Помоги проекту - поделись книгой:
Схватив первую попавшуюся чашку и шваркнув ее на первое попавшееся блюдце, Гиацинта наклонила чайничек, и из носика потекла чуть теплая струйка.
— Тебе надо подкрепиться, — объявила она, — а потом мы обсудим твое положение. Вот молоко, вот сахар.
Я открыла рот и тут же захлопнула его, не решившись возразить. Губы Гиацинты, оранжевые, под цвет платья, сложились в полуулыбку.
— Прости. Как насчет молока без сахара?
Я скорее бы яду выпила, чем положила в чай сахар.
— Спасибо. — Я облегченно вздохнула, когда вернулась Примула.
— Странно, — задумчиво сказала она. — Страша нигде нет, а у Шанталь сегодня выходной. — Она посмотрела на меня. — Это наша горничная, цыганка. Шанталь — настоящий клад, но сегодня она отправилась на прогулку. Цыгане не любят подолгу засиживаться в четырех стенах, так что мы согласились на два выходных в неделю. Кроме того, медсестра Крампет предупредила, что суровое обращение с цыганкой недопустимо, если не сказать опасно. Кстати, Гиацинта, мальчонка нашей медсестры, Берти, тоже был на Тропе Аббатов. Я послала его за матерью.
— Превосходно! — одобрила сестра. — К счастью, мальчишки умеют быть вездесущими. Жаль, нельзя того же сказать о дворецких. Чу, я его слышу. — Огромные серьги Гиацинты покачивались в ее ушах, словно ожившие древнеегипетские мумии.
Я уставилась на дверь, ожидая, когда же наконец появится величественный дворецкий со странным именем Страш, но внезапно обнаружила, что сестрицы Трамвелл смотрят вовсе не на дверь, а на камин.
В следующий миг я невольно вскочила, и расплескавшийся чай отвратительной желтой струйкой устремился по моим ногам. Правая часть гигантского камина вдруг тронулась с места и начала надвигаться прямо на нас. Гиацинта как ни в чем не бывало протянула мне салфетку, а Примула со вздохом встала.
— Как неприятно! — воскликнула она. — Опять заело этот несносный запор. Надо все же найти какого–нибудь умельца, который бы его починил. Но где же отыскать такого человека? К сожалению, тайники — это еще одно утраченное искусство. Ох, прости, милочка! — Примула отстранила меня и надавила на какой–то камень в нависшей над нами скале. Камин медленно, со скрипом отодвинулся в сторону, и за ним открылся темный проем. — Все в порядке, Страш, пружину заело. Можете выходить.
Во мраке замерцал слабый огонек, и через несколько секунд перед нами предстала классическая фигура английского общества — самый настоящий дворецкий. В эту минуту, правда, столп британских традиций напоминал еще одного опереточного персонажа — трубочиста, но надменный вид дворецкого просто завораживал. Задув свечу, он поставил ее на столик.
— Прошу прощения, леди, но я, видимо, потерял счет времени. А-а… вы сами себе подали чай?! Да еще принимаете гостью! Могу ли я испросить дозволения искупить свой непростительный промах свежим чаем и вашими любимыми рыбными сандвичами?
Страш собрался ухватить поднос донельзя перепачканными руками, но Гиацинта продемонстрировала завидную реакцию. Она проворно отодвинула посуду и прикрикнула:
— Ничего не трогайте! Чем вы столько времени занимались в тайнике?
— Совершал обычный осмотр дома, мадам, и подумал, что бутылки с бренди, доставшиеся вам от покойного коменданта… то есть от вашего достопочтенного родителя, не мешает протереть от пыли.
Гиацинта фыркнула, явно не впечатленная рвением слуги.
— Надеюсь, вы не приложились к ним во всех смыслах!
От столь неприкрытого обвинения лицо Страша сделалось еще более надменным и непроницаемым. Мою особу он удостоил лишь беглым взглядом, но меня охватило странное чувство, что он без запинки смог бы сказать размер моей обуви, день, когда я проколола уши, где я провела отпуск прошлым летом и название моих духов.
— Мадам, эта молодая особа останется на вечернюю трапезу? — вопросил он замогильным голосом. — Поскольку сегодня понедельник, на ужин у нас печеная фасоль с гренками, но если вы желаете что–то более праздничное, я мог бы приготовить яйца–пашот. Шанталь известила меня, что вернется поздно вечером. Она отправилась навестить знакомого, прикованного к постели.
— Да, да, Страш, — засуетилась Примула. — Свежий чай — это было бы неплохо.
По–пингвиньи взмахнув руками, Страш запястьями подхватил чайный поднос и бесшумно заскользил к двери. Я с удивлением обнаружила, что он босиком. Проходя мимо меня, он пробормотал:
— Чудесный запах, мисс. Туалетная вода "Наложница", если не ошибаюсь.
По спине моей пробежала дрожь. Разумеется, этот необычный дворецкий не ошибался.
Как только дверь закрылась, Примула отпустила весьма странное замечание:
— Жаль, что мы не смогли убедить его пользоваться обувью, хотя в остальном исправление прошло успешно. Перед тем как попасть к нам, Страш был квартирным вором, причем весьма удачливым, он всего лишь однажды угодил за решетку.
— Вором? — Я крепче сжала в руке чашку, чтобы та не стучала по блюдцу.
— Ну да. Этим, как он называет, "ремеслом" занималась вся его семья. Подобное занятие достойно всяческого порицания, но слуга с такой подготовкой просто незаменим. Он неназойлив, передвигается бесшумно и не боится высоты. Ты знаешь, милочка, до появления Страша слуховое окно, по–моему, не мылось снаружи лет тридцать. — Примула шагнула к камину–тайнику, который по–прежнему был распахнут настежь. Теперь я видела, что дверца вовсе не кирпичная, а деревянная, облицованная декоративным камнем. — Честное слово, Гиацинта, не знаю, что делать с этим запором! — Примула захлопнула дверь. — Если кто–то из нас спустится вниз, когда дома никого нет…
Меня охватило безудержное желание расхохотаться, спасло лишь то, что я вовремя уткнулась в чашку. В сравнении со здешними домашними заботами мое появление отошло на второй план.
Откуда–то вдруг донесся громкий стук, Минерва нехотя сползла с одеяла и, поскуливая, потащилась к двери. Послышались тяжелые шаги, Страш распахнул двери, величественно поклонился и возвестил о прибытии медсестры:
— Мод Крампет.
До этого момента я упорно твердила себе, что медсестра — это отнюдь не дипломированный доктор и бояться ее нет никаких оснований. Но, когда в комнату ворвалась крупная женщина, смахивавшая на огромную деревянную куклу, моя уверенность пошла на убыль. Седые волосы заплетены в тугую косу и по–деревенски уложены вокруг головы, на круглом и румяном лице поблескивают небольшие и чертовски проницательные глазки. Сердце мое екнуло.
— Сейчас посмотрим, что здесь такое! — Мод Крампет устремилась ко мне, так и лучась радушием. Огромная ладонь ласково легла на мое плечо. — Мой Берти рассказал душераздирающую историю о злом разбойнике и прекрасной юной даме. У мальчика живое воображение, но, как вижу, кое в чем он прав. Вы очаровательны, девочка! Как вы себя чувствуете, милая, получше?
Мне вновь предстояло найти хрупкое равновесие между естественным в таких случаях потрясением и тяжким недугом, который требовал бы немедленной госпитализации. Прикрыв одну ладонь другой, я скрестила на счастье пальцы.
— Физически я чувствую себя хорошо. (Так, побольше томности в голосе, Тесса, устало прикрой глаза.) Ужасно странное ощущение, когда ничего не можешь вспомнить… словно все скрыто за какой–то завесой… Если только я смогу немного отдохнуть, то, думаю, память скоро вернется. Ведь такие вещи не могут длиться долго?
— В случае внезапной амнезии, когда она является результатом шока, а не продолжительного стресса, выздоровление обычно наступает быстро. Полагаю, через несколько часов или после ночного отдыха вы полностью поправитесь. — Склонившись надо мной, Мод подняла поочередно веки, потом пощупала пульс. — Я почти уверена, что доктор Маллард скажет то же самое.
Гиацинта поджала оранжевые губы.
— Послушай, Мод, ты же прекрасно знаешь, как мы относимся к докторам, особенно к этому симулянту. Где были эти эскулапы, когда мы в них
— Может, это и неплохая мысль. — Проницательные глаза Мод пристально изучали лицо Гиацинты. — Домашняя обстановка, возможно, скажется на ней благотворнее, чем больничная палата. Но как быть с ее семьей? Родные этой милой девушки с ума сойдут, если она не объявится.
Я затаила дыхание.
— Ужас! — пролепетала Примула. — Можно представить, как они встревожатся, но если милое дитя не может сказать нам, кто она такая, то она и докторам этого не скажет.
Отлично! Хотя не слишком ли все гладко? Нет–нет, старушки, может, и странноваты, но определенно добры и гостеприимны.
— А полиция? — Мод грузно опустилась на хлипкий кривоногий стульчик. — Что говорит по поводу этого сумасшедшего человека наш друг констебль Уотт?
— Мы еще не разговаривали с полицией, — ответила Гиацинта, и сердце мое забилось с такой силой, что я испугалась, как бы его стук не заглушил все прочие звуки в комнате.
— Но… — Мод повернулась к Гиацинте, и стул под ней жалобно пискнул. — Мисс Трамвелл, нельзя же молчать о столь возмутительном происшествии! Это ведь может повториться, и какая–нибудь другая девушка потеряет не только память! Поверьте, я не пытаюсь никого запугать, но людей действительно убивают, и именно в таких уединенных местах, как наша Тропа Аббатов.
Примула дернула за шнурок звонка и села рядом с сестрой на диван напротив меня.
— Знаешь что, дорогая Мод, перед уходом ты непременно должна выпить чашечку чая. Страш как раз обещал его подать. Очень любезно с твоей стороны, что ты сразу откликнулась на нашу просьбу; но что касается убийства… Нет, я так не думаю! Только не во Флаксби—Мид! Ничего столь отвратительного у нас не случалось уже много–много лет. А тащить сюда констебля Уотта, когда девушка не может ничего ему сообщить… дорогая моя, мне кажется, это было бы нечестно по отношению к полиции.
Примула обернулась за поддержкой к сестре.
— Если уж на то пошло, — подала голос Гиацинта, — то какое, собственно, преступление совершил этот человек? Ты уж меня прости, деточка, — она с серьезным видом повернулась ко мне, серьги со свистом разрезали воздух, — нисколько не хочу преуменьшить твои душевные страдания, но вряд ли они заинтересуют полицию. Что мы имеем?..
— Не вполне вежливые манеры и желание не самым любезным образом напроситься на поцелуй, — важно ответила Примула. — Никогда не испытывала такого потрясения, но полиции наверняка потребуются синяки и порванная одежда. По–моему, это называется вещественными доказательствами.
Судя по всему, Мод эти доводы не слишком убедили, зато Гиацинта энергично затрясла головой.
— Ты совершенно права, Прим! Кроме того, я не думаю, что Страш придет в восторг, если дом наводнят полицейские. А что мы будем делать, если он вздумает уйти от нас? Ума не приложу, кем мы могли бы его заменить. Дорогая Мод, — угольно–черные глаза Гиацинты сверкнули, — я знаю, мы с Примулой можем быть уверены, что ты не станешь никому ничего рассказывать. Как жаль, что наши семьи не всегда ладили — твой отец с нашим отцом, — но лично к тебе мы всегда питали самую искреннюю симпатию. Пациенты так к тебе привязаны, и ты взяла на воспитание этого бездомного мальчика… Кстати, как он?
В углах комнаты уже залегли тени. Словно вторя им, по простому лицу Мод тоже пробежала тень. Пальцы медсестры судорожно стиснули белоснежный фартук, глаза безучастно взглянули на меня.
— Берти осваивается совсем неплохо… если принять во внимание, как с малышом жестоко обращались, прежде чем окончательно его бросить. А поскольку мальчик оказался невольным свидетелем происшествия, я хотела бы, ради его блага, обойтись без полицейской суеты. Сама я никому ни о чем не скажу и не думаю, что Берти проболтается. Я его предупрежу, хотя, наверное, в этом нет необходимости. Стоит доверить ему секрет, и он вообразит себя графом Монте—Кристо. — Мод улыбнулась и встала. — Единственное, что меня волнует, — это твои родные, дорогая моя девочка. — Она подошла ближе и пощупала мне лоб. — У тебя с собой не было ничего такого, что могло бы помочь нам установить твою личность?
— О! — Я как можно естественнее вздрогнула. — Я даже не знаю, была ли у меня сумочка, надо было поискать… там…
Примула горделиво вздернула серебристую голову.
— А я посмотрела! Увы, ничего.
Дрожащей рукой я заправила за ухо выбившийся локон.
— Ну… значит, вот так…
— На твоем месте я не стала бы отчаиваться, дитя. — Гиацинта ободряюще похлопала меня по колену. — Мы осмотрим твою одежду, может, найдутся какие–нибудь ярлыки. По ним можно будет выяснить, где куплена вещь. А знаете, меня эта детективная история увлекает все больше и больше. Даже если к тебе вернется память, ты могла бы пожить у нас, и все вместе мы попытались бы выяснить, кто тот злодей, что напал на тебя.
Сработало! Старушенции пали жертвами романтических чар разбойника с большой дороги. Так отчего же у меня так неприятно першит в горле? Определенно не от опасения, что смятые старые ярлыки позволят узнать, кто я такая. Вся одежда куплена в "Селфриджиз" — крупнейшем универмаге Лондона. Может, это муки совести? Или я просто не могу прийти в себя от необычного для старых дев поведения сестер Трамвелл? Несокрушимая обыденность Мод Крампет лишь подчеркивала странность этих маленьких старушек. Медсестра еще раз коснулась моего лба.
— Тебе нехорошо, девочка? Головная боль? Подташнивает? Это в порядке вещей. Уверена, с тобой все будет в порядке.
Голос ее звучал несколько рассеянно, словно она думала о чем–то другом. Может, о родах, которые ей нужно принять?
В это мгновение у меня действительно закружилась голова. Принять роды! Подобно той женщине, которая принимала роды у моей матери. Отсутствие свидетельства о рождении указывало на то, что моему появлению на свет содействовала особа, которая умела держать рот на замке. Преданная и верная особа! Как Мод Крампет, которая с готовностью откликнулась на зов сестер Трамвелл, несмотря на старую семейную вражду? А когда они попросили хранить молчание, она даже не стала возражать.
Застегивая плащ, Мод по–прежнему не отрывала от меня глаз.
— Меня все волнует вопрос, с какой стати этот человек очутился на Тропе Аббатов…
— Ничего удивительного, гонял по округе на мотоциклетке, — отмахнулась Гиацинта.
— До чего ж неприятный и шумный транспорт! — Мод застегнула последнюю пуговицу. — Я вот что думаю, не знакомый ли он вашей Шанталь? Красивая девушка. Будь другая на ее месте, мужчины бы роем вились у задней двери "Келий", а Шанталь словно не от мира сего. Я всего раз видела ее в обществе мужчины, с неделю назад. И кстати, тоже на Тропе Аббатов. Я ехала на велосипеде и углядела ее среди- деревьев. Ее спутник показался мне слегка странным…
— Турист, наверное. Хотя сезон подходит к концу, кое–кто еще заглядывает в наши края полюбоваться на развалины. — Примула протянула руку, приглашая Минерву подойти, та вразвалочку приблизилась. — Но знаешь, дорогая, возможно, это он. Негодяй, который напал на бедное дитя, был высокий, красивый, с каким–то животным магнетизмом.
— Нет, приятель Шанталь был низенький и вообще какой–то мелкий, худосочный…
Медсестра не закончила, потому что в дверь вошел Страш с подносом. Без пыли и сажи дворецкий выглядел вполне респектабельно — почтительный, ненавязчивый и знающий себе цену слуга в аристократическом доме. Но в остальном я не смогла бы его описать. Волосы у Страша были ни темными, ни светлыми. Роста ни высокого, ни низкого, цвет глаз — смесь зеленого, серого и карего. Идеальный дворецкий, совершенно незаметный на фоне тех, чья жизнь делается легче благодаря его стараниям. Как только он вышел, Мод залпом проглотила чай, глянула на часы и сказала, что должна идти. Если она понадобится, ее можно найти у Флетчеров, а потом в Чейнвинд–холле. У матери сквайра очередной приступ.
Я забормотала слова благодарности, но Мод, не слушая меня, вышла из гостиной в сопровождении сестер Трамвелл, а я осталась смотреть на внезапно хлынувший дождь, капли слезами катились по оконному стеклу. Я подошла к окну. Может, Гарри там, за пеленой дождя? Прячется в зарослях, чтобы убедиться, что со мной все в порядке? Если так, то он глупец. Его роль сыграна. Я не боялась, что сестрицы Трамвелл выяснят личность бандита, напавшего на меня, и упекут его за решетку, но беспокоилась, что Гарри из рыцарских побуждений вымокнет до нитки. Проделав небольшой кружок на запотевшем стекле, я вгляделась в темноту сада. Почти полная неподвижность. Лишь едва покачивается ветка дерева и хлопает ткань шезлонга на веранде. Больше ничего. Но я была уверена, что из вечернего сумрачного сада кто–то смотрит на меня. И этот кто–то — вовсе не Гарри. Я испытывала то же чувство, что и сегодня днем на Тропе Аббатов, — словно меня окружает что–то неуловимое, грозное и неизвестное. Да что за идиотизм! Штора выскользнула из ослабевшей вдруг руки.
Сестры то ли никак не могли проститься с Мод Крампет, то ли о чем–то советовались. И мне как–нибудь при случае надо посоветоваться с Мод. Вновь устроившись среди диванных подушек, я пожалела, что в камине не горит огонь. Как было бы приятно свернуться калачиком и подремать немного в тепле — при этой мысли я сладко зевнула — после напряженного дня…
Мне снилось, как низкий, сиплый голос напевает печальную балладу о любви и предательстве… Внезапно комнату залил яркий свет, пробивший пелену моей дремы. Я подскочила на диване, не понимая, что происходит, и очумело огляделась. В комнате снова были сестрицы Трамвелл, и старушки со всей определенностью мне не снились, но вот голос… Откуда–то доносился низкий, чуть хриплый голос. Может, я продолжаю грезить? Или же вернулась Шанталь, та самая горничная–цыганка…
Уж не она ли будет подавать обед? Но час спустя, когда мы сидели за круглым дубовым столом в большой гостиной, эту честь нам оказывал все тот же неизменный Страш. Дворецкий сухо объяснил, что Шанталь неожиданно вернулась, приготовила обед и снова ушла. Я почему–то расстроилась, хотя знала, что завтра непременно увижу загадочную цыганку. Возбуждение никак не проходило, и внутри у меня все так и дрожало. Правда, это ничуть не помешало мне с удовольствием проглотить вкуснейшие сосиски с жареной картошкой и яблочный пирог с потрескавшейся золотистой корочкой. После обеда сестры предложили мне лечь спать пораньше и проводили наверх по отполированной временем лестнице с огромными пролетами.
— Милое дитя, когда утром будешь спускаться, обязательно держись за перила, ступеньки очень узкие и скользкие, — заботливо предупредила Гиацинта. — Не хватало еще, чтобы ты подвернула ногу.
Некоторые ступени действительно представляли собой узкие клинья размером не больше куска яблочного пирога, которым я только что лакомилась. И в самом деле надо бы не забывать об осторожности. Мы добрались до верхней площадки — огромной галереи с множеством дверей. На высоте примерно фута тянулся потемневший от времени брус, заставленный самыми разнообразными предметами. Мое внимание привлекло чучело крошечного аллигатора.
— Полагаю, ты не будешь против, если мы отведем тебе бывшую детскую. — Свернув в маленькую нишу с арочным потолком, Гиацинта толкнула дверь. — Все четыре кровати мы всегда держим застеленными. Глупо, наверное, но мы с Примулой питаем склонность к сентиментальности. Какие воспоминания вызывают эти старые качели! Фиалка вечно раскачивалась с таким энтузиазмом, что мы боялись, как бы она не вылетела в окно. Дорогая, ты уверена, что тебе здесь будет удобно? Туалет рядом, ванная в конце коридора. Мы могли бы приготовить другую комнату, но там пришлось бы разводить огонь и проветривать. Страш и Шанталь превосходные работники, но они едва успевают справляться с теми комнатами, которыми мы пользуемся.
Ответить я не успела, поскольку вмешалась Примула:
— Знаете, мои дорогие, я подумала о Шанталь и решила, если амнезия нашей милой гостьи не отступит, попросить ее посмотреть в свой магический кристалл. Вдруг она сможет вызвать в нем образы, которые нам помогут?
Я почувствовала себя так, словно подо мной внезапно распахнулся люк. Ферджи с боязливым благоговением относилась к цыганам и их темным чарам. У нас дома всю зиму можно было бы топить бельевыми прищепками, закупленными в отчаянной надежде уберечься от дурного глаза…
После ухода сестер я разделась и вымылась в сине–белом фарфоровом тазу, стоявшем на подставке из красного дерева. Затем, дрожа от холода, с трудом нашла дырку в огромной батистовой ночной рубашке, которую сестры Трамвелл положили на крошечном пуфике подле ближайшей к двери узенькой кроватки. Ткань была нежная, изысканная. Я с восторгом рассмотрела тончайшее кружево и витиеватое шитье, попутно подумав, что от запаха нафталина мне теперь и за год не отмыться. После чего угрюмо оглядела кровать, явно предназначенную для лилипута, и с тоской перевела взгляд на свисающие с потолка качели. Лучше уж сидеть, чем лежать. Я же не игрушечный мишка! Та сестрица Трамвелл, что умерла, — Лилия, — должно быть, скончалась от судорог, поскольку бедняжке приходилось спать в скрюченном состоянии. В те далекие и смутные времена, когда сестры Трамвелл были молоды, люди умирали от самых невероятных вещей. От несварения. От прыщей. При родах.
При родах! Я велела себе несколько раз глубоко вдохнуть и успокоиться, но тут же проигнорировала этот благоразумный совет. Почему–то ни разу мне не пришло в голову, что моя мать может быть мертва. Что вовсе не она, а кто–то другой оставил меня на пороге домика священника. Да и сейчас мне совсем не хотелось об этом думать.
Но… а вдруг я все же убила мать при родах, и тот, кто ее любил, захотел избавиться от меня? Глаза мои наполнились слезами, и я поймала себя на желании вцепиться зубами в ногти. Убийца! Вот кем меня будут считать. Нет… Гарри совершенно прав — нельзя походя делать столь безумные выводы. Ведь есть бумага, пропитанная запахом фиалок. Да, сестра по имени Фиалка, укатившая в Америку, — это куда более приятная перспектива, чем безвременно скончавшаяся Лилия. Кроме того, не стоит сбрасывать со счетов и прочие возможности. А вдруг у сестер Трамвелл была гувернантка, обедневшая представительница аристократического семейства, возможно даже их дальняя родственница? Или подруга, или кузина, которая наезжала в поместье время от времени? Гарри, разумеется, все уши мне прожужжал о том, что если моя мать даже и жила во Флаксби—Мид, она вполне могла и не иметь никакого отношения к обитателям "Келий". Но в глубине души я чувствовала, что он ошибается. О, если б только удалось обнаружить физическое сходство с кем–нибудь из здешних жителей! Мод так пристально вглядывалась в мое лицо… Может, она заметила, что я на кого–то похожа? Может, именно поэтому она не стала до конца настаивать, чтобы о моем деле сообщили властям?
Портреты в холле! Как же я о них раньше не подумала? Я посмотрела на часы, подаренные Энгусом Грантом. Они ободряюще тикали. Уже первый час! Осторожно выбравшись из кровати, я подкралась к двери, замирая при каждом скрипе. Далеко ли комнаты сестер? Как хорошо, что пожилые люди рано ложатся спать. Но свет зажигать нельзя — слишком рискованно. Рядом с камином отыскались свеча и коробок спичек. Какая удача! Свеча поможет мне преодолеть опасные ступени и разглядеть портреты.
Держа перед собой маленький мерцающий огонек, я отправилась в путь, предусмотрительно подобрав подол ночной рубашки. Я была на середине лестницы, когда моего слуха коснулся какой–то приглушенный шум. Представив, как милая Минерва впивается мне в горло, я остановилась. Ну и идиотка! И как только могла забыть об этой глупой собачонке… Сердце судорожно билось где–то в горле. Вокруг царила гробовая тишина, но вся моя решимость улетучилась. Только сейчас до меня дошло, что, кроме Минервы, по дому могут шастать еще и Шанталь со Страшем. Пламя свечи трепыхалось перепуганным насмерть мотыльком. Пришлось усмирить дыхание. Несколько минут я стояла на лестнице, пытаясь справиться с собой, но потом все же продолжила путь. Если встречу кого–нибудь из слуг, не моргнув глазом заявлю, что мне захотелось выпить кружечку теплого молока.
Первые портреты меня разочаровали. Никто из этих толстых типов в пыльных париках, к тому же позировавших явно в подпитии, даже близко не походил на меня. Одна жеманная девица с кудряшками, чья пышная плоть девятым валом вздымалась поверх декольтированного ядовито–изумрудного платья, действительно кое–кого напоминала — толстуху барменшу из "Королевского чертополоха". Правда, такое же озорное выражение синих глаз я видела совсем недавно… Или же это просто разыгралось воображение? Должно быть… Да, но когда Примула говорила о чашке, из которой пьет Минерва… глаза ее искрились таким же насмешливым синим огнем. Стоп! Так я далеко зайду. На следующем портрете был изображен скромно одетый дородный господин. Парик его не отличался пышностью, а губы были чопорно поджаты, но, возможно благодаря игре света, выпуклые глаза вожделенно уставились на декольте соседки. Любовница? Вряд ли, иначе ее портрет висел бы в подвале. Я прошла еще несколько ярдов — ничего интересного, за исключением… да, конечно, мне чем–то знаком этот господин в треуголке, опирающийся на трость с серебряным набалдашником. Ну как же, совершенно идентичный висит в галерее "Наследие"… Я поднесла свечу ближе, пытаясь разглядеть подпись, и тут же поняла, что это вовсе не оригинал. Копия, и даже не очень хорошая.
Слабый шорох, который мог быть вызван ветром или дверью, открывшейся где–то в глубине дома, заставил меня двинуться дальше. Видимо, в какой–то период семейство Трамвелл утеряло оригинал… Было бы чудесно, если бы я в благодарность за гостеприимство попросила Энгуса… Но в следующий миг Энгус вылетел у меня из головы.
Я нашла Фиалку! Имя просматривалось в левом углу на грязновато–зеленом фоне. Грубая, тяжеловесная манера письма, но, может, Фиалка и была крупным, грубым, тяжеловесным ребенком… Правда, судя по тому, что Гиацинта говорила о ее увлечении качелями, это маловероятно, но… Я поднесла свечу, понадеявшись, что не подпалю портрет, но не смогла найти никакого сходства с собой. За Фиалкой следовала Лилия. Портрет был написан гораздо лучше и совсем в другой манере. Смеющаяся девочка с лицом эльфа, короткие волосы кажутся множеством серебряных пузырьков. Скорее хорошенькая, чем красивая. Хотя Лилия стояла на месте, казалось, что она устремлена куда–то ввысь. Воздушное создание…
Странное чувство, которое не отпускало меня с момента появления в этом доме, усилилось. Я откуда–то знала, что с Лилией случилось нечто ужасное. Она не скончалась мирно в своей постели несколько лет назад, прожив счастливую и наполненную событиями жизнь. Мне вдруг стало страшно. Я не хотела, чтобы эта девочка–эльф смотрела на меня, и она не смотрела! Глаза ее словно переместились в сторону… Тут меня посетило еще одно сверхъестественное озарение. Я знала, совершенно точно знала, что Лилия была самым любимым ребенком в семье. Как к этому относились Гиацинта, Примула и Фиалка?
Остальные портреты, расположенные без какой–либо системы, я осматривала уже бегло. Женщины с кислыми лицами в жестких черных платьях, мужчины с выпяченными животами, на которых болтались золотые часы. Повеса восемнадцатого века в белом парике и с пышными кружевами у горла. А рядом девушка моих лет в платье из тяжелого синего бархата с елизаветинским воротником под круглым подбородком. Большие живые глаза глядели прямо на пламя свечи. Девушка не была красавицей: грузная, простоватые черты, круглое лицо. Она выглядела веселой и понимающей, словно догадывалась, почему я здесь, и не осуждала меня за устроенный маскарад. В правом углу на маленькой медной табличке значилось ее имя.
Тесса Трамвельян.
Пришлось стиснуть зубы, чтобы учащенное дыхание не загасило свечу. Моя тезка. Та самая, поскольку быстрый осмотр остальных портретов показал, что никаких других Тесс здесь нет. Я вернулась к девушке. Рука моя дрожала, отчего по холлу заходили тени. Как это ни нелепо, но я могла поклясться, что девушка на портрете мне подмигнула. Хотя ее внешность могла бы быть и поэффектнее. При таком романтическом происхождении Тессе следовало быть бледной красавицей с томной грустью в глазах.
Внезапно позади раздался слабый шум. Я тут же прижалась к стене. Да уж, сыщица из меня та еще! Можно подумать, впечатавшись в стену, я сделалась невидимкой. Невидимкой со свечой в руке. Приглушенные голоса доносились из гостиной, расположенной совсем близко. И тут, к моему великому удивлению, страх вдруг улетучился. Какая удобная возможность! Ведь я могу выведать, что обитатели "Келий" думают обо мне! Героически загасив свечу, я на цыпочках двинулась вперед. Ферджи не уставала повторять, что я баловень фортуны. Удача не подвела и на этот раз. Узкая полоска света сообщила, что дверь гостиной закрыта неплотно. Я подобралась к ней вплотную и приникла к щели. В углу комнаты, за раздвижным столиком, сидели Примула и Гиацинта. Сестры мирно играли в карты. Я улыбнулась. Очень мило, что они засиживаются гораздо позже того часа, когда всем порядочным старушкам надлежит быть в постели.
— Туз бьет короля, — с упреком сказала Гиацинта, выкладывая карты на стол. — Когда ты снесла тройку пик и придержала валета червей, я поняла, что ты никак не можешь сосредоточиться. Понимаю, сегодня выдался необычный день, но волнения, как правило, лишь подстегивают тебя.
— Прости, дорогая, — вздохнула Примула. — Я все думаю об этой несчастной девушке.
— Наверное, спрашиваешь себя, не доставит ли она нам слишком много хлопот? — Гиацинта собрала карты и, перетасовав их, быстро раздала. — Одно могу сказать точно: обжорой ее никак не назовешь. Ты только посмотри на ее фигурку. Впрочем, я ее не осуждаю.
— Полагаю, многие мужчины с тобой согласятся, — задумчиво отозвалась Примула. — У меня тут появилась одна мысль… она ведь может нам пригодиться. Девушка неплохо воспитана, довольно приятной наружности. Ты согласна, дорогая, что она с радостью согласится отблагодарить нас за гостеприимство?
Я не совсем поняла, что Примула имеет в виду, но помощь Страшу и Шанталь в несложной домашней работе — отличное прикрытие для моих изысканий.
— Все может оказаться не так просто. — Гиацинта посмотрела в свои карты. — Вряд ли ему это понравится, и, по правде говоря, я его не осуждаю.
Поделиться книгой: