации, обратившими на себя мое внимание, временный
Чтоб дать делу исправления всю должную правильность и ясность, нахожу полезным и благоприличным учредить особую
Архитектор Воскресенский, приглашенный мною для составления проекта исправлению и пристройке дома и для наблюдения технического за работами, будет получать вознаграждение прямо от меня. За работу и материалы предлагаю деньги выдавать Комиссии, смотря по успеху работ; строительную сумму Комиссия будет получать от меня. Чтоб не обременить Комиссию письменностию, предлагаю ей иметь: 1) приходо-расходную книгу для вписывания в оную прихода и расхода суммы, 2) делопроизводство из журнальных статей, в коих должно прописываться основание каждой выдаче денег и прочие обстоятельства, могущие встретиться при постройке. Только те журнальные статьи должны немедленно представляться мне на утверждение, кои будут иметь какую-либо особенность и важность, сопряженную с изменением проекта; все вообще журнальные статьи должны представляться мне на утверждение однажды в месяц. На расходы Комиссии представляются мною первоначально прилагаемые при сем две тысячи четыреста сорок девять рублей серебром, выданные в задаток за лесной, каменный и другие материалы ставропольскому купцу Григорию Маслову, двести рублей столяру, ростовскому мещанину, Матвею Дундукину и сто рублей архитектору Воскресенскому, на кои прилагаются при сем расписки.
Комиссия имеет немедленно открыть свои действия по прилагаемому при сем проекту и смете и, заключив с подрядчиком Масловым и со столяром Дундукиным законные контракты, приступить к делу. Милосердный Господь да благословит благое начинание в пользу Своей Святой Церкви, в преуспеяние Христова учения в Кавказском крае, и да воздаст сторичными благами пожертвователям на устройство приюта Епископу! Да услышат они в свое время всерадостное приветствие Господа:
Речь
при освящении Георгиевского знамени Линейного казачьего войска
Братия! Христолюбивое воинство славно доблестями своими пред царями земными — оно славно ими и пред Царем Небесным. Доказали это многие воины, доказал это святой великомученик Победоносец Георгий: он начал подвиг свой победами земными — кончил подвиг, восхитив Небо. Святой Георгий — витязь и земной и небесный.
Благочестивейшие самодержцы всероссийские указывают своему воинству на великомученика Георгия как на образец совершенного воина. Они того воина, который окажет высший подвиг, знаменуют именем и иконою великомученика Георгия.
Но здесь представляется особенное зрелище!.. Здесь не один воин из сонма храбрых отличается от прочих другов своих во имя победоносного Георгия, целое воинство получает знамя, на котором — изображение витязя Божия, на котором — его славное и святое имя. Что значит это? Это значит, что Русский Царь признал Кавказское казачье линейное воинство совершенным в храбрости, достойным высшей воинской почести и награды. Он признал в этом воинстве каждого воина героем, каждого воина — достойным встать под хоругвь величайшего из воинов — Георгия! Что признал Русский Царь, то признала вся Россия.
Братия! Многотрудными подвигами, потоками крови, вы, отцы ваши и деды стяжали высокую милость Православного Царя, излившуюся ныне на Кавказское казачье линейное воинство. Ею он награждает и венчает воинство за многолетние подвиги воинства, ею он призывает вас к новым подвигам — уже не только к подвигам по плоти — к подвигам духовным. Вы получили на знамени вашем вождя, способного руководить вас на горы земные и на горы Небесные.
Победоносец Георгий не ведает преград: преград, утесов, пропастей нет для него, все глубины и высоты ему удобоприступны. За ним, братия! За ним! До самых грозных и вожделенных врат в вечность. Карайте, громите врагов Царя и Отечества, как вы карали и громили их доселе, но вместе потщитесь одержать победу и над невидимым врагом Бога и человечества — над грехом, убивающим человека вечною смертию.
Каждый из вас да увенчается сугубым венцом, как увенчался неодолимый Георгий, удививший доблестию своею и человеков и Ангелов! Каждый из вас да сподобится сказать с дерзновением и радостию:
Рапорт
Святейшему Синоду
(О торжествах по случаю освящения знамени)
<…> Как с самого прибытия моего в Ставрополь, где находится главная квартира Линейного войска, начальство его выразило ко мне особенное внимание, а впоследствии начало уже выражать и особенное расположение, то Атаман пригласил меня совершить освящение знамени; приглашено было и все старшее духовенство города. Встреча Линейным духовенством была сделана мне согласно распоряжению Святейшего Синода. Все обстоятельства, кажется, условились между собою и согласились, чтобы торжеству, вполне особенному по своему характеру, доставить еще и особенное великолепие. Воинское народонаселение пришло в восторг. По окончании продолжительного Богослужения была предложена общая трапеза в особенной обширной палатке, с одной стороны совершенно открытой. Обедали духовенство, генералитет, военные и гражданские чины, а по обеим сторонам палатки, у длинных столов обедали воины, прибывшие из прочих станиц к торжеству. По произнесении тостов за здравие Государя Императора, Великого Князя Наследника, Князя Наместника Кавказского Атаман провозгласил тост за здравие Преосвященного. На сей тост войско отвечало громким и продолжительным «ура», киданием шапок вверх и прочими ему свойственными выражениями удовольствия. При отъезде моем войско окружило мою карету и отпустило меня при криках «ура», а некоторые всадники провожали до самого моего дома, выказывая в течение дороги лихость свою и веселие джигитовкою. При сем случае особенно выразилось, как и постоянно с прибытия моего выражалось, желание не только начальников Линейного войска, но и самого военного народонаселения иметь Епископа; в этом желании участвует и Линейное духовенство, для коего отношения в Тифлис, по отдаленности его, очень затруднительны, а сношения, напротив того, с Ставрополем вполне естественны и по самым житейским нуждам совершенно необходимы.
Самое нравственное состояние Линейного духовенства очень страдает от его настоящего положения, что очень заметно было при торжестве 12 мая, при коем Епархиальное духовенство держало себя гораздо благочиннее и благоприличнее. По окончании Божественной литургии, пред совершением последования, установленного при освящении знамени, мною произнесена была речь. Начальство Казачьего войска распорядилось о немедленном напечатании сей речи для рассылки по всему Линейному войску.
Отношение
к начальнику Штаба Кавказской армии
(По поводу Обер-священника Гумилевского)
Кавказское семинарское правление представило мне от 24-го июня сего 1858 года на рассмотрение свой журнал, в статье VII которого пропущено нижеследующее: Отношение Обер-священника Кавказской армии от 29-го мая 1858 года № 1329, коим уведомляемо, что он, вследствие отношения Правления Семинарии от 22 апреля текущего года за № 407-м, входил чрез начальника Штаба Кавказской армии к г-ну Главнокомандующему Армиею, который изволил признать, что подведомственное ему духовенство не должно доставлять требуемых Кавказскою духовною семинариею сведений о раскольниках. В случае же, если б Епархиальное начальство или Семинария имели надобность в коих-либо сведениях относительно раскольников, те могут обращаться к Наказному атаману сего Войска, который по своему усмотрению и доставит требуемые сведения, а в случаях надобности войдет предварительно в сношение со мною или испросит разрешения г-на Главнокомандующего. При сем Обер-священник присовокупляет, что подведомственное ему духовенство в отношении образа действий с раскольниками до настоящего времени руководствовалось и ныне руководствуется правилами и наставлениями, изложенными в секретном предписании Святейшего Синода от 5-го апреля 1845 года, и что важным пособием духовенству в деле обращения раскольников в Православие служат разосланные им книги: 1-е. Истинно древняя и истинно Православная Церковь; 2-е. История русского раскола.
Не могу не сознаться пред Вашим Превосходительством, что мне показалось странным: на каком основании к Семинарскому правлению присоединено Епархиальное начальство, между тем как отношения сих двух управлений к ведомству г-на Обер-священника вполне различны. Кавказское Епархиальное начальство ни в сем деле, ни в каком другом не подало повода, чтоб на него сделано было такое указание. Оно, то есть собственно Консистория (§ 1 Устава Духовных Консисторий), не имеет никакой связи с ведомством Обер-священника, а Кавказская семинария воспитывает священно-церковнослужителей для Линейного войска, почему Правление ее находится по необходимости в непосредственном и частом сношении с начальником Линейного духовенства, Обер-священником Кавказской армии. Кавказская семинария состоит, подобно всем прочим семинариям, под прямым и полным начальством духовно-учебного управления и одной из Академий, к округу которой она принадлежит; местный Архиерей имеет право ближайшего надзора над Семинариею и поверки ее действий, а в административном, хозяйственном и ученом отношениях она вполне зависит от упомянутых ее начальств и действует по данным ей инструкциям. Как учение раскольников имеет бесчисленные оттенки, самые разнообразные, то все в России семинарии собирают местные сведения о учении раскольников, и собирают именно чрез местное духовенство как систематически обученное догматам Церкви, чтоб благовременно ознакомить воспитанников с местными заблуждениями раскольников и таким образом приготовить пастырей, способных успешно действовать на раскольников сообразно местным заблуждениям их. Так поступила Кавказская семинария. Она входила с представлением о том Кавказскому епископу, и вследствие ее представления сделано распоряжение, что Епархиальные священники тех приходов, в коих имеются раскольники, доставляли сведения о их заблуждениях, паче же о особенностях сих заблуждений прямо в Семинарское правление. На том же основании, с тою же целию, о том предмете, по порядку, общепринятому во всей России, Кавказское семинарское правление отнеслось к Обер-священнику Кавказской армии. Оно не имело права не сделать этого! Оно не имело права, даже не могло иметь мысли устранить духовное лице, когда предметом сношения должны быть догматы Веры, и обратиться к светскому лицу. Так оно поступает относительно всех Епархиальных ведомств при открывающихся нуждах в сношении. Миссионерский класс Семинарии наиболее существует для Линейного казачьего духовенства: в Кавказской епархии раскольников очень-очень мало — почти нет.
Представив Вашему Превосходительству в должном виде действия Семинарии, я обращаюсь к отношениям собственно Кавказского Епархиального начальства к г-ну Обер-священнику. Кавказское Епархиальное начальство исполняет все нужды Обер-священника со всею поспешностию, со всею предусмотрительностию, со всею любовию. Даже Консистория не вводится в эти дела: для большей поспешности они решаются Епископом непосредственно. Со своей стороны Кавказское Епархиальное начальство не беспокоило г-на Обер-священника ни по делам о раскольниках, ни по делам другим, не имев, к счастию, никаких к тому поводов. И на настоящий отзыв г-на Обер-священника Семинарскому правлению и не обратил бы никакого внимания как относящийся единственно до духовных воспитанников его ведомства, если тут не упомянуто было Епархиальное начальство, которое в настоящем деле не принимало никакого участия, и если не представлено было дело в таком виде Князю Наместнику, коего мнением я дорожу, как сокровищем.
Как г-н Обер-священник Кавказской армии представлял доклад свой Его Сиятельству Князю Наместнику чрез Ваше Превосходительство, то я считаю приемного обязанностию моею покорнейше просить Ваше Превосходительство: примите на себя труд доложить Его Сиятельству это письмо, служащее пополнением и объяснением делу, без какового объяснения и пополнения бросается тень на действия Кавказского Епархиального начальства. Добываемые Семинариями сведения по должном анализе представляются Высшему духовному начальству и служат важным пособием к составлению тем превосходных творений о раскольниках, коими обогатилась русская духовная литература в новейшее время. Вашему Превосходительству, столько знакомому с ученым миром, вполне очевидна важность сведений живых, добываемых вышеизложенным способом о учении раскольников Семинариями. Такие сведения в учебниках, где излагаются общие заблуждения сект, редко встречаются. Что делать, когда для духовных воспитанников Епархиального ведомства и для духовных воспитанников Линейного войска Семинария — одна Семинария, исполнив долг свой пред Обер-священником и пред воспитанниками своими его ведомства, теперь должна ограничиться книгами о раскольниках, к числу коих принадлежат два прекрасные сочинения, указанные г-ном Обер-священником, и теми местными сведениями о особенностях раскольничьих учений в Крае, которые будут доставлены от Епархиальных священников. Она устранена от ответственности пред своим начальством за неполноту собранных местных сведений волею Князя Наместника, объявленною ей в отношении г-на Обер-священника. Семинарии ли представится случай относиться к г-ну Атаману войска; нужда в этом встречается даже для Епархиального начальства, которое всегда и поступало соответственно своим обязанностям.
Предложение
в Консисторию
(О протоиерее Крастилевском)
Ознакомившись с большею частию вверенной мне Епархии, признаю существенно нужным следующее распоряжение: протоиерей Константин Крастилевский увольняется от должности кафедрального протоиерея и от присутствия в Консистории. На место его назначается кафедральный протоиерей города Георгиевска и благочинный Василий Попов, коему вместе быть и присутствующему в Консистории. Судный стол передается протоирею Петру Сухареву, как лицу, замеченному мною особенно правдивым и понимающим всю важность того рода дел, кои имеют сильное влияние на участь человеков, а нередко и решают ее. При сем поверить суммы и имущество кафедрального собора новому кафедральному протоиерею Попову совокупно с протоиереем Крастилевским и братиею Собора, причем в качестве посредников быть протоиереям Сухареву и Поспелову; по окончании поверки о последующем донести мне рапортом за подписью всех лиц, участвовавших в поверке. Протоиерею Крастилевскому предоставится приличное место по получении из Святейшего Синода совершенного увольнения его от звания члена Консистории, о чем я ходатайствую. Предлагаю Консистории привести мое распоряжение в исполнение без малейшего промедления.
Письмо
к директору Канцелярии синодального Обер-прокурора
К. С. Сербиновичу
(О средствах для Архиерейского дома)
Главное Управление Наместника Кавказского уведомило меня отношением от 25-го сентября за № 3702, что вследствие моего ходатайства, Князь Александр Иванович Барятинский сообщил Г. Председателю Кавказского Комитета об испрошении Высочайшего Государя Императора соизволения на ассигнование и ежегодный отпуск от казны Кавказскому Архиерейскому дому, в дополнение к получаемому им ныне содержанию и в замен тех угодий, коими он не может быть наделен, трех тысяч восьмисот рублей серебром. Имея честь уведомить о сем Ваше Превосходительство, вместе с тем считаю приятнейшим долгом моим покорнейше просить Вашего милостивого содействия в доставлении Кавказскому Архиерейскому дому означенной суммы, долженствующей обеспечить содержание Дома и доставить Епископу Кавказскому возможность деятельности, требуемой от него новостию и переходным состоянием Края.
Призывая на Вас обильное благословение Неба, с чувствами отличного уважения и совершенной преданности имею честь быть
Письмо
к Епископу Тульскому Алексию
(О рекомендации помощника секретаря Консистории, Митрополите Исидоре и др.)
Не знаю, как и благодарить Вас за любовь, оказываемую Вами мне недостойному: ею я утешен и тронут до глубины души. Тульские странники еще не прибыли сюда, а когда прибудут, то постараюсь устроить их так, чтоб они не сожалели о своем перемещении. В Кавказской Консистории имеется вакантное место помощника секретаря: не пожелает ли кто из кончивших курс в Тульской Семинарии, лицо со способностями и нравственностию, занять это место. Если, Ваше Преосвященство, примете на себя труд и отрекомендуете это место лицу благонадежному и нуждающемуся, то я приму его от руки Вашей с полною доверенностию и любовию. Простите моему дерзновению пред Вами: примите его, как знак моей искренной преданности.
Преосвященный Митрополит Киевский, в проезд свой чрез Кавказскую Епархию, окритиковал все мои действия, даже коснулся поведения моего. Сначала это огорчило меня, но после я, по милости Божией, успокоился, вспомнив, что я уже оканчиваю мое земное течение и что все такие огорчения облегчат мне ответ, уже для меня близкий, пред Страшным и Нелицеприятным Судиею. Человеку, чтоб не ошибаться в действиях своих, надо вполне отказаться от всякой деятельности. В противном случае, человек, по естественной ограниченности и греховности своей, необходимо должен подвергнуться ошибкам, и подвергались им все без исключения величайшие святые и величайшие гении. Признание себя непогрешающим есть самообольщение; требование непогрешаемости от ближних есть требование, чуждое смысла. Прошу всех моих ближних потерпеть многим моим немощам и недостаткам.
По великой милости Божией настоящим моим положением я очень доволен, хотя и встречаются неизбежные в земной жизни неприятности. Впрочем, эти неприятности вполне ничтожны пред неприятностями петербургскими. Меня огорчают, и я огорчаю! как быть: без этого обойтись нельзя. Духовенство, вообще, хорошо, и, кажется, ко мне довольно расположилось. В половине октября я перешел в домик мой, небольшой, но весьма удобный: он — в характере Гефсиманских келлий Московского Митрополита. И этому Старцу досталось от Исидора! но присутствовавшие не соблазнились на Филарета: им показались странными жесткие нарекания облагодетельствованного на благодетеля. В этом отношении точно так же действовал Исидор в Петербурге, когда посетил сию столицу при перемещении своем из Московских Викариев на кафедру Полоцкую.
Испрашивая Ваше Архипастырское благословение себе и вверенной мне пастве и поручая себя Вашим Святым Молитвам, с чувствами отличного уважения и совершенной преданности имею честь быть
Письмо
к Митрополиту Новгородскому и С.-Петербургскому Григорию
(О средствах для Епархии)
Предместники мои по Кавказской кафедре Преосвященные Иеремия и Иоанникий в дополнение к окладу Епископа, к 285 рублям жалованья и к 457 рублям на стол и экипаж, получали 1000 рублей серебром ежегодно вспомоществования. По производстве моем в сан Епископа, находясь еще в С.-Петербурге и узнав о бедности кафедры Кавказской епархии, я просил письменно и лично его Сиятельство г-на синодального Обер-прокурора графа А. П. Толстого о том, чтоб мне, по примеру моих предшественников, была выдаваема назначенная вспомогательная тысяча рублей. Главным основанием к такой просьбе было мое крайне болезненное состояние. Его Сиятельство, по свойственной ему доброте сердечной и сознавая всю основательность моей просьбы, заверили меня честным и благородным своим словом, что просьба моя непременно будет удовлетворена.
По прибытии моем в Ставрополь я нашел Епископский дом в несравненно худшем состоянии, нежели в каком полагал найти. Я нашел руину во всех отношениях.
Такое состояние Дома усилило нужды Епископа. Надеясь на то, что обещанное вспоможение будет мне доставлено, я был спокоен и даже позволил себе из тех крох, которые остались у меня от дороги, дать триста рублей серебром на канцелярию Консистории, так как чиновники ее терпели особенную нужду по причине необыкновенно суровой и продолжительной зимы 1858 года. Сделаны из упомянутых крох и другие издержки в пользу Епархии. Некоторые доходы, которыми, сверх вспомогательной тысячи, пополнялся оклад Епископа и которые соблазняли Край девственный и строго смотрящий на образ действий духовенства, я немедленно отменил. Средства содержания Епископа перешли от состояния умеренности к состоянию крайней скудости.
Внезапным сокращением средств к содержанию я был бы поставлен в весьма затруднительное положение, именно по болезненнейшему состоянию, давно требовавшему пользования минеральными водами, если б особенная милость Божия не помогла мне неожиданно. Некоторое лице, весьма мало со мною знакомое, без всякого даже намека с моей стороны, доставило мне тысячу рублей серебром с извещением, что оно делает мне эту помощь, узнав о особенной моей нужде воспользоваться минеральными водами и о неимении к тому средств. Признаю эту помощь ниспосланною Богом: ибо воды произвели во всем моем организме чудное потрясение, волнение и преобразование, которые продолжаются до сих пор, освобождая меня постепенно, хотя и при мучительном действии от золотушной материи, гнездящейся во множестве во всех членах тела моего. Если не могу признать себя вполне исцелевшим, по причине застарелости моей болезни и произведенного ею истощения сил, то должен с глубоким чувством благодарности к милосердию Божию и к орудию этого милосердия признать себя значительно поправившимся.
По возвращении моем в Ставрополь из Епархии обширной, с населением редким, хотя и живущим в селениях многолюдных, видя, что вспомогательная тысяча рублей мне не высылается, отчего положение мое делается весьма затруднительным, я изобразил в покорнейшем прошении Святейшему Синоду от 25 сентября 1858 года за № 200 особенность положения Кавказской кафедры и, особенное на сей особенности, мое затруднительное положение по содержанию. Такое положение Православного Епископа весьма естественно в стране инославной и иноверной, в которой он не имеет гражданского значения, неприменимо в стране Православной, в России, где Епископ необходимо должен сохранить повсюду соблюдающиеся обычаи, например, выезжать в карете, принимать посетителей прилично. А здесь, сверх того, надо особенно приласкать все сословия и все разнородные управления: ибо, по новости Епархии, Епископ имеет нужду в особой благосклонности всех сословий и всех управлений. Содержание, которое прежде получал Епископ Кавказский, по скудости своей служило предметом соблазна для здешней публики. Теперь соблазн усилился, потому что полное прекращение содержания, считавшегося скудным, известно всем чиновникам казенной палаты и казначейства, а чрез них всему городу. 1000 рублей, высылавшаяся собственно Епископу, не выслана ни в 1858-м, ни в 1859-м году, а 1500 рублей, высылавшаяся на содержание Дома, выслана в 1858-м году, но в 1859-м уже не высылается. Сведение о том, что Кавказский Епископ поставлен в крайнее затруднение по содержанию, перешло при посредстве лиц гражданского ведомства чрез Кавказские горы, в Тифлис, сделалось там предметом разговора и соблазна. Кавказский наместник, Князь Барятинский, писал к г-ну синодальному Обер-прокурору, прося его исходатайствовать мне тысячу рублей, которую получали мои предместники в дополнение к своему жалованью. О сем я уведомлен формальным отношением. Мне очень жаль, что Князь Барятинский должен был писать о сем Графу Толстому, этому не следовало бы быть.
Необходимо, чтоб здесь имели уважение к голосу Святейшего Синода. Степень этого уважения постоянно будет гармонировать с действиями, которые благоугодно будет обнаруживать. Неблаговолением к личности надо пожертвовать [в пользу интересов Церкви. Едва миновавши моральное положение Кавказского Епископа, положение, при котором выражалось совершенное невнимание к нему и к Епархии, служит достаточным тому доказательством.
Что ж касается собственно до меня, то я не могу довольно нарадоваться, что Господь извлек меня из шумной столицы, для которой я неспособен ни по душе, ни по телу. Место здесь весьма спокойное, весьма уединенное. Жители посещают Епископа только в великие праздники, тогда собирается их очень много. На расходы по Дому я должен был занять тысячу рублей. Эти деньги надо возвратить, что и надеюсь сделать по милости Божией, ибо Князь Наместник уведомил меня формально, что он ходатайствует пред Государем Императором о доставлении Кавказскому Епископскому дому ежегодного денежного вспоможения из казны вместо угодий, которых Край дать не может. Это вспоможение заменит деньги 1500 рублей серебром, высылавшиеся собственно на Дом. По сей причине я ходатайствую только о представлении мне той тысячи рублей, которая отпускалась, собственно, Епископу. Примите, Ваше Высокопреосвященство, благосклонно письмо сие как дань, которой я приношу мои обязанности, к моему сану и служению. Постараюсь принять все меры, если того сподобит меня Господь, чтоб не сделать чего-либо по увлечению и устоять на церковном поприще, на котором я поставлен. Если это окажется невозможным, то сию невозможность отселе лобызаю со всею любовию, со всею радостию, яко устроимую Промыслом Божиим в пользу окаянной души моей, имеющей совлещись тела и предстать на лицеприятный Суд Божий. Исполнен долг мой, предоставляю остальное воле Божией и благоусмотрению Вашего Высокопреосвященства.
В письме моем к г-ну синодальному Обер-прокурору, которое посылаю по сей же почте и о том же предмете, я сослался на сие письмо к Вашему Высокопреосвященству. Примите на себя одолжительный труд показать сие письмо графу, так как я не счел приличным писать к Его Сиятельству того, что помещено здесь и что я мог сказать только пред Вами как пред Первосвятителем. Всепокорнейше прошу не давать официальности этому письму, как вполне конфиденциальное, оно написано мною собственноручно.
Поручая себя и вверенную мне паству Вашим святым молитвам и испрашивая Ваше Архипастырское благословение,
Письмо
к Обер-прокурору графу А. П. Толстому
(О средствах для Епархии)
Имел я честь утруждать Ваше Сиятельство покорнейшею моею просьбою лично и на письме, немедленно по рукоположении меня в сан Епископа, находясь еще в Петербурге, о предоставлении мне, по примеру моих предшественников на кафедре Кавказской, тысячи рублей серебром, в вспоможение к моему годичному жалованью в 285 рублей. Желательно, чтоб сей последней суммы стало для меня на лекарства по моей болезненности. Просьба моя — следствие нужды. Она милостиво выслушана Вашим Сиятельством, и я получил от Вас неоднократно повторенное уверение, что Вы не лишите меня необходимого содержания.
Между множеством дел более важных, которыми Вы заняты, немудрено, что Вы не успели еще обратить внимание на мою покорнейшую просьбу, но я, стоя лицем к лицу пред крайнею нуждою, снова позволяю себе беспокоить Вас повторением в письме моем по сей же почте к Его Высокопреосвященству Митрополиту Новгородскому и С.-Петербургскому; я просил Его Высокопреосвященство показать это письмо Вашему Сиятельству. Я уверен в доброте Вашего сердца и в том, что Вы не захотите подражать евангельскому богачу, который в краткий срок своего земного обилия не оказал сострадания к затруднительному состоянию ближнего. Так устроилось, что Евангелие о сем событии читалось на той Литургии, на которой я рукоположен во Епископа.
С
Письмо
к Обер-священнику Кавказской армии
Гумилевскому
Поделиться книгой: