— Скоро отключу, — заверил Клим. — Мне нужно сохранить кое-какие данные. Это ещё минут двадцать.
Алиса с опаской уставилась на свой планшет.
— Не волнуйся, — хмыкнул Клим. — Без Интернета твоя игрушка безопасна.
Когда дочь и жена покинули комнату, Клим снова сел за рабочий стол. Сейчас он перерубит последнюю ниточку, связывающую дом с внешним миром. Впереди — годы изоляции. Поиски выживших. Попытки консолидации…
Свернув все вкладки, Клим оставил лишь одну. Ту самую, что принадлежала вымышленному цифровому пареньку с нарисованной смазливой мордашкой.
Пять минут назад у Костика обновился статус.
Сложно поспорить. В одной вещи Клим не сомневался: его семья может спать спокойно. Особей, занесённых в Красную книгу, не трогают.
Медленные ракеты
Ракеты сдвинулись.
Впервые за сто лет.
Мы понимали, что это произойдёт после отлёта
Я решил перевезти семью в подземный швейцарский город. Это всё, что мы смогли себе позволить. Места в жилом комплексе я выкупил еще три года назад. Два взрослых, два детских. На это ушли почти все наши сбережения. Пройдёт семь дней, и тяжёлые створки герметичных ворот сдвинутся за нашими спинами. Солнце, ветер, голубое небо, бег облаков — всё это будет навеки утрачено. Разумеется, в нашей ячейке заработают трансляторы, усиленно формирующие ложь. Мои дети будут смотреть в панорамные окна и наслаждаться красивыми закатами. Вот только раму открыть они не смогут. Никогда.
Перед заселением мы решили сделать себе подарок. Небольшое воздушное путешествие. Прощание с миром, если угодно.
Для наших целей идеально подходил атмосферный лайнер. Дрейфующая в небесах махина, составленная из комфортабельных кают, обзорных палуб, СПА-центров, ресторанов, бассейнов и виртуальных театров. Последние, к слову, пустовали.
На билеты я истратил остатки наших сбережений. Когда лайнер пришвартуется к альпийской причальной мачте, он обретёт последнее пристанище. Часть пассажиров скроется под землёй, часть вознесётся по гравитационному колодцу на орбиту. Некоторые из нас будут жить на модульных комплексах, другие отправятся к Марсу и Луне. Наверное, красную планету терраформируют. Через несколько веков.
Меня это не волнует.
Я принадлежу к той части человечества, которую уже сейчас называют «кротами». Мы останемся на умирающей Земле, погруженной в атомные сны. Наши потомки не смогут вспомнить шум дождя и дыхание бриза на соленой коже. Мы оставим в наследство лишь безжизненные картинки да пустые рассказы.
Просто однажды два человека нажали на кнопки.
Отложенный Апокалипсис.
Лайнер проплывает над огромным озером. Я вижу овальную тень, искорёженную палубными наростами. Вижу одинокую яхту, плывущую по спокойной воде. У самого горизонта — крыши старинного городка. Всё это открывается с высоты птичьего полёта.
Дети играют в парке. Жена решила пройтись по магазинам. А я сижу на террасе летнего кафе. Солнце скатывается к горизонту, ветер хлопает брезентовой юбкой зонта.
И я вижу ракету.
Это «Сармат», чёрная вытянутая сигара, только что покинувшая шахту.
Тварь, прогрызающая путь в облаках.
Привет из прошлого.
— Захватывающее зрелище, — рядом со мной присел чуть полноватый седой мужчина с фруктовым коктейлем в руке. Стекло прорезало дольку лайма. — Я вас не потревожил?
Качаю головой.
Жена вернётся не скоро. Дети заняты своими делами. Спешить мне абсолютно некуда, и я готов перекинуться парой слов со случайным спутником.
— Мы долго пытались понять, как это работает, — задумчиво проговорил мужчина. — Ракета находится в
Я отвел глаза от ракеты и посмотрел на мужчину.
Точность определения была убийственной.
— Иногда мне кажется, — слова вырвались сами собой, — что
— Вовсе нет, — возразил мой собеседник. — Просто им плевать на людей.
— Они же спасли нас.
— Никто нас не спасал.
Мужчина выдержал мой пристальный взгляд.
— Ладно, — сдался он. — Я расскажу, как всё было на самом деле.
Мужчина сделал глоток.
— Есть ошибочное мнение, что они прибыли в тот момент, когда были нажаты кнопки. В действительности,
Я заворожённо слушал.
— Пуски ракет им помешали, — продолжил мужчина. — Не то, чтобы могли навредить. Это примитивная технология по их меркам. Просто вносились нежелательные коррективы. Так они выразились в своём послании.
Послание.
Конечно, все об этом слышали. Текст Послания изучают школьники на уроках истории.
ЖИТЕЛИ ЗЕМЛИ, МЫ ВЫНУЖДЕНЫ ПРЕРВАТЬ ВАШ ВОЕННЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ, ПОСКОЛЬКУ ОН ВНОСИТ НЕЖЕЛАТЕЛЬНЫЕ КОРРЕКТИВЫ В НАШИ ИССЛЕДОВАНИЯ. ЗАПУЩЕННЫЕ ВАМИ АППАРАТЫ БУДУТ ВЫВЕДЕНЫ ИЗ СТРОЯ НА НЕОПРЕДЕЛЁННОЕ ВРЕМЯ. ПРИНОСИМ СВОИ ИЗВИНЕНИЯ ЗА КРАТКОСРОЧНЫЕ НЕУДОБСТВА.
Вот и весь текст.
Все ракеты и успевшие отделиться от них боеголовки замерли, вмонтировавшись в небеса на сто лет.
Краткосрочные неудобства.
За эти годы мы освоили Луну и Марс, заселили орбиту, привели в порядок экологию на планете. Мы закрыли атомные электростанции, научились по максимуму использовать возобновляемые источники энергии. Продлили человеческую жизнь до двухсот лет. Победили голод, справились с раком. Мы использовали шанс, дарованный нам свыше.
Но мы понимали, что однажды пришельцы скроются среди звёзд. И машина войны вновь оживёт. Что нам оставалось делать?
Развиваться.
Строить убежища.
Готовить пути отступления.
— Значит, мы им помешали, — сказал я.
— Вроде того, — грустно улыбнулся собеседник. — Контакт наладился. Пришельцы отправили к нам своего представителя, который иногда отвечал на наши вопросы. Если считал нужным.
— Но его же никто не видел, — уточнил я, вспоминая школьную программу.
— Его облик нам неведом, — подтвердил мужчина, делая очередной глоток. —
Ракета стремительно уменьшалась в размерах.
Наверное, мы похожи на туристов, решивших посетить собственные похороны. Или жильцов многоквартирного дома, оживлённо беседующих на руинах своих квартир. Посмотрите, какая прелесть. Смертоносный механизм, несущий забвение всему, что мы привыкли видеть, слышать и осязать.
Через неделю эти долины станут радиоактивным пеплом.
— Где вы собираетесь укрыться? — спросил я.
Мужчина хмыкнул.
— Нигде.
Я застыл с поднесённой к губам чашкой.
— В смысле?
Он посмотрел мне в глаза.
— Я собираюсь сгореть вместе со своей планетой.
Это откровение выбило меня из колеи. Я впервые встретил человека, решившего добровольно уйти из жизни.
А затем меня посетило озарение.
— Сколько вам лет?
Мужчина отставил полупустой стакан. Кубики льда, плавающие в коктейле, почти растаяли.
— Сто шестьдесят семь, — последовал невозмутимый ответ. — Думаю, вы и так догадались.
Я понял, почему мне так знакомо это лицо.
Передо мной сидел человек, первым нажавший кнопку.
Пиктограммы
С Никитой я познакомился в 2046 году.
Тогда я не умел читать, но это ведь никого не удивляет в наше время.
В каждом классе есть изгой.
Едва Никита переступил порог кабинета, я понял — вот он. Тот самый парень, над которым все будут издеваться. Он пройдет все круги ада — от порции еды, отобранной в столовой, до выброшенного в мусорный бак портфеля.
Я помню, как прозвенел звонок, и классная втолкнула робкого мальчишку в класс. На его лице играла застенчивая улыбка. Никита носил очки в тонкой оправе, а школьная форма сидела на его угловатой фигуре несуразно. Весь он был… недоразумением. Тощим, длинноволосым, не приспособленным к жизни. Это было сразу понятно.
Класс притих.
— У вас новый ученик, — сказала Раиса Степановна. — Никита Свиридов. Помогите ему тут… освоиться.
— Поможем, — донеслось угрожающее гудение с задней парты. Это был Батон, разумеется. — Не сомневайтесь, Раиса Степановна.
Хрустнули разминаемые суставы.
Классная проигнорировала этот звук.
И обвела кабинет зорким взглядом. Эта потрепанная жизнью разведенка высматривала
— Подвинься, Иванов, — приказала Раиса Степановна. Лет сто назад она поправила бы очки, но сейчас учителя носят контактные линзы. Или дешевые импланты, взятые в кредит.
Я убрал портфель.
— Садись, Никита, — классная участливо положила руку на плечо паренька.
Новенький двинулся по проходу между первым и вторым рядами. И тут же споткнулся о чью-то ногу. Раздался дружный хохот. Никита чудом удержал равновесие, сделал несколько шагов и сел рядом со мной.
— Извините, Елена Егоровна, — обратилась классная к молодой учительнице с короткой стрижкой. — Продолжайте занятие.
Шел урок математики.
— Буквоед!