Лесная армия

Водитель уверял, что к шести утра должен вернуться в Нозырь – и у него совершенно нет времени. А запомнил его Ильин по двум причинам. Во-первых, у водителя было забавное «окающее» произношение, характерное для северных районов: Вологды, Костромы. И второе: машина ушла, но обратно не вернулась.

– Ага, я это помню, – подал голос красноармеец Баранов. – Ты еще удивлялся: вроде так спешил, а обратно чего-то не едет. Может, другую дорогу выбрал? Так их здесь не так уж много, а по Северной улице проще всего…

– А что, с той машиной что-то не так, товарищ майор? – напрягся Ильин. – Мы все проверили, в кузове действительно было обмундирование…

– Впервые его видели?

– Да, лицо незнакомое…

– В машине были пассажиры?

– Да, товарищ майор. Он взял попутчиков в Шабалке – отделение саперов. У них имелся приказ – к утру прибыть в распоряжение саперной роты. Старший лейтенант с ними был – он в кабине сидел рядом с водителем. Мы проверили документы – все чисто. Фамилия… то ли Панин, то ли Паньков, не помню… Офицер просил не затягивать проверку, время поджимало. Пассажиров мы тоже осмотрели, у крайних проверили документы. Они на лавке сидели, задние в тени прятались… – при этих словах скулы у бойца слегка побелели.

– То есть вы разглядели не всех, – констатировал Павел. – Посчитали несущественным осветить лица и проверить документы у всего подразделения…

– Это необязательно, товарищ майор, – вступился за бойца Безуглов. – Старший команды отвечает за вверенный ему состав.

– Они в нашей форме были, – пролепетал боец. – Обмундирование не новое, обтрепанное, хотя и не сказать что уж вконец обветшавшее… Лица тоже наши…

– Сколько их было?

– В кузове человек семь… или восемь. Еще офицер в кабине. И сержант за рулем… но он точно не из их подразделения, просто взял попутных пассажиров… Товарищ майор, что мы сделали не так?

«Видимо, правильно сделали, что не стали их досконально проверять, – размышлял Павел, – а то лежали бы сейчас в морге».

– Все в порядке, Ильин, претензий нет.

– Подождите, товарищ майор… – Ильин опять занервничал. – А вот минут десять назад санитарный фургон проезжал, там труп в сержантской форме лежал, водила спешил его в морг доставить, ссылался на СМЕРШ… Он имеет отношение к той машине?

– Не забивай себе голову, Ильин, – поморщился Павел. – Много будешь знать – быстрее встанешь к стенке. Вы не записываете номера проезжающих машин?

– Нет, товарищ майор, – Ильин удрученно поджал губы. – Такого от нас не требуют, мы же не заводская проходная…

– Номер мы и так узнаем, – бросил в спину Безуглов.

– Да помню я его, – внезапно сказал Ильин.

– Это как так? – не понял Кольцов.

– Цифры хорошо запоминаю, – смутился Ильин. – А еще у меня хорошая фотографическая память. Из Куйбышева я, товарищ майор. Мама с папой служащие, инженеры в научно-исследовательском институте, с детства привили любовь к цифрам, тренировали во мне способности к запоминанию, считали, что в жизни пригодится. Собирался поступать на механико-математический факультет, да война помешала… Фамилии плохо запоминаю, а вот цифры и лица – просто отпечатываются в памяти.

– Говори номер, – потребовал Кольцов.

– «Г‐9–35–12»…

– Хм, молодец. Ошибиться не мог?

– Что вы, товарищ майор… Они у меня в голове в отдельной коробочке. Знаете, сколько там таких коробочек?

– М-да, парень, ты явно служишь не там, где должен, – подметил Караган. – Услышал Отче наши молитвы, товарищ майор?

«Да ничего он не услышал, – подумал Кольцов, – иначе выложил бы их в ряд вдоль обочины».

– Опиши приметы всех, кто находился в машине, – попросил Павел. – Хотя бы тех, кого разглядел.

Паренек стал перечислять.

У сержанта, сидящего за рулем, был шрам на левой скуле, он это точно запомнил, когда лицо осветил. Маленький такой шрам, белый, похож на опарыша, вросшего в кожу. Мужику под сорок, основательный, кряжистый, глаза равнодушные. У офицера правильная интеллигентная речь, темные жесткие волосы, лицо удлиненное, какое-то изнеженное, глаза строгие. У солдат в кузове плотно набитые вещевые мешки, лица наши, славянские. Средний возраст – тридцать – тридцать пять. Вооружены автоматами Судаева…

– Сможешь их узнать, если снова увидишь?

– Конечно…

– Гражданских в кузове не было?

– Вот этого не могу сказать, товарищ майор, виноват… – ответил Ильин. – Бегло осветил только несколько лиц. Там дальше, в тени, еще кто-то сидел…

– Осипов, береги этого парня, – обратился Кольцов к старшине, – пылинки с него сдувай, под пули не посылай… по крайней мере, до соответствующего приказа. Он нам еще понадобится, с его феноменальной, гм, памятью.

– Слушаюсь, товарищ майор! – старшина ничего не понял, но на всякий случай принял стойку «смирно».

Глава 5

Майор Кольцов был в бешенстве. Все подтвердилось! Враг уже двое суток в городе, растекся по укромным местам, к чему-то готовится!

Остаток пути они прошли пешком. Улица Северная пересекала Зыряновскую, Гурьевскую и – пропадала в районе пустыря с оврагом. Склады на Волховской – это северо-восточная окраина. Саперное подразделение – в бывшем клубе в юго-восточной части города. Центральная часть – компактная, там штаб, госпиталь, местная гражданская администрация, военная комендатура…

Полковник Шаманский прихлебывал чай в своем кабинете – при зашторенных окнах и тусклой настольной лампе. Визит не затянулся: краткий доклад, потом – комментарии, приказы, наставления.

Товарищи с мрачными минами поджидали Кольцова в коридоре. Все поняли по его серому лицу.

– Расселись тут, – проворчал Павел. – И лица у вас, товарищи офицеры, словно в бухгалтерию своей очереди дожидаетесь.

– Товарищ полковник вышел из себя, – со вздохом прокомментировал Караган. – Хоть с достоинством вышел-то?

– Нет, – огрызнулся Кольцов. – Всыпали по первое число, и я вот теперь гадаю: всыпать вам или сами умчитесь работать.

– Ночь близится, – робко заметил Караган.

– Ладно, пять часов на сон, – смилостивился Кольцов, – потом за работу – берете больше, кидаете дальше. Инструктаж получите прямо сейчас. Радуйтесь, что нашему отделу пока благоволит сам комкор Серов, иначе давно бы последовали оргвыводы. Все, разойтись…

Павел метался на лежанке, засыпал, просыпался, мысли вертелись в голове, как шестеренки автомобильной передачи, становились выпуклыми, абсурдными.

Он встал, добрался до стола, включил лампу, закурил. Рядом лежала карта района, он развернул ее, стал изучать. Что-то сильно беспокоило – и это «что-то» было связано именно с картой, – но ничего конкретного не виделось, тревога была безотчетной. Майор исследовал рельефы местности, перечитывал заученные наизусть топонимы. Подсказок не было. Он успокаивал себя: не впервые, дайте только время, работа войдет в ритм, результаты будут.

Он закрыл глаза, перед глазами потянулась жизнь. Круглый сирота, воспитывался в сердобольной приемной семье – заводская интеллигенция из Ярославля. Алексей Романович Востриков умер от рака в 38-м – грешно так говорить, но, возможно, и к лучшему: руководство завода через несколько месяцев репрессировали полностью, крепко досталось и инженерно-техническим кадрам. Приговоры штамповались как под копирку: «десять лет без права переписки», это означало лишь одно – человек сгинул без вести и уже не вернется.

У Анны Ильиничны через год оторвался тромб, и он остался один в угловой продуваемой квартире с высокими потолками. Впрочем, Павел редко там появлялся. Служба в органах, петлицы капитана. За спиной три курса незаконченного технического образования, курсы младших офицеров НКВД.

Судьба баловала – ни на кого не стучал (считал это противным человеческой натуре), не подвергался арестам, гонениям, ни разу не присутствовал на допросе в качестве подозреваемого. Но насмотрелся больше, чем нужно, сам чувствовал, что превращается в машину, подал рапорт о переводе в Вооруженные силы, который неожиданно удовлетворили.

Полковая разведка, потом бригадная. Служил в Московском военном округе, потом в Киевском, перед войной перевели в Белорусский военный округ, где пришлось биться с врагом с первого дня.

Отступал вместе с потрепанными частями, бросался в контратаки. В январе 43-го принимал участие в изматывающих боях под Шлиссельбургом. Ранение в руку, пара контузий. Семьей не обзавелся, но женщины были – их глаза он регулярно видел во сне.

Весной 43-го Павла вызвали в штаб дивизии и поставили перед фактом: пиши рапорт о переводе в новую структуру под названием «СМЕРШ», отказ будет приравнен к дезертирству.

До мая 43-го функции контрразведки в войсках осуществляли особые отделы НКВД. Новоявленная структура подчинялась наркомату обороны – то есть Верховному Главнокомандующему, а не Лаврентию Павловичу Берии, которому поручили создать свой СМЕРШ, названный Отделом Контрразведки (ОКР).

Структура, в которой оказался Кольцов, отныне величалась Главное Управление Контрразведки. Он перешел – не без колебаний, но справился со своими противоречиями. И быстро понял, что служба в закрытой структуре – это не только стращать людей корочками СМЕРШа, хмурить брови и стрелять с двух рук «по-македонски». Работа велась изматывающая, кропотливая, приходилось с нуля расследовать дела, выискивать реального затаившегося врага.

Столкновения с диверсантами случались постоянно. Срок службы молодых офицеров был не больше двух-трех месяцев, за это время многие выбывали из рядов по причине смерти. Старший офицерский состав держался дольше – до полугода. В прошлом месяце исполнился год его работы в контрразведке – майор Кольцов явно не вписывался в статистику…

Он снова попытался уснуть, вертелся на матрасе, считал пленных фрицев, проходящих колонной по прифронтовой дороге. А когда уснул, здание штаба корпуса, в котором приютился отдел контрразведки, подверглось разрушительному удару немецких бомбардировщиков! Ревели самолеты, свистели, падая, бомбы. Гремело так, что закладывало уши. Он скатился со своей лежанки, заметался, что-то закричал. Посыпалась штукатурка, ходуном заходили стены, рухнули балки перекрытий. Его придавило повалившейся плитой, он ощутил что-то страшное…

И проснулся…

В окно пробивался тусклый предутренний свет. Подобные кошмары были делом нечастым, но компенсировались убивающей реалистичностью. Он доволокся до крана, умылся, прохрипел с пугающим надрывом:

– Эй, вставайте, люди русские…

– Откуда беда, товарищ майор? – простонал Караган. – Ох ты, ну и вид у вас – не захочешь, а проснешься. Снова кошмары привиделись? На вашем месте, товарищ майор, я бы вообще не ложился…

Первые результаты работы появились только к обеду. Оперативники собрались в кабинете, где из мебели имелись два стола, четыре стула и монолитный «пуленепробиваемый» шкаф, за которым стыдливо прятался ржавый «Мойдодыр».

– Обедать будет тот, кто это заслужил, – предупредил Павел. – Не рассчитываю на ошеломительные успехи – это наглядно подтверждают ваши лица, – но хоть что-то вы должны были выяснить?

– Из Нозыря два дня назад был звонок в местный НКВД, – начал Цветков. – Пропала машина с грузом и водителем. Машина – полуторка, бортовой номер мы все знаем, груз – партия полевого обмундирования примерно в триста единиц, с машиной убыл в Старополоцк сержант Ломов из тамошней автороты. То есть получил груз в Нозыре, расписался, отбыл в Старополоцк, но до места не доехал – пропал по дороге. Вместе с машиной. Налицо хищение государственной собственности, если не что-то большее. Местные ленивцы даже палец о палец не ударили, представляете? Приняли заявление и сходили с ним куда следует. Даже на постах людей не опросили – была ли такая машина. Мол, время военное. У них людей не хватает, вот закончат свои важные дела, тогда за это возьмутся… Я сказал, что сержант Ломов лежит в местном морге – они так удивились. Сообщили в Нозырь. Ладно, ответили, пусть пока у вас полежит. Был бы жив сержант Ломов, ему бы было очень обидно… Кстати, этот сержант к шести утра должен был действительно вернуться в Нозырь. Его ждали на складе, но не дождались.

– Что с машиной?

– Вот смотрите, товарищ майор, – Безуглов развернул карту, и все над ней склонились. – Принимаем без доказательств, что в город прибыла группа переодетых диверсантов. Им необязательно ходить дальше в красноармейской форме. Могут сменить ее на офицерскую или даже на гражданскую…

В город они проникли, дальше, где-то в его северной части, должны были избавиться от машины. Могли ехать дальше, но это рискованно. Вот здесь, – он обвел пальцем круг на городской карте, – несколько улиц и куча переулков. Во дворы и на участки они машину не загоняли. Нам выделили отделение бойцов из роты НКВД, они уже несколько часов обшаривают закоулки. На этом участке есть пара разрушенных гаражей, кладбище сгоревших автомобилей на пустыре, заброшенная автобаза. Все это осмотрели. Машину они не сожгли – о пожаре бы сообщили. То, что находится в гаражах, вывезти невозможно. Во дворе автобазы техника исключительно разбитая, не на ходу. Там есть несколько полуторок, но у них другие номера, эти машины не заводятся. Чтобы поставить их в строй, нужно искать толковых автослесарей.

Диверсанты могли скрутить номера, могли повесить другие… но это не то. И где тюки с обмундированием, которые они везли? Бойцы лейтенанта Евсеева продолжают искать, и если что-то найдут, сообщат. Возникает другой вопрос, товарищ майор… – Безуглов помялся, – ну найдем мы эту машину – и что с того? Диверсанты не ходят вокруг нее, давно уже разбежались по городу…

– Ищем, мужики, ищем, других зацепок нет. Пляшем от машины. Опрашивать всех жителей и должностных лиц. Караган, у тебя что?

– Ничего похожего на это подразделение за последние двое суток в город не прибывало. У саперов пополнения не было. Но прибывших много – это и военнослужащие, и гражданские лица. Так заведено – когда освобождается очередной населенный пункт, в него устремляется народ с востока. Это назначенные представители власти, специалисты на производство, рабочие, строители, учителя и тому подобное. Примерно сто человек. Мужчина с фамилией Панин или Паньков в город не прибывал. Есть Панченко, есть Панькин, но это другие люди, другие приметы, и они определенно не имеют отношения к Абверу. Вот сейчас пообедаю, товарищ майор… если разрешите, конечно, и снова пойду искать иголку в стоге сена…

– По поводу пропавшей машины… – задумался Кольцов. – У каждого автомобиля есть свои особые приметы – обстановка в кабине, какие-то вмятины, дефекты кузова и так далее… Я к тому, что водитель, если долго пользуется автотранспортом, всегда узнает свою машину, так ведь? Был у Ломова сменщик или кто-то еще, кто может узнать автомобиль? Выписать человека из Нозыря, пусть осматривает подозрительный автотранспорт…

– Я тоже об этом подумал, – сказал Цветков. – Но, увы, нам это ничего не даст. Автопарк на складах в Нозыре пополнили четыре дня назад – причем подержанными машинами, многие из которых используются с 41-го года. Куда уходит новая техника, неизвестно. Ломов проработал на машине два дня, никакого сменщика у него не было.

– Понятно, – вздохнул Павел. – Ладно, идите работать…

Ночью вспыхнул пожар на складах горюче-смазочных материалов на улице Алейской. Юго-западная окраина города, из жилых зданий – только бараки. Бетонные заборы, склады, заброшенные мастерские.

Занялось хранилище с соляркой и дизельным топливом. Жадное пламя озарило половину города. Было светло как днем. Мощное пламя рвалось в небо. Зловонный дым валил клубами. В огне метались люди, пытались тушить, но безуспешно.

Пожарные команды в Старополоцке только формировались, не хватало людей и техники. На вызов прибыли две машины, быстро истратили весь запас воды. В пожарных гидрантах ничего не было – водопровод не работал. Воду набирали из Сырца, до которого было метров семьдесят. Протянули шланги, включили мотопомпу. Но это были пустые старания.

Вся караульная смена, охранявшая склады, погибла в огне. Люди самоотверженно пытались бороться с пожаром, но стихия была сильнее.

К трем часам ночи пламя улеглось, появилась возможность проникнуть на склады. Пожарные заливали водой тлеющие руины.

Место происшествия оцепил взвод штабной роты. Прибыли офицеры из штаба, матерились, искали виновных. Арестовали начальника караула, который не пострадал, поскольку находился за пределами зоны огня.

От хранилищ не осталось ничего, все сгорело. Кое-где уцелели обугленные стены, чернели глазницы окон с закопченными решетками. По пожарищу потерянно бродили люди.

Прибыл СМЕРШ – выяснять причины случившегося. С территории выносили обгоревшие трупы, складывали в ряд. Их было шестеро. Четверо несли службу по охране объекта, двое – из бодрствующей смены, прибежавшие на склад по сигналу тревоги. Двое выжили, но сильно обгорели – их увезли в госпиталь, бойцы были без сознания, вряд ли могли что-то рассказать, и, по-видимому, уже не жильцы.

Оперативники принялись осматривать останки. В воздухе витал запах обгоревшей плоти. Безуглов, зажимая нос, склонился над трупом, перевернул его.

– Товарищ майор, обратите внимание, у него огнестрельное ранение, – сказал он. – Стреляли в спину. Это не несчастный случай. Кто-то проник на территорию, перебил охрану…

Павел опустился на корточки, осветил фонарем. Тело обгорело лишь частично, пулевое ранение было четко видно.

Осмотрели остальные тела. Еще у одного нашли признаки огнестрельного ранения. Очевидно, эти люди патрулировали объект по внутреннему периметру, когда подверглись нападению. У третьего был раскроен череп – сомнительно, что это сделал огонь. Склады ограждал забор, поверху тянулась колючая проволока. Но это не препятствие для того, кто очень хочет пробраться внутрь…

– Я нашел участок, где они пролезли, – сообщил запыхавшийся Цветков. – Это там, юго-восточный угол. С внешней стороны глухой кустарник – если заберешься в него, никто тебя не обнаружит. Как вскарабкались, не знаю, возможно, один поддерживал, остальные лезли. Кусачками перерезали проволоку. Сделали свое дело и тем же путем ушли. А остальные караульные находились на другой стороне объекта и в ус не дули… Товарищ майор, разрешите неприятный вопрос? – лейтенант как-то напрягся. – Как вы думаете, кто это сделал? Те, которых мы ищем?

– Не знаю, Николай, – Павел скрипнул зубами. – Но если это так… Давайте без вопросов, товарищи офицеры. Чуток поспали? Вот и хватит на сегодня. Опросить жителей близлежащих бараков, возможно, они что-то видели. Будите, если спят, не стесняйтесь, можете угрожать оружием, Сибирью – чем угодно! Мы обязаны из них что-то вытянуть!

Жильцов в бараках было немного, большинство, разумеется, ничего не видели. Проснулись все, когда разгорелся пожар, боялись из дома выходить.

Люди мямлили, опускали глаза. Правда, нашлась одна женщина, которая накануне заметила посторонних. Дело было к вечеру, уже смеркалось. Она возилась во дворе с погребом, удаляла из него накопившийся хлам. Рядом пустырь, за ним проезд в одну колею, далее – кусты на юго-западной стороне складов. Люди были военные, ехали на мотоцикле. Один, в солдатской форме, сидел за рулем. Второй – в люльке, вроде офицер, по крайней мере в фуражке. Женщина в годах, в деталях военной формы не разбирается. Что-то у них сломалось, остановились на обочине. Водитель ковырялся в моторе, офицер покурил, потом подался в кусты – вроде как нужду справить. Видать, справил – когда выбирался, застегивал штаны. Что-то бросил водителю, тот отозвался, они сели на мотоцикл и уехали.

Оперативники напряглись – вряд ли это было совпадение. По наблюдениям Цветкова, именно за теми кустами была истоптана земля и срезана колючая проволока. На убедительную просьбу сообщить приметы подозреваемых свидетельница впала в задумчивость, потом пожала плечами и затруднилась дать ответ. «Молодые», – только и сказала она.

Но что такое «молодые» для шестидесятилетней женщины? Сколько ни бились оперативники, ничего конкретного не выяснили. У людей в форме всегда отсутствуют особые приметы.

– Работаем по мотоциклу, – сказал Павел. – Это точно не иголка, вряд ли у нашего противника имелся свой собственный мотоцикл. Он должен принадлежать какой-то части… или другой организации. Придется поработать, товарищи офицеры.

– Эх, мало нас, – вздохнул Караган.

Поработать продуктивно опять не удалось. Перед рассветом прогремел взрыв на только что отремонтированной тепловой электростанции – город оказался обесточен. Взрывом вывело из строя генератор переменного тока и систему охлаждения дизельного двигателя. На станции вспыхнул пожар. Но его успели локализовать и через час потушить.

На пострадавшем объекте обнаружили два трупа работников станции. И эти с пулевыми ранениями. Объект не военный, его охраняла местная милиция.

Электростанцию оцепили, прибыли специалисты для восстановления энергоснабжения. Разрушения осмотрели и поставили неутешительный диагноз: потребуется два дня, чтобы запустить объект, а пока этого не произойдет, учреждениям, организациям и военным структурам, включая госпиталь, придется использовать резервные генераторы (если таковые имеются).

Снова прибыли разгневанные офицеры из штаба, опять искали виновных.