Помоги проекту - поделись книгой:
Он убеждал ее подождать, хотя бы год-полтора, на работе тогда было сложно, тяжелый контракт с китайцами, огромный проект, требующий невероятных усилий. Вадик и муж мотались в Пекин и, сменяя друг друга, застревали там на полгода.
Нашла коса на камень. Начались скандалы и взаимные претензии. А Вадик этого не переносил, равно как и давления на себя. Понял, что если уступит, то милая, хрупкая Нелли сотрет его в порошок.
Узнав правду, Вера успокоилась и оправдала сына. Все правильно. Нежная фиалка Нелли оказалась акулой, это подтвердили и некоторые знакомые.
Нателла появилась спустя год. Поначалу сын ее скрывал, не показывал. Заинтригованная, Вера пыталась получить хоть какую-то информацию – в конце концов, круг был достаточно узок.
Ну и получила. Разведенная женщина, старше ее сына, дочке пять лет. Красавица, умница, из хорошей семьи. С мужем не сложилось, бывает.
Вера молчала. Самое главное – Вадик окончательно пришел в себя после разрыва с Нелли и даже, похоже, влюбился.
Но женитьба? Нет, ребенок тут ни при чем, Вера сама вышла замуж с сыном на руках. Ребенок не может быть помехой. Но Вадик – и нужно в этом признаться – совсем не похож на Гену. И вряд ли он примет чужого ребенка так, как принял его самого Геннадий Павлович. Да и вообще – к чему лишние проблемы? Вадим молодой, успешный, все, как говорится, при нем. А тут женщина старше, да еще и с ребенком. Да неужели же не нашлось более юных и свободных от всяких оков?
Вере было стыдно за пошлые, мещанские мысли, с ее-то собственной историей. Но мысли были, были. Что поделаешь – мать.
Однако того, чего она так опасалась, не случилось – спустя три года сын с Нателлой расстался.
Нельзя сказать, что Вера облегченно выдохнула, вовсе нет. Они с избранницей сына давно познакомились и даже вполне подружились. Женщиной она была тонкой и мягкой, а дочка ее, прелестная, черноглазая, умненькая и воспитанная, была Вере очень симпатична.
Но нет, не сложилось у них с Вадимом. И снова вопрос – почему?
Звонить Нателле, взрослой женщине, проводить дознание было совсем уж неловко. А сын, как всегда, ничего не объяснил:
– Да, расстались. А что в этом такого?
На Верино возмущенное «Как же так, я же к ним привыкла!» ответил почти грубо: «Значит, отвыкнешь».
Вера обиделась, даже оскорбилась, и с сыном не разговаривала несколько дней.
Утешил муж:
– Ну и слава богу! Мало девиц? Ничего, не волнуйся, через месяц будет другая!
Ну нет, все-таки это не про ее Вадика. Ни ловеласом, ни бонвиваном, ни банальным бабником он не был.
И все-таки – почему? Почему снова не сложилось?
Вера опять страдала, горячо мечтала о внуках, осторожно намекала сыну, что давно пора жениться и наконец устроить личную жизнь. Перевалит за сорок – все, конец. Старый холостяк – это диагноз.
На Верин вопрос «почему?» ответил коротко и внятно:
– Мамуль, когда решусь жениться, сразу к тебе, пред твои мудрые очи! А так – да зачем, сама рассуди. И вам с папой напряг, и нам ни к чему.
Не возразишь – разумно. Но как-то слишком разумно, не так ли?
Однако дождались, слава богу! Дождались! Сынок их сподобился! И свадьба была назначена, тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.
Правда, от будущей невестки Вера в восторге не была. «Но и это дело обычное, – балагурил Генаша. – Покажи мне свекровь, довольную своей невесткой».
Вера Андреевна раздраженно отмахивалась.
Говорить об этом с мужем не хотелось, да и ни к чему. Вот в этом он ее не поддерживал. И обсуждать это с Тамаркой не очень хотелось, хотя эту животрепещущую тему подруга бы с радостью подхватила. Ух, здесь Томка бы разошлась! Оставалась Евгеша. Но она молчунья, лишних и ненужных комментариев не дает, нигде и ничем не обмолвится, верный человек.
На разумный вопрос Евгеши, а что в девушке не так, Вера Андреевна ответила туманно:
– Не знаю. Но чую сердцем. – И тут же растерянно и торопливо добавила: – А может, я не права. – Она тяжело присела, достала сигарету. – Материнское сердце вещун, – произнесла она задумчиво.
Вере от этих слов стало только горше и тяжелее. Может, она все придумала от безделья?
И тут сын объявил, что появится в доме с невестой, уже, так сказать, официальной, и взволнованная Вера принялась тщательно продумывать, как принять важную гостью, что подать на стол, что надеть к торжественному дню.
Три дня готовились. Евгеша выискивала рецепты изысканных, неизбитых закусок – ну разве удивишь современную молодежь салатом оливье или селедкой под шубой? Да и не едят они сейчас майонез и прочие «гадости».
Колдовали два дня – салат с креветками и авокадо, салатные листья с натертым рокфором и ананасами, моцарелла с базиликом под темным соусом, баклажаны с кедровыми орешками. На горячее было решено подать утиные грудки с апельсином.
Две ночи Вера не спала. И вот настал час икс.
Она надела красивое платье и туфли, накрасилась и села в кресло. Волнение было такое, что сама удивлялась.
Сын с невестой должны были явиться в восемь. А появились в полдесятого. И даже спокойный, уравновешенный Геннадий Павлович, злой как черт, мотался по комнате и покрякивал, что было высшей степенью раздражения.
Телефон сына был вне зоны действия сети.
Вера, уставившись в одну точку, с идеально прямой, напряженной спиной, сидела как мумия.
А бедная Евгеша страдала над подсохшими и опавшими салатами и курила одну за одной.
Но вот молодые явились. На пороге стояли их счастливый, улыбающийся во весь рот сын и молодая женщина в простых голубоватых джинсах с прорехами, в простенькой маечке с открытой спиной и кроссовках на босу ногу. Была она довольно милой, даже красивой: высокие острые скулы, широкие темные брови, глубоко посаженные черные глаза, широковатый короткий нос и большой, «буратиний», рот. Такие лица сейчас были в моде. Хороши были волосы – густые, прямые, блестящие, чернильно-черного, в синеву, цвета.
Увидев расстроенных и обиженных родителей, Вадим нахмурился и скупо извинился.
Протянув Вере руку, девушка представилась:
– Лидия.
И на Верино сухое «очень приятно» удивленно вскинула брови и с немым вопросом посмотрела на жениха: «Разве мы провинились? Лично я ничего не заметила!»
Конечно, в такой ситуации Вера и не подумала обнять будущую невестку и сказать ласковые слова, заученные накануне. Вот еще! Не тот был характер у Веры Андреевны.
Чуть позже она с трудом нацепила нечто похожее на улыбку.
Геннадий Павлович смотрел на сына с укоризной и покачивал головой.
– Ну разве так можно, ведь взрослые люди, – не удержался он. – Ну неужели нельзя было проверить телефон? Три часа вас не было в зоне доступа. И что нам думать, как ты считаешь?
Оправдывался Вадим, Лидия молчала и по-прежнему смотрела на все с недоумением и, кажется, уже с раздражением.
Вера пошла на кухню к Евгеше. Хотелось разреветься, выплакаться, вылить обиду.
Но Евгеша быстро ее приструнила:
– Всё, хорош! От любви совсем крышу снесло нашему мальчику. Всё, всё. Всем успокоиться, улыбнуться и к столу. Выпить по рюмке, потом по второй – и увидишь, все расслабятся и всё встанет на свои места. Марш в столовую! Ну а я понесу закуски. Впрочем, – пробормотала она, – это уже не закуски, а говно.
Получилось все так, как советовала мудрая Евгеша – после первых двух рюмок напряжение спало, беседа кое-как потекла, и все вроде стало налаживаться.
Только вот гости отказались от еды – перекусили в загородном ресторанчике неподалеку от дома Стрельцовых.
– Как же так? – возмутилась Вера. – Вы же знали, что мы вас ждем.
– Лидия проголодалась, – коротко и раздраженно бросил сын. – Мы долго гуляли по лесу. Мам, а что здесь удивительного? И вообще, ты бы порадовалась. Мы так редко бываем на воздухе, а тут бродили по лесу аж пару часов! – Но в голосе его не было оправдательных ноток – только раздражение и досада.
После этих слов у Веры Андреевны полезли глаза на лоб. Она посмотрела на мужа, ища у него защиты. Но Геннадий Павлович взгляд ее не поймал – точнее, отвел свой. «И ты, Брут», – с досадой подумала она.
А будущая невестка и не подумала извиниться. Вера перехватила ее удивленный и недоумевающий взгляд – что это за насилие, что за претензии? Ах, ну да, все понятно – ее будущая свекровь еще какая цаца! Бывшая красавица, богачка с прислугой, избалованная любовью мужа и послушностью сына.
«Ну-ну, дорогая Вера Андреевна, – читала Вера в ее глазах. – Власть переменилась. Или вы не заметили?»
Все она заметила, все! И раздражение сына, и его «забывчивость» – никогда раньше он не опаздывал к семейному ужину. А этот легкомысленный наряд, эти дырявые портки, эта полуголая майка? Вся эта нарочитая небрежность, пренебрежение? А она-то готовилась, ночей не спала! И платье это дурацкое надела, и туфли! И эти подвядшие салаты, и засохшая, никому не нужная утка.
«Лидия проголодалась». Все, точка. И ерунда, что он взрослый и состоявшийся мужчина. Очевидно, эта, с позволения сказать, невеста крутит им, как сопливым мальчишкой. И так теперь будет всегда.
«Только бы не разреветься, – думала Вера, комкая в руке салфетку. – Да не дай бог! Чтобы
На Верин вопрос – как ей казалось, самый естественный – «Лидия, а кто ваши родители, ну и вообще, если можно, о вашей семье?» – сын дернулся и бросил на мать злобный взгляд.
– Родители? – переспросила Лидия. – Да никаких тайн, поверьте! Вырастил меня отец, я из Комсомольска-на-Амуре, знаете такой городок? Отец работал на КНААЗе. Слышали?
Стрельцовы покачали головами.
– Авиационный завод имени Гагарина, – пояснила Лидия. – Сейчас он пенсионер, копается на дачке, растит помидоры. Ездит туда на своей тарахтелке, так я называю его старый «Москвич». Материально я ему помогаю. – И она с облегчением, словно оттарабанила заранее выученный урок, замолчала.
Вадим смотрел глазами в тарелку и почему-то был сильно напряжен.
«Тайны? – подумала Вера. – Или просто взбесился, что я задала вопрос?»
– А ваша мама? – кашлянув, осторожно спросила она.
– Мама? А мамы у нас нет, мама нас бросила.
Вот так. Мамы у нас нет, мама нас бросила.
Пила? Гуляла? Выходит, ничего благополучного. Просто так женщина не оставляет ребенка. А гены? Ох… Отец на тарахтелке, дачка, помидоры… Нет, Вера никогда не презирала бедных, да и к приезжим относилась спокойно – разные люди наполняли Москву. Были и те, кто искренне полюбил город и приносил ему пользу. Но эти приезжие девочки… Нет, все понятно – им надо стараться. Им надо очень стараться, чтобы зацепиться здесь, урвать свое от жизни, сделать карьеру, выстоять. И именно они лезут напролом, не гнушаясь различными методами. И ничего их не смущает. И пашут они как лошади. Вера и жалела их, и немного побаивалась.
Кто знает, что у них в голове? Да любая бы мать, честное слово, испытывала бы такие же чувства. Любит ли эта Лидия ее сына?
А это покажет дальнейшая жизнь.
Но пока выходило так – семья неблагополучная, не их круга. Едва так подумав, Вера тут же устыдилась, отругала себя: «А ты? Забыла, сколько съела дерьма? Твой круг? А разве ты сама, сама не презираешь свой так называемый круг?»
Веру эта Лидия определенно считает избалованной барынькой – а какие еще бывают барыньки? Богатый муж, прислуга, кухарка, садовник. Высокомерная москвичка и богачка, все так. Так все и выглядело на первый взгляд.
А что касается сына… Вышло по хрестоматии – довыбирался. Долго искал и нашел.
Вера сделала вывод – никакая. Никакая эта Лидия, ни о чем. Ни красоты, ни воспитания, ни тепла. Обычная, таких пучок на пятак. И никогда у них с Верой не будет теплых и доверительных отношений – это понятно и ясно уже сегодня, сейчас.
И надо же – после всех его женщин эта обычная девушка. И чем она его привлекла, вот интересно?
Словом, так тщательно продуманный вечер надежд не оправдал.
Ночевать молодые не остались. После чая – слава богу, что хоть от чая не отказались, впрочем, Вере было уже все равно – быстро собрались и уехали в Москву.
Евгеша молча собирала посуду. Вера в полной темноте сидела в кресле в столовой. На душе было пасмурно. И это очень и очень мягко говоря.
Геннадий Павлович смотрел телевизор без звука.
В доме воцарилась страшная, пугающая и тревожная тишина.
Когда Вера поднялась и пошла к себе, муж, кажется, этого не заметил.
В полдвенадцатого Геннадий Павлович зашел к Вере в спальню, сел на кровать, взял ее за руку.
– Ну что делать, Веруша, что делать. Мы-то переживем, верно? Конечно, переживем! – Муж добавил оптимизма в голосе. – А куда нам деваться? Ну и, в конце концов, Вера. – Он слегка сжал ее холодную, безжизненную руку. – В конце концов, главное, чтобы наш балбес был доволен и счастлив! Ну правильно я говорю? Вместе нам не жить, и то слава богу. И самое главное – мы, Вера, есть друг у друга! Правда, родная?
Вера, отвернувшись к стене, по-прежнему не отвечала.
– Спи, дорогая! День был тяжелый. Да, неудачный был день. Но может быть, совпадение? Хочется верить в лучшее, хочется! И ты, Веруша, умница. Ты все наладишь! Раз он выбрал эту Лидию, значит, она неплохая? Подстроишься, наладишь контакт. В конце концов, ты же женщина, Вера! Ну ради нашего сына, ради Вадима…
Вера упрямо возразила:
– Не подстроюсь, не жди. И никакие контакты, как ты изволил выразиться, лично я налаживать не собираюсь! Все, Гена, иди. Я устала.
Геннадий Павлович прекрасно знал свою жену – сейчас ее просто надо оставить в покое. Вера такой человек – упрямый и в чем-то негибкий. И, кстати, сын их, Вадим, точно в нее.
А потом она разберется. Веруша действительно большая умница и человек замечательный. Непростой, даже трудный, но замечательный! Но бывало иногда, бывало – как замкнет, так не разомкнет. Это про его Веру. Но наверняка все наладится и будет в порядке.
Покрякивая от расстройства, Геннадий Павлович отправился в библиотеку – после такого вряд ли удастся уснуть. «Вадик и вправду козел. И эта девица… туда же. Ох, детки!»
Но через три дня Вадим примчался в имение – цветы, любимые мамины конфеты и раскаяние на лице.
Через полчаса трудного разговора, Вериных претензий, его оправданий и извинений сын был прощен, и в семье воцарился мир и покой.
Евгеша накрыла в беседке – холодный борщ, жареный карп, кисель из смородины и ватрушки с малиной. Обедали втроем – в кои-то веки Евгеша дала себя уговорить к ним присоединиться.
Говорили обо всем, было видно, что Вадим счастлив, а уж про Веру и нечего говорить – Вера сияла.
Про Лидию ни слова – здесь Вера была как скала.
Поделиться книгой: