О ком она так печется? О Страше?
— Надо все–таки соблюдать правила приличий, — пробормотала она. — Ведь нехорошо наживаться на ее молодости и физической привлекательности, ты согласна?
Какие же они странные и старомодные. Что мне стоит сделать четыре круга по комнатам с пылесосом. Хотя… если нужно обработать весь дом от чердака до подвала посредством метелки и совка, то я прекрасно понимала сомнения Гиацинты. В отличие от Примулы.
— Чушь! Думаю, дорогая, ты преувеличиваешь. Я же не предлагаю потребовать от нее…
Я действительно издала слабый звук? Естественно, перспектива, что тебе будут отдавать приказания, будто какой–то горничной, кого угодно разозлит, но не думаю, что я фыркнула от возмущения. Однако Примула повернула голову к двери.
Не хватало только, чтобы меня застукали в темноте, словно ночного воришку! Быстрее, к лестнице! Но, увы, вынужденная придерживать длинную ночную рубашку, я была лишена возможности идти на ощупь. Так что быстро исчезнуть не удалось. Оставалось лишь мысленно скрестить пальцы и надеяться, что сестры отнесут раздавшийся звук на счет ветра, уныло завывавшего за стенами дома. И мне снова повезло. Никто не гаркнул у меня под ухом: "Стой! Кто идет?"
Наткнувшись на перила, я начала осторожно подниматься по лестнице. Медленно, аккуратно, перенося тяжесть с одного носка на другой. Вот я уже почти наверху. Почти в безопасности…
Что… что это было?! Ветер? Но мгновение назад ветер не выл с такой силой.
А теперь он пронесся по всему дому, его стремительный порыв ударил мне в спину, отчего я полетела вперед. Это был вовсе не ветер! Угроза, которая пригвоздила меня к полу и приникала к моей шее, имела мохнатую морду и огромный влажный язык.
Глава четвертая
Будучи знакомой с повадками собак, я сообразила, что Минерва вовсе не пыталась сожрать меня с потрохами, напротив, собачка выражала бурный восторг. К тому же у Минни хватило ума заниматься этим тихо, не привлекая внимания сестриц Трамвелл. Никакого тебе надрывного лая или восторженного скулежа! Выбравшись из–под Минервы, я поведала ей, что она самая милая, самая чудесная собачка в мире и я без ума от нее, но не лучше ли отложить наше сближение на завтра? Нащупав следующую ступеньку, я продолжила свое трудное восхождение на карачках, тогда как лучший друг человека игриво норовил схватить меня за юбку. В голове свербила нелепая мысль: может, все это лишь кошмар и я сейчас проснусь на своей пигмейской кроватке? Я одернула себя. Долой кошмары! А то, чего доброго, обнаружу, что Гиацинта с Примулой ведьмами взлетели вверх и сейчас поджидают меня, а глаза их светятся дьявольским желтым огнем.
Но наверху лестницы меня поджидали вовсе не старушки, а их верный Страш. Оставалось надеяться, что в длинной ночной рубашке, похожей на саван, он примет меня за шаловливое привидение.
Однако этот король невозмутимости превзошел самые смелые мои ожидания.
— Простите, мисс. Мне кажется, вы страдаете лунатизмом. По–моему, весьма неприятная и опасная болезнь. — Он почтительно протянул руку и помог мне обрести вертикальное положение. — Наверное, последствия жуткого дня. Может, вам принести что–нибудь, мисс? Скажем, чашку горячего шоколада?
Как это сестрам Трамвелл удалось так перевоспитать домушника со стажем? Это делает честь их человеколюбию!
— О, с огромным удовольствием выпью горячего шоколада, Страш. Спасибо!
Минерва упоенно жевала мои босые ноги, но тем не менее я умудрилась одарить своего спасителя благодарной улыбкой.
— Сию минуту, мисс, — ответил он с замечательной смесью высокомерия и почтительности. — Подать его к вам в комнату или ко мне, мисс?
Вот тут я струсила. Что это, шантаж? И все–таки мне удалось выдавить из себя:
— Как глупо с моей стороны! Я только сейчас сообразила, что не знаю, люблю горячий шоколад или нет. Тогда лучше не надо. Спокойной ночи. Идешь со мной, Минерва? Представляете, милая собачка, кажется, влюбилась в меня… Возьму ее с собой!
Оказавшись в детской и почувствовав себя в относительной безопасности (после того как заперла дверь на ключ и на всякий случай подперла ее стулом), я сказала себе, что Страш просто пошутил в типичном для кокни духе. Хватит, надо выкинуть все глупости из головы и постараться заснуть. Утро, как известно, вечера мудренее.
Как ни странно, стоило мне коснуться головой подушки, как я заснула мертвым сном. И проспала до самого утра, даже не заметив, что Минерва уютно пристроилась у меня на животе. Открыв глаза, я первым делом увидела солнечный луч, позолотивший мебель, и ощутила прилив сил.
Не стоит тянуть кота за хвост, с расследованием лучше поспешить, пока силы снова не оставили меня. Сколь ни любезны и ни гостеприимны сестры Трамвелл, мое время ограничено. Сейчас встану, умоюсь, оденусь и через каких–то пять минут окажусь внизу! Я протянула руку за часами, но нащупала лишь пустоту. Странно, я была уверена, что положила их на ночной столик рядом с браслетом. Может, уронила на камин, когда зажигала свечу? Но часов не было и на каминной полке. Я обшарила комнату, но тщетно, часы исчезли. Разве что Минни перед сном поиграла с ними в кошки–мышки и запихнула в какую–нибудь щель… Я нацепила браслет и позвенела им, давая понять собачке, что покушаться на чужую собственность нехорошо, но Минерва намека не поняла и свирепым зверем набросилась на мою руку, вообразив, будто я приглашаю ее присоединиться к веселью.
По пути вниз нам никто не встретился. Но даже если сестры еще не встали, я не сомневалась, что слуги уже на ногах, а значит, есть отличная возможность познакомиться с этой соблазнительно–таинственной Шанталь. У меня хватило ума сообразить, что горничную следует искать на кухне, но его оказалось явно недостаточно, чтобы понять, где находится эта самая кухня. Я распахнула наугад три двери, за которыми скрывались мрачные пустые комнаты (если, конечно, не считать вековой пыли), пока наконец не обнаружила кухню. Она располагалась под прямым углом к гостиной, и, чтобы попасть туда, надо было спуститься по короткой каменной лесенке.
На кухне никого не было, но это меня даже устраивало. Кухня была вполовину меньше холла и изобиловала милыми приметами старины. Почти целую стену занимал огромный открытый очаг, оборудованный вертелом, на котором вполне можно было поджарить средневекового мученика. У той же стены стояла гигантская чугунная плита, ее наверняка хватило бы, чтобы разом выпечь хлеб для всех деревенских бедняков. Вот только в наши дни эти несчастные владеют блестящими газовыми плитами, приобретенными в рассрочку, а полы у них из гладкого линолеума. Здесь же пол был каменным, каждая плита — размером с небольшое пастбище. И лишь раковина выглядела относительно новой, года эдак 1906–го. По обе стороны от нее располагались мраморные полочки, по всей видимости отколотые от Тадж—Махала. С полдюжины шкафчиков были забиты фарфором, потемневшим от времени серебром и какими–то медными уродцами, а также пустыми банками из–под варенья, заполнявшими все оставшиеся места. А в центре кухни красовался стол из сосновых досок, размерами способный поспорить с "Титаником". Ферджи за такой стол могла бы продать дьяволу душу.
У камина лежал мертвый черный кот. При виде Минервы он внезапно ожил и на пару с собачкой бросился к китайской фаянсовой миске, явно нацелившись на кусок прессованного розового мяса не слишком привлекательного вида. У нас имелась точно такая же миска, разве что чуть поменьше. А в "Наследии" я видела превосходно сохранившийся оригинал.
Минерва рыкнула на кота, и тот стремглав взлетел на стремянку, стоявшую рядом с одним из шкафчиков.
— Такова собачья жизнь, Минни, — вздохнула я.
Та злобно оскалилась в ответ, словно мы и не провели вместе ночь на одной кровати. Должно быть, амнезия — хворь заразная. Я утвердилась в этом мнении, когда Страш, войдя в боковую дверцу, за которой открывалась узкая лестница, не проявил никакого смущения по поводу того, что прошлой ночью пытался, пусть даже в шутку, приставать ко мне.
— Доброе утро, мисс. — Он слегка склонил голову. — Раз вы здесь, могу я поинтересоваться, как вам приготовить яйца? Хозяйки предпочитают всмятку. — Он никак не отреагировал на то, что Минни схватила его за штанину и принялась яростно ее теребить. — Утром мы обычно подаем несколько дополнительных тостов, которые они разрезают на узкие кусочки и макают в яйца.
Я чуть не воскликнула: "Да–да, я тоже люблю яйца с тостами!" — но вовремя спохватилась и сдержанно сказала:
— Звучит неплохо, Страш. Он вновь поклонился.
— Очень хорошо, мисс. Если вы соблаговолите пройти в столовую, то найдете там хозяек.
Дворецкий явно выставлял меня из кухни, и во мне всколыхнулось вполне объяснимое негодование. Ферджи тоже была королевой кухни и никому не позволяла распоряжаться в своих владениях, но меня обидели вовсе не монаршие манеры Страша, а презрение, которое откровенно сквозило в его голосе. С какой стати?! Что ему наговорили обо мне сестрицы Трамвелл? Минерва оставила в покое брюки дворецкого и теперь, вывалив язык, глазела на меня.
Если бы только появилась Шанталь, я смогла бы задержаться еще на некоторое время.
— Надеюсь, что доставляю не слишком много хлопот. Вам приходится поддерживать порядок в таком большом доме, и если я могу чем–нибудь помочь, например стереть пыль…
— Вы здесь гостья, мисс.
— Но мне это совсем не трудно, честное слово. Мне… — я чуть не ляпнула, что обожаю старинные дома, — мне нравится этот дом. Он такой… живой, почти как человек.
— Да, мисс. — Голос Страша чуть смягчился.
— Правда, очень красивый дом.
— И часов здесь видимо–невидимо. До недавнего времени их было шестьдесят пять, но с одними хозяйкам пришлось расстаться.
Теперь дворецкий прямо–таки лучился удовольствием, я недоуменно посмотрела на него и пробормотала:
— А потому нет оправдания тому, кто опаздывает.
— Безусловно, мисс, так что не смею вас задерживать. — Страш с бесстрастным видом открыл дверь. — У меня особое пристрастие к часам. Они всегда были чем–то вроде моей специальности. Мой отец… с таким же энтузиазмом относился к портсигарам, а мать — она работала в поездах -— в качестве своего хобби выбрала зажигалки.
— Гораздо оригинальнее, чем марки, — все, что я могла сказать, до того как Страш вновь поклонился и я оказалась в холле.
Шанталь так и не появилась. Надо бы спросить дворецкого, что он делал наверху прошлой ночью. Может, проверял, не забрались ли в дом грабители?
Глава пятая
Где–то начали бить часы, к ним присоединились еще одни, и вскоре весь дом содрогался от гула.
Я поспешила в столовую, где меня ждали старушки, и оказалась в той же комнате, где мы обедали накануне вечером. Она была значительно меньше гостиной, но из французских окон открывался все тот же чудесный вид: широкая терраса, заставленная глиняными горшками с желтофиолью и несколькими шезлонгами. Лужайка была выбрита до мягкого зеленого ежика, а клумбы располагались широким полукругом, сияя розами всевозможных расцветок: от густо–розовых до абрикосовых, бледно–желтых и золотистых. Папе бы здесь наверняка понравилось.
Милый папа! Целую секунду мне казалось, что я вижу его за маленьким круглым столом рядом с Гиацинтой и Примулой. Но если не считать почти полного отсутствия на голове шевелюры, престарелый господин, наклонившийся к Гиацинте, чтобы похлопать ее по руке с рубиново–красными ногтями, ничем не напоминал папу. И коли на то пошло, Гиацинта тоже нисколько не походила на вчерашнюю Гиацинту. На щеках у нее появились ямочки, а ресницами она хлопала так, что могла бы вызвать сквозняк. Примула, кутавшаяся в сиреневую шаль, выглядела замерзшей и, если позволительно так выразиться, слегка свернувшейся, что ли, даже окончательно скисшей. Неужели и в шестьдесят лет между сестрами возможно соперничество? Надо же, поклонники заявляются с утра пораньше! Интересно, зачем пришел этот старый хлыщ? Раздавшееся было хихиканье почти сразу же стихло. Как грустно, если в юности Гиацинта с Примулой не испытали романтического приключения. Так почему бы Гиацинте не пофлиртовать сейчас, пока не стало слишком уж поздно? Тут она что–то сказала гостю, и меня потряс ее откровенно призывный взгляд, которым она одарила старичка. У кого может быть больше причин скрыть беременность и избавиться от ребенка, чем у старой девы лет сорока с небольшим?
— А вот и ты, милочка! — Похожее на высушенный цветок лицо Примулы утратило недовольное выражение, и я поняла, какой красавицей она, вероятно, когда–то была. — Надеюсь, ты хорошо спала.
Ее маленькие ручки суетливо взлетели вверх, чтобы пригладить серебристые кудряшки. Я невольно вздохнула. Нет, Примула не может быть моей матерью. Как и ее сестра. Сама эта мысль превращала историю в пошлый французский фарс. Не для того я столько лет ждала, чтобы выяснить: мое появление на свет — не что иное, как чья–то шутка.
— Клайд, ты должен познакомиться с нашей гостьей, — томно сказала Гиацинта.
Осознав мое присутствие, престарелый господин бодро вскочил. На очках без оправы играли солнечные зайчики, отчего казалось, что глаза старичка сверкают. Он обогнул стол и бойко засеменил ко мне. В своем темно–синем костюме в тонкую полоску гость выглядел удивительно щеголевато. Его стильные итальянские туфли, казалось, игриво подмигивали мне.
— Доброе утро! — просиял он. — Хотя вы любое утро сделаете добрым! — Обернувшись к сестрам, словно приглашая присоединиться к его комплименту, он стиснул мою руку пухлыми лапками. — Юная леди, позвольте представиться — Клайд Дизли. Простите, но я испытываю несказанную радость от нашего знакомства! — — Еще один кивок сестрицам Трамвелл, седые усики так и подрагивали от удовольствия. — Вы очаровательны, просто очаровательны, дорогое мое дитя!
Гиацинта недовольно фыркнула.
— Клайд, такая энергичность не подобает мужчине, которому рукой подать до пенсии. Пусть дитя хотя бы сядет. Сейчас подадут завтрак, а девочке определенно не мешало бы потолстеть. Слишком худа, даже учитывая нынешнее повальное увлечение гладильными досками.
— Заглянуть к вам на завтрак без приглашения было поистине счастливой мыслью. Что, Страш, утро пошло не по заведенному распорядку?
Дворецкий выказывал явные признаки раздражения; надменно вздернув подбородок, он обошел всех с подносом в руках. Яйцо, которое он поставил передо мной, выглядело на редкость аппетитно. Но общая атмосфера, витавшая в столовой, была далека от безмятежности, и я отнесла это на счет взаимной антипатии между двумя мужчинами. Однако, когда Страш вышел из комнаты, мистер Дизли принялся петь дворецкому дифирамбы.
— Молодой человек превосходно справляется, не так ли? Беру все свои слова назад. Напрасно я утверждал, что вы поступили совершенно безумно, не только не сдав его полиции, но и взяв к себе! А ведь вы, дорогие мои, застали его за ограблением вашего собственного дома.
Широко улыбаясь сестрам, мистер Дизли разбил яйцо. Я удивленно наблюдала за странной компанией. Примула изящно постукивала по скорлупе.
— Нас воспитали в убеждении, что нет такого грешника, который бы не раскаялся. Кроме того, пообщавшись со Страшем, — она глянула на меня, — это, конечно, не настоящее его имя, но у него столько кличек, что, думаю, наш милый дворецкий уже и не помнит, под каким именем его крестили, — мы обнаружили у него массу достоинств.
— Определенно! — с жаром согласилась Гиацинта. — Человек, который во время работы слушает по радио концерт из Альберт—Холла и из природной щепетильности не шарит в ящиках с нижним бельем, не может быть чудовищем.
— Клайд, у вас пустая чашка, — сказала Примула. — Позвольте подлить вам чаю.
— С удовольствием.
Рука мистера Дизли нырнула под стол за упавшей салфеткой. Сидевшая с ним рядом Примула залилась стыдливым румянцем. Вернув руку на свет божий, мистер Дизли ухватил ладонь мисс Трамвелл и проворно поднес к губам. Интересно, колются ли усы, некстати подумалось мне. Часы на каминной полке серебристо звякнули. Мистер Дизли повернулся к ним.
— Вот еще один пример бесчисленных достоинств Страша. Этот молодой человек сумел починить ваши чудесные часы! Не все, конечно, отличаются точностью, — тут у нас за спиной забили еще одни часы, — но все–таки приятно сознавать, что в этих старых вещицах теплится жизнь.
Гиацинта посмотрела на меня.
— У мистера Дизли к старинным вещам не просто праздный интерес. Он хозяин здешнего антикварного магазинчика "Серебряная роза". А старинные часы — его слабость. Я права, Клайд? А также книги, монеты и…
— Все, что угодно, кроме колокольчиков в виде женщины в кринолине и медалей первой мировой войны! — Мистер Дизли наградил меня еще одной сияющей улыбкой.
Гиацинта встала.
— Наш добрый друг Дизли время от времени консультирует… по поводу страхования некоторых предметов, доставшихся нам в наследство. Так что, моя дорогая, с твоего позволения мы на несколько минут покинем тебя и удалимся в библиотеку для небольшого делового разговора.
— Разумеется, — ответила я.
Примула поспешно вскочила, а мистер Дизли пригладил редкий пушок на голове. В его жесте мне почудилась нарочитость. Он словно хотел дать понять, что смущен. Но даже если так оно и было на самом деле, мистер Дизли быстро пришел в себя. Склонив голову и выпятив животик, он торжественно исчез за открытой балконной дверью, но через минуту вернулся, держа в руке распустившуюся розу почти сиреневого оттенка.
Заикаясь, он пропел фальцетом:
— Ро–зы кра–асные, фи–алки си–ние, а–а–апч–хи… — От его оглушительного чиха тарелки на столе весело подпрыгнули.
Примула шагнула к мистеру Дизли и сердито вырвала у него розу.
— Что за глупости, Клайд, вы же прекрасно знаете о своей сенной лихорадке! Я специально убрала цветы со стола, как только вы вошли! Смотрите, дождетесь сердечного приступа. Мы знали человека, который дочихался до смерти. Правда, Ги?
Вытирая слезы, катящиеся по пухлым щечкам, мистер Дизли рассыпался в извинениях.
— Надо было выразить восхищение более простым способом. — Подняв очки на лоб, он посмотрел на меня поверх носового платка. — А знаете, я ведь так и не имел удовольствия услышать ваше имя.
Серьги Гиацинты на мгновение замерли, она пронзила мистера Дизли жгучим взглядом и едко поинтересовалась:
— С какой стати дитя станет представляться мелкому воришке, который таскает розы из нашего сада?!
Меня захлестнуло чувство куда более сильное, чем все, что я испытала с той минуты, как очутилась в "Кельях". Благодарность. Милые сестры Трамвелл не посвятили этого господина в тайну моего появления! А в следующую секунду я услышала слова, от которых героиня любовного романа непременно рухнула бы замертво:
— У вас что, память отшибло, Клайд? Не заставляйте нас думать, что старость всерьез предъявляет свои права. — Спина Гиацинты была такой же прямой, как стена позади нее. — Мы с Прим совершенно точно говорили вам, что нашу очаровательную гостью зовут Тессой.
Глава шестая
Ужас опустился на мои плечи, словно сшитый по заказу саван. Меня раскрыли! А я еще испытывала к ним благодарность! И откуда эти пронырливые сестрицы узнали правду?!
— Тесса! — Мистер Дизли словно пробовал это имя на вкус. — Изысканный цветок среди имен, и, должен сказать, оно вам очень, очень к лицу, дитя!
Он поднес мои похолодевшие пальцы к губам. Усы действительно кололись. Мой разум тупо сосредоточился на этом эпохальном открытии. А мистер Дизли уже семенил к двери, конвоируемый Примулой. В столовую неслышной тенью скользнул вездесущий Страш и принялся убирать со стола. Гиацинта немного задержалась. Она велела дворецкому отложить уборку на десять минут, поскольку мисс Тесса хотела бы выпить еще одну чашку кофе.
Когда мы остались наедине, Гиацинта обратила на меня свои черные, как ночь, глаза и заговорила:
— Мы с сестрой сочли излишним посвящать мистера Дизли в подробности твоего нынешнего состояния, дорогая. Клайд — наш старинный друг, но даже лучшие из мужчин имеют склонность к сплетням.
Я для храбрости сжала за спиной руки. Не было необходимости придавать своему голосу дрожь, когда я спросила:
— Но почему вы сказали, что меня зовут Тесса? Это действительно так?
— Ох, милая! — Неровно подведенные иссиня–черные брови Гиацинты сошлись на переносице. — У меня и в мыслях не было давать тебе ложные надежды. Дело в том, что имя Тесса первым пришло мне на ум. Это наше семейное имя, просто традиционно оно было вторым. Мою сестру Фиалку зовут Фиалка Тесса. Много лет назад, точнее, несколько веков назад малютку по имени Тесса оставили на пороге бывшего дома Трамвеллов. Ее отцом был молодой монах, а матерью — деревенская девушка. Мы с Примулой ее прямые потомки, так как Тесса вышла замуж за представителя нашего же рода и даже жила в этом доме сразу после его постройки. Вчера вечером, когда ты легла спать, мы как раз вспоминали ее.
Я выслушала ее тираду, низко опустив голову, чтобы скрыть несказанное облегчение. Когда же Гиацинта замолчала, быстро вскинула на нее глаза:
— А как она выглядела? Если я буду временно носить ее имя, а для меня это большая честь, то, наверное, было бы полезно знать историю этой девушки. Должно быть, это была неординарная личность…
Гиацинта прикрыла глаза.
— Если ты имеешь в виду, что она бежала с герцогом или курила сигары, то нет. По всем фамильным преданиям, Тесса была самой обычной женщиной, любящей семейный уют. И все же… Вопреки господствовавшей тогда нетерпимости, она уговорила мужа пустить цыганский табор в лес, тот, что за Тропой Аббатов. Примечательный поступок, поскольку считалось, что именно цыганка прокляла ее отца, монаха, и колдовство сработало. Вынуждена с прискорбием сообщить, что наш бедный предок повесился.
— Какой ужас. — Я невольно посмотрела в окно, вдали белели на солнце развалины монастыря. — В своей келье?
Преподобный Хам не сказал, где это случилось.
— Нет. Рядом с монастырем, — ответила Гиацинта. Я изо всех сил старалась не выглядеть слишком уж любопытной. — Шанталь, наверное, сможет рассказать тебе об этом семейном проклятии не меньше меня. Ее предки проживают в этих краях так же давно, как и наши.