Вечер встречи выпускников (СИ)

— Да тоже пока не обзавелся. А как у тебя дела, Тонь? Ты так изменилась. — он повернулся ко мне, и я готова была свалиться в обморок. Что со мной? Вроде взрослая женщина.

— Скажи красотка? — Юлька обратилась к Паше, а сама незаметно толкнула меня ногой, чтобы я наконец отмерла.

— Да. В школе была красивой, а сейчас еще лучше стала.

Я? Красивая? Он меня в школе разве замечал?

— Спасибо. — все же ответила я, чувствуя, как краснею. — У меня все хорошо. Живу, работаю. В общем, все как у всех.

Под конец своей речи я смогла успокоиться. И только хотела сказать что-то более остроумное, как раздался голос ведущего с небольшой сцены, где находились музыканты:

— Уважаемые выпускники, добрый вечер! Прошу вас занять свои места, шоу начинается!

Через пару минут, когда все расселись за столики в соответствии с табличками, ведущий произнес пламенную речь о школе и юности, а потом в зале погас свет и зажегся проектор, а из колонок зазвучала песня «Школа, школа я скучаю». И вот на белом экране замелькали наши фотографии — то совсем еще малышей, то уже юношей и девушек, с разных мероприятий, походов и школьных вечеров. Все собравшиеся смотрели на экран во все глаза. Появление каждого фото вызывало радостный вскрик толпы и оставляло на душе оттенок легкой грусти по утраченному времени, юнности. У меня на глазах выступили слезы. Неужели вон та тощая девчонка в водолазке и джинсах, сажающая в землю саженец на практике, это я? Или вот эта малышка с рыжими кудряшками и без двух передних зубов Юлька? Или все эти юные парни и девушки, смотрящие в объектив с такой верой в глазах, что у них все впереди и весь мир у ног, это мы?

Фото молодого Паши вызвало ажиотаж. Он был очень красив — юный бог — стройный, высокий, светлые волосы коротко острижены и торчат в беспорядке, четко очерченные губы, высокие скулы и квадратный подбородок. И глаза. Красивого сине-зеленого цвета. Идеальный. С годами он стал только лучше, мужественнее.

Последние ноты отзвучали и проектор потух, на миг зал погрузился в темноту и тишину. А когда свет включился, многие девушки сидели с грустными улыбками и со слезами на глазах, да у меня самой пару слезинок скатилось по щекам, а парни, ставшие молодыми мужчинами, были притихшими. Но все это длилось лишь пару секунд, а потом большой зал ресторана огласил громкий звук аплодисментов. И ведущий продолжил свою программу. Уж не знаю, кто все это организовал, но он точно постарался на славу — были приглашены и наши первые учителя и классные руководители. И когда каждая из них говорила свою речь, мало кто не плакал в зале, ну разве что наши мальчишки, но на то они и мужчины. Были тосты, конкурсы и, конечно же, танцы. Юлька потащила меня танцевать, как только включилась музыка — та самая, которая была популярна во времена нашей юности. Я так легко себя не чувствовала лет десять точно! Как я танцевала! Ноги гудели, туфли немного натерли, но мне было плевать, я снова чувствовала себя молоденькой семнадцатилетней девчонкой, пришедшей на школьную дискотеку. А когда прозвучали первые ноты медленной песни, я с надеждой ждала, что меня кто-нибудь пригласит. Ну ладно, не кто-нибудь, а именно Савельев Паша. Но он где-то потерялся, как я не искала его глазами и уже расстроенная шла к своему месту, как меня аккуратно взяли за локоть чьи-то руки. Радость вспыхнула в груди молнией, но разлилась разочарованием, когда я увидела перед собой совсем другого человека. Это был Илья, кажется Волков. Он учился в параллельном классе и все, что я о нем помню, так это то, что он был хулиганом и сорви головой. А еще, вроде бы, ушел после девятого класса. Я посмотрела на него внимательнее и увидела перед собой пусть не такого красавца, как Паша, но довольно импозантного и симпатичного мужчину. Не очень высокий, но выше маленькой меня на каблуках на полголовы, темные густые и пышные волосы немного длинноваты, но красиво лежат в легком беспорядке.

— Тоня, привет! Потанцуем? — сказал Илья красивым мужским голосом с хрипотцой, от которого вдруг побежали мурашки — ему бы на радио работать или фильмы озвучивать. Такой талант пропадает.

Илья улыбался и ждал ответа, а я немного растерялась, но решила, что можно потанцевать, тем более играет такая красивая песня. И только я кивнула, как оказалась в крепких, но достаточно целомудренных мужских объятиях. Он вел уверенно и спокойно, не прижимался и не старался облапать, что мне очень понравилось. Да и сам мужчина был таким…, таким настоящим, что ли — от него веяло силой и уверенностью, и не осталось ни следа от того плохого парня, ну может только вызов в глазах. Он молчал, но глаза рассказали целую историю. Его взгляд смущал и завораживал, заставлял сердце странно замирать и трепыхаться, а воздуха в груди перестало хватать. И еще слова песни, как будто вторили ему голосом Сергея Жукова:

«В омут твоих глаз снова упаду Полюбил тебя на свою беду. И не убежать от своей любви, Все, чем я живу — это только ты…»

Музыка стихла и Илья тут же отпустил меня, продолжая удерживать мой взгляд своим, пленительным и гипнотическим. Я почувствовала себя как-то странно и немного неуютно.

— Илюха, привет! Как дела? Давно приехал? Надолго? — Рядом с нами возник Паша, словно из воздуха, и своим появлением разорвал наш зрительный контакт с Волковым.

— Привет. — более сдержанно ответил Илья. — приехал пару дней назад. Насколько, зависит от некоторых обстоятельств. А у тебя как дела?

— Все хорошо. Слышал ты в столице не последний человек. Всегда в тебе был уверен. Ещё тогда чувствовалось, что ты многого добьёшься. — Паша широко улыбнулся.

— Рад, что хоть кто-то так считал. Учителя наоборот говорили, что я пропаду и буду за гроши работать на заводе. — также сдержанно ответил Илья. Видно было, что ему не особенно хочется общаться, но и уйти будет невежливо.

— Да это сразу было видно! Ты такой целеустремленный и независимый был. На все своё мнение. Я тебе даже завидовал.

Меня неприятно удивило, что Паша так откровенно лебезит перед Ильёй. Помнится, в школе они совсем не общались, скорее не замечали друг друга. Савельев был всеобщим любимчиком, а Волков последним хулиганом, и эти двое были далеки друг от друга, как Солнце с Луной.

— Странно, вот уж кому не стоило завидовать, так это тебе. У тебя была всеобщая любовь и внимание лучших девушек — он перевёл взгляд на меня и мне показалось, что он точно знал, что я в школе была влюблена в Савельева. — Ладно, оставлю вас. Мне нужно отойти.

Волков ушёл также быстро, как и появился, а мы остались стоять на месте. Паша выглядел немного раздосадованным, как мне показалось. Но стоило ему повернуться, как широкая улыбка снова заиграла на красивых губах, заставляя моё сердце встрепенуться.

— Тонь, может выпьем за встречу? Шампанское? Вино? Что ты любишь?

— Все равно. — я жутко смущалась и боялась сказать что-то не то. До конца не верила, что он стоит и разговаривает сейчас со мной. Тот, который был моей школьной мечтой, предлагает мне выпить с ним.

Когда он со мной иногда здоровался в школе, у меня язык прилипал к небу и я ничего не могла толком ответить. Потом, вечерами сидя с книгой у окна, ругала себя и представляла, как в следующий раз завяжу с Савельевым непринужденную беседу, буду говорить остроумные речи и весло смеяться, и Паша пригласит меня на свидание. Но и в следующий раз и все остальные история повторялась — я только кивала и, тихо сказав «привет», убегала.

Мы подошли к нашему столику, сели (мои ноги пришли в восторг) и Паша наполнил мой бокал шампанским.

— За встречу! И за прекрасную даму! За тебя, Тонечка! — он поднял бокал, глядя мне в глаза таким взглядом, от которого мне тут же стало жарко.

Глава 4

Шампанское кружило голову. Или это взгляд сине-зеленых глаз? Не знаю, может те пять или семь бокалов (кто их вообще считал?) так меня опьянили или все же сидящий рядом мужчина — моя ожившая мечта? Мне так хорошо, как не было уже… да никогда, наверное. Может это сон? Потому что в реальности Савельев никогда не будет так на меня смотреть, не будет шептать на ухо все эти слова: «красивая», «сексуальная», «у тебя глаза — утонуть можно». И никогда, НИКОГДА, в реальности он точно не будет прижимать меня к себе одной рукой, а второй гладить мою коленку, вызывая этими поглаживаниями волны мурашек. А раз это сон, то я уж хочу досмотреть его до конца.

Поэтому не возражаю, когда сильные руки поднимают меня и держат, пока мы куда-то идем и я не замечаю (делаю вид), что Юлька смотрит немного встревоженно. Не возражаю и тогда, когда Паша привозит меня в какой-то отель. И так же безропотно подчиняюсь умелым рукам, блуждающим по моему телу и стягивающим мешающее платье. Я растворяюсь в ощущениях, плавлюсь в кольце сильных рук, умираю от откровенных поцелуев. Мое тело живет сейчас своей жизнью, опьяненное безумием своей хозяйки, которая отпустила его на волю. Мозг почему-то сопротивляется и заставляет одуматься, говорит, что это все не для меня.

Неправильно.

Греховно.

Пусть так. Сегодня я живу чувствами.

Какой-то садист светит в глаза, пытаясь их выжечь, в голове нещадно стучит, а во рту так сухо, что невозможно даже пошевелить языком. Боже, неужели я так напилась? Открыв глаза, замечаю незнакомую комнату, залитую ярким солнечным светом (так вот что за садист!), отмечаю, что я не дома. В голове всплывают обрывки сна. Или не сна? Постойте, тогда… Паша! Это правда? Оглянувшись на соседнюю пустую подушку, едва примятую, чувствую неприятный, гадкий холодок по коже и липкий страх, скручивающий желудок. Я вскакиваю с кровати, обмотавшись тонким одеялом, и подбираю с пола свое платье, судорожно ищу белье, пока в голове крутится страшная мысль…

— Ты уже проснулась, малышка? — голос, раздавшийся сзади, заставляет застыть на месте.

Медленно оборачиваюсь, прижимая к груди свои вещи, и вижу перед собой свежего мужчину, застегивающего манжеты на рубашке. Паша явно принял душ. И вообще он выглядит так, словно не пил вчера ничего крепче чая — бодрый, уверенный и на губах дерзкая улыбка. Я же чувствую себя жалкой — наверняка растрепанная и с темными кругами под глазами. О, боже, я ведь не смыла косметику! У меня точно лицо панды. Хороша!

— Мне пора бежать. Можешь воспользоваться душем. — он говорит с улыбкой и смотрит на наручные часы. — Номер оплачен до двенадцати, сейчас почти одиннадцать. Думаю, за час успеешь.

— Ч-что? — хриплым каркающим голосом задаю вопрос, эхом гуляющий в голове.

— Привести себя в порядок. — он подошел ближе, чмокнул меня в щеку. Так целуют родственников, но никак не девушку, с которой у тебя была ночь жаркого секса. — Я побежал. Пока.

— Что? — снова повторяю вопрос, чувствуя себя при этом ужасно глупо.

— Дела не ждут. Я тебе позвоню. — снова легкий поцелуй в щеку.

А потом он просто вышел за дверь, оставляя меня одну.

Просто взял и ушел.

Он не позвонит — это я чувствовала в его взгляде, движениях, прощании. Паша меня использовал.

Все эти мысли бились в моей больной голове, приливая горячими слезами к глазам. Тошнота подкатила к горлу, а голова резко закружилась, и я, не удержавшись на дрожащих ногах, просто рухнула на пол. Сейчас я чувствовала себя такой грязной, будто меня с головой окунули в бочку с едкой смолой — не смыть, не стереть с кожи, сколько не три. Неужели я стою так мало? Неужели гожусь только для секса в отеле? О чем я только вчера думала?

Дура! Дура! Дура!

Не знаю, сколько я так просидела, но вдруг мысль, что сейчас сюда может кто-то войти и увидеть меня голую, сидящую на полу в ворохе разбросанной одежды, заставила вскочить на ноги. Я быстро оделась и пошла в ванную, чтобы умыться. Оттерев следы вчерашнего макияжа и несколько раз сполоснув лицо ледяной водой, смогла посмотреть на себя. Бледная, с красными глазами, долго плакавшего человека, и распухшими, закушенными до крови губами, я была похожа на жалкую, использованную доверчивую дуру. Думаю, что именно так они и выглядят.

Постояв перед зеркалом еще с минуту, покидаю ванную, а затем, воровато оглядываясь по сторонам, покидаю и злосчастный номер. Стараясь, как можно спокойнее и естественнее пересечь небольшой холл, иду, не глядя по сторонам. Мне кажется, что стоит только отвести взгляд от спасительной двери, и я увижу осуждающие взгляды персонала, точно знающие, чем я здесь занималась прошлой ночью. Только оказавшись на улице могу наконец вдохнуть полной грудью свежего воздуха. Солнце нещадно слепит глаза, а шум улицы после мертвой тишины отеля на секунду сбивает с толку, и я замираю. Оглядываясь по сторонам, понимаю, что это центр города, а отель за моей спиной — лучший отель в нашем захолустье «Триумф». Какая насмешка.

Уже дома, лежа в ванной, обдумываю все произошедшее.

Ну может мне показалось? Может он сегодня мне позвонит и пригласит куда-нибудь? Все у нас с ним будет хорошо…

Я сама себе убеждала, но не верила, хотя так хотелось. Но стоило только вспомнить его незаинтересованный холодный взгляд и дежурный поцелуй в щеку, как понимала, что лучше не обманывать себя — мной воспользовались для удовлетворения похоти и все.

Хотелось нырнуть с головой под воду и не выныривать никогда. Странное состояние. Странные мысли.

Отвлек меня настойчивый звонок в дверь. Не буду открывать. Не хочу никого видеть. Идите все к черту! Нет меня! Только звонивший все не хотел униматься, и к противному дребезжащему звуку прибавился еще и сильный стук в дверь. Так добиваться, чтобы открыли дверь и впустили в квартиру может только один единственный человек на свете — Юлька. Поэтому накинув халат прямо на мокрое тело, пошла открывать, оставляя за собой мокрые следы.

— Господи, чего ты так тарабанишь? И убери руку с звонка. — Первые мои слова, когда я открыла дверь и увидела бледную Юльку, держащую палец на звонке и занесшую вторую руку для нового удара по двери.

— Почему у тебя телефон отключен? Ты где вообще была? — Она влетела в квартиру, остановившись посреди комнаты, осматривала обстановку, словно что-то искала.

Я прошла и стала напротив Юльки, сложив руки на груди. Подруга смотрела на меня взволнованным взглядом, но было в нем и еще что-то. Какое-то странное выражение, которое я никак не могла ухватить, но от которого почему-то обдало холодом. Внезапно я поняла. Сочувствие. Вот, что это.

— Юль… я… ты видела. — тяжело было говорить. Я еще не успокоилась.

— Так это все-таки правда? Тонька… — Юлька закусила губу и теперь смотрела виноватым взглядом. — Я не успела вчера тебе сказать. Надо было тебя задержать! Вот я дура! Видела же, что он тебя уводит.

Я чувствовала, что она скажет сейчас что-то такое, от чего мне станет только хуже.

— Говори.

— Савельев… Боже, что так сложно-то, а? — подруга потерла лоб, провела руками по лицу, взяла меня за плечи, а потом выпалила на одном дыхании. — В общем, у него свадьба через две недели. Она дочка какого-то то ли депутата, то ли бизнесмена, не помню точно…

Она говорила еще что-то, но я уже не слушала. Да и не чувствовала. Ничего. Пусто. Тааак пусто внутри, будто все мысли и чувства разом исчезли, а сама я застыла в какой-то вате или коконе.

— Тонь, ну не плачь!

Я разве плачу? Провела рукой по щеке, ощущая влагу. И правда, слезы. Вот они, на моих пальцах.

— Ну кто знал, что он таким козлом окажется? — Тонкие руки обвили мои плечи крепко-крепко, прижимая мою голову к плечу. Это прикосновение, словно сломало ту ледяную корочку, которая вдруг образовалась в душе. И вот тут уже меня затопило волной обиды, горечи, жалости к себе, злости на него, на себя.

— Какая… ж-ж-же… я-я-я… ду-дура! — рыдала я на Юлькином плече, задыхаясь и подвывая.

— Тонь, ты не дура! Не смей так говорить! Ты просто была в него влюблена так долго в школе. Не устояла. Вся вина на нем. Кобелина проклятый! Попадется он мне! Я ему устрою райскую жизнь.

Глава 5

Мы сидели на моей кухне и пили вино, оставшееся еще с прошлой нашей посиделки. Меньше половины бутылки красного, но нам и этого вполне хватило. Я уже давно успокоилась и сейчас просто крутила в руке полупустой бокал с гранатовой жидкостью, а в голове было так пусто, словно она забита ватой, ну или опилками, как у Винни-Пуха.

— Тонь, ты не бери в голову. Он просто козел.

— Да не он козел, а я сама дура. Он просто взял то, что ему с радостью предложили. Я же сама пошла, сама в постель легла… ну его! — Я встряхнула головой, отчего мои волосы хлестанули по щекам. — Как там в психологии? Закрыть этот, как его, гетша — гештальт. Блин, кто слово-то такое придумал? Так вот, я мечтала о нем слишком долго и никого в свою жизнь и не пускала, а теперь я получила это самое желаемое и могу свободно двигаться дальше.

— Точно! Мы что-то такое учили в институте. И почему я не пошла на психолога? Сидела бы себе вся такая умная и деловая в красивом кабинете, а не тратила нервы на этих спиногрызов, которым ничего не надо. — Юлька вздохнула глубоко и как-то слишком печально. — Как завтра на работу-то идти? Страаашно.

Сказала и залпом допила остатки вина в бокале. Взгляд у нее был, как у загнанного в угол кролика.

Мы еще немного посидели, а потом подруга стала собираться домой. Когда приехало такси, и я пошла провожать ее к двери, она обернулась ко мне и крепко-крепко обняла.

— Тонечка, как хорошо, что ты у меня есть. Ты моя самая-самая лучшая подруга. Вот увидишь, все у нас будет круто! Если из школы меня завтра с позором не попрут, конечно.

— В таком случае я тебя к себе заберу, будешь скрепками и линейками торговать.

Юля отодвинулась и улыбнулась.

— Вот за это тебя и люблю. — Чмокнула меня в щеку и, довольно резко развернувшись, юркнула в открытую дверь. — Пока.

Оставшись в одиночестве, я включила музыку погромче и повеселее и принялась за уборку. Вот прям руки чесались, как хотелось навести порядок. И я навела. До глубокой ночи чистила, скребла и мыла, зато теперь квартира сияла чистотой. Я дико устала, но в голове прояснилось. Так у меня всегда было — уборка помогала успокоиться и привести мысли в порядок. Я решила, что просто забуду обо всем и буду жить, как и жила до этого. В конце концов, я взрослая женщина и имею право на ошибки.

Понедельник встретил напряженной работой до самого вечера. Клиенты капризничали, директор явно не с той ноги встал и кричал на всех, кто попадался ему на пути, да еще и моей сотруднице стало плохо и пришлось вызывать скорую. А в довершение ко всему я нос к носу столкнулась с Волковым, когда выходила из продуктового магазина, груженная пакетами. Ручки у одного пакета не выдержали и апельсины яркими мячиками запрыгали по асфальту, колбаса укатилась под колеса припаркованной рядом машины, яйца, естественно, разбились. Остальные продукты не пострадали. Фееричная встреча.

— Я помогу! — он бросился собирать апельсины и доставать несчастную колбасу, пока я распихивала по другим пакетам уцелевшее. В идеально наглаженном светло-сером костюме и ослепительно белой рубашке, он держал в руках горку из апельсинов, а под мышкой зажал палку докторской. Это выглядело смешно. — Вот, кажется, все собрал.

— Спасибо.

— Привет. Неожиданно получилось.

— Да уж. Привет.

Я помогла ему положить все в пакеты, и теперь смотрела в серые глаза, не в силах отвести свои. Странные они у него. Красивые, да. Но что-то в них такое… не пойму. Взгляд тягучий и пытливый. Почему-то мне рядом с ним было неловко. Снова возникло то самое чувство, что и на злосчастном вечере встречи. Я чувствовала, что щеки заливает яркий румянец. Это от стыда, скорее всего. Точно от стыда. Я хоть и приказала себе жить дальше, чувства-то еще не улеглись до конца, а теперь и эта случайная встреча всколыхнула, как песок со дна моря, жгуче-неудобные и противно-грязные, липкие вину и стыд.

— Давай помогу донести.

— Не нужно, мой дом совсем рядом. Справлюсь уж как-нибудь. Не первый раз я продукты домой несу. — Я опустила глаза, и взгляд прикипел к третьей пуговице от воротничка его кипенно-белой рубашки. Чем он ее стирает, что она такая белая? Хотя, он-то сам навряд ли стирает себе вещи. Может в чистку отдает? Странные мысли прервал его простой и уверенный ответ, да теплые руки, взявшие из моих уже затекших пальцев, пакеты. И так легко их держал, словно они вообще ничего не весят.

— Таким красивым девушкам нельзя носить тяжести.

Ну ладно, сам напросился.

Глава 6

Мы молча шли к моему дому. Я не знала, что ему сказать, он тоже не торопился вести со мной беседы. Может он вообще жалеет, что помогает мне? Просто воспитание не позволяет развернуться и уйти. Я все же решила спросить хоть что-то, потому что молчать стало как-то совсем уж невыносимо.

— А что ты тут делаешь? В смысле в этом районе. Никогда тебя тут не видела раньше. — Этот вопрос сам слетел с губ до того, как я подумала о том, стоит ли вообще его задавать. Просто он в своем идеальном костюме, весь вид которого просто кричал о его баснословной цене (видела я такие в витрине мужского бутика, так у меня от взгляда на ценник чуть удар не случился), смотрелся тут неуместно. У нас тут народ все больше от зарплаты до зарплаты перебивается и на такую одежду каждому, мне в том числе, год, наверное, копить нужно, ну или кредит брать.

— Просто не обращала внимания. — Он повернул голову ко мне, и на его губах отразилась тень улыбки. Притаилась в самых уголках, но так и не стала настоящей. Так мелькнула и исчезла. — Видишь ту пятиэтажку?

Он указал на дом из соседнего двора, который я каждый день вижу из окон своей квартиры.

— Да. Только не говори, что ты там живешь, потому что я знаю всех жителей этого дома. Ты там никогда не жил.

— Правильно, не жил. Моя бабушка там живет. В последнее время не так часто приезжаю, как хотелось бы, но всегда, когда в городе, захожу.

— Да? И кто же она? — мне стало интересно, я уже и забыла про недавнюю неловкость.

— Федотова Варвара Никитична.

— Бабушка Варя? Это не может быть! — Я была очень сильно удивлена, даже остановилась. — Но почему я тебя никогда не видела?