— Я где?
Хор "им. Пятницкого" уже приготовился выпалить заученную, до автоматизма, фразу, но, начальник их опередил, сказав не то, что хотел коллектив:
— На том свете!
— А, ну тогда — полный порядок, — удовлетворённо произнёс пациент, сразу же успокоившись.
Если бы люди в белом начали убеждать его в обратном, то, именно это, вызвало бы подозрение в том, что они говорят неправду. А так — всё в порядке…
Сотрудничество медиков с "Троглодитами" только-только набирало обороты и последние, частенько, искренне не понимали, что от них требуется. В этот раз, они вырастили пострадавшему, от химического ожога, ухо из стволовых клеток на оборудовании завода по производству белка для изготовления синтетической пищи. А так, как уже было сказано, с регенеративной медициной "Троглодиты" не были знакомы даже понаслышке, результат получился, несколько, неожиданный. Пациент ощупал пришитый розовый имплантат и обомлел: размерами ему проигрывал серый ушастый осёл из самых страшных азиатских сказок. Главный хирург уже ничему не удивлялся, но, всё-таки, спросил трансплантолога о причине несоответствии размеров видимых и положенных:
— В этот раз что пошло не так? Как это называется?
Тот неопределённо пожал плечами и предложил:
— "Чебураш".
— Почему не Чебурашка? — зло отреагировал начальник.
— Потому что ухо — одно, — объяснил Портной. — Было бы два, таких огромных, тогда — другое дело. А так — извините… Одно… Большое и красное…
Пострадавший разразился грязным матом и если верить его словам, то от него родит не только трансплантолог, но и все остальные обитатели отсека, включая "Троглодитов" — скопом.
— Ты не выпендривайся! — резко оборвал его словесную тираду Портной. — Чего троглодиты вырастили, то тебе и пришили. У нас рабочих площадей не хватает, а у них оборудование простаивает. Ну да: большеватое чуть-чуть, зато — не бутафорское. Понимаешь, проглядели на заводе — праздники отсека у них были, вот процесс роста и остался неконтролируемым. Да ты не волнуйся — лучше слышать будешь! К тому же — тебе в футбол не играть…
— При чём тут футбол?
— Был случай. Дяде Феде прилепили, то что было, вместо потерянных ушей на химической аварии и поставили в ворота. После первого же удара нападающего команды соперников по мячу, он угодил дяде по лицу. Бутафорские уши отлетели, а нападающего увезли с инфарктом…
Геркулес выглянул из-за занавески, служившей, вместо безвозвратно потерянной ширмы, и с неподдельным любопытством разглядывал пришитое ухо. "Лопух", — родилась в голове мысль, навеянная увиденным. Критически оценив потенциал приобретения Чебураша, он сделал медицинское заключение с чисто технической точки зрения:
— Да, с таким сонаром из тебя получится отличный охотник за кефиром. Любое подозрительное бульканье за пятнадцатью переборками слышать будешь.
— И слюной исходить, — добавил Портной.
Главный хирург, которого подчинённые ласково называли "Главнюк", осмотрел место хирургического вмешательства и сказал трансплантологу:
— Пошло загноение. Опять весь выделенный спирт сам вылопал? Ты что его — хочешь к Трупу отправить.
Сослуживцы так звали патологоанатома. Он оторвал взгляд от сейфа, в котором хранились некоторые запасы потенциальной выпивки и перестав гипнотизировать кодовый замок, вяло отозвался:
— Чего опять я? Сразу его Мяснику продать и нечего мучиться. Для кого отчёт о вскрытии составлять?
Старший устало махнул рукой, в сторону расчленителя и посоветовал Портному:
— Вкати ушастому банальный пенициллин…
— Сам нажрётся в кладовке — там сухари зелёной плесенью покрылись. Доэкономились…
— Так его Сухарь туда и пустил! — усмехнулся заместитель.
Завхоз, услышав своё прозвище, встрепенулся и спрятал пустой стакан за спину. Занюхав рукавом, он, сморщил страдальческое лицо и на выдохе сказал:
— Так я вам их и дал…
Скупость его не знала границ, собственно, как и у всех его коллег по нелёгкому ремеслу учёта и хранения вверенного им имущества. Безразличный к чужим нуждам и страданиям, он высох, как спёкшийся хлеб. От этого его крючковатый нос приобрёл ястребиный профиль, готовый проткнуть любого, покусившегося на хранимые припасы. Воспалённые, подслеповатые глаза постоянно слезились, но не потеряли своей зоркости, а скрюченные пальцы — цепкости. Дежурный стакан весь покрылся мелкими царапинами, не потеряв, при этом, своей профпригодности. Вот только запасы спиртного таяли, прямо на глазах, что отравляло существование. Об этом старались не думать, но не всегда получалось. Главнюк сурово посмотрел в его сторону и покачал головой. В этом действии выразилось всё, что накопилось за долгое время существования под одной крышей, если переборкам отсека можно придавать земные понятия. Портной отвлёк его от тяжёлых раздумий, выдав короткую справку:
— У пациента аллергия на антибиотики — может концы отдать.
Очухавшийся анестезиолог приоткрыл глаза. Его звали "Народный Комиссар Внутренних и Внешних Дел", а так как это звучало неудобоваримо и крайне длинно, при произношении, все обращались к нему просто — Нарком. Он обхватил руками больную голову и посоветовал:
— Достань личинок мясных мух. Я слышал — в зоопарке осёл сдох…
— А им самим они не нужны? — засомневался патологоанатом.
— Опарыши, всё-равно, мелковаты для местной рыбалки, — со знанием дела ответил ему анестезиолог, смотря куда-то вдаль, сквозь несколько железных переборок, за которыми плещется голубовато-грязная вода бассейнов.
— Почему опарыши?! — испугался Чебураш.
Главный хирург вкатил из фляжки пару глотков подозрительной жидкости и разразился длинной речью:
— Способ старый, нисходящий к древним культурам. Личинки насекомых подавляют иммунную систему, способствуя заживлению ран и обеспечивая защиту от бактерий, резистентных к антибиотикам.
— Чего? — ещё больше насторожился пациент.
— Ну — устойчивы, — пояснил Главный хирург. — Не берёт их пенициллин, а опарыши выделяют в рану слизь, которая и способствует её заживлению. Области, подвергшиеся омертвлению, в связи с загноением, личинки, просто-напросто — сожрут…
— А-а-а, — с хрипотцой в голосе простонал больной.
В этом тихом крике интонация прозвучала как-то неопределённо размыто-расплывчато. От этого было неясно, что Чебураш хотел им сказать: то ли выразить полную понятливость, то ли утвердиться в крайнем отчаянии.
— Да ты не волнуйся, — успокоил его начальник. — Этот способ, ещё в дремучие годы, описал в своей книге "Очерки о гнойной хирургии" гениальный русский хирург Пирогов. Кстати, она актуальна до сих пор, а уж в нашей ситуации…
Лежащим, в неудобной позе, разведчикам, в этой ситуации было жалко только осла, а остальным они желали участи ушастых — и того, и другого! Как назло, в этом месте вентиляционная труба шумела сильнее всего, при малейшей попытке к ней прикоснуться. Все члены участников эпопеи давно затекли, а внизу, по всей видимости, люди расходиться не торопились, продолжая глумиться над лопоухим… Медсестра подошла к кровати больного. Она брезгливо поморщилась, подняв его правую ногу за большой палец, и держа её на весу своими двумя пальцами, внимательно пригляделась к пятке. Понюхав немытую ступню, медсестра тихо сказала:
— Ноги грязные…
— Так помой! — не выдержал Главнюк.
Её ещё больше скукожило.
— Их проще ампутировать, — тихо сказала медсестра, возвращая культю на место. Она ещё раз посмотрела на ногу и нахмурилась. Плюнув на грязную пятку, она протёрла её грязной тряпкой. Смотря в медкарту больного, Портной зачитал:
— Иванов Иван Иванович.
Он захлопнул книжку и растерянно спросил:
— А как его зовут?
— Хруев Аполлинарий Григорьевич! — рявкнул хирург и пошёл к медицинскому шкафу.
Глава третья
Жертвы и трофеи войсковых манёвров
Казалось — целая вечность замерла в железных стенах вентиляции. Диггер без конца ныл о бесконечности лабиринта эскулапов.
— Эти медотсеки никогда не кончатся! — вторил ему Проныра, постоянно почёсывая переносицу и ковыряясь в каждом ухе — по очереди.
В соответствии с понятием: "ухо, горло, нос" — в горле першило. Создавалось впечатление, что полумрак помещений плавно перетекал во мрак вентиляционной отдушины, обволакивая и душа каждого, кто рискнёт забраться в его жестяное чрево. Лёжа в неудобной позе, даже пожевать было нечего. Насчёт тайников, в вентиляционной шахте, также оказалось пусто. Здесь уже давно никто ничего не прятал, от ближнего своего, потому что дальние, шаставшие по утробе железяки туда-сюда, всё-равно найдут заныканое и сопрут, не моргнув глазом. Вездесущие крысы сожрут то, что не нашли разведчики, а табак и спиртное экспроприируют свои же, ещё на первых этапах закладки тайника. Такие рейды устраиваются регулярно и, надо сказать, не всегда безуспешно. Остаётся только удивляться — откуда что берётся… В поисках чужих закладок, некоторые индивиды проводят значительную часть свободного времени, которого становилось всё больше и больше…
Сил терпеть уже не было и кто-то из разведчиков задел вентиляционную коробку затёкшей конечностью. Обитатели отсека обратили внимание на подозрительный шум. Главный хирург подошёл к трубе вплотную и прислушался, не переставая пристально всматриваться в грязно-жёлтые бока техногенного устройства. Осторожно постучав по коробу пальцем, он неуверенно заявил:
— Что-то не очень на крыс похоже…
Мио, как опытный охотник Индо-Китайских джунглей, запищала, имитируя брачные игры серых крыс:
— Пи-пи, пи-пи, пи-пи!
Трансплантолог сразу же убежал в отхожее место, не в силах бороться с приступом энуреза, а патологоанатом с подозрение покосился в сторону странных звуков. По его задумчивому лицу пробежала тень сомнения, относительно правдоподобности бездарного озвучивания, но, выяснять, так это или нет — было неохота. Он ещё раз посмотрел в сторону вентиляционной решётки, а вслух сказал:
— Странные, какие-то, крысы — азиаты, наверное…
Врачи сразу же потеряли всякий интерес к обитателям вентиляции. Все, кроме Наркома. Со словами: "Это жесть!", — анестезиолог двумя увесистыми палками пробарабанил по вентиляционному коробу весьма продолжительную дробь, как раз напротив уха Мио, которое она прислонила к внутренней стенке. Хорошо что она сразу же лишилась дара речи и в связи с этим обстоятельством, не могла заорать благим матом. Вьетнамка только смогла широко открыть рот и выпучить глаза, подражая персонажам японских комиксов. Возможно, это спасло её от разрыва барабанных перепонок: раскрытая пасть выровняла внутреннее и внешнее давление, созданного талантливым барабанщиком. Он, безусловно, мог бы выступать в составе какой-нибудь рок группы или того хлеще — в металлическом квинтете, заменяя своим шумом половину играющего состава и экономя, на, не менее трети, звукоусиливающей аппаратуры. Но, на этом дело не закончилось. С криком: "От "металла" лабораторные крысы дохнут!", он с такой силой врезал по жестяной коробке, что она чудом удержалась на месте и не рухнула, вместе со всем содержимым. Уши заложило уже у обитателей медотсека. Не дав им опомниться и вставить слово, Нарком добавил к сказанному: "Серые, конечно, не белые, но, тоже — долго не протянут!" Тут уже поднялась такая пыль, что в происходящее, пришлось вмешиваться Главнюку. Антисанитария и так стояла страшная, а после этого дебоша, отсек рисковал никогда не восстановить чистоту медицинского учреждения. Положение, в котором оказались разведчики, спас внезапно возникший инцидент у входа в отсек. Дверь неожиданно заходила ходуном под градом ударов и "Медики" испуганно заметались, ища кто что: один — что-либо тяжелее скальпеля, другой — лучшее место для отражения нападения, а остальные — куда спрятаться…
— Налёт! — заорал Главнюк и все, опомнившись, схватились за скальпели.
Дверь, под натиском нападавших, неожиданно распахнулась и на пороге появился монстр. Угрожающе рыча, он шатался из стороны в сторону и подпрыгивал на месте. Весь медотсек уже не на шутку переполошился и передислоцировавшись, занял круговую оборону, не зная, откуда ещё ждать возможного супостата-сообщника. Через пару секунд все опомнились и в монстра полетели скальпели, втыкаясь в него с глухим стуком. Когда штук десять пронзили грудь чудища, из-за него раздались радостные голоса:
— Спасибо за инструмент, а то мы поиздержались!
После этого дверь захлопнулась и всё стихло. Главный хирург состроил скорбное лицо и в сердцах воскликнул:
— Опять купились на старый трюк! Как пацаны, честное слово… Давно уже пора было привыкнуть к этому размалёванному фанерному пугалу!
— Куда они их девают, — возмущалась медсестра, — и что это значит — поиздержались?
— Налётчики из скальпелей метательные ножи делают, — пояснил Главный хирург. — Так как метатели из них никудышные, то они приделывают к скальпелям картонное оперение. На дальней дистанции метод действует весьма эффективно.
Наконец-то все разошлись по своим делам, в уме подсчитывая материальные потери и разведчикам можно было осторожно двигаться дальше. Преодолев самый опасный участок вентиляции над территорией медотсека, в котором всегда было многолюдно, разведгруппа с облегчением вздохнула, растирая затёкшие конечности. Можно было чуть-чуть расслабиться и даже постонать. Последнее проделали почти все, причём — с явным удовольствием. Удивительно, но — факт, который каждый отметил про себя: казалось бы, что может быть проще, чем просто лежать и не двигаться, но, устаёшь так, как-будто разгружал вагон с углём. Напряжение растёт прямо на глазах, а расслабиться получается не у каждого. Это обстоятельство отметил про себя Проводник: "Тренироваться всем ещё и тренироваться!" По возвращении в родной отсек он решил отдавать этой дисциплине больше времени. Стать тенью можно только в том случае, если станешь эфиром, растворившись в окружающей атмосфере, а когда каждая мышца напряжена, как натянутая гитарная струна, ни о какой скрытности не может быть и речи. Опытные "воины тени" ощущают чужое присутствие с закрытыми глазами. Напряжение — это сила и, как всякая мощь, она создаёт вокруг себя силовое поле, уловимое чужими сенсорами восприятия.
Диггер, сладко потянувшись, уже готовился открыть рот, как Проводник приставил к его губам грязный палец. Песню про сало, измученное долгими вынужденными голодовками, сознание просто не выдержало бы. Тишину нарушил шёпот одного из "Дармоедов". Фриц почесал пальцами за ухом и тихо сказал:
— Ходят упорные слухи про то, что под нож хирурга лучше не ложиться.
— Почему? — не понял его сподвижник Калахари.
— Потому! Говорят, что сначала ты попадаешь к нему, а уж от него — прямиком к патологоанатому, где уже дежурит мясник. При дележе открываются грандиозные перспективы; открыты разнообразные пути: в гастроном, на рынок — в чебуречную. Там же шашлычные, шаурма и прочее… К ресторанам и стрипбарам…
— И твой немецкий разум принимает подобные байки? — искренне удивился Витя. — Я понимаю — Мио. Там, в Китае, жрут всё подряд…
Вьетнамка зло сверкнула глазами и зловеще прошипела:
— Так то в Китае — идиот!
— Да-да, — быстро согласился главный "Дармоед". — То ж в другой стороне… У них в Германии петух гамбургский попал в гамбургер.
— Повезло, кому-то, — мечтательно вздохнул Мутант, блаженно закатив глаза и мысленно облизываясь.
— Чего повезло-то? Его при строительстве станции использовали, как рабочую силу, выписываемую из исправительно-трудовой колонии.
Проводник улыбнулся дурацкой шутке и прищурился, пытаясь высмотреть в темноте лаза неведомого противника. В трубе, дальше двух шагов, ничего не просматривалось, а фонарь зажигать не следовало — сразу же засекут. "Изгои" ползли в авангарде, принимая возможный лобовой удар на себя, "Дармоеды" оказались зажаты со всех сторон, а "Гоблины" замыкали процессию, подставляя преследователю, фактически, незащищённый зад. Гном постоянно оглядывался, опасаясь удара с тыла и беспрестанно ворчал, сыпля на грузинском языке неведомые остальным проклятия и без конца норовил поменяться местами с Пьером Тарантулом, которому не привыкать к французской любви. Заодно удалить искушение. Именно так Гомиашвили думал и постоянно делился этой мыслью с Васькой Дервишем. Последнему не улыбалось ползти: ни перед Сосо, ни перед Пьером, поэтому, он и оказался замыкающим, поменявшись местами со своими любвеобильными товарищами.
— Адью! — сказал он Тарантулу, когда тот проползал мимо него.
— "Чего "адюльтер?" — встрепенулся Гном. "
— Ползи давай! — зло прошипел Дервиш, глотая скопившуюся пыль, поднятую передними рядами разведгруппы.
— А "Чёрный Хирург" бывает? — неожиданно спросил Ванька.
— Бывает, — ответил Проныра. — Фриц уже рассказывал, что у него тесная связь с "Чёрным Мясником". Зловещие истории из уст в уста передаются по отсекам. Были попытки собраться толпой, да проверить холодильник мясника, но, различные сообщества никак не могут договориться про объединение, потеряв доверие друг к другу. А ржавый топор у него большой…
— Ладно вам! — зло зашипел Проводник. — Нашли время байки травить! Ползём дальше…
Но "Чёрные" персонажи всплыли в сознании и повисли в воздухе, как-будто материализовались. Они не отпускали мысли недоразвитой части разведчиков, будоража неокрепшие умы. Внизу, как-раз показался отсек "Амбулатория-стационар". Проныра нахмурил лоб и наклонившись к Ванькиному уху, тихо прошептал:
— Говорят, будто бы здесь обитают "Няньки".
— Ну и что? — не понял Мутант.
— А то! Не простые няньки, а "Чёрные"… Не приведи Бог, чтобы они с вами возились!
— Почему? — вмешалась Мио.
— Потому! — Нырков сделал серьёзное лицо, как у проверяющего прокурора. — Занянчит: или сдохнешь, или сбежишь. Без одежды. Она, с некоторых пор, тоже дефицит. Вещевой склад не торопится делиться своими припасами — за просто так.
— Пётр Семёнович! — не выдержал Алексей. — Хватит…
Стационар пустовал и поэтому, его миновали без осложнений, несмотря на громкий шёпот псевдокрыс. Разведчики вели себя как мутировавшие грызуны: пищали, толкались и ругались матом. Выглянув в очередную решётку, Проводник озвучил название следующего отсека:
— Инфекционное отделение. Здесь всем замолчать — впереди "Бациллы".
— Какие? — удивился Мутант. — При чём тут вирусы и наш шум?
— Бациллами называют инфекционистов, — пояснил Проводник. — Вон, опять какой-то опыт ставят…
На столе, под белой простынёй, лежал, по всей видимости, подопытный. Его взгляд уставился в пустоту и казалось, пациента ничто не интересовало на этом свете, если не сказать больше: на том — тоже… Чуть поодаль, два человека в белых халатах разговаривали между собой.