– Случайно. Вспомни-ка денек, когда вы с Карен занимались любовью в ее спальне, а Соня вдруг зашла в гости? В твоей вселенной – и у всех, с кем мне удалось здесь переговорить, – обнаружив, что дверь заперта, она подергала ручку и постучала, так?
Все прочие улыбались. Миллиардер ответил:
– Да, помню. Она стучала, а мы делали свое дело, наконец она решила, что никого нет дома, и ушла.
– Правильно. Но в моей вселенной дверь не была заперта.
– О!
– Так сказала и Соня, снимая платье, чтобы присоединиться к нам.
– Смеешься.
– Ни капли.
– Боже, значит, ты сразу их обеих?.. – Он нервно хохотнул. Я подумал, что его обеспокоило, как он сам справился бы с такой ситуацией.
Основания для сомнений у него были. Тут был момент расхождения. В одно дикое утро в кампусе я потерял все сексуальные принципы, а он?.. Трудно сказать. Все мы в юношеские годы пережили пору отвращения к сексу… сохранившегося до значительно более позднего возраста, чем это бывает обычно, даже создавшего известные сомнения в собственной мужественности. Из речей моих компаньонов следовало, что эти трудности они преодолели, женились и вели вполне нормальную моногамную жизнь. А вот миллиардер не был женат. И поэтому любопытствовал.
Я мог бы поведать ему подробности, но ограничился лишь тем, что сказал:
– Ага, это было неплохо.
И ухмыльнулся от уха до уха. Не каждый день тебе завидует настоящий миллиардер.
Он сказал:
– Значит, так, вы поженились, она стала танцевать обнаженной, а сам ты так и не нашел работу.
– Почти что, – отвечал я. – Она фотомодель.
– Повезло тебе, сукину сыну.
– Скажешь тоже.
Он гулко расхохотался. На этот смех обернулись все, кто был в комнате.
– Ну, уложил на обе лопатки, – выговорил он и, ткнув меня в плечо, отправился к прочим гостям.
Никто из нас не хотел первым оставлять вечеринку, поэтому она затянулась до трех утра. Переговорив с хозяином, я решил побродить среди толпы, поболтал с пожарным, астронавтом и женщиной, оказавшейся из сопредельного с моим мира. Она была мной… мужчиной… еще год после того, как мы познакомились с Соней. Соня тогда выставила ее (его? меня?), отдав предпочтение футболисту. Она говорила, что сменила пол не только поэтому; вспомнив собственные подростковые разочарования, я готов был поверить ей, оставляя размолвке с Соней роль катализатора.
Имя она сменила на Мишель. Возможно, стоило мне попросить, и она отправилась бы в постель со мной – лишь потому, что я до сих пор каждую ночь проводил с Соней, а может быть, и нет. Я не стал пробовать. Она удалилась с астронавтом – как этого все и ожидали.
Их отбытие послужило всем сигналом выматываться. Выжав из пятой бутылки последние капли, я отправился вверх по лестнице, а потом вниз на третий этаж, в коридор в восточном крыле, пытаясь вспомнить, какая именно комната мне отведена. Все они были названы в честь аэронавтов, мне принадлежала комната имени Джима Лоуэлла, только я забыл, где она.
Глаза у меня слипались от выпитого, к тому же было поздно. Чтобы прочесть буквы на табличке, приходилось подходить к каждой двери, они чередовались по обе стороны коридора, не открываясь навстречу друг другу. Должно быть, шатаясь по коридору, я напоминал завзятого пьяницу, притом набравшегося сильнее, чем это было на самом деле. Наконец, отыскав свою комнату, я шарахнулся в сторону, заметив лицо парня, наскочившего на меня из-за двери.
Ну, повезло. И этот тоже был мною.
Я пробудился на гидропостели величиной в небольшой штат, окна от пола до потолка, сквозь них лилось солнце, плескалось о ноги. Я лежал одетым поперек кровати на покрывалах. Некто – вне сомнения, мой злодей-близнец – снял с меня ботинки и натянул на ступни пару шлепанцев-заек. Смышлен же.
Я поднялся на ноги, не зная, сумею ли устоять, но моя головная боль оказалась вполне умеренной. Я поискал синяки, но он, похоже, вырубил меня с помощью хлороформа или какого-нибудь газа, а не дубинкой. Я оценил подобное благодеяние. И подумал о том, кто это сделал и зачем.
Тем не менее я прекрасно понимал, где очутился. Комнаты для гостей – в конечном счете дешевка, подобная комната в особняке может оказаться единственной. Спальня была достаточно просторной, чтобы вместить гидропостель и заставить ее казаться обычной кроватью, а древней мебели в ней хватило бы для небольшого музея… отдельный альков с кушеткой для чтения, и чтобы смотреть телевизор… С того места, где я стоял, видна была озаренная солнцем и уставленная растениями ванная комната, вполне пригодная для репетиций симфонического оркестра.
Позади открылась дверь. Я обернулся и увидел служанку – самую настоящую, как я понял, несмотря на короткое черное кружевное платьице, светлые волосы и соблазнительную фигурку, – она стояла в дверях со стопкой свежих простынь и полотенец в руках.
– О, – проговорила она, увидев меня. – Простите, сэр. Я думала, что вы уже ушли.
Я провел ладонью по волосам, вдруг осознав, что видок у меня, скорей всего, еще тот, и ответил:
– Все в порядке. Я не собирался здесь быть. Вы не знаете, где сейчас находится наш хозяин?
– Хозяин, сэр?
– Тот самый я, который устроил вечеринку.
Нахмурившись, она сказала:
– Вы, наверное, шутите, сэр? Я хочу сказать – вы же в своих зайках.
Я поглядел на ноги, вельветовые уши незавязаными шнурками болтались у пола.
– Дайте-ка подумать, – проговорил я. – Значит, тапочки-зайки должны быть свидетельством на случай, если кто-то из нас попытается занять место вашего… – Я едва не сказал «господина», но вовремя сменил на «нанимателя».
– Правильно. Вы же сами это и выдумали. Разве не так?
Я покачал головой:
– Я, да не этот. Я – один из гостей.
– Значит… – начала она и умолкла, и я за ней докончил очевидный вывод: – Значит, если он не выдал всем по паре таких, то решил обменяться со мной.
– Обменяться… зачем?
На заключение ушло три секунды.
– Соня, – проговорил я, – сукин сын когда-то втюрился в мою жену.
Я расхохотался, а служанка сделалась еще более озадаченной.
– Чему вы радуетесь? – спросила она. – Если вы и в самом деле не он, значит, его нет здесь с утра. Он уже там и, возможно…
Она покраснела.
– Пусть его. – Я оторвал ногу в зайке от пола и пошевелил большим пальцем. Заяц задвигал носом. – Тут не у него одного семафор вверх указывает. Он явится без желтых нарциссов для Сони, и она… м-м-м. Зная ее, можно рассчитывать, что впустить-то она его впустит, а потом даст и добавит… но догадается. А когда я вернусь, вне сомнения, распишет во всех подробностях, насколько он оказался лучше меня.
Я поглядел на служанку оценивающим взглядом. Если ее босс крутит с моей женой, значит, и нам позволительно заняться тем же. Интересно, в тех ли они отношениях?
Она поняла.
– И не думай. Этот дурацкий наряд я ношу ради него, но не сплю с ним и с тобой тоже не собираюсь.
Теперь покраснел уже я.
– Извини. Дело вполне естественное.
– Уж мне ли этого не знать. – Улыбка ее развеяла возникшую напряженность. – Знаешь ли, когда в доме целых пятьдесят хозяев, невольно на цыпочках ходишь. – Она отвернулась и положила белье на тележку, а затем опять повернулась ко мне и сказала: – С другой стороны, я прекрасно тебя понимаю. Так на так? Если хочешь тем временем поиграть с его игрушками, могу показать, где он их держит. Ну как?
Вчера он меня в общих чертах ознакомил с особняком, но девушка явно имела в виду нечто более существенное. Ну а за ней – в таком-то платье – я бы последовал куда угодно.
– Конечно, – ответил я. – Пошли играть.
В основном миллиардер обнаруживал те же наклонности, что и я. Просто у него было больше возможностей для их удовлетворения. У меня в гараже стоял спортивный автомобиль, у него их была дюжина. Моя библиотека занимала две стены в кабинете, его – две комнаты, размером в ту самую спальню. У нас с Соней был бассейн позади дома – у него там было целое озеро. Мы завершили путешествие в кабинете. Он располагался на верхнем этаже. Множество окон, смотревших на горизонты его поместья, полно растений, книг и картин. Живопись была прекрасно знакома – по репродукциям.
Я остановился, чтобы восхититься «Звездной ночью»[3], постарался представить, где может храниться оригинал в моей собственной вселенной… а также прикинул, не влезет ли картина в мой чемодан. По наитию я потянул за раму. Конечно же, ней оказался сейф.
– Как ты считаешь, можно открыть? – поинтересовался я.
Горничная – кстати, ее звали Жанетт – ответила:
– Ты здесь босс. – Но голос ее был скорее голосом соучастницы, чем прислуги. С момента нашей встречи она смягчалась прямо на глазах.
– Возможно, и так, – проговорил я. – Зайки на мне или нет, но я полагаю, что настоящая проверка происходит именно сейчас.
Пока я крутил диск, Жанетт выглядывала из-за плеча. День моего рождения не подошел. Мамин, папин и братцев с сестричками – тоже. Я подумал и, припомнив космические мотивы в комнатах для гостей, набрал 7.20.69[4]. Дверца, щелкнув, открылась, и я поблагодарил бога взломщиков за то, что вселенные наши разделились после высадки на Луну.
Внутри оказался толстый скоросшиватель, штабель золотых брусков и переплетенный в кожу томик «Принца и нищего». На книге лежала записка, написанная моею же собственной рукой. Она гласила:
«Дорогой я,
Давай
Жанетт присвистнула и проговорила:
– Ух ты, значит, он не шутил?
– Не похоже, – отвечал я и вдруг понял, зачем ему понадобилась эта вечеринка; он решил махнуться с кем-нибудь, только сперва хотел выбрать, с кем именно. Приз выпал на мою долю. Мне не очень понравился этот наглый тон: дескать, знаю, что возражать не будешь… Но, наверно, он просто привык брать все, что хочет. Я сделал в уме заметку – не попасться бы в такую же ловушку.
– Ну и как? Решил остаться?
Я взял один из золотых брусков и взвесил его в руке. На поверхности значилось «1000 граммов», но на вес он казался тяжелее. Я подумал о своей жизни дома, о том, что мне иногда хотелось что-нибудь изменить в ней. И вот идеальнейшая возможность.
– Не знаю, – сказал я. – Возможно. Посмотрим…
– Ну что же, между нами говоря, я не в претензии, – отвечала она.
– О?
– Твое второе эго по временам бывает полным ничтожеством.
Тут я даже слегка рассердился. В конце концов, она критикует меня же самого. А потом понял, что с моей стороны это глупо. Наша жизнь разделилась полтора десятилетия назад – достаточно давно для того, чтобы мы сделались совершенно разными людьми. Я сам по себе, он – тоже. Но в своем доме явно держится тираном.
Ну что ж, теперь на румпеле моя рука, хотя бы на время. Протянув ей золотой брусок, я проговорил:
– Значит, тебе не нравится одежда горничной. Бери. Сходи приоденься.
Следующие несколько дней мы с Жанетт провели как детишки, оставшиеся дома без родителей: исследовали те части дома, где она не бывала, брали из гаража машины, катались по городу, а по ночам наблюдали за звездами с крыши – из обсерватории.
Стоя позади нее, я как раз показывал ей летний Треугольник. Поглядев на небо в направлении моей вытянутой руки, она игриво спросила:
– А ты скажешь своей жене, с кем это ты здесь проводил время?
– Безусловно, – отвечал я. – Мы полностью откровенны друг с другом.
– Совсем-совсем?
– Абсолютно. Я могу сказать ей, что спал с тобой, и это ее ничуть не возмутит.
Она обернулась под моей указующей рукой. Нос ее очутился, наверное, в дюйме от моего, и она спросила:
– А ты действительно намереваешься рассказать ей это?
До сих пор я подтрунивал над нею, но, услышав серьезные нотки, отвечал в том же тоне:
– Не знаю. А надо ли?
– Ну, это зависит от тебя.
Остаток ночи мы разглядывали звезды уже в другом положении. Я ощущал легкое чувство вины; легкое – потому что супружество наше действительно не было строгим; вину же чувствовал лишь потому, что впервые пользовался подобной возможностью. Мне и не нужно было. Соня обнаруживала куда большую наклонность к приключениям и сама частенько приводила домой кого-нибудь третьего, чтобы я мог попробовать остренького.
Я подумал, кому лучше: ей со мною-миллиардером или мне с его служанкой. А потом подумал, что неплохо бы позвонить и выспросить, однако переговоры между измерениями обходятся едва ли не дороже, чем само перемещение…
И тут я обругал себя идиотом. Нашел, о чем тревожиться. Или я не миллиардер?
Чтобы связаться, пришлось потратить известное время, необходимое для проверок, задуманных в основном для того, чтобы мальчишки не разорили родителей, обзванивая альтернативных подружек в разных мирах. Когда я сумел убедить телефонную компанию в том, что и в самом деле намерен оплатить разговор, меня соединили и я услышал гудок своего домашнего аппарата.
Дзинь.
– Алло?
– Соня?
Пауза.