Колдовской мир. Том 1

Собаки успокоились: лежа у подножья стены, они следили за укрывающейся наверху добычей. Где-то — Саймон напряженно всматривался в темноту — съезжались их хозяева, готовясь покончить с беглецами. Саймон напряженно сжимал оружие, вслушиваясь в малейшие звуки. Женщина шевельнулась и издала звук, похожий одновременно и на восклицание и на вздох. Саймон смотрел на нее. В темноте что-то двигалось по карнизу. Женщина не стала тратить времени, чтобы указать Саймону на опасность, она перехватила пистолет и ударила рукоятью крадущееся существо. Злобный писк оборвался посередине. Саймон отобрал оружие и только тогда взглянул на извивающееся существо с переломленной спиной. Зубы-иглы, белая плоская голова, тело, заросшее шерстью, красные глаза, больше всего поразившие Саймона — в них светился разум. Существо умирало, но все еще пыталось дотянуться до женщины, и при этом злобно шипело. Саймон с отвращением пнул маленького зверька, и тот упал с карниза прямо на головы собак. Те вскочили и залаяли. В их лае Саймон уловил одобряющий звук. Женщина смеялась. Глаза ее светились торжеством. Она кивнула и снова рассмеялась, когда он наклонился, рассматривая темноту у подножья стены. Неужели это существо было спущено на них преследователями? Однако беспокойство собак указывало, что это не так. Значит их встреча с маленьким существом была случайной. Столько неожиданностей за короткое время. Он приготовился провести ночь на страже. Если нападение маленького животного было частью плана охотников, за этим могут последовать и другие выпады.

Но тьма сгущалась, а снизу не доносилось ни звука, который означал бы нападение. Собаки снова легли полукругом у подножья стены. Их было хорошо видно, благодаря белой шерсти. Саймон снова подумал о вершине стены. Если бы не рана женщины, они смогли бы туда подняться. Когда окончательно стемнело, женщина шевельнулась. Пальцы ее задержались на запястье Саймона и скользнули по его ладони. В мозгу его мелькнула картина. Нож! Ей нужен нож. Он отпустил ее руку и достал перочинный нож. Она с живостью схватила его. Саймон не понял последующего, но у него хватило здравого смысла не вмешиваться. Туманный кристалл на запястье женщины слабо засветился. При этом свете Саймон увидел, как женщина вонзила лезвие себе в палец. Капля крови упала на кристалл, на мгновение густая жидкость закрыла свет. Затем из этого овала брызнул поток пламени. Женщина снова удовлетворенно рассмеялась. Через несколько секунд кристалл снова помутнел. Женщина взяла Саймона за руку, и он получил очередное сообщение. В оружии больше нет необходимости, помощь приближается. Болотный ветер с гнилым запахом долетел до них. Женщина дрожала, и Саймон прижал ее к себе, чтобы объединить тепло их тел. В небе блеснула изогнутая сабля молнии.

Еще раз яркая молния разорвала небо, как раз над стеной. Она послужила началом такой дикой битвы в небе и на земле, такого ветра и бури, каких Саймон никогда не видел. Ему приходилось испытывать огненные ужасы войны, но это было гораздо хуже, может быть потому, что он знал, что эти удары и вспышки огня не поддаются никакому контролю. Саймон дрожал под этими ударами, и беглецы жались друг к другу, как испуганные маленькие животные, закрывая глаза при каждой новой вспышке. Слышался постоянный рев, не обычные раскаты грома, а удары гигантского барабана. Ритм этих ударов отражался в биении сердца, от него кружилась голова. Женщина прижала к груди Саймона свое лицо, Саймон обнял ее дрожащие плечи, как будто был единственной гарантией безопасности в качающемся мире. Удары грома, блеск вспышек, ветер — все это продолжалось, но дождя не было. Скала под ними начала дрожать в такт раскатам грома. От последней яростной вспышки Саймон ослеп и оглох. Прошло несколько минут. Ударов больше не было, даже ветер стих, словно и он устал. Саймон поднял голову.

В воздухе стоял чад от горелого мяса. Поблизости горел кустарник. Но благословенная тишина продолжалась, женщина зашевелилась в объятьях Саймона и попробовала высвободиться. Он снова уловил ее уверенность, смешанную с торжеством. Какая-то игра подходила к победному концу. Саймон всматривался, что там делается внизу. Целы ли охотники и собаки после такой бури? При свете горящих кустов он увидел у подножья стены клубок тел. На дороге лежала мертвая лошадь. Она подмяла всадника, и его рука высовывалась из-под нее. Женщина подползла к краю карниза, стараясь увидеть, что делается вокруг. Потом, прежде, чем Саймон смог ее остановить, спустилась вниз. Саймон последовал за ней, ожидая нападения. Но вокруг виднелись только неподвижные тела.

Тепло огня дотянулось до них. Хорошо. Странная спутница Саймона протянула обе руки к огню. Саймон прошел мимо убитых собак. Он подошел к мертвой лошади, чтобы взять оружие всадника, но увидел, что пальцы человека шевелятся. Охотник был смертельно ранен. И Саймон не испытывал к нему сочувствия после этой жестокой охоты на болотах. Но он не мог оставить беспомощного человека в ловушке. Налегая изо всех сил, он приподнял мертвую лошадь и вытащил изувеченное тело. При свете пожара он принялся рассматривать раненого. В искаженных чертах залитого кровью лица не было признаков жизни, но грудь с трудом приподнималась и опускалась... Время от времени слышался стон. Саймон не мог бы сказать, к какой расе принадлежит всадник. Коротко остриженные волосы, очень красивые, почти серебристо-белые. Нос крючком между широкими скулами — странное сочетание. Саймону показалось, что раненый молод, хотя в этом бледном лице не было ничего юношеского. С его плеча на ремне свисал рог. Богато украшенная одежда, усаженная жемчугом брошь на груди свидетельствовали о том, что это не простой солдат. Саймон обратил внимание на широкий пояс всадника и оружие. Нож он засунул себе за пояс. Странный самострел извлек из кобуры и внимательно осмотрел. У оружия был ствол и приспособление, которое могло служить только курком. Но ручка оружия непривычна, целиться трудно. Саймон сунул самострел за пазуху. Он отцепил еще один предмет — узкий цилиндр. Но из-за его плеча протянулась рука и взяла этот цилиндр. В это время раненый шевельнулся, веки его дрогнули, и в его затуманенных смертью глазах появилось такое выражение, что Саймон отшатнулся. Он встречался с бандитами и побеждал их. Он стоял лицом к лицу с людьми, ненавидящими его, и сам ненавидел их. Но никогда он не видел такого выражения, которое застыло в блестящих зеленоватых глазах охотника. Тут же Саймон понял, что эти глаза обращены не к нему. Раненый смотрел на женщину, которая стояла, слегка наклонившись, чтобы опора приходилась на здоровую ногу, поворачивая в руках жезл, который он снял с пояса охотника. Его губы изогнулись. С мучительным усилием он приподнялся и плюнул в нее. Затем голова его ударилась о землю и он затих, как будто последнее движение отняло у него остаток сил. В свете угасающего огня лицо его расслабилось, рот приоткрылся. Саймону не нужно было вглядываться в него, он знал, что охотник мертв.

— Ализон,— женщина тщательно выговорила это слово, переводя взгляд с Саймона на мертвеца. Наклонившись, она указала на эмблему на груди мертвого и повторила: — Ализон.

— Ализон,— сказал Саймон, вставая. У него больше не было желания осматривать вещи мертвого.

Женщина повернулась лицом к проему, через который уходила к реке дорога.

— Эсткарп...— по буквам выговорила она, пальцем указав на речную долину.— Эсткарп,— повторила она, указывая на себя.

И, как будто в ответ на ее слова, из-за стены послышался резкий трубный свист. Не звук рога, а скорее свист, который издает сквозь зубы человек. Женщина в ответ прокричала несколько слов, ветер подхватил их, и они эхом отозвались около скальной стены. Саймон услышал топот копыт, лязг металла о металл. Но поскольку его спутница с радостным ожиданием смотрела в проход, он решил ждать, не действуя. Лишь его рука сжала: рукоять автоматического пистолета в кармане. Он направил дуло оружия на отверстие в стене.

Они появлялись по одному, эти всадники, держа оружие наготове. Протиснулись в проход. Увидев женщину, они радостно закричали: это были явно друзья. Один из всадников поехал прямо к Саймону и женщине. У него была высокая мощная лошадь, как видно, созданная для того, чтобы нести большие тяжести. Но всадник был настолько мал ростом, что, пока он не спешился, Саймон думал, что это мальчик. В свете огня тело всадника блестело, на шлеме, на поясе, вороте и запястьях вспыхивали искры. Хотя он и был мал ростом, плечи у него были необыкновенно широкие, а руки и грудь могли бы принадлежать человеку более чем втрое большего роста. Кольчуга облегала его тело так плотно, будто была сделана из ткани. Шлем был увенчан изображением птицы с распростертыми крыльями. А может, это была настоящая птица, каким-то образом замершая в неестественной неподвижности? Глаза его, казалось, следили за Саймоном с молчаливой яростью. Гладкая металлическая шапка, на которой сидела птица, оканчивалась чем-то вроде кольчужного шарфа, обернутого вокруг шеи всадника. Шагнув вперед, всадник нетерпеливо потянул за этот шарф, открывая лицо. И Саймон увидел, что не так уж ошибся в своей первоначальной оценке. Воин в шлеме был молод. Однако чувствовалось, что, несмотря на возраст, человек он необычайно сильный. Он посмотрел на женщину, потом неприветливо на Саймона и что-то спросил. Она ответила потоком слов, рука ее начертила в воздухе какой-то знак над Саймоном, после чего воин коснулся шлема жестом, который мог означать только одно: приветствую тебя, чужеземец. Командовала в этой ситуации явно женщина. Указывая на воина, она продолжала урок языка:

— Корис.

Саймон решил, что это скорее всего, его имя. Он ткнул пальцем себе в грудь.

— Трегарт. Саймон Трегарт,— и подождал, пока она назовет себя.

Но она лишь повторила его слова, как бы запоминая:

— Трегарт, Саймон Трегарт.

Тогда Саймон решил спросить ее прямо:

— Кто ты? — он указал пальцем на нее.

Воин Корис потянулся за оружием, а женщина нахмурилась, лицо ее приобрело холодное выражение. Саймон понял, что допустил оплошность.

— Прошу прощения,— он развел руками, надеясь, что она воспримет его жест как извинение. Значит его вопрос каким-то образом оскорбил ее. Но он сделал это неумышленно. И женщина, должно быть, поняла это, потому что принялась объяснять что-то молодому воину. Впрочем, тот и после не стал относиться к Саймону дружелюбно. Корис с почтением, не соответствующим разорванной одежде женщины, посадил ее за собой на спину большой черной лошади. Саймон ехал с другим воином, держась руками за пояс всадника.

Спустя некоторое время Саймон неподвижно лежал в постели и невидящими глазами смотрел на резной деревянный потолок. Со стороны казалось, что он спит. Но давняя привычка мгновенно переходить от сна к бодрствованию не исчезла у него и в новом мире. Сейчас он напряженно перебирал в памяти все, что с ним случилось, стараясь понять, что это за мир, в который он попал и как здесь жить ему дальше. Эсткарп оказался не только речной долиной. Это были мощные крепости, расположенные вдоль дороги, которая была границей. В этих крепостях они меняли лошадей, ели и снова скакали, подгоняемые необходимостью, которой Саймон не понимал. Наконец они оказались в городе круглых башен, серо-зеленых, как почва, на которой они стояли. В этом окруженном стеной городе жила раса людей с гордой походкой, темными глазами и волосами, такими же черными, как у Саймона. В этой расе чувствовалась глубокая древность. Когда они прибыли в город, Саймон устал, у него болели мышцы, но он с интересом смотрел вокруг. И всюду он чувствовал давний возраст земли, глубокую древность башен и стен. Башни и стены города могли быть частью гор этого мира. Саймон бывал в старых городах Европы, видел дороги, по которым проходили еще легионеры Рима. Однако здесь мир был гораздо древнее, и Саймон пытался определить век, в который он попал. Его поселили в центральной части башни — массивном каменном сооружении, в котором были и торжественность храма и безопасность крепости. Саймон с трудом мог вспомнить, как приземистый офицер — Корис — привел его в эту комнату и указал на постель. А затем — в памяти больше не было ничего.

Или было что-то еще? Саймон сдвинул брови. Корис, комната, постель. Теперь, когда он глядел на резные узоры над головой, они казались ему странно знакомыми, как будто вырезанные там символы имели какое-то значение, когда-то известное ему. Эсткарп — и древняя страна, и город, и образ жизни. Саймон напрягся. Откуда он это знает? Однако это правда, такая же реальность, как кровать, на которой отдыхало его измученное тело, как резьба над кроватью. Женщина, на которую шла охота, принадлежала к расе Эсткарпа, в то время как мертвый охотник к иному, враждебному племени. Воины в крепостях все были высокими, смуглыми, гордыми и отчужденными. И лишь Корис, с его изуродованным телом, отличался от людей, которыми он командовал. Приказы Кориса исполнялись, только женщина, ехавшая за ним, обладала, по-видимому, большей властью.

Саймон тряхнул головой. Он сел, посмотрев на полог. Он уловил легкий шум приближающихся шагов и поэтому не удивился, когда кольца занавеса звякнули, толстая ткань раздвинулась, и появился тог самый человек, о котором Саймон только что думал. Без кольчуги Корис представлял собой еще более странное зрелище. Широкоплечий, со свисающими, непропорционально длинными руками, он был невысок, и его тонкая талия и стройные ноги были необыкновенно малы по сравнению с верхней частью тела. На этих широких плечах сидела голова мужчины, каким был бы Корис, если бы судьба не сыграла с ним жестокую шутку. Под густой шапкой светлых волос темнело лицо лишь недавно возмужавшего юноши. Необычайно красивое лицо, резко контрастирующее со всей фигурой. Голова героя на теле обезьяны. Саймон спустил ноги с высокой кровати и встал, стесняясь, что будет смотреть на вошедшего сверху вниз. Но Корис тут же отскочил с быстротой кошки и встал на широкий карниз, находившийся под узким окном, так что его голова оказалась на уровне головы Саймона. Грациозным жестом, странным для такой длинной руки, он указал на груду одежды. Саймон кивнул. Это была не та одежда, которую он сбросил, ложась в кровать. Но кое-что давало ему возможность понять, в каком статусе он здесь находится. Пистолет и все содержимое карманов было аккуратно разложено рядом с новой одеждой. Значит, он не пленник. Он натянул брюки из мягкой кожи, такие же, как те, что были сейчас на Корисе. Тонкие, как перчаточная кожа, они были темно-синего цвета. Тут же оказались сапоги с высокими голенищами из серебристо-серого материала, похожего на шкуру ящерицы. Одевшись, Саймон обернулся к Корису и жестом показал, что хочет умыться.

Впервые в прекрасных глазах воина появилась слабая улыбка и он указал на альков. Саймон понял, что, хотя обстановка в крепостях Эсткарпа кажется средневековой, их обитатели понимают, что такое санитария. После поворота ручки из трубы потекла теплая вода, тут же оказался кувшин с ароматной пеной, которая сняла щетину с лица. Все это время продолжался урок языка. Корис терпеливо произносил слова, пока Саймон не повторял их верно. Корис держался нейтрально. Он не смотрел так сурово, как в прошлый раз и не отвечал на попытки Саймона установить более близкие отношения. Когда Саймон натягивал нечто среднее между курткой и рубашкой, Корис отвернулся, глядя в окно. Саймон примерил в руке пистолет. Корису, по-видимому, было все равно, будет ли он вооруженным или нет. Наконец, Саймон затянул пояс и сделал знак, что готов.

Они вышли в коридор и спустились по лестнице. Древность здесь оставила следы — в ступенях были выбиты углубления, а по стене тянулась борозда в том месте, где много веков люди, проходя, касались ее пальцами. Бледный свет лился из шаров, размещенных в корзинах над головами, но природа этого света оставалась для Саймона загадкой. У подножья лестницы находился большой зал. В нем было несколько воинов, и почти все они были одеты в такую же одежду, как у Саймона. Кориса приветствовали, а Саймона разглядывали с любопытством. Все молчали. Корис коснулся руки Саймона, указывая на занавешенную дверь. Отведя занавес, он пропустил Саймона вперед. За дверью оказался еще один зал. Но тут голые каменные стены были увешаны занавесями с изображением того же символа, который Саймон обнаружил на пологе кровати. И символ этот показался ему опять странно знакомым. В дальнем конце зала стоял часовой, подняв к губам рукоять своего меча. Корис отвел второй занавес. Помещение за ним казалось больше, чем было на самом деле, из-за сводчатого потолка, уходящего высоко вверх. Здесь и свет шаров был сильнее. Он позволил разглядеть собравшихся. Саймона ждали две женщины: одна сидела, а другая стояла, положив руку на спинку кресла. Ему пришлось приглядеться, чтобы узнать в стоящей ту самую, которая спасалась от охотников из Ализона. Волосы, свисавшие тогда мокрыми прядями, теперь были убраны в серебряную сеточку, она была одета в платье из серебристой туманной ткани. Единственным украшением был овал из такого же кристалла, какой Саймон видел у нее на браслете. Но на этот раз кристалл висел на цепи между маленькими возвышениями грудей.

— Саймон Трегарт! — это произнесла сидящая женщина, поэтому Саймон посмотрел на нее, и он тут же понял, что не может отвести взгляда. У нее было такое же треугольное лицо и такие же внимательные глаза и черные волосы, как у той, что была ему уже знакома. Но из глаз ее излучалась сила, действующая, как удар. Саймон не мог определить, сколько ей лет, но ему показалось, что она вполне могла видеть, как укладывались первые камни Эсткарпа. В то же время он подумал о том, что .у нее вовсе нет возраста. Руки ее взметнулись, и она бросила Саймону шар из того же туманного хрусталя, что и украшения, которые были у нее и ее помощницы. Саймон поймал шар, который оказался теплым. Обе женщины взяли в руки свои украшения. Все последующее Саймон так никогда и не мог себе объяснить. В его памяти одна за другой возникали недавние события, он видел свои первые шаги в мире Эсткарпа, и он понимал, что женщины тоже видят все это. Он словно рассказывал им о своих впечатлениях. Когда он кончил, к нему пошли молчаливые потоки информации.

Он находился в главной крепости страны, которой угрожала смертельная опасность... Древней земле Эсткарпа угрожали с севера, с юга, и с моря на западе. Смуглые жители равнин и городов Эсткарпа пока противостояли врагу только потому, что унаследовали древние знания. Возможно, они обречены, но сдадутся лишь с последним ударом сердца последнего оставшегося в живых воина. То же чувство, которое заставило Саймона шагнуть под грубую арку во дворе дома Петрониуса, снова ожило в нем. Гордые люди этой земли ни о чем его не просили. Но он уже присягнул в верности одной из этих женщин и мгновенно, с юношеским энтузиазмом сделал свой выбор. Не произнеся ни слова, Саймон поступил на службу Эсткарпа.

Саймон поднес к губам тяжелый кубок. Он пил и внимательно следил за происходящим. При первом знакомстве он решил, что люди Эсткарпа мрачны, отягощены грузом лет, что они последние представители древней расы, забывшей обо всем, кроме слов древнего языка. Но за последние недели он понял, насколько поверхностны были его суждения. Теперь, в столовой гвардии, он переводил взгляд с одного лица на другое, рассматривая их, как впервые. Конечно, их оружие было ему незнакомо. Ему приходилось учиться махать мечом в схватке. Меньше беспокойства вызывали у него самострелы, похожие на автоматический пистолет. Саймон никогда не мог сравняться с Корисом: он восторгался, как владеет оружием этот человек. Но Саймон был знаком с тактикой иных армий, иных войн и с его предложениями считался любой офицер. Саймон удивлялся, почему его приняли в гвардию. Эти люди постоянно воевали с врагом, который был сильнее их. Любой незнакомец мог оказаться шпионом, брешью в оборонительной стене. Ни в какие времена, ни в какой армии, кроме, как в Эсткарпе, не поверили бы в такой дикий рассказ, как его. И Саймон знал, почему в нем не усомнились. Потому что сила Эсткарпа основывалась на магии. Саймон подержал во рту вино, прежде чем проглотить его. Он думал о магии. Это слово могло означать искусные фокусы и трюки, могло скрывать суеверную чепуху, но могло говорить и о чем-то более могучем. Воля, воображение и вера были оружием, использовавшимся магией Эсткарпа. Конечно, у этих людей были способы, помогающие им усилить волю, воображение и веру. И кроме того они умели открывать свой мозг тому, что не воспринимается органами чувств. Ненависть и страх соседей были вызваны способностью этого племени. Для Ализона на севере, для Карстена на юге власть колдовства Эсткарпа была злой. Владычицы Эсткарпа обладали властью, неподдающейся объяснению человека, и, когда было необходимо, безжалостно пользовались этой властью. Саймон помог спастись колдунье, которая была глазами и ушами своего народа в Ализоне.

Колдунья... Саймон отпил вина. Не каждая женщина в Эсткарпе обладала властью. Эта способность передавалась в отдельных семьях от поколения к поколению. Тех, у кого она обнаруживалась в детстве, отправляли в главный город страны, там их учили и определяли их дальнейшую судьбу. Имена девушек забывались, потому что имя — это часть личности. Сообщить свое имя — значит, вручить другому человеку власть над собой. Теперь Саймон понимал, насколько неосторожно поступил, спрашивая имя колдуньи, с которой бежал по болотам. Власть не была постоянной. В определенное время пользоваться ею колдунье делалось трудно. Да и не всегда ее можно было вызвать по своей воле. Иногда в самые критические моменты она отказывала. Поэтому, несмотря на колдуний и их науку, Эсткарп располагал и вооруженной гвардией, и линией крепостей вдоль границ.

— Жарко для этого времени года,— стул рядом с Саймоном скрипнул под тяжестью того, кто к нему подсел. На стол со звоном опустился шлем, длинная рука потянулась за кубком вина. Ястреб на шлеме смотрел на Саймона стеклянными глазами; в металлическое изображение птицы были вставлены настоящие перья. Корис пил вино, а со всех сторон ему задавали вопросы. В войсках Эсткарпа поддерживалась дисциплина, но вне службы все были равны, собравшиеся в столовой хотели услышать новости. Корис опустил на стол кубок и ответил:

— Вы слышали рог за час до закрытия ворот? Это просил впустить его Магнус Осберик. И с ним свита в полном вооружении. Мне кажется, Горм угрожает нам.

После его слов наступила тишина. Все, включая теперь и Саймона, знали, что означает Горм для Кориса. По праву власть над Гормом должна была находиться в его руках. Его личная трагедия началась там, но закончилась на этом острове, когда он, израненный и одинокий, отплыл от родных берегов в дырявой рыбачьей лодке.

Хильдер, лорд-протектор Горма, в бурю заблудился в болотах между Ализоном и равнинами Эсткарпа. Отбившись от свиты, он упал с лошади и сломал руку. Полуживой, страдая приступами лихорадки, он забрел в землю торов, загадочной расы, жившей в болотах и не позволявшей никому проникать в свои владения. До сих пор остается загадкой, почему Хиль-дера не убили или не прогнали. Несколько месяцев спустя, вылечившись, он вернулся в Горм и привез с собой жену. Жители Горма, особенно женщины, возмущались этим браком. Говорили, что он был навязан их повелителю. Ему сохранили жизнь с условием, что он женится. Его жена, хромая и психически неуравновешенная, принадлежала к расе торов. В назначенный срок она родила Кориса и исчезла. Может, умерла, а может, вернулась в свое племя. Хильдер, вероятно, знал об этом, но никогда не говорил, и Горм был рад избавиться от своей леди. Остался Корис, лицом похожий на благородного повелителя Горма и телом на жителя болот. Ему никогда не позволяли забывать об этом. Когда Хильдер женился вторично на Орне, дочери известного повелителя морей, Горм принял этот брак с радостью и надеждой. Второй сын Хильдера У рьян стал всеобщим любимцем, потому что в венах его стройного, юного тела не было ни капли чужой крови. Хильдер умер. Но умирал он долго, и у противников Кориса было время подготовиться. Те, кто собирался использовать Орну и Урьяна в своих целях, ошиблись. Леди Орна, умная и способная женщина, не хотела быть игрушкой в чужих руках. Урьян был еще ребенком, и она стала регентшей. Не всем это понравилось, но леди Орна показала свою власть. Орна натравливала одного лорда на другого, чем ослабляла обоих. Но она совершила непоправимую ошибку, обратившись за помощью к чужеземцам. Именно Орна обрекла Горм на гибель, когда тайно вошла в союз с Колдером.

Колдер находился за морем, но лишь один моряк из десяти тысяч мог приблизительно указать, где именно. Моряки старались держаться в стороне от его угрюмых гаваней. Было известно, что колдеры не похожи на других людей, что встреча с ними приносит несчастье. За днем смерти Хильдера последовала ночь красного ужаса. И только сверхчеловеческая сила Кориса помогла ему вырваться из ловушки. С приходом Нолдера ему грозила смерть. Горм перестал существовать. Те, кто еще не забыл о времени Хильдера, потеряли всякую надежду. Горм превратился в Колдер. Впрочем не только остров Горм. Меньше, чем за год, на побережье поднялись башни и возник город, названный Айль. Ни один житель Эсткарпа не приходил в Айль добровольно. Айль, как черное пятно, лежал между Эсткарном и его единственным сильным союзником на западе — морскими бродягами из Салкаркипа. Эти торговцы-воины, знавшие самые отдаленные и дикие местности, построили свою крепость с разрешения Эсткарпа на краю полуострова, далеко уходящего в море. Жители Салкаркипа были опытными моряками и торговцами и не менее опытными солдатами и безбоязненно посещали тысячи портов. Ни один воин Ализона или щитоносец Карстена не смел спорить с ними.

— Магнус Осберик не из тех, кто без повода просит помощи,— заметил Такстон, один из старших офицеров Эсткарпа.—

Нужно проверить снаряжение. Когда Салкаркип просит о помощи, мы обнажаем мечи.

Корис кивнул в ответ. Обмочив палец в вине, он провел какие-то линии на столе. В то же время он жевал хлеб и совершенно невозможно было понять, о чем он думает. Саймон, заглянув через плечо карлика, уловил смысл в этих линиях: они повторяли карту, которую ему приходилось видеть в зале крепости. Это был полуостров, на конце которого находился Салкаркип. Знакома была и дуга, изображавшая обширный морской залив. На противоположной дуге располагался Ализонский главный порт Ализ. Впрочем, эти города разделяло много миль. В глубине залива лежал остров Горм. На нем Корис поставил точку. Она означала Сиппар, главный город Горма. Айль был расположен не на внутренней стороне полуострова, а на самом материке, на южном берегу, и смотрел прямо в открытое море. Дальше берег представлял собой крутую стену, где не мог пристать ни один корабль. Тут находилось герцогство Карстен. Залив непосредственно рядом с Гормом издавна служил выходом Эсткарпа в западный океан. Корис несколько мгновений изучал свою работу, а затем энергично стер линии.

— В Салкаркип ведет только одна дорога? — спросил Саймон.— С А илем на юге и Гормом на севере отряды Колдера без особых затруднений могут отрезать полуостров.

Корис рассмеялся.

— Дорога одна. Она древняя, как сама вечность. Наши предки не думали, что колдеры обоснуются в Горме, да и кто, находясь в здравом уме, мог это предвидеть? Чтобы обезопасить дорогу,— он положил палец на точку, обозначавшую Сиппар и нажал, как будто безжалостно раздавил насекомое,— мы должны быть здесь. Лихорадку не излечишь, если будешь только сбивать температуру. Война — это та же болезнь. А что мы знаем о неприятеле? — Он мрачно взглянул на Саймона.

— Шпион. Пошлем шпиона.

— Двадцать человек уже ушли из Эсткарпа в Горм. Эти люди изменили внешность, не зная, сумеют ли снова когда-нибудь взглянуть на свое лицо в зеркало. Но они с радостью сделали это. Они были вооружены всеми известными здесь заклинаниями. И ни один не вернулся из Сиппара! Колдеры не похожи на остальных людей, и мы ничего не знаем о том, как они узнают чужих. Знаем лишь, что в этом у них не бывает осечки. Наконец, Властительницы запретили такие испытания, потому что затрачивается слишком большая сила, а результата никакого. Я сам пытался побывать там, но они наложили заклятье, которое я не могу преодолеть. Появление в Горме означает для меня смерть, а я могу еще послужить Эсткарпу живым. Нет, лучше не трогать эту рану.

— Но ведь уже и Салкаркип под угрозой?

Корис потянулся за своим шлемом.

— Поэтому, друг Саймон, мы и выступаем. И вот что еще надо знать: когда колдер сражается на своей земле и на своих кораблях, победа всегда за ним. Но когда они появляются на территории, куда не падала до того их тень — есть шанс победить их.

— Я отправлюсь с вами.— Это было утверждение, а не вопрос. Саймон был готов ждать и учиться. Воин другого мира понимал, что ему необходимо научиться владеть оружием чужого времени. И только это даст ему свободу. Раз или два во время своего ночного дежурства он спрашивал себя, уж не применили ли к нему хваленую силу Эсткарпа, чтобы он смирился со статус-кво, не задавая вопросов и ничем не возмущаясь. Но шло время и действие этих чар кончилось. Ему захотелось увидеть в этом мире больше, чем один-единственный город, и он знал, что, если не пойдет в другие земли © гвардией, то отправится туда один.

Корис, услышав это, грустно посмотрел на него.

— Это не триумфальное шествие.

Саймон остался сидеть, зная, что Корис не любит, когда на него смотрят сверху.

— Разве я похож на любителя легких побед?

— Побеждать вы сможете только с самострелом. Мечом вы владеете не лучше, чем конюх из Карстена.

Саймон не рассердился на выпад. Он знал, что слова эти справедливы. В стрельбе из самострела он мог помериться с лучшими бойцами. О том, как он борется без оружия, используя .приемы дзюдо, знали уже во всех крепостях Эсткарпа. Но в искусстве владения мечом он был не лучше неуклюжего новобранца, юноши, только начавшего соскребать пушок со щек. А булава, которую с легкостью швырял Корис, казалась ему невероятно тяжелой.

— Согласен на самострел,— с готовностью согласился Саймон,— но я должен отправиться туда.

— Да будет так. Только вначале надо убедиться — состоится ли вообще поход.

Решение принималось на совете, где присутствовали офицеры во главе с Корисом и дежурные колдуньи. Хотя Саймон официально не принадлежал к офицерам, он пошел вслед за Корисом на совет. Ему не помешали войти, и он устроился у окна, рассматривая собравшихся. Возглавляла совет Властительница, правившая крепостью и всем Эсткарпом, женщина без имени, которую он уже видел. За креслом стояла та, с которой они спасались от охотников Ализона. Здесь было еще пять колдуний, без возраста, казалось и без пола, все с горящими проницательными глазами. Саймон решил, что предпочел бы быть их союзником, нежели сражаться против них. Никогда раньше он не видел таких сильных личностей. Напротив них стоял мужчина, перед которым все окружающие казались гномами. В любой толпе он возвышался бы над всеми. Люди Эсткарпа, стройные и высокие, казались подростками рядом с ним — бронзовым колоссом. Из брони, закрывшей его грудь, можно было изготовить два щита для гвардейца, руки и плечи у него были такие же, как у Кориса, но им соответствовало и туловище. Подбородок у него был бритый, но на широкой верхней губе щетинились усы, которые касались щек. Брови соединялись и были очень густыми. Шлем венчала искусно сделанная голова медведя, зловеще разинувшего пасть. Накидкой ему служила огромная медвежья шкура, отделанная шафрановой тканью. Под подбородком она застегивалась пряжкой в виде двух золотых лап.

— Мы в Салкаркипе храним мир, стараемся торговать со всеми — он старался говорить тихо.— Но если возникает необходимость, мы поддерживаем мир мечами. Что может сделать добрая сталь против колдунов ночи? Я не спорю со старой наукой.— Он обращался непосредственно к властительнице, как будто они стояли по разные стороны баррикад.— Каждому народу — его боги и вера, и Эсткарп никогда не навязывал свои верования другим. Но Колдер не поступает так. Всякий гибнет, кто приближается к нему. Говорю вам, леди, мой мир погибнет, если мы не объединим наши усилия. Нужно остановить прилив.

— Видели ли вы человека, рожденного женщиной, который умел бы управлять приливом? — спросила женщина.

— Управлять — нет, но плыть по нему — да! В этом моя магия.— Он ударил себя в грудь. Жест этот показался бы театральным, если бы не был так искренен.— Но с Колдером это не пройдет. Пусть глупцы из Ализона предпочитают оставаться в стороне.;. Наступит и их черед. Салкаркип будет сражаться! И когда падет наш порт, прибой будет рядом с вами, леди. Говорят, у вас есть власть над ветром и бурей, есть заклинания, изменяющие внешность человека. Сможет ли ваша магия противостоять Колдеру?

Властительница погладила кристалл на груди.

— Скажу вам правду, Магнус Осберик. Не знаю. Колдер неизвестен, мы не сумели пробить брешь в его стене. Что касается всего остального, то я согласна. Пришло время борьбы. Капитан,— позвала она Кориса,— что вы об этом думаете?

Мрачное выражение не сходило с прекрасного лица Кориса, но глаза его горели.

— Если можно пустить в ход мечи, то мы сделаем это! С вашего разрешения, Эсткарп вступится за Салкаркип.

— Если таково ваше решение, Эсткарп выступает. Вы искусны во владении оружием, но с вами будет и другая, могучая Сила.

Она никого не звала, но колдунья, шпионившая в Алиаоне, вышла из-за ее кресла и встала по правую руку от Властительницы. Ее раскосые глаза обежали собравшихся и остановились на сидевшем в стороне Саймоне. Тень улыбки промелькнула на ее губах. Саймон, сам не понимая почему, был уверен, что между ними установилась связь. Когда после полудня они выступали из города, Саймон обнаружил, что его конь идет рядом с конем колдуньи. Как и на всех гвардейцах, на ней была кольчуга и шлем с металлическим шарфом. Внешне она ничем не отличалась от остальных. Вооружена она была мечом и таким же самострелом, как и Саймон.

— Итак, воин из другого мира,— она говорила негромко, и Саймон понял, что она не хочет, чтобы их слышали,— мы снова едем вместе.

Что-то в ее спокойствии раздражало его.

— Будем надеяться, что на этот раз мы охотники, а не дичь.

— Все в свой срок. В Ализоне меня предали, и я была безоружна.

— А теперь у вас меч и самострел.

Она взглянула на свое оружие и улыбнулась.

— Да, Саймон Трегарт, меч и самострел... и еще кое-что. Но, увы, это не увеселительная прогулка. Путь наш будет нелегок.

— Вы предсказываете, леди? — В этот момент он верил только в сталь.

— Да, это предсказание, Саймон,— она по-прежнему смотрела на него с улыбкой.— Я не накладываю на вас заклятья, человек из иного мира, но знаю: нити наших жизней лежат рядом в руке верховного правителя... То, чего мы хотим, и то, что будет на самом деле, возможно, несоединимо. Слова мои относятся ко всему отряду: берегитесь места, где скалы высоки и звучат крики морских орлов!

Саймон невесело улыбнулся в ответ:

— Поверьте, леди, на этой земле я так осторожен, будто у меня глаза вокруг головы. Для меня это не первый военный поход.

— Это нам известно. Иначе вы не отправились бы с Ястребом,— она указала на Кориса.— Корис прирожденный воин и предводитель, удача для Эсткарпа!

— И вы предвидите опасность в Салкаркипе? — настаивал Саймон.

Она покачала головой.

— Вы знаете, как обстоят дела с Даром. Нам даны отрывки, части, но не вся картина в целом. Я не вижу городских стен. Держите наготове оружие и ваши прославленные кулаки, Саймон.— Она рассмеялась, но ее смех звучал невесело. И Саймон понял, что он должен принять дружбу на ее условиях.

Войско Эсткарпа продвигалось вперед быстро, но оставался еще день пути. Отряд миновал последнюю пограничную крепость и двинулся вдоль изогнутого морского берега. Гвардейцы постоянно меняли в крепостях лошадей и поэтому буквально пожирали мили. Хотя салкары не привыкли к езде верхом, они угрюмо сидели в седлах, казавшихся маленькими для их могучих тел и не отставали. Они ехали с упорством людей, для которых главным врагом было время. Утро было яркое, а пурпурные цветы на кустарниках вдоль дороги тянулись к солнцу. Воздух пахнул соленым прибоем и говорил, что впереди море. И Саймон испытывал возбуждение, которого уже давно не знал. Он не понимал, что напевает какую-то песенку, пока его не окликнул знакомый хрипловатый голос:

— Птички поют перед ударом ястреба.

Он добродушно воспринял насмешку.

— Не хочу слышать злое карканье: слишком хороший день.

Колдунья потянула за металлический шарф, закрывавший ее плечи и горло.

— Море. Здесь всегда ветер,— взгляд ее устремился вперед к горизонту, куда уходила дорога.— Здесь всегда кровь. Поэтому кровь салкаров может смешиваться с нашей. Так бывало часто. Когда-нибудь я уплыву в море. Волны, убегая от берега, унесут меня к горизонту.— Голос ее звучал музыкой, но Саймон внезапно встревожился. В горле пересохло. Может у него и не было колдовского дара, но что-то в нем зашевелилось, ожило, и он, не отдавая себе в этом отчета, поднял руку, давая сигнал остановиться.

— Да! — рука колдуньи повторила его жест. Корис обернулся. Он отдал приказ, и весь отряд остановился. Капитан передал руководство Такстону и отъехал назад. Нельзя было обвинить его в неосторожности. По флангам находились разведчики.

— Что случилось?

— Впереди опасность,— Саймон всматривался в местность, такую спокойную под лучами солнца. Ничего не двигалось, только высоко в небе кружила птица. Ветер затих, не шевелился ни один листик. Саймон готов был поручиться, что впереди ждет засада. Корис перевел взгляд с Саймона на колдунью. Она наклонилась вперед в седле, ноздри ее раздувались, она глубоко дышала. Она прислушивалась, как это делают собаки. Пальцы ее двигались, изображая какие-то знаки, и она резко и убежденно кивнула:

— Он прав. Впереди пустое пространство, в которое я не могу проникнуть. Силовой барьер. За ним может скрываться засада.

— Но как он мог... У него нет Дара,— Корис быстро взглянул на Саймона, взгляд его был недоверчив. Затем он отдал несколько приказов и сам выехал вперед, туда, где дорога уходила за очередной поворот. Саймон достал свой самострел. Откуда он знает, что впереди засада? У него бывали такие озарения и в прошлом — например, в тот вечер, когда он встретил Петрониуса — но никогда это предвидение не было таким острым и ясным. Ощущение тревоги все усиливалось. Колдунья держалась за ним, как раз за первой линией гвардейцев. Из-под кольчуги она извлекла туманный кристалл, который служил ей оружием. Она подняла кристалл над головой и выкрикнула несколько слов на непонятном для Саймона языке.

Впереди виднелась скала, напоминающая клыки, торчащие из огромной челюсти. Дорога ныряла под своеобразную арку, образованную этими клыками. У подножья скал рос густой кустарник, образуя непроницаемый заслон. Из кристалла ударил луч, направленный на более высокую скалу. Там, где он коснулся камня, поднялся густой туман, который закрыл и скалы, и кусты. И оттуда, из этого серо-белого тумана, показались неприятели. Вооруженные до зубов, они бежали, сохраняя полное молчание. Заостренные шлемы с забралами придавали им необычайно хищный вид. Они были похожи на охотящихся птиц. Странная тишина сопутствовала неожиданному нападению.

— Сал... сал... сал...— морские бродяги обнажили мечи навстречу приближающейся линии атаки. Во главе салкаров стоял Магнус Осберик. Гвардейцы не издали ни звука. Корис не отдавал приказов. Но стрелки выбрали цель и выстрелили, а меченосцы поскакали вперед, держа оружие наготове. Они ехали верхом, а молчаливые враги были пешими. Саймон изучал вооружение Эсткарпа и знал, где находится слабое место у воина. Такая же бронь у колдера? Он прицелился и выстрелил. Кол-дер повернулся и упал, а его заостренный шлем воткнулся в землю.

— Сал... сал... сал...— гремел боевой клич салкаров. Сражающиеся сошлись в ожесточенной рукопашной схватке. В первые несколько мгновений Саймон думал лишь о своем участии в этой битве, о необходимости найти цель. Затем он стал замечать необычайную смелость нападающих. Солдаты Колдера не пытались уцелеть. Воин за воином гибли, не защищаясь, не уклоняясь от ударов противника. Они не поднимали щиты, не парировали удары своими мечами. Пешие солдаты стреляли яростно, но в этой ярости было что-то механическое. Заводные игрушки, подумал он. Кто-то завел их и пустил в ход. Но ведь они считались искуснейшими бойцами этого мира. А теперь гибли с легкостью, как будто ребенок толкнул ряд оловянных солдатиков.

Саймон опустил самострел. Что-то в нем восстало против слепого убийства: он вовремя увидел, как одна из голов в заостренном шлеме повернулась в его направлении. Колдер быстро приближался. Но он не напал на Саймона. Он набросился на его соседку. Лишь мастерство спасло наездницу от этого яростного нападения. Она опустила меч, но забрало отразило удар. Противник был искусен в фехтовании. Сверкнуло острие его меча, и оружие вылетело из рук колдуньи. Колдер отбросил свой меч, он схватил всадницу за ногу и стащил ее из седла с легкостью, которая удивила бы Кориса. Колдунья отчаянно билась в руках колдера, и Саймон не решался применить меч. Вытащив ногу из стремени, он подъехал поближе и изо всех сил пнул солдата. Удар пришелся по затылку, и нога Саймона почти онемела. Солдат потерял равновесие и упал вперед, потянув за собой колдунью. Саймон выпрыгнул из седла, опасаясь, что онемевшая нога подогнется под ним. Руки скользнули по металлическим плечам колдера, Саймон смог оторвать его от женщины и бросить на спину. Колдер лежал на спине как жук, руки и ноги его слабо двигались. Отбросив перчатки, колдунья склонилась над колдером, развязывая его шлем. Саймон схватил ее за плечо.

— В седло! — приказал он, подводя коня. Она покачала головой, продолжая свое занятие. Саймон не понимал, что она делает.

— Херланн! — Увенчанный ястребом шлем Кориса появился между Саймоном и этим лицом. Корис стал рядом с колдуньей, он схватил колдера за плечи, как будто обнимал близкого друга. Глаза, сине-зеленые, как у Кориса, на таком же прекрасном лице, открылись, но не сосредоточились ни на ком из склоненных над ним людей. Колдунья разжала руки Кориса. Она взяла колдера за подбородок и посмотрела в невидящие глаза. Затем оттолкнула его и принялась вытирать руки о жесткую траву. Корис следил за ней.

— Херланн?—этот вопрос скорее адресовался колдунье, а не поверженному. -