Страшный человек. Следователь Токарев. История первая

— Да я сам удивляюсь, Сань.

— Ты там в губернаторы или сенаторы не собираешься идти? — включился Волков. — Тебе же все и сразу нужно.

— Не исключено, Олег, зря смеешься, — серьезно ответил польщенный Безроднов. — Поймите, мужики, разница между Россией и США такая же, как между нашим городом и Москвой.

— И конечно, все там только и ждут тебя, — не унимался Олег. — Я слышал, там бизнес давно сложился, поддерживается и лоббируется. Чужакам крайне сложно прорваться. Врут, наверное.

— Я мог бы тебе привести кучу примеров, как эмигранты поднимаются в Америке, — начал раздражаться Женя. — Привести? Семен Лицин — развил идею флешки. Что?

— Лицин в Израиле вроде, — продолжил придираться Волков.

— Без разницы! В эти страны нужно приходить с идеями, они спят там на капиталах. Возможности невероятные. Ладно. Я хотел еще одну тему поднять. По работе с Москвой. Я кое-что пробил про Изотова. Он действительно начальник отдела по работе с клиентами, но работа его специфическая.

— Не понял? — удивился Олег. — Мы же клиенты, он и работает с нами. Что такого?

— Работа с клиентами у них — это служба безопасности. Сам Изотов связан с органами и криминалом. Улавливаешь?

— Не очень.

Титов все понял сразу.

— Они ищут связь фирмы с тобой, — ответил Титов.

— Точно не знаю, но не исключаю. Необходимо, если уже не поздно, убрать все документы, где есть моя виза или упоминание обо мне. Главное — протоколы наших советов. Мутный персонаж. С виду лошок, но не лох. Такие люди опаснее всего. Возможно, я ошибаюсь, но лучше перебдеть.

— Я понял, Жень. Сделаем. Что-то еще?

— Пока всё. Давайте быстренько составим протокол. Сань, сделаешь? Подпишем и уберем. Хватит на сегодня дел. Скоро наших привезут. Отключитесь, нас ждет осетрина, рыба сиг, грузинское вино и прочие радости жизни.

Весь вечер Титов чувствовал себя подавленным. Его сразила невероятная щедрость партнеров. Их благородство и быстрота, с какой они приняли решение. Они снова осыпали его благами. Опять они всё решили за него. Он преимущественно молчал за столом, ел, пил и разглядывал сидящих вокруг. Вот так вот, семьями, они давно уже не собирались.

Женщины много говорили, перебивая и не слушая друг друга. Веселые и бойкие дочери Безроднова, десяти и двенадцати лет, темноглазые, беленькие и очень хорошенькие, играли друг с другом. Они беспрестанно вскакивали, ругались, выходили из домика, снова приходили, хватали шашлыки со стола, разбрасывали повсюду еду, кричали и никого не слушались.

Только Даша, дочь Олега, не разговаривала ни с кем. Она медленно ела, погруженная в свои мысли. Изредка бросала острые осмысленные взгляды на сидевших за столом. Волков стремительно набрался и, поскольку дочь не привлекала ничьего внимания, словно ее не было тут, перестал интересоваться ее поведением.

Беседы при женах никогда не касались работы.

— Ресурс организма человека — сто двадцать лет минимум, — вращая безумными глазами, доказывал Безроднов. — Это научный факт!

— Жень, ты с ума сошел? — хохотал Волков. — Вечно собрался жить? Как вечный жид?

— На себя посмотри, Олег Львович. Не вечно, конечно, но долго. Чего ты ржешь? Если следить за своим здоровьем, правильно питаться и избегать стрессов, то цифра вполне достижимая.

— Как же ты стрессов избежишь? — вступил Титов. — При нашей работе да в нашей стране вся жизнь, с рождения до смерти, один сплошной стресс. Перманентный. Да и после смерти стресс, как посмотришь из потустороннего мира девять дней на страдания родных по организации твоих похорон.

— Тьфу на вас! Стресс — это оценка события через твое восприятие действительности. Измени восприятие, и стресса не будет.

— Понятно, и как ты это делаешь? — с деланной серьезностью спросил Волков. — Аутотренинг или медитация?

— Что-то около, но аутотренинг — это инструмент доставки, главное же — сама начинка. Не следует относиться к жизни серьезно. Серьезность не дает никаких преимуществ. Относиться нужно юмористически, легко. Просто подумай об этом.

— Не пить, не курить? — уточнял Олег.

— В меру пить, курить нежелательно. Вообще, я думаю, что лет через двадцать препараты, продлевающие жизнь, будут созданы, и даже такие маньяки, как ты, Олежка, смогут удлинить свой конец, вернее, оттянуть его. Тебе нужно оттянуть конец? Чего? Всё равно оттянут…

Раздираемый сомнениями и размышлениями, Титов вдруг стал замечать на себе заинтересованные взгляды Даши. Что было в этих взглядах, любопытство или что-то еще, он не мог определить, но они беспокоили его. Не позволяли сосредоточиться. Та самая важная мысль, порожденная неожиданным подарком друзей, никак не формулировалась. Он, улучив момент, незаметно вышел из домика. Ему не хватало воздуха и уединения именно сейчас.

Приближались сумерки, и соседние беседки опустели. Шумная свадьба на другом берегу давно уже свернулась до нескольких неугомонных гостей, которые продолжали выпивать и громко переговариваться. От воды поднимался туман, который перерезали быстрые чайки, пикирующие на поверхность пруда. Их пике завершали шлепок о поверхность и резкий набор высоты.

Титов закутался в плед и присел на лавку возле воды. Время будто остановилось, а пространство сфокусировалось в неподвижном созерцании отстраненного движения. Мысли покинули его. Звенящая пустота в голове. Сознание незаметно отделилось от тела, повисло облаком над головой. Блаженная пустота продолжалась несколько секунд, потом мозг снова начал работать, вызывая досаду и доставляя страдания.

Его облагодетельствовали, но сил радоваться он не находил. Неужели вырывать, отнимать приятнее, чем получать? Странно. Чем больше тебе дают просто так, тем больше ты ненавидишь дающего, тем сильнее желание отомстить за сделанное добро, тем сильнее ненависть и презрение. Отчего так? Неужели давая, мы унижаем человека? Тогда что ж, не давать? Господь заповедовал делиться. Богатым — раздавать свое богатство нищим, иначе не войдешь в царствие небесное. Если есть у тебя две рубахи, одну отдай бедному, чтобы он за это тебя возненавидел и убил, да еще завещал своим детям ненавидеть и убивать всех из твоего рода. Нельзя понять все мотивы человеческой ненависти, нельзя понять даже себя.

В его душе нарастала необъяснимая тревога. Он вздрогнул, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, повернул голову направо. Метрах в пяти стояла Даша, молча наблюдавшая за ним. Увидев, что ее заметили, она подошла к Титову совсем близко.

— Давно стоишь? — недовольно спросил он. — Холодно, иди в дом.

— Можно с вами посидеть, дядя Саша? — тихо попросилась девушка. — Шашлык остыл, невкусный. Они шумят очень, у меня голова разболелась.

— Посиди, только укройся.

Она села. Он снял себя плед и набросил ей на плечи. В отблесках фонарей Титов впервые рассмотрел Дашу. Стройная молодая женщина с вытянутым лицом, длинным ровным носом и большими черными глазами. Ее фигура вполне сложилась и не гармонировала с восприятием ее как ребенка. Вся ее осанка выражала скорбь, ожидание несчастья. Она чем-то напомнила ему ту убитую девочку из села Айрак, о которой рассказывал Михаил. Эта мысль поразила и парализовала его, словно соединяя необъяснимой нитью нечто общее в их судьбах. Он долго смотрел ей в глаза, стараясь угадать предзнаменование.

— Как поживаешь? — наконец спросил Титов.

— Хорошо. Мне почти всегда хорошо. Раньше было лучше, но сейчас тоже еще хорошо. Папа обещал пообещать мне собаку.

Она вдруг замолчала и замерла, неподвижно уставившись на что-то. Александр ждал, девушка не шевелилась и, кажется, даже не моргала. Прошла минута, другая, третья.

— Что там? — не выдержал он. — Куда ты смотришь?

— Никуда. Все думают, что я ненормальная, а я много читаю и много знаю. Такого, чего никто не знает.

— Чего же, например?

— Я знаю, что вы, дядя Саша, носите за плечами беду. Она, как большой сундук, тянет вас к земле, чтобы придавить. А в сундуке вашем деньги. Я закрою глаза и вижу. Чем больше денег, тем сильнее вас давит. Однажды вы упадете и станете похожим на черепаху, — она вдруг прыснула смехом. — Будете грести ногами и руками на месте. Папа вас не любит, и вы его. Ваша жена, змея, вас не любит — это видно всем. Вы никого и ничего не любите, даже эти деньги, но и вас никто не любит.

Она снова замолчала, но Титов больше ее не отвлекал. Он думал над ее словами. Вдруг Даша поднялась, сняла с себя плед и набросила его на Титова, накрыв того с головой.

— Только я одна тебя люблю, дядя Саша, потому что знаю, что ты хороший и мучаешься. Если ты полюбишь меня, то все будет хорошо. Я всё про любовь знаю, я много читала. Мы могли бы пожениться, хотя это необязательно.

Он стянул с головы плед и оглянулся кругом. Даша, прямая, как столб, возвращалась в домик. Глядя ей в спину, он со стыдом почувствовал влечение к этой взрослой девочке.

***

Часам к девяти они вернулись по домам.

Вечером ему позвонил Токарев и назначил встречу на следующий день после работы, но не в кабинете, а в кафе «Аврора», на рынке. Что-то, он сказал, у них там «сдвинулось» в деле.

Лежа дома в постели, он перебирал события дня, раз за разом возвращаясь то к странным словам безумной девушки, то к собранию акционеров, то к завтрашней встрече со следователем. Теперь Александр запишет беседу на диктофон. Рискованно, но попробовать стоит.

10

Вечером понедельника Александр оставил машину на стоянке возле городского рынка, в одном из корпусов которого и размещалась это так называемое кафе. Волнение его переросло в мелкую горячечную дрожь. Через несколько минут он встретится со следователем, и судьба его может круто поменяться.

Заведение, больше похожее на кавказскую пекарню с ассортиментом лавашей, хачапури, шаурмы и шашлыков, располагало несколькими пластиковыми столами и стульями под тентом и в самом помещении. Вот и всё кафе. Странный выбор для следователя и преуспевающего бизнесмена, учитывая контингент — торговцев с рынка, грузчиков, воров и охрану.

Весь день сегодня шел мелкий противный дождь, похолодало. Токарева на улице под навесом не было, Титов зашел внутрь. Николай Иванович махнул рукой из угла, где он сидел за столиком на двоих. Место оказалось достаточно уединенным, вполне пригодным для переговоров, если не обращать внимания на суету, шум и прогорклый запах кухни.

На столе Титов заметил пачку сухариков, старенький сотовый телефон и бутылку пива. Он пожал следователю руку, выложил на стол свой смартфон, отодвинул стул и сел напротив.

— Труба мое дело, Николай Иванович? — начал он, преодолевая волнение. — Правильно понимаю?

Токарев вздохнул, подвигал по столу сигареты, подыскивая слова. Похоже, он был не вполне трезв.

— Ситуация непростая, но не безвыходная, — Николай Иванович замолчал и нахмурился. — Труба — это когда уже попал в крематорий, не торопитесь туда. Прослушка на вас?

От неожиданности Титов вздрогнул. Включенный смартфон лежал на столе, запись уже велась. Он взял себя в руки, иронично улыбнулся и распахнул пиджак.

— Обыскивайте, гражданин следователь, чистый я, век свободы не видать.

— Ладно, ладно, будет вам ерничать. Сами знаете, народ сейчас ушлый, всего можно ожидать, — он долил пиво в стакан и выпил. — Закажете что-нибудь? Тут шашлык хороший делают для своих. Разговор у нас неофициальный, можно сказать, дружеский, так что… Нет? А я еще пива.

Наступила длинная пауза. Следователь и подозреваемый вскользь поглядывали друг на друга, набираясь решимости.

— Николай Иванович, прошу вас, говорите со мной открыто, все сказанное останется строго между нами, обещаю, — нанес Титов упреждающий удар. — Возможно, я и не догадываюсь о теме разговора, но в любом случае я готов к диалогу. Я вижу, вы порядочный и честный человек, так что предлагаю откровенно.

— Давайте попробуем. Есть новости по вашему делу. Пришли данные экспертизы по ножу. Обнаруженные отпечатки на ручке принадлежат только одному человеку, которого нет в наших базах. Лезвие чистое. Изотову отпечатки не принадлежат, мы проверили. Ума не приложу, чьи они. Вы не знаете?

— Откуда же? — похолодел Титов и почувствовал, как внутри все сжалось. — Я не эксперт.

— Я так спросил, для порядка. Мало ли. Вырисовывается интересная картина с этим ножом. Изложить?

— Если не затруднит.

— Не затруднит, тем более это интересно и поучительно. Два года назад налоговая проверяла один завод и выявила налоговые нарушения. Завод скрывал прибыль, представляете? Недоплачивал налоги в бюджет города, использовал черный нал. Постановление об аресте счетов, многомиллионный административный штраф на юрлицо и на физика, уголовное дело в отношении генерального директора и главного бухгалтера, а также прочие мелкие неприятности руководству завода удалось предотвратить благодаря вмешательству определенных сил из самой Москвы. Разбирательство пришлось притормозить и замять. Дело прошлое. Но! В этом году налоговая, по заявлению работника, запланировала внеочередную проверку.

— По какому заявлению? Мне ничего не известно!

— Возможно, и не известно, а может быть, и наоборот, кто ж знает. Заявление поступило три недели назад. Работник сигнализирует о выплате части зарплаты в конверте, в связи с чем он не может показать полностью доход и оформить кредит на автомобиль. Хорошо, не в прокуратуру написал. Срок отработки обращения — месяц. Предписание о проверке готовится в недрах, так сказать, и официально до предприятия не доводилось, но есть подозрение, что руководство завода о готовящейся проверке каким-то образом узнало. Учитывая инцидент двухлетней давности, можно предположить, что у завода в налоговой есть свои люди.

— Люди? Чушь собачья!

— Обойдемся без эмоций. Это предположение. Вы следите за мыслью. Слушайте дальше, не перебивайте, так будет проще разговаривать. Вопросы зададите, когда я закончу. Хорошо? Так вот, продолжаю. В целях сведения счетов с начальником налоговой инспекции, желая его запугать, генеральный директор упомянутого завода решился на противоправное действие. Зная, что сын начальника налоговой живет в соседнем доме, он подкараулил молодого человека на вечерней пробежке, — Токарев закончил очередную бутылку пива и заказал новую. — Он остановил его и, угрожая ножом жизни и здоровью ребенка, потребовал передать отцу пожелание прекратить работу по заводу. Юноша, естественно, возмутился, за что был жестоко и цинично избит. Однако он сумел выбить у нападавшего нож, чем, возможно, спас себе жизнь. Кстати, со слов пострадавшего, а также свидетельницы, которая вызвала полицию, и еще одного свидетеля, жителя дома восемь по Строителей, нападавший имел признаки опьянения — неуверенную походку, запах алкоголя, несвязную речь. К счастью, благодаря подоспевшему наряду полиции удалось предотвратить непоправимое. Сбитые с толку ложными обвинениями, сотрудники неверно оценили обстановку и задержали не того человека, несмотря на то, что и они некоторые признаки алкогольного опьянения заметили. Также ими был изъят и впоследствии приобщен к делу нож, лежавший неподалеку. Обратите внимание: все, о чем я рассказываю, отражено в показаниях и объяснениях упомянутых лиц. Таким образом, имеем все признаки части третьей статьи тридцатой и статьи сто пятой УК РФ — покушение на убийство. О такой опасности я говорил в нашей прошлой беседе. Для справки: наказание за такое деяние по верхней планке — пожизненное заключение. Но я уверен, что в данном случае, учитывая первое преступление, положительные характеристики с места работы, отсутствие задолженности по коммунальным платежам, шучу, можно будет ограничиться и пятнадцатью годами. В любом случае всё решит гуманный и компетентный суд. Теперь попрошу вопросы.

Титов молчал, разглядывая своего палача. С недавних пор он перестал впадать в ступор и удивляться. С пожизненным, конечно, перебор, но задача проясняется — деньги. А где деньги, там и торг. Дело привычное. Ему даже стало легче.

— Потерпевший уже зарегистрировал заявление?

— Пока нет, но наброски мне адвокат показывал. Именно из набросков и соткалась история. Потерпевший пока в раздумьях, подавать заявление или нет.

— Вы не упомянули про запись с камер, а мне доподлинно известно о существовании такой записи, она изъята органами дознания. Я говорил с оператором из домоуправления. Он просматривал запись и видел все, что произошло. Так вот, с его слов, на записи видно, что нож в руках у Изотова, а я этот нож отбираю и выкидываю, — Александр блефовал. — Думаю, суд примет запись к рассмотрению и заявление Изотова признает ложью.

— Это вряд ли, Александр Михайлович, — спокойно парировал Токарев. — Сам я запись не изымал, но в деле есть объяснение оператора о том, что видеорегистратор три недели как сломался и не ремонтируется до сих пор, поскольку денег нет. Кстати, в его рабочем журнале есть соответствующая отметка, копия журнала приложена. Наши эксперты обнаружили отсутствие записи на видеорегистраторе именно с даты поломки оборудования. Не знаю, с кем вы говорили, но я располагаю только такой информацией. Другая камера, дальняя, не пишется уже несколько лет. Изображение с нее выводится на монитор, но не сохраняется. Жаль, конечно, видео здорово бы нам помогло. Но увы, записи не существует.

Волна гнева мгновенно захлестнула Титова. Ему захотелось ударить Токарева бутылкой в лицо, сбить со стула и топтать до полного удовлетворения, бить-бить-бить, пока не устанет, пока закипевшая кровь не успокоится. Он сжал кулаки и закрыл глаза, еле сдерживая дыхание. «Тихо, тихо, — повторял он про себя. — Успокойся».

Через минуту открыл глаза и медленно произнес:

— Этого следовало ожидать. Капитально обложили, — он замолчал, пытаясь восстановить дыхание, сдавленная ярость клокотала в его голосе. — Я надеюсь, что вы понимаете, можете не отвечать, но думаю, вы отдаете себе отчет в том, насколько грязно, бессовестно, незаконно вы поступаете. Вы и ваши подзащитные. Надеюсь также, что, отдавая себе в этом отчет, вы понимаете, что требовать от меня действовать по закону, поступать правильно, по совести вы теперь не можете.

— Вы угрожаете?

— Я не перебивал вас, позвольте и мне закончить мысль. Раз уж мы говорим по-товарищески, без протокола, я должен высказаться, чтобы снять некоторые вопросы в будущем. Не против? Так вот. Я небедный человек, и деньги у меня кое-какие отложены, но если вы загоняете меня в угол, я обещаю вам, гарантирую, что вы заплатите за это. Вы все! Я вас уничтожу. Из тюрьмы, из колонии, так и знайте. В любом деле должны быть человеческие понятия. Если я действительно был бы виноват, я ответил бы за содеянное безо всяких, мне знакомы понятия «честь» и «совесть»! — Титов почти кричал. — Убежден, вы понимаете — все так называемые ваши факты сфабрикованы, свидетели куплены или запуганы, записи уничтожены. Понимаете, но ничего не предпринимаете, возможно, и сами участвуете в этих махинациях. Мне безразлично. Мы с вами это знаем, вы и я, и большего мне не надо. Вот такая теперь диспозиция. Уверен, вы меня правильно поняли. Теперь мой вопрос. Почему Изотовы не подают до сих пор заявление? Чего ждут?

Прозвучавшая речь ошеломила Токарева, он такого не ожидал и замешкался.

— Ну, — начал он, раздумывая, как теперь разговаривать. — Не думаю, что вы кого-то сейчас очень напугали. Напротив, возможно, теперь придется действовать жестче, не знаю. Однако я уполномочен предложить некую сделку.

— Наконец-то! Дошло и до дела! Сыпьте!

— Будет вам, не шумите, обойдемся без аффектации и бретерства. Парень же пострадал, физически и морально. Не будете отрицать. Парень вам попался непростой, чистое невезение. Лечение и восстановление плюс некоторый моральный, так сказать, ущерб…

— Сколько вы хотите? Давайте, не тяните!

— Не я, поймите же вы! Вам просто не повезло с объектом вашего героизма, вот и всё. Такое редко, но случается. Моего интереса тут нет и быть не может, я в некоторой степени заложник ситуации. На меня тоже давят, будь здоров как, не увольняться же мне из-за вас? Не забывайте, в какой стране живем. Давили же от вас из Москвы на налоговую? Понимали вы, что нарушаете закон, но следствие прекратили. Совесть не мучила тогда? Что я вам объясняю-то?

— Сколько?

Токарев взял свой старенький телефон, нахмурился, неумелыми пальцами понажимал кнопки и повернул экран к Титову. На экране высвечивалось «10 000 $».

— Десять тысяч долларов? — прошептал Титов в свой смартфон. — Вы серьезно?

Токарев укоризненно покачал головой.

— Более чем, — ответил он. — Полагаю, вам это по силам. Торга нет. Отказываетесь — запускаем механизм, ну а там как пойдет.

— Когда?

— Лучше до конца недели, но можно и до конца месяца. Достаточно вашего слова. Если да, то заявления не будет, показаний свидетелей тоже.

— А патрульные? Вызов-то был.

— Вызов записан, приехали — никого. Рапорта будут предоставлены. Имейте в виду, я тоже рискую, использую свой, так сказать, административный ресурс и влияние.

— Премию хотите?