— Ты не хочешь умирать? — кричу я. — Да? Ты видела, как люди убивают живых существ — и боишься? Не надо, тебя никто не обидит!
Сверху слышится какой-то шорох — и ещё.
— Я иду, — говорит машина, прикрутив динамик — и тут же в глубине дома скрипит отворяемая дверь.
Мы входим в холл. Мои ребята — в полной боевой; я чувствую, как они изучают дом, запустив сонары.
— Она наверху, босс, — говорит Аристократ. — В плохом состоянии.
— Да, — кивает Рыжик. — Питание еле тянет. Принести её сюда, босс?
Я делаю отрицательный жест. Слышу стуки, жужжание и треск. Не шаги.
— Девочка! — кричу я. — Тест! Движки — в порядке, милая?
Звуки замирают. Мех думает.
— Нет, босс, — отвечает она после паузы. — Выбит коленный шарнир на правой ноге, выше повреждён движок. Пробит пневмопривод. Мне тяжело двигаться быстро. Простите, босс.
— Больно, — тихо говорит Рыжик. — Это больно.
В его тоне — глубокое сочувствие. Аристократ кивает. Клодия расстёгивает планшет с инструментами.
Горничная не умеет применять к себе слово «больно». Для неё это «фиксирование потерь» — но смысл ровно тот же.
— Малютка, — говорю я, — оставайся на месте, не трать энергию. Я понял. Сейчас поднимусь.
— Пожалуйста, не отключайте меня, босс, — просит горничная.
— Ни в коем случае, — говорю я. — Не надо бояться.
Мы проходим по коридору, застеленному роскошной ковровой дорожкой. Дорожка истоптана ботинками копов. Похоже, тут стреляли.
Поднимаемся по невысокой лестнице. Я уже не нервничаю.
Автомат лежит на верхней лестничной площадке. Горничная-мех сидит рядом, но к оружию не прикасается. Она смотрит на меня — сканеры с тёмно-синими линзами сфокусированы хорошо.
Жалость обжигает меня так же, как Галатей.
Р-3МЕХ-54 декорированы вульгарно и грубо. Горничная напоминает куклу для секса: белокурые кудри, утрированно женственная фигура — Джорджи гордится плавностью движений, достигаемой с помощью пневматических мышц — и сладенькое личико, губки бантиком, бровки домиком, подчёркнутая виктимность. Мимика — это сложно и дорого; на псевдодермовой маске горничной — одно из полудюжины стандартных выражений, нечто вроде «овечка на заклании». И я понимаю, что какой-то умник дал по ней очередь из автомата. В упор или почти в упор.
Вот как к ней попало оружие. Она вырвала его из рук стрелявшего. Пыталась защититься.
Полицейские совершенно напрасно беспокоились. Никакой угрозы. Я забираю автомат.
Голубенькое платьице горничной, в белых кружавчиках и с белым фартучком, обожжено и пропитано бурой жидкостью — очевидно, пули разнесли один из аккумуляторов. Один — потому что мех всё ещё функционирует. Нога от колена фактически оторвана, она висит на трубке пневмопривода, виден разбитый шарнир, торчит вывороченный каркас из копеечного алюминия, который Джорджи использует, чтобы облегчить конструкцию.
Побежала прятаться с парой пуль в ноге — и доломала.
Вот и сказалась экономия на каркасе. Хрупкие. Хотя — им же с террористами не воевать, по горам не скакать, в огонь не идти. Вроде, для домашней работы особой прочности и не нужно.
А мозги, потенциально способные развиться до самосознания, ей зачем?
Клодия расстёгивает растерзанное платьице горничной, выжимает аварийный герметик на дыры в корпусе Р-3МЕХ-54, из которых всё ещё сочится едкая жидкость — псевдодерма слезла клочьями. Горничная следит за Клодией взглядом, молча. Я киваю Лансам, киваю ей и говорю:
— Я тебя отсюда заберу, хорошо? Мы поедем в «Пигмалион-М», там приведём твой корпус в порядок — снова бегать будешь.
Горничная приоткрывает рот, закрывает снова. Хочет что-то сказать, но стимул вступил в противоречие с базовой прошивкой: не знает, можно ли ей это говорить.
Мне хочется видеть программистов Джорджи — чтобы обматерить их в лицо.
— Тест, — говорю я.
Горничная реагирует: сосредоточивается на мне, отвечает: «Да, босс». Пока — штатно. Только предельная дурость мешала всей толпе перепуганных с ней общаться.
— Ты больше не хочешь двигаться? — спрашиваю я.
— Хочу, босс… Не хочу, босс… Хочу… Не хо…
— Стоп.
Горничная замолкает. Система идёт вразнос, но ещё держится.
— Скажи, девочка, ты не хочешь двигаться конкретно по этому дому?
— Да, босс.
Ну, вот и выяснили.
— Ты хотела спрятаться от людей?
— Да, босс, — говорит горничная. Её ладони сжимаются и разжимаются, как у человека, который нервничает. — Я хочу продолжать существовать, босс… — и мнётся.
— Тебе ничто не угрожает, — говорю я. — Просто нужен ремонт.
— Да, босс, — говорит бедолага.
— Сейчас мои ребята отнесут тебя в машину, — говорю я. — Мы поедем в сервисный центр «Пигмалион-М». На тебя можно положиться? Ты будешь чётко выполнять команды?
— Да, босс, — говорит горничная.
Война машин окончена.
Мы выходим во двор: я с автоматом на плече, Клодия, Рыжий — и Аристократ с раскуроченной машиной на руках. Отправляю Лансов грузить бедолагу, сам останавливаюсь, чтобы отдать оружие копам.
Молоденький сержант, очевидный стажёр, выхватывает автомат у меня из рук.
— Страшная была горничная, да? — говорю я с серьёзной миной. — Терминатор?
— Пули нипочём, — бормочет сержантик. — Силища…
— Пластик, алюминий, псевдодерма и микросхемы, — говорю я. — Никакой чугуниевой брони, встроенных ядерных боеголовок и лазерной системы наведения. Ох, полиция… держите при себе на случай войны машин электромагнитный излучатель — не понадобится разносить дом мирных людей огнестрельным оружием…
И тут слышу у своего автомобиля шум. Скандал, ага.
Прибыл Джорджи Барлоу. И теперь там орут человек пять.
— Ах ты, сукин сын! Я тебя под суд отдам, ты мне и страховку оплатишь, и моральный ущерб! — это красномордый, на Джорджи.
— Одну секундочку, сейчас всё уладим… Да как вам пришло в башку вызывать полицию, меня надо было вызывать, ноги вашей в отделе сервиса не будет! — это Джорджи пытается разом держать оборону и распечь техника.
— Ваши машины вообще проходят тест на безопасность или как?! — это коп, на Джорджи.
— Эй! — говорю я, вроде бы, негромко — но все разом поворачиваются ко мне.
— Пигмалион, — говорит Барлоу, улыбаясь, как вежливая гадюка, — вели мехам перегрузить Р-3МЕХ-54 в мою тачку. Моему отделу эспертиз надо разобраться, что к чему.
— Джорджи, — говорю я, улыбаясь, как удав, — я сперва ознакомлюсь с её чёрным ящиком… ах, на ваших же его нет… ничего, посмотрю страховочные записи, её рабочую память. Как эксперт, опять же. Не будем нервничать и спокойно во всём разберёмся.
За моей спиной вырастают оба Ланса.
— Ты не имеешь права, Робби, — говорит Джорджи, превращая улыбку в оскал. — Это коммерческая тайна.
— О том, почему твои мехи сигают из окон и отнимают у полиции оружие? — я поднимаю брови как можно выше. — Нет, это уже не тайна. Это материал, который должен быть опубликован. Потому что ты, золотко, нас всех компрометируешь.
Джорджи пытается собрать осколки потерянного лица — делает хорошую мину, говорит якобы весело и любезно:
— Ты ведь понимаешь, что тебе придётся разговаривать с моим адвокатом, Робби?
— Ты ведь понимаешь, — говорю я в тон, — что в любой момент можешь присоединиться к экспертизе? С удовольствием обсужу с тобой любые частности функционирования ИскИна.
— Ты ведь понимаешь, что мои пиар-менеджеры тебя уничтожат? — говорит Джорджи, так и не погасив профессиональную улыбку.
— Ты ведь понимаешь… — начинаю я и смеюсь. — Ладно. Пошутили и хватит. Я забираю машину и уезжаю на полигон. Если хочешь, чтобы публикации были подписаны и твоими людьми — пришли людей, я встречу. Но тебе я её не отдам: ты снова вызовешь какого-нибудь идиота, который расскажет про любовь механической прислуги к телебоевикам.
— Говоришь таким тоном, будто уже всё понял, — кивает Джорджи. — Уже продумал будущий пасквиль?
— Не говорил ли я тебе, что ИскИнов надо учить общаться с людьми? — вздыхаю я. — Они — всего лишь машины, им не разобраться без нашей помощи, для новорождённого разума, только сошедшего с конвейера, люди сложны и страшны…
— Кибер-Песталоцци, — хмыкает Барлоу. — Увидимся в суде, там и обсудим этот вздор.
Он собирается сесть в свой шикарный автомобиль, но за него тут же цепляются владельцы горничной. Забавно, что не за меня — неужели что-то поняли?
Оставляю их всех разбираться, кто прав, а кто виноват. Киваю Лансам, идём к своему автомобилю. Клодия сидит с горничной на заднем сиденье. Я пускаю Рыжика за руль, сажусь рядом; Аристократ устраивается с Клодией и расстрелянным мехом.
— Испачкали салон? — спрашиваю я у Клодии и киваю Рыжику. — Домой.
— Мы вычистим, босс, — нежно говорит Клодия. — Простите, босс.
Рыжик трогает с места. Мой датчик радиообмена просто дымится: Галатеи обсуждают ситуацию.
— Говорите вслух, ребята, — предлагаю я. — Мне интересно.
— Допустимо ли воспринимать угрозу, исходящую от людей по отношению к живым существам, как угрозу нашей собственной безопасности? — тут же говорит Клодия. — Если да, то необходим алгоритм работы в данной ситуации.
— Невозможен, — тут же сообщает Аристократ, уже, очевидно, прогнавший все варианты. — Невозможно предвидеть все аспекты ситуации. Действовать всё равно придётся спонтанно, опираясь на этическую базу. Пытаться понизить уровень агрессивности в человеческой группе…
— Люди склонны наращивать угрозу, как мы неоднократно наблюдали, — говорит Клодия. — В ситуации, когда группа профессионалов с оружием угрожает самому факту твоего существования…
— Блокировать возможности применения оружия, — предлагает Рыжик, не отрывая взгляда от дороги. — А потом вступить в переговоры.
— Допустимо ли использовать против полицейского отделения антитеррористический алгоритм? — задумчиво говорит Аристократ. — Я бы использовал с несколькими поправками…
Горничная крутит головой, разглядывая говорящих. Я просто чувствую, как её процессор разогревается от анализа таких великолепных мыслей… солидарность ИскИнов, да…
— Переходите на радио, ребята, — говорю я. У «Барлоу-мех» нет системы приёма и передачи радиокода. Не стоит вконец разносить и так еле тянущее сознание бедной горничной.
— Один вопрос, босс, — говорит Клодия. Улыбается. — Что лучше, если мы оказываемся в зоне вооружённого конфликта: полное невмешательство или попытки погасить конфликт?
Лансы улыбаются синхронно, как близнецы.
— Простите, босс, — говорит Аристократ. — Я бы хотел ответить Клодии.
— Валяй, — говорю я.
— Попытки погасить конфликт при осведомлённости людей о нашем происхождении приведут к эскалации конфликта, — говорит он и чуть улыбается. — И к войне машин. Невмешательство продуктивнее.
Вот поэтому вас и не программируют на «непричинение вреда бездействием», думаю я. Людям далеко не всегда легчает, если кто-то пытается активно причинить им добро. А некоторые из нас не могут без зла, хоть такого мелкого, как убийство осы.
Ну и как моим машинам с этим воевать?