Помоги проекту - поделись книгой:
– Дагон, начинайте, как обычно, с алмазных приисков в астероидном поле системы GN3456.
В тот момент, когда советник открыл было рот, ткнув лазерным маркером в таблицу со столбцами цифр, отражающую двухмесячное падение котировок на бирже, тяжелая дверь, ведущая в зал, небрежно чавкнув гидравлическим приводом, решительно провалилась в глубь стены. Словно преследуя возникший легкий сквознячок, в зал впорхнула стройная фигурка и решительно двинулась в направлении секретарского кресла. Монахи подобрались, выпрямляя спины, а докладчик от неожиданности выпустил из рук маркер, который с тихим обреченным постукиванием покатился по столешнице, неминуемо приближаясь к ее краю, столетиями полируемому оранжевой мешковиной.
– Продолжайте, продолжайте, дети мои, – женщина небрежно махнула рукой, – я буквально на пару минут. – Она уже почти достигла кресла председательствующего, обворожительно улыбаясь сидящему в нем Уропу. – Мне мальчику нужно пару слов сказать…
Чуть притормозив перед телом-вешалкой, предоставив таким образом ему возможность склониться перед ней и поцеловать тонкий шелковый шарф, в который было обернуто хрупкое тело, она скользнула монаху за спину и положила ладони на его плечи.
– Дети мои, сегодня мы не станем обсуждать тяготы будней нашего Ордена, а поговорим вот о чем…
Ее правая рука мгновенно погрузилась в складки оранжевой ткани, висящей на плечах секретаря, и выудила оттуда его личный ритуальный клинок, острый как бритва, который, описав короткую дугу, перерезал Уропу горло от уха до уха. Движение было настолько быстрым и точным, что кровь, брызнувшая на стол перед начавшей уже падать вперед фигурой старика, казалось, появилась прямо из воздуха. Сея, небрежно придержав хрипящую голову, оттолкнула ее в сторону, и мертвое тело, освобождая кресло, с глухим стуком рухнуло на каменный пол. Богиня легко опустилась на его краешек и, не обращая внимания на залитую кровью столешницу, отбросила клинок на кучу оранжево-красной материи, еще дергающуюся в агонии.
– Мы поговорим о некоторых давно назревших кадровых перестановках в Совете и об этических аспектах его деятельности.
Вновь раздалось протяжное чмоканье, и входная дверь в зал плотно закрылась. Повисла гробовая тишина.
– Дети мои…
Сея печально вздохнула и чуть прикрыла глаза.
– Все вы когда-то были рождены мной и моими любимыми сестрами. Вы, являясь одной семьей, безмерно мною любимы. Я сделала все, что могла, чтобы достойно вас воспитать и дать возможность посвятить себя любимому делу. Я всегда была для вас примером чистоты помыслов, а вы? Лелеете в мечтах греховные идеи, отталкиваете любовь своей матери? Чего вам не хватает? Власти? Вы готовы променять мою любовь на призрачную гонку за славой? Наверное, я сама виновата в этом. Наверное, нам нужно чаще встречаться?..
Сея повернула голову к сидящему рядом с ней Дагону. У того непроизвольно дернулся правый глаз, а и без того уже багровое круглое лицо начало наливаться синевой. Голос богини стал звучать жестче и четче.
– Сегодня Совет выберет нового секретаря, полагаю, это будет…
Женщина обвела взглядом скованных страхом монахов-жрецов. Никто из них не смел пошевелиться, казалось, они вообще перестали дышать. Ее взгляд остановился на крупном мускулистом мужчине, который, как и все остальные, не отрывал глаз от гранитной столешницы.
– Шеган. Они изберут тебя. На твое прежнее место в Нью-Вашингтон полетит другой посвященный. После окончания доклада о текущих делах зайдешь ко мне в купольный зал, мы поговорим о твоем назначении и новых задачах, стоящих перед Орденом, – с этими словами она пихнула ногой труп Уропа. – Это неблагодарное мясо сожгите на жертвенном костре. Он хотел умереть с окровавленным клинком в руках. Что ж, пусть его клинок будет в костре рядом с ним.
Ткнув пальцем в покрывающуюся сморщенной пленкой бордовую лужу на столе, Сея поднесла его ко рту и лизнула длинным розовым языком.
– Один мой друг любил повторять, что он против кровопролития, потому что от него одни расходы. Очень интересный был человек, я многому у него научилась. В отличие от вас, ему можно было доверить если не деньги, то хотя бы жизнь, потому что она для него не стоила ни гроша.
Она встала с каменного кресла и направилась к выходу. Дверь в очередной раз распахнулась и захлопнулась. Посвященные потихоньку зашевелили затекшими конечностями. Кто-то пытался подняться на ноги, но как подкошенный вновь падал на лавку, кто-то бурчал под нос, вытирая накидкой пот со лба, кто-то делал вид, что молится…
– Братья, предлагаю перенести нашу встречу на завтра… – Шеган, первым сумев принять вертикальное положение, ни на кого не глядя, пошатываясь, двинулся из зала. – А сегодня остаток дня провести в молитвах, обращенных к нашей матери-богине. В мольбах о прощении наших грехов и ниспослании нам ее мудрости и прозорливости.
Кристалл воспоминаний
Сначала Стацин убедился, что богиня заблокировала все входы в купольный зал, и лишь потом, спустившись на один этаж вниз, вошел в хорошо освещенное помещение своей личной библиотеки. Здесь не было ни стеллажей, упирающихся в потолок, ни тяжелых пыльных фолиантов, под которыми прогибаются деревянные полки. Хрупкий полиметаллический столик и низкий табурет перед ним составляли весь интерьер. Присев, старик надел на голову легкий шлем, полностью скрывший лицо под зеркальным забралом, и быстрыми движениями пальцев по гладкой поверхности столика развернул меню библиотеки. Самым обширным и любимым его разделом был перечень комиксов середины третьего тысячелетия. Пролистав, остановился на закладке «В поисках утраченного» – одной из самых популярных и длинных серий того времени – и активировал запуск седьмого сезона. Именно здесь он прятал чудом сохранившийся архив Хлои, одной из трех ведьм, усилиями которых и был когда-то сформирован Орден «преклонения перед рождением» в том виде, в котором, претерпев незначительные изменения, он продолжал существовать по сию пору.
К началу большого переселения, или второй волны экспансии землян на другие звездные системы галактики, ведьмы, сумевшие дожить до этого момента – не сгореть на кострах инквизиции или не попасть под колпак вездесущих спецслужб, а также фанатиков других, более древних религиозных формаций, действовали небольшими группами. Именно сближение трех-четырех особей позволяло сформировать устойчивую преемственность и минимизировать текущие риски. Хлоя, Сея, Эстампа носившие тогда другие имена, на фоне всеобщей неразберихи, сопутствующей массовому исходу землян, чувствуя себя в относительной безопасности, предпринимали настойчивые попытки объединить отдельные группы себе подобных. Они разработали собственную систему поиска и выявления вечных матерей и применяли ее достаточно успешно. Ведьмы по большей части не стремились к развитию изначального дара фактического бессмертия, а довольствовались материальным благополучием и гарантией перерождения, то есть стремились к инфильтрации в семьи региональных политических и финансовых элит. При этом они всеми силами старались держаться в тени, подальше от медийного пространства и нездорового интереса широкой публики. Но были среди них и такие, которые по неожиданным подчас для них самих причинам упустили возможность рожать и доживали век в ожидании неминуемого конца…
…Полозья саней хрустнули нетронутым настом возле рубленой избы, одиноко торчащей на краю заснеженной поляны, и замерли в ожидании. Фекла, жена кузнеца Еремки, выпростав колени из потертой медвежьей шкуры, тяжело придерживая живот, встала на ноги и осмотрелась по сторонам. Вечерело, тонкий сизый дымок поднимался из трубы сруба. Сам Еремка выскочил было вперед беременной, но та решительно осадила мужика и велела ждать ее поодаль от крыльца. Затем резко потянула на себя кривоватую скрипучую дверку, из-за которой в лицо ударили облачко теплого мутного пара и запах кислятины и плесневелых опилок. Из темноты сеней навстречу Фекле высунулась кривая, сморщенная старостью и немощью одноглазая рожа повитухи Ядвиги. В деревне, раскинувшейся в трех верстах от хутора на излучине вертлявой речки, та слыла знатной травницей, но дюже гладной и крамольной старухой, за что деревенские величали ее не иначе как бабка Яга. При виде Феклы старуха сморщилась еще сильнее, и скрипучий, больше похожий на скрежет тяжелых ржавых петель на решетке темницы голос негромко, но властно придержал гостью у входа в избу.
– Что, соседка, соскучилась? Или решила людям свово ребеночка на тризну мою угощением подать?
Сухой, но твердой рукой она приподняла масляную лампадку с вонючим коптящим фитильком, и ее черный глаз встретился с черными же очами гостьи. Бабка мгновенно отшатнулась от вошедшей и горько зашамкала что-то одними губами. Фекла решительно шагнула в темноту избы, в самой глубине которой в печи потрескивали сосновые поленья.
– Вот то-то. Я не цапаться с тобой пришла. Хочешь помереть в уюте на белых простынях, поможешь, а на нет, так и суда нет.
Старуха, семеня за гостьей, поставила лампадку на выскобленный дубовый стол и пододвинула лавку.
– Знаешь поди, что две луны, как графиня вернулась на сносях в поместье из Сантпитербургу? Хворобно там, говаривают, сыро. Так она намедни родила дочку темноглазую… Отец-то родом из степняков?
Ядвига молча кивнула.
– Высоко метишь, мать. Кабы не сорваться…
Фекла придвинулась ближе к старой ведьме и перешла на глухой шепот:
– Высоко летать – не лаптем хлебать… Так вот. Кучером в поместье подрядился братка младший моего Еремки, а баба браткина – кормилицей при графине. Уловила нить? А мне срок выходит – два-три дня…
Стацин дернулся, непроизвольно опершись руками о стоящий перед ним столик. Показалось, что по полу библиотеки прошла легкая вибрация. Он прислушался, встал со стула и, опустившись на колени, приложил ухо к паркету. Нет. Ничего. Стариковские страхи не давали ему покоя, а после «переназначения» секретаря Совета посвященных они и вовсе его одолели. Он вернулся за стол и надел на голову интерактивный шлем. Перемотав записи архива вперед, до начала двадцатого века, он вновь погрузился в чужие воспоминания.
В девятнадцатом-двадцатом веках ведьмы не брезговали и древнейшими профессиями. Жульничество, проституция (изношенное тело можно было поменять), оккультизм позволяли тем из них, кто не смог или не захотел обосноваться на верхних ступенях человеческой иерархии, беспечно прожигать отпущенную им «вечность». Пережив трудности Средневековья, разного рода революций и войн, они процветали в мире вседозволенности. Но сменявшиеся поколения продолжали терять одну ведьму за другой. Болезни, неудачные роды, дрязги внутри сообщества и прочие неприятности неотступно преследовали их. К моменту встречи будущие богини уже не ограничивались лишь удовлетворением примитивных инстинктов. Каждая из них имела по пять-шесть научных степеней (в разных реинкарнациях, конечно), так что области их интересов уже давно выходили далеко за пределы таковых у обычных, простых людей. В последнем перерождении Хлоя, например, сосредоточилась на изучении сетевых квантовых структур, Эстампа занималась тонкими биокристаллическими пленками, а Сея преуспела в теории обучения самовоспроизводящихся механизмов. Общие интересы в создании ресурсонезависимой самовоспроизводящейся и самообучающейся разумной системы, адаптивной к широкому спектру внешних условий, стали решающим фактором объединения совместных усилий. Идея подчинить себе представителей крупной религиозной общины, основой верований которой был феномен бесконечной череды реинкарнаций каждого живущего, принадлежала именно Хлое, и все трое впряглись в ее реализацию еще накануне большого исхода человечества за пределы своей прародины.
– …Алан, вы уверены, что это безопасно?
Приятной наружности девушка, одетая со вкусом, но без претензий на экстравагантность, и чернокожий молодой мужчина, не торопясь, прогуливались по тихим солнечным берлинским улочкам, наслаждаясь утренней прохладой и спокойствием императорской столицы.
– Хелен, вы, с одной стороны, умудряетесь обсуждать теорию эволюции вселенной, а с другой – верите в предрассудки, распространяемые ушлыми торговцами. Я понимаю, что такое событие, как близкий пролет кометы возле Земли, не может быть не замечен газетчиками, но продажа наивным горожанам таблеток от воздействия кометы на людей – это уж слишком.
Алан Локк, блестящий выпускник Гарварда, так и не сумевший получить работу в самой свободной стране мира по той простой причине, что являлся от рождения ее чернокожим гражданином, вот уже полгода изучал философию в Берлинском университете. Молодой ученый, чья привязанность к студентке того же университета ограничивалась короткими прогулками по улицам древнего города, улыбнулся девушке открытой, искренней улыбкой.
– Полагаю, профессор просто не понял, о чем вы хотели его спросить. А вот мне ваша теория кажется интересной, но несколько запутанной. Вы, как я понял, считаете, что человечество не претендует на звание венца творения Господнего, а является всего лишь неким переходным звеном в общей цепочке эволюции самой вселенной, начиная от ее зарождения в виде четырех измерений, далее – возникновения в ней энергии, материи, живых организмов. Причем каждый предыдущий эволюционный слой является необходимым для возникновения последующего. Но ведь именно человек разумный – единственное существо, способное преобразовать окружающий мир в соответствии со своими нуждами и представлениями о прекрасном?
Хелен, заметив улыбку на лице спутника, слегка поджала губки, но решила, что ей был преподнесен скорее комплимент, нежели оскорбительная усмешка.
– Алан, а разве деревья не пускают корни и не разрушают горные породы, дробя скалы в мелкий щебень? Разве они не образуют лесные массивы, защищающие плодородную почву от эрозии, и не насыщают атмосферу кислородом? Разве они не преобразуют континенты?
Мужчина заинтересованно хмыкнул.
– И каким же вы видите следующий слой развития вселенной? Следующий за человеком? Вам не кажется, что ваши идеи навеяны трудами Фридриха Ницше?
Девушка легко перепрыгнула небольшую лужу, которая могла скрывать любую неприятную для пешехода неожиданность. Ее темно-карие, почти черные глаза одарили Алана мимолетным, но отчаянно холодным взглядом.
– Отнюдь. Думаю, следующим слоем будет нечто, не имеющее к человеку никакого отношения, по крайней мере, не больше, чем сам человек имеет к хлорофиллсодержащей флоре. И единственной его целью существования будет – творить. А посему я бы назвала его Творцом. Но и он не является, на мой взгляд, последней стадией развития вселенной. Потому что стадии эти не имеют ни начала, ни конца, лишь приводят к возникновению все новых и новых бесконечных пространств…
Бревно
Бревно весило не так много, килограммов сорок, не больше. Но не слишком тяжело было поднять его пару раз или отбросить в сторону, а вот тащить на себе двадцать километров в ночном марш-броске не доставляло никакого удовольствия. Юджин с напарником пробежали всего три километра по начинающей редеть лиственной рощице и поняли, что вектор направления движения упирается в заболоченную пойму. Юджин сбросил полутораметровую деревяшку на землю и присел на одно колено, осматриваясь сквозь зыбкий предрассветный туман…
Вот уже полтора года прошло с тех пор, как он, получив из рук наставника новую одежду и оружие, гордо задирая подбородок, погрузился на военный закамуфлированный бот с группой таких же новоиспеченных послушников-курсантов второго круга. Череп, напарник Юджина, в миру откликавшийся на имя Аллай, тяжело сгрузил с себя оба короткоствольных тактических лучемета с откидными прикладами и полевые рюкзаки со снаряжением и тоскливо посмотрел на бревно, которое следующий километр придется тащить ему. Ничего хуже, чем кусок ствола молодого мраморного бамбука, для этой цели придумать было просто невозможно. На вид его поверхность была абсолютно гладкой, но на самом деле ее покрывали сотни тысяч мелких твердых волосков, растущих сверху вниз по стволу. Поэтому мокрое бревно легко выскальзывало из рук, тем более защищенных перчатками. Но выскальзывало оно, двигаясь только в одном направлении – в противоположном, и волоски тонкими прозрачными иглами впивались в кожу и мгновенно стирали ладони до крови. Череп осторожно потрогал рукой загривок. Шея саднила и давала понять, что не то что двадцать, а даже один километр бега с бамбуковым бревном на плечах она не потерпит.
– Вот зараза… Мачо, ты как?
Кличка – или позывной, кому как больше нравится – закрепилась за Юджином почти с первых дней занятий на Репнеке. Сначала парни из группы прозвали его Деревня, потом не смогли удержаться и расширили прозвище до Деревенского Мачо. Он, как самый младший среди курсантов и при этом самый худосочный, конечно, не мог сравниться с ними ни ростом, ни рельефной мускулатурой. Но после первых же занятий на выносливость и выживание мастер-сержант укоротил все их клички до одного слова. Так Юджин и стал среди своих – Мачо.
– Нормально… пока. А вот с болотом нам «повезло».
Нужно заметить, что курсанты попробовали уже как минимум три способа передвижения со своей драгоценной ношей, оставить которую в лесу было равносильно возвращению на точку сбора без оружия. Они пробовали волочь ее за собой, обвязав против «шерсти» петлей из ремней лучеметов, но бревно с завидной сноровкой то проваливалось в какие-то неровности рельефа, то ремень запутывался в ветках и корнях. Пробовали нести на плечах вдвоем, двигаясь гуськом, но так было даже хуже, чем тащить бамбук одному…
– На, натри шею.
Юджин протянул Черепу горсть размазанных по ладони синеватых ягод.
– Снимает отек и зуд. Только в рот себе не суй, дристать потом будешь сутки без перерыва.
Парень сильно изменился за эти полтора года. Кожа потемнела и загрубела, от постоянного тыканья кулаками в разные жесткие предметы на костяшках пальцев появились мозолистые наросты. Взгляд стал быстрым и, не задерживаясь на несущественных деталях, цеплялся за самое важное из того, что окружало послушника. Бегалось теперь легко, тело чувствовало себя в постоянном движении гораздо увереннее, чем за учебным столом. Оно постоянно искало повода утащить своего хозяина куда-нибудь – словно акула в воде, которая даже во сне непрерывно шевелит хвостом. Занятия в учебном комплексе базы по-прежнему опирались на игровую основу, но проходили более интенсивно и порядком выматывали. Учебная система, продолжая внимательно следить за своими подопечными, то и дело преподносила им многочисленные сюрпризы. Ночные марш-броски она устраивала именно в те моменты, когда курсант начинал «тупить» на семинарах. И надо признать, после подобного рода прогулок на свежем воздухе башку прочищало не хуже, чем после взбучки от мастера-инструктора.
Юджин протянул руку к обрубку и заглянул в его полую сердцевину, частично заполненную мягкой клетчаткой. Потом, перехватив другой рукой лучемет, изо всех сил ткнул его направляющей турелью в ствол. Бамбук смачно чавкнул, и с противоположного его конца брызнул тонкий фонтанчик густого липкого сока. Лучемет прочно застрял в бревне, ремень длинной петлей торчал наружу.
– Мы так вроде уже пробовали? Ну или почти так… – Череп недоуменно уставился на напарника.
Юджин молча взял в руки второй лучемет и с размаху воткнул его с другой стороны ствола.
– Ну-ка, подняли…
Новая конструкция получилась в полтора раза длиннее, да еще с удобными петлями. Парни набросили их себе на грудь и попробовали сделать несколько прыжков между проступающими в траве маслянистыми болотными лужицами. Бревно плотно сидело на стволах (или наоборот), и свободного хода ремней было вполне достаточно для движения в паре.
– Погнали…
Прыгая с кочки на кочку, монахи двигались вперед достаточно быстро и даже чуть опережали график. Один раз Юджин промахнулся и, скользнув ступней по мокрой траве, грохнулся в темную лужу. Та, недовольно хлюпнув, обдала его лицо теплой вонючей волной и тут же начала выпускать из себя упругие радужные пузыри. Череп, присев на корточки, уперся каблуками подкованных походных ботинок в дерн и потянул свой конец ремня на себя. Чумазый напарник, схожий с огородным пугалом, подгреб к кочке и вслед за бамбуковым бревном вырвался из липких болотных лап.
– Скоро экзамен. Слышал что-нибудь?
Юджин отряхивал с себя грязь и остатки водорослей.
– Не больше твоего. Говорят, будет не учебное, а боевое задание.
Аллай, чуть отдышавшись, вновь поднялся на ноги и набросил ремень на плечи.
– Говорят, у каждого будет свой сценарий, он выдается системой в самый последний момент. Поэтому даже наставники ничего конкретного по этому поводу не знают. Да какая разница, в конце концов. Завтра пилотаж и учебные стрельбы, все лучше, чем болотную тину месить…
В точку сбора они примчались не первыми, но и далеко не последними. Опередившие их курсанты выглядели плачевно. Кто-то ничком лежал на влажной траве пригорка, кто-то пытался негнущимися пальцами выудить из мобильной аптечки, которую мастер-сержант всегда брал с собой «на природу», тюбики со снимающим раздражение кожи кремом, кто-то блевал в кустах неподалеку. Череп и Мачо рысцой подбежали к шезлонгу, на котором восседал наставник. Аккуратно сгрузив перед ним заветную поклажу с торчащими из нее лучеметами, попытались оторвать присохшие к зубам языки и доложить о выполнении задания. Бирюк, то бишь мастер-сержант, наблюдая на визоре медленно ползущие по карте отметки о движении пар по неровностям рельефа, к встрече с воспитанниками был явно готов. Чего не скажешь, пожалуй, о бамбуке… Принесенное ими бревно было первым. Все прибывшие до них участники марафона свою ношу донести до точки сбора не смогли, как минимум три пары еще продолжали борьбу с собственной слабостью на просторах заболоченной поймы.
Сержант несколько секунд подождал, видимо, в надежде, что вновь прибывшие, окончательно обессилев, грохнутся на землю к его ногам. Потом смачно хмыкнул и, пихнув обрубок подкованным армейским говнодавом, скомандовал:
– Огневой рубеж – готовность пятнадцать минут.
После чего повернулся спиной к курсантам, пытавшимся вытащить из липкой смолы мраморного бамбука свои лучеметы, и важно зашагал в сторону заранее подготовленного группой бруствера.
Зачистка
– Интервал пять корпусов. Ведущий, держать передний щит! Всю мощность на него!
Юджина вдавило в компенсатор капитанского кресла так, что он почувствовал привкус крови во рту. Вражеское судно было в разы мощнее, но и тяжелее, неповоротливее кораблей его крыла. Вражеские удары главным калибром лишь благодаря плохой фокусировке не могли пробить передний щит ведущего швертджампера. Оба его ведомых, прячась за ним, пытались до минимума сократить расстояние до противника.
– К залпу готовы? – Капитаны ведомых кораблей крыла подтвердили готовность. – Залп!
Ведомые швертджамперы буквально выпрыгнули из-за кормы головного и всей накопленной энергией ударили по цели. Атакованный противник задымил. Залп пробил его силовой щит, выставленный на две трети мощности, и повредил кормовой генератор поля. Ведомые вновь нырнули за корму Юджина.
– Командиру крыла прекратить преследование учебной цели! Кораблям вернуться на тренировочную базу.
Юджин тяжело выдохнул и вытер вспотевший лоб. Он, как, наверное, и все будущие офицеры Черного легиона, задавался вопросом, почему они готовятся сражаться с тяжелыми и мощными кораблями противника на своих «истребителях», вместо того чтобы построить полноценный флот. Ответ оказался прост. Складчатая аномалия Пармы не позволяла тяжелому объекту преодолеть барьер, отделяющий систему от внешнего мира. Только легкие корабли класса «Корвет» (легче тридцати тысяч тонн), к которым формально относились и их шверты, могли рассчитывать на то, чтобы этот барьер пересечь. Да и то в основном благодаря собственным БИУС, ядром которых на швертджамперах вместо распространенных на других флотах электронных блоков десятого поколения выступал форматор ИССАИ. Он на пару порядков превышал возможности конкурентов и «не сходил с ума» при мгновенной смене координат точки позиционирования корабля, которая происходила при попадании в аномальную зону. А вот с вопросом, как и кто создал вокруг этого мира столь экзотическую преграду, наставники отсылали к посвященным. Лишь однажды в личной беседе наставник поведал подопечному свои предположения по этому поводу, но догадки эти были столь фантастичны, что Юджин понял: не стоит больше задавать этот вопрос ни своему наставнику, ни другим кураторам центра. Еще Беннинг обмолвился, что в самом ближайшем будущем основной ударной силой флота Ордена станут иные корабли, беспилотные дроны – драккары. Не превышая массы и размера стандартного корвета за счет отсутствия систем жизнеобеспечения экипажа, по энергооснащенности они не уступали фрегатам, к тому же могли, подобно ячейкам улья, формировать структуру совершенно нового, еще никому не известного типа боевых кораблей, настоящих монстров, способных в одиночку противостоять целому флоту. Такой галеон, расформировавшись, легко преодолеет щит, окружающий Парму, а вновь слившись в единую систему, может дать отпор любому противнику. Но драккаров было построено не больше двух десятков, и это количество позволяло сформировать пока только один супергалеон. Ордену катастрофически не хватало ресурсов, особенно келемита, которого на каждый такой дрон требовалось не менее двух килограммов.
– БИУС, запросить коридор на внутреннюю орбиту. Экипажу тестировать режимы ручного пилотирования в атмосфере.
Юджин вылез из компенсатора и прошелся по рубке, наблюдая за действиями второго пилота джампера. Его экипаж отлично справлялся с боевым пилотированием, но боевые стрельбы, особенно в условиях скоростного входа в атмосферу, давались нелегко. Каким бы продвинутым ни был искусственный интеллект корабля, но в условиях дикой тряски и перегрузок на носовых щитах в атмосфере БИУС была не в состоянии стабильно удерживать цель в фокусе даже двухлучевой аркебазии, не говоря уже о трехлучевой туренге – орудии главного калибра. Зато его бывший напарник Аллай по кличке Череп постоянно занимал первые места в этой дисциплине. Однажды он признался Юджину, что сам не понимает, как ему удается вычислить именно тот момент, когда фокус боевой системы выходит на максимум и нужно давать залп. Но при этом результативность огня батарей его джампера не опускалась ниже девяноста двух процентов.
Крыло уже выходило на буферную глиссаду, когда сработал баззер боевой тревоги. Юджин мгновенно прыгнул обратно в компенсатор, а команда прекратила тестирование в ожидании новой вводной. Центральная консоль запестрела значками расчетного курса, и БИУС, завершив обработку данных, сообщила о готовности к выполнению задачи. Джампер рванул в сторону с максимально возможным ускорением, ведомые корабли повторили его маневр.
– Задача. Переход через щит аномальной зоны в районе Северного полюса системы Парма, скачок к четвертой планете системы Гернетон. Прицельное планетарное бомбометание в секторе гамма 516 дробь 811. Цель – зачистка территории сектора от группировки боевиков.
Юджин удивленно приподнял брови и повторно запустил бегущую строку на центральную консоль рубки. Четвертая планета системы Гернетон – это родной Стах. Выполнять боевую задачу на обитаемой планете его экипажу еще не доводилось. Но не это удивило монаха. Какого черта там происходит? Он не был на родине всего несколько лет, а там развелись какие-то боевики. Мало того, они шляются под самым носом местных гвардейцев в каких-то ста километрах от их деревни. Уж что-что, а географию секторальной разбивки Стаха он знал как свои пять пальцев.
– Экипажу, подготовка боекомплекта к планетарному бомбометанию. Исполнять.
Через час с небольшим настигнув Стах и сбросив скорость до орбитальной, корабли крыла легли в геостационарный дрейф, ожидая подтверждения о выходе в заданный сектор. Юджин сделал попытку вывести на консоль картинку визуального контроля, но БИУС ее заблокировала. Так бывало и раньше, когда экипаж выполнял учебные задачи: система ограничивала их возможности для отработки навыков слепого контакта с целью. Как только планетарный спутник подтвердил координаты, корабли вошли в атмосферу и сбросили адресату «пакет». Состоял он из сотни зарядов с межатомным расщепителем, которые активировались в атмосфере на высоте десяти – пятнадцати метров над поверхностью планеты.
Четыре электротелеги, по одной на каждую семью, нагруженные домашним скарбом, запасными батареями и солнечными панелями, медленно продирались по заросшей колее старой просеки, ведущей на юго-запад, туда, где раньше, по слухам, располагалось стойбище охотников, переселенцев первой волны. Плешивую гору беженцы обошли стороной еще на второй день после выхода из деревни, на третий их пытались разыскать полицейские коптеры, но густая растительность подлеска, куда Бредень с мужиками спрятали телеги, как только услышали в небе гул пролетающих рядом машин, сильно мешала наблюдателям. Каравану пришлось сделать несколько поворотов, чтобы запутать преследователей, но больше коптеры не появлялись, и Бредень решил, что от них отстали. Жить в деревне стало невмоготу: два неурожайных года подряд, голод и ползущие из Чупанока болезни заставляли даже самых тихих и робких думать о том, как жить дальше. У самого Бредня жена полгода назад разрешилась мертвым ребеночком. Старики по вечерам твердили о славных временах, когда община занималась охотой и никакой город ей был не нужен. Староста, с которого начальство требовало поставок продуктов, то угрожал последствиями, то жаловался на жизнь и попрекал за лень, требуя от тех, кто еще мог стоять на ногах, выходить в поле. Но на него всем было уже наплевать. Люди хотели только одного – выжить и вырастить своих детей. А то что лес их всех уморит и жизни там все равно не будет… Не лес их пугал, а беспросветность и безвыходность существования.
– Наши предки не для того сюда летели, чтобы мы дохли как крысы. И никто нам не указ, где жить и что делать! Мы не бараны, которых утром выводят на пастбище, а вечером загоняют обратно. Хотя даже баранам, наверное, живется лучше…
Это были последние слова, которые он бросил старосте в лицо в ответ на уговоры. Еще три семьи, глядя на Бредня, собрали свои шмотки и пошли за ним. За десять дней они успели преодолеть почти полторы сотни километров, то есть почти половину пути до заброшенного стойбища. Через три часа должно было начать темнеть. Караван, выйдя на небольшую поляну, остановился и готовился к ночевке. И тут небо со стороны заходящего Гернетона раскроила яркая огненная черта. Всего несколько секунд, и черта, не доходя до обоза несколько километров, резко метнулась вверх и растаяла в начинающем багроветь небе. Бредень, почуяв неладное, схватил с телеги двух детишек и бросился вниз к небольшому оврагу, заполненному мутной водой. В тот же момент, когда он прыгнул в воду, над поляной раздался негромкий хлопок, и словно черный зонтик накрыл обоз. Только короткий удивленный вскрик кого-то из женщин прорезал наступившую тишину. Через минуту вынырнув из лужи и выпустив из рук отплевывающихся и орущих детишек, Бредень вылез из оврага. Телеги стояли на своих местах, но людей рядом не было. Сложив ладони, он крикнул жену. Потом вышел на поляну. Повсюду валялись разбросанная одежда и обувь попутчиков, покрытые кучками желтоватой пыли, которую потихоньку раздувал по траве усиливающийся ветер.
Крыло джамперов Юджина вышло из атмосферы Стаха. Нужно было получить подтверждение исполнения задачи. БИУС подтверждение выдала, но монах решил не полагаться на управляющую систему. Визуальный контроль оставался заблокированным, но это не остановило курсанта. Он поднялся на второй уровень рубки, где располагался резервный пост наблюдателя, и, сдвинув шторы иллюминатора, развернул оптику в сторону планеты. Атмосфера над сектором, где должна была находиться цель, оставалась чистой, но приближающийся к точке атаки терминатор мешал наблюдению. Выставив фильтр на максимум, Юджин приник к окуляру. Холм, поляна и четыре деревенские телеги – это все, что можно было рассмотреть в быстро надвигающейся на материк темноте.
Цель
Юркие дроны-разведчики преследовали цель уже больше трех часов, но для тренированного бойца это было сущим пустяком. Гонять его можно было сутками, но надеяться, что он после этого просто ляжет под дерево и помрет, было верхом наивности. Целью был предавший Орден офицер Черного легиона. Что такие выродки бывают, Юджин услышал впервые, но не верить мастеру-сержанту у него не было ни оснований, ни возможности. Те, кто ему не верил, уже были отчислены и переведены из Репнека в другие лагеря. Что должно произойти с человеком, чтобы он предал родину, Юджин даже не мог себе представить. Деньги в его мире не имели никакого значения. Семья давно стала для монаха столь же далеким и нереальным, как детские воспоминания. Что такое женщина, он еще не знал. В любом случае выбор между «умереть героем» или «умереть предателем» сам по себе дилеммой не был, скорее, представлял некую гипотетическую альтернативу, примерно такую же, как «дышать» или «не дышать».
– Синхронизация.
Дроны по команде сверили показания датчиков, и детальный отчет тут же появился на коммуникаторе Юджина. Цель преодолела небольшой горный перевал и сбросила темп, видимо, полагая, что отрыв от преследователя достаточно велик и нет смысла зря тратить силы. Но отступник не мог предполагать, что он не удаляется, а идет навстречу смерти. Драться с офицером Черного легиона на мечах Юджин не собирался, он не был ни наивным новичком, ни сентиментальным идиотом. Один выстрел – один труп. Монах еще раз проверил оружие и потихоньку, стараясь не тревожить местную флору и особенно фауну, стал карабкаться на приземистую сопку. С плоской вершины отлично просматривался весь склон этой стороны перевала, с которого спускался предатель. Юджин положил лучемет перед собой и позволил ему подключиться к телеметрии дронов для самостоятельного поиска цели. Визор даже при увеличении склона в сорок раз цель обнаружить не мог. В правом ухе пискнул сигнал тревоги, и на коммуникаторе возникло изображение едва колышущихся кустов чуть правее узкой тропинки, петляющей между валунами. В инфракрасном диапазоне появилось едва заметное бесформенное пятно, медленно движущееся вниз. Юджин поиграл настройками, пятно приобрело четкие очертания человеческой фигуры, а на коммуникаторе появился целеуказатель лучемета. Рано. Расстояние не позволяло со стопроцентной вероятностью поразить предателя. Юджин отключил целеуказатель, который мог его выдать. Человек продолжал медленно приближаться, уже можно было разглядеть черты покрытого камуфляжной краской лица. Боец мягко коснулся указательным пальцем спускового сенсора и чуть приподнял турель ствола…
– Мать богиня…
Словно чьи-то холодные пальцы сжали тугой, бьющийся в судорогах живой комок сердца. Вниз по склону спускался его наставник Беннинг. Он шел мягкой, уверенной походкой, держась в тени нависающих со всех сторон раскидистых крон. Юджин как зачарованный смотрел в прицел лучемета и не мог нажать на спуск. Где-то в подсознании уже начался обратный отсчет. Через восемь секунд цель скроется за неровностями рельефа и выйдет из зоны поражения. «Лучше умереть героем, чем предателем»? Юджин вдавил пальцем сенсор, и стремительный, сжигающий все на своем пути луч тонкой раскаленной иглой ударил в голову крадущегося человека…
Локацию Репнека Юджин и Беннинг покидали молча, пристегнувшись к компенсаторам швертджампера. И только когда корабль вышел за пределы атмосферы планеты, парень отстегнул магнитные захваты и, не глядя в глаза наставнику, тихо, но четко произнес:
– Так нельзя…
– А как можно?
Беннинг тоже отстегнулся от компенсатора и положил руку на плечо воспитанника.
– Не знаю… А если бы я не выстрелил?
– Тогда следующей целью стал бы ты сам…
Вечером после «охоты» на предателя, уже в казарме, Юджина рвало. Спазмы безжалостно выворачивали желудок наизнанку до тех пор, пока даже слюна перестала вытекать из-под стучащих друг о друга зубов. Обманка. Голографическая обманка. Лицо движущегося ему навстречу «Беннинга» было смоделировано обучающей системой.
Юджин сдал экзамен на хорошо. Он уничтожил цель, но не смог провести личную идентификацию и зафиксировать смерть, это за него сделали дроны.
– Возьми себя в руки и перестань ныть как девчонка. Завтра тебя представят к первой в твоей жизни награде и присвоят звание офицера. Офицера Черного легиона. А это не пустые слова, теперь ты об этом знаешь.
– Ты тоже стрелял в своего наставника?
На этот раз Юджин смотрел ему прямо в глаза, и взгляд не обещал собеседнику ничего хорошего. Но Беннинг был непробиваем.
– Нет. Я стрелял в своего отца…
Искусственный разум
Богиня манерно всплеснула руками и привлекла Стацина к себе, обхватив его гладкую, выбритую голову ладонями.
– Мальчик, мой любопытный мальчик. Когда ты, еще в молодости, рассказывал своим ученикам разные небылицы и я отрезала тебе язык, то была не права. Нужно было отрезать твой длинный нос.
Стацин послушно дождался, когда его голову наконец отпустят, и, достав из-под накидки небольшой платочек, вытер пот, крупными каплями выступивший на высоком, посеченном морщинами лбу.
– И давно у тебя этот архив?
Сея, будто удав, подкравшийся к стае мартышек, черными холодными глазами искала его взгляд, но Стацин удивительно проворно то отворачивался от нее в сторону, то опускал голову вниз.
– Ну что сказать – молодец. Ты смог продвинуться в поисках гораздо дальше всех своих предшественников. Но ведь ты так и не нашел ответа на свой главный вопрос – ради чего
– Ни одна из моих подруг, тем более я сама, ни в одном архиве не стала бы оставлять даже намека на путь, ведущий к удовлетворению твоего любопытства. А ведь ты это заслужил как никто другой. Неужели я оставлю своего мальчика без десерта? К тому же именно тебе мы обязаны последним шагом, который привел нас к цели.
Поделиться книгой: