Лукавый

— Как помочь старику? — Михаил перестал читать молитву.

— Отпусти меня, скажу! — Михаил отрицательно покачал головой на слова беса — Ладно, ты меня отпускаешь, а я тебе говорю, как спастись старику и одарю тебя даром ритора.

— Хватит, это, типа торговаться, — Михаил продолжил вытаскивать плотно пригнанную пробку из флакона — Я не хочу, чтобы во главе нашего, как бы, города стоял бес!

— Хорошо-хорошо! Если ты пообещаешь мне, что никому не расскажешь обо мне, никогда и никому, то я перестану быть мэром города, расскажу, как спастись старику, а также одарю тебя даром ритора. Ты же косноязычный, представь, как изменится твоя жизнь, если ты будешь говорить так же, как мыслишь!

Стоящий за спиной семинариста Ангел-Хранитель напрягся, помрачнев лицом.

— Ладно, типа того, обещаю никому и никогда о тебе не рассказывать…

— А если расскажешь, то потеряешь свой дар и то, что тебе дорого?!

— Ладно, лукавый, обещаю, но и ты в ответ обещаешь рассказать, как спасти душу старика, и типа мне нормально говорить, ну этот, дар ритора дашь и навсегда забудешь о том, чтобы быть мэром нашего города.

— Всё! Согласен. Договор заключен! — рогатый хлопнул в ладони, вызвав этим движением появление в воздухе едко пахнущего серой облачка, которое через мгновение растаяло. А затем гадко рассмеялся — Глупый ты все-таки, Миша.

Ангел-Хранитель грустно опустил голову. Он все понял, как только была произнесена формулировка, но никак не мог помешать этому договору. Прямое вмешательство запрещено!

— Объясни, пожалуйста, свои последние слова, лукавый.

— Вот, послушай, как ты гладко заговорил, слуху приятно, никакие лишние междометия его не режут. А глупый ты потому, что дал мне возможность занять должность главы города, если она не будет называться «мэр». Старик может спастись, если вымолит грех самоубийства покончивших с собой девушек. Ладно, мне пора выполнять последнее, данное тебе обещание, до встречи! — вновь раздался отвратительный смешок, и бес растаял в воздухе.

— Не дай Бог вновь с тобой встретиться, нечистый. — Михаил перекрестился и посмотрел на старика. Тот крепко и безмятежно спал. Семинарист не стал его будить, оставил лишь послание на сером листе бумаги, который вложил в Новый Завет.

— Ты чего так долго? — отец Сергий рассеяно задал вопрос залезающему к нему в автомобиль Михаилу.

— Да представляешь, у дедушки снова проблема возникла — хотел жизнь самоубийством покончить. Пришлось задержаться.

— Это ты правильно сделал! Пока завещание не напишет, ему умирать нельзя… — Сергий понял, что сказал не соответствующую своему статусу фразу и тут же вывернулся — А главное, пока душу свою грешную не спасет, правильно?

— Правильно. — согласился Михаил.

— Тут такое по радио передали, — на лице отца Сергия появилась непритворное чувство сострадания — Представляешь, Всеволод Семенович в автомобильной аварии погиб.

— Мэр наш?! — удивившись скорости выполнения обещанного бесом, вскрикнул Михаил — Неисповедимы пути твои, Господи!

— Хороший был мужик, — отец Сергий неистово перекрестился — Хороший. Сына в гимназию помог пристроить, квартиру в элитном жилом комплексе выбил, вот — внедорожник этот — тоже с его подачи спонсоры подарили… Царствия ему Небесного.

* * *

— Слушай, ты как-то изменился, а вот, как и в чем, понять не могу. — Сергий украдкой бросил взгляд на Михаила, не теряя из виду дорогу — А, Миша, чего молчишь?

— Не знаю, может быть и изменился. В физическом плане человек меняется каждое мгновение, одни клетки отмирают, тут же рождаются другие… Я сегодня иначе взглянул на человеческое бытие. При всем научно-техническом прогрессе, искусстве, культуре и иных плодах цивилизации, мы не сильно отличаемся от животных. Возможно, лишь тонкая нить Веры, связующая нас с Господом, является тем мерилом, которое делает человека Человеком… Мизантропическое высказывание конечно, но тем не менее…

— Твою же мать! — Сергий не сдержал крепкого словца — Вот ты загнул! Мишка, ты стал говорить, как человек.

— А раньше как говорил?

— Как животное! — сострил иерей, по-дружески хлопнув Михаила по колену.

— Ты считаешь, что возможность облекать свои мысли и эмоциональные переживания в удобоваримые, ясные словесные формы, отличает человека от животного?

— В целом, да! — Сергий заложил руль вправо, вписываясь в крутой поворот. Они ехали на освящение квартиры, расположенной в одном из вновь построенных домов на окраине города, почти на самом берегу залива.

— Стой! — Михаил толкнул иерея в плечо — Остановись, говорю!

— Что случилось? — батюшка притормозил у обочины пустой дороги.

— Это церковь или обычный дом? — Михаил показал рукой на противоположную сторону дороги, где за деревьями стояло одноэтажное деревянное здание.

— Во ты глазастый. И то, и то.

— В каком смысле?

— Ты, наверное, знаешь, что наш городок получил статус города лишь в семидесятых годах? — начал рассказ отец Сергий — Первоначально на этом месте располагался рыбацкий поселок, который со временем стал разрастаться в стороны от залива и превратился в город с численностью под шестьдесят тысяч человек. Это здание до революции было домом зажиточного купца, после революции в нем разместился сельсовет, а в конце восьмидесятых его отдали под церковь. Первую церковь нашего города. Вмещает, правда, не более двухсот человек. Храм «Исхода, Спаса и Пасхи»!

— Странное название.

— Соглашусь! — иерей вновь завел двигатель автомобиля — Ну что, едем?

— Нет, я выйду, хочу зайти, посмотреть, с настоятелем познакомиться.

— Как знаешь, только вот что, Миша, — Сергий замялся, почесал шею под густой бородой — Ты Нафанаилу не говори, что служишь в нашем храме.

— Почему?

— Политика, брат. Нафанаил рассчитывал, что он станет архимандритом: у него и опыт, и связи в городе, и авторитет. А не стал! Да еще и церквушку его к нашему собору приписали, вроде как в подчинение к протоиерею Алексию поставили. Одним словом, у них нелюбовь на данный момент, Нафанаил отказывается подчиняться более молодому и неопытному выдвиженцу епископа.

— Хорошо, Сергий, я тебя услышал.

— Предупрежден, значит, вооружен! — подняв указательный палец вверх, Сергий улыбнулся покинувшему автомобиль Михаилу и резко тронулся с места.

Михаил пересек улицу и двинулся в сторону церквушки, вот только заинтересовал его вовсе не храм, а женщина, стоящая на коленях и отбивающая земные поклоны.

— Здравствуйте. Женщина, что же вы в лужу на колени встали? Почему бы вам в храм не войти и там не помолиться, отринув все мирское?!

Женщина подняла голову и глянула в лицо семинаристу. На Михаила смотрели огромные черно-антрацитовые глаза, в которых плескались боль и скорбь.

— Не могу я, батюшка, в храм войти, грехи не пускают, — девушка вновь перекрестилась, дергано кладя троеперстие: со лба на грудину, с грудины на правое плечо, а затем на левое. И вновь поклон, лбом до сырой после дождя земли — Епитимию (епитимия — вид церковного наказания для мирян) на меня отец Нафанаил наложил. Десять лет дальше притвора в храм не входить и святого причастия не знать.

— Я еще пока не батюшка, меня Михаилом зовут. — Миша внимательно пригляделся к женщине. Да какая она женщина — девушка, не более двадцати лет. Мешковатая темная одежда, черный платок и юбка до земли скрывали ее молодость и свежесть. Но красивое, бледное лицо с пухлыми губами и огромные глаза выдавали ее истинный возраст — Что же это за грех такой, если духовник епитимию такую страшную наложил?

— Не спрашивайте, Михаил, не отвечу. Одно лишь скажу, страшный грех. Вовек такой не искупить! — девушка перекрестилась в последний раз и поднялась с колен, отряхивая испачканную юбку — Меня Софьей зовут. Бабушка Соней называла.

— Софья — это мудрость, в переводе с греческого языка.

— Ага, а соня это грызун такой, — девушка грустно улыбнулась — Со мной, когда мужчины знакомятся, всегда это говорят.

— Не подумайте ничего плохого, я же без всякой задней мысли…

— Да я не обижаюсь, просто констатирую. Мне идти пора, рабочий день еще не закончен, я сюда в обеденный перерыв сбежала.

— Мы с вами еще увидимся? — Михаил с надеждой взглянул в черные озера глаз.

— По епитимии мне здесь еще два дня земные поклоны бить. Так что, если придете, то увидимся. А пока прощайте, вон мой автобус едет. — Софья быстрым шагом двинулась к расположенной в тридцати метрах автобусной остановке. Михаил молча проводил глазами необычную девушку. Несуразный наряд хоть и скрывал ее фигуру, но грациозные движения, походка от бедра и прямая осанка завораживали, не позволяя оторвать взгляда.

* * *

— Здравствуйте, Софья, — Михаил дождался, когда девушка поднимется, закончив отбивать ровно сто земных поклонов, и приблизился к ней — Сегодня вы тоже спешите на работу?

Да, сегодня тоже, но пока автобуса нет, мы можем с вами поговорить, — девушка стрельнула глазками из-под длинных опущенных ресниц — Это вы сделали?!

— Что — это?

— Засыпали всю площадь перед храмом песком. Батюшка Нафанаил очень сильно ругался. Говорил, что антихристы совсем от рук отбились, он песок для благоустройства заднего двора приобрел…

— Я не знал, честное слово. Думал, лежит ненужная куча песка возле дороги, вот ночью и раскидал, чтобы вы в луже коленями не стояли.

— Напрасно вы это сделали, сущность епитимии в том и заключается, чтобы страдать, а так, стоя коленями на мягком песочке, я совершенно не чувствовала физической боли.

— Не соглашусь с вами, Софья. Лучше стоя на мягком песке думать о Боге, чем стоя в луже думать о коленях!

— Хм… а ведь действительно, я сегодня полностью отдалась молитве, не думая о постороннем.

— Ваш автобус, до завтра.

— До завтра, Михаил. — Софья вновь посмотрела на Михаила, и ему показалось, что щеки ее пылали румянцем.

Вечером Михаил приехал в собор, в котором планировал далее служить. На пороге храма его поджидал отец Сергий. Он незаметно взял Михаила за рукав рясы и отвел в сторону, под защиту мощных стен церкви, которая доминантой возвышалась над окружающими ее хрущевками.

— Миша, у тебя проблема. Не перебивай, а внимательно слушай! — Сергий одернул пытавшегося вставить слово Михаила — Из епархии приехал архимандрит Владимир. Он правая рука епископа и от его имени курирует все приходы нашей епархии. У него был разговор с настоятелем нашего храма. Так вот, Алексий очень нелестно о тебе отзывался, сказал, что такой священник ему не нужен и предложил кандидатуру Игоря. Он выпускник Тобольской семинарии, решил поближе к центру перебраться.

— Ну и что?

— Что ну и что? Племянник он Алексия, понимаешь?

— Понимаю, и что я в этой ситуации могу сделать? На все Божья воля!

— Вот ты умный-умный, а дурак! Если его вместо тебя сюда священником назначат, то тебя, значит, в какую-нибудь тьмутаракань запихают. Ты этого хочешь?

— Нет, конечно. У меня родители в Петербурге, я бы не хотел от них далеко уезжать, но и идти на сговор с совестью ради того, чтобы остаться, тоже не готов.

— Ладно, дело твое. Я тебя по-дружески предупредил, — Сергий оглянулся по сторонам, проверяя, не слышит ли кто-нибудь их разговора. Он радел не за судьбу Михаила, он думал о себе. Если племянник настоятеля останется священником в этом храме, рано или поздно он подвинет позиции Сергия, и тогда тот будет третьим священником, а не помощником протоиерея, и ему будут доставаться лишь крохи. — Вечером после службы Игорь прочитает проповедь, чтобы архимандрит Владимир смог оценить его по достоинству, а потом и тебе предложат, так что держись. Я надеюсь, ты их удивишь, отец Алексий ведь не ведает, что ты от своего косноязычия излечился…

— Разве проповедь читается для того, чтобы удивлять? — Михаил взглянул на тучи, живописно цепляющиеся за крест на куполе храма — Проповедь дана для того, чтобы разжечь искру Веры в сердцах прихожан и поддерживать пламенеющий огонь и в горе, и в радости, и в ненастье жизненных перипетий.

— Во! — Сергий показал Михаилу большой палец и засмеялся — Вот так себя на проповеди и веди, паства любит глубокие рассуждения о вере.

Когда прихожане узнали, что в честь престольного праздника в город прибыл архимандрит Владимир, на вечернюю службу собор не вместил всех желающих. Когда еще удастся побывать на службе, которую проводит столь уважаемый и авторитетный в церковных кругах клирик?! Зычный голос архимандрита отскакивал от мощных стен храма, вызывая резонансную дрожь в душах прихожан. Когда служба подошла к концу, и отец Владимир широким жестом перекрестил паству, голос подал настоятель храма, протоиерей Алексий:

— Дорогие мои и любимые братья и сестры во Христе. Сегодня службу в нашем храме провел отец Владимир, архимандрит, настоятель храма святых апостолов Петра и Павла. А вот проповедь для вас прочитает молодой иерей, отец Игорь.

Молодой иерей, с округлившимся животиком и женственной фигурой, выкатился на амвон храма и начал проповедовать. Его проповедь была посвящена истинной Вере в Бога и была построена на библейском сюжете о праведном Лоте. Приятный, вкрадчивый голос и мягкие манеры располагали к себе. Прихожане с большим вниманием слушали древнюю историю о том, как в городе Содом жил праведник Лот с семьей: женой и двумя дочерями. И вот, когда жители Содома и Гоморры опустились на самое дно разврата, безнравственности и порока, Господь покарал их огненным дождем, заповедав Лоту с семьей бежать из города в пустыню и ни в коем случае не оглядываться. Жена Лота ослушалась Господа, оглянулась на гибнущий под огненным дождем Содом и обратилась в соляной столп.

— Эта история говорит нам о том, что только истинная, беспрекословная Вера в Господа поможет спастись и вынести все тяготы бытия. Не сомневайтесь в выбранном для вас Господом пути, и воздастся вам по Вере вашей. Храни вас Бог. Аминь! — отец Игорь перекрестился и в уважительном молчании покинул амвон.

— Прекрасная проповедь, прекрасная, — протоиерей вновь занял место на возвышении — но, в нашем храме последние несколько дней в чине диакона служит семинарист Санкт-Петербургской духовной семинарии — Михаил. Я думаю, что ему, как будущему пастырю, тоже есть, что сказать собравшимся сегодня в этих святых стенах.

Взоры всех присутствующих обратились к высокой, могучей фигуре молчавшего все это время Михаила. Так же молча он поднялся на амвон, обозрел стоящих перед алтарем прихожан и приятным, низким голосом начал говорить:

— Да, отец Игорь произнес прекрасную проповедь. Вера, это краеугольный камень христианства. Христианства! — вновь повторил Михаил, выделив последнее слово — Праведный Лот не был христианином, и он жил по иным законам. Вы все сейчас услышали эту историю, а кто-нибудь из вас читал ее ранее в Ветхом Завете?

— Я читал! — произнес из первого ряда стоящих какой-то мужчина средних лет с бородой эспаньолкой и в очках в золотой оправе.

— До конца?

— Да, конечно.

— И как вам окончание истории? — Михаил внимательно впился глазами в мужчину, отслеживая его мимику и реакцию. Мужчина вначале потупил взгляд, потом пожал плечами и, открыто глядя в глаза Мише, ответил:

— Отвратительное, скабрезное и непристойное окончание.

По храму пошел шёпот, люди стали переглядываться, не понимая, о чем говорят диакон и прихожанин.

— Хорошо, я вас услышал и разделяю вашу точку зрения. А теперь, позвольте, я объясню причину моего вопроса, — прихожане закивали головами и стали внимательно слушать — История Лота не заканчивается на том, что его жена превратилась в соляной столп. Лот с дочерями убежал в пустынное место, страшась вернуться в общество людей: «И жил в пещере, и с ним две дочери его. И сказала старшая младшей: отец наш стар, и нет человека на земле, который вошел бы к нам по обычаю всей земли; И напоили отца своего вином в ту ночь; и вошла старшая и спала с отцом своим: а он не знал, когда она легла и когда встала. На другой день старшая сказала младшей: вот, я спала вчера с отцом моим; напоим его вином и в эту ночь; и ты войди, спи с ним, и восставим от отца нашего племя. И напоили отца своего вином и в эту ночь; и вошла младшая и спала с ним; и он не знал, когда она легла и когда встала. И сделались обе дочери Лотовы беременными от отца своего, и родила старшая сына, и нарекла ему имя: Моав. Он отец Моавитян доныне. И младшая также родила сына, и нарекла ему имя: Бен-Амми. Он отец Аммонитян доныне».

— Не может быть! — выкрикнула пожилая женщина, и прикрыла рот ладонью, осознав, что произнесла это вслух. В храме стал нарастать шум, ропот волной пронесся под куполом собора, люди стали переглядываться, не понимая, что происходит. Вот, только что один священник говорил, что они должны быть подобны Лоту, а вот уже другой утверждает, что Лот был извращенцем, спал в пьяном угаре со своими дочерями, которые от него еще и детей родили. Так почему же он тогда праведник?

— Может! И вы можете это прочитать в девятнадцатой главе книги Бытия, стихи с тридцатого по тридцать восьмой, — Михаил поднял вверх руку, призывая к тишине — Вера без знаний слепа. Вера без знаний обращается в фанатизм. Если вы не овладеете хотя бы элементарными знаниями о христианстве, о деяниях святых, о праведной жизни апостолов, ваша Вера будет подобна ростку, проросшему на каменистой почве и любой шарлатан, волк в овечьей шкуре использует вашу Веру в своих целях. Вы станете слепым оружием в грязных руках Сатаны. Вы будете смотреть передачи об экстрасенсах, лечиться у колдуний и плевать через плечо при виде черной кошки. Ваша Вера это не слово, ваша Вера это ваш духовный щит, который защитит вас от любых происков Врага рода человеческого. Не тратьте время на телевизор и компьютеры, читайте Писание, и вам откроются новые знания, которые облегчат вашу жизнь и приблизят вас к Богу. Аминь.

Михаил спустился с возвышенности и занял место у входа в алтарь. А по церкви побежал шепоток, то с одного края, то с другого слышались разговоры. «Этот не обманет, правдолюб!», «О душах наших думает, а не о мамоне…», «Сколько раз слышала историю про Лота, а оно вон как на самом деле…».

— Дети мои! — гулкий голос архимандрита заставил толпу замолчать — И отец Игорь, и диакон Михаил произнесли хорошие проповеди. Показав нам, что на одну и ту же историю можно посмотреть с двух диаметрально противоположных точек зрения. Спасибо им за это. А вам я хочу напутствовать следующие слова из Послания Римлянам святого апостола Павла: «Будьте братолюбивы друг к другу с нежностью; в почтительности друг друга предупреждайте; В усердии не ослабевайте; духом пламенейте; Господу служите; Утешайтесь надеждою; в скорби будьте терпеливы, в молитве постоянны» (Рим. 19:10–12). Да прибудет с вами мир. Аминь.

* * *

— Ну, что скажешь, отец Владимир? — архимандрит и настоятель сидели в небольшой комнатке в бытовой пристройке к церкви и пили чай с бубликами. Такая слабость была у отца Владимира еще с детства, и знающие о его неравнодушии к бубликам с крепким сладким чаем при случае угождали старику. Несмотря на преклонный возраст — Архимандрит Владимир разменял девятый десяток — он был крепок и умом и телом. На своем веку чего только не видал. В одном из боев Великой Отечественной Войны был ранен в живот, валялся в лесу, истекал кровью и, не питая пустых иллюзий, шептал единственную молитву, которую узнал от матери: «Отче наш…». Очнулся в госпитале. Врачи, проводившие операцию, поражались тому, как он смог выжить и дотянуть до госпиталя с такой раной. Но сильнее удивились, когда тяжелораненный боец через пять недель был свеж, бодр и снова рвался в бой. Изумлялись все, кроме самого Владимира, который, лежа на узкой больничной кровати, дал зарок, что если выживет и встанет на ноги, посвятит свою жизнь Богу. Слово свое сдержал и до сих пор служил Господу не за страх, а за совесть, пользуясь у других клириков и прихожан большим авторитетом.

— Ну, что тебе сказать, Алексий? — старик с легкой усмешкой в глазах взглянул на собеседника — Думаешь, не знаю я, что Игорь твой племянник?!

— А какая разница?

— Да никакой, оставляй своего Игоря при себе, может и из него получится хороший священник, если с пути истинного не собьется.

— А с Михаилом что?

— А Михаил после рукоположения отправится в другой храм…