Драконус встал. Только теперь Айвис заметил тени под его глазами. — Да. — И еще прибавил, словно в ответ на неслышимый вопрос: — В этот раз я поеду с сыном.
Обида тянула его в коридор, ведущий к Палате Кампаний. Аратан знал ее только по названию: ни разу он не решился заглянуть в любимый зал отца. Он заупрямился, налегая на руку сестры.
Та обернулась, темнея лицом — и тут же расслабилась, отпустив его ладонь. — Ты как осенний заяц. Думаешь, ему такого хочется увидеть?
— Не знаю, чего он хочет увидеть, — ответил Аратан. — Откуда мне?
— Видел, как уходил Когтелицый Айвис? Он был чуть впереди — там, в проходе к двору. Он рассказал о тебе. Они говорили о тебе. И теперь отец ждет. Чтобы увидеть самому.
— Когтелицый?
— Из-за его шрамов…
— Это не шрамы, — сказал Аратан, — а лишь возраст. Айвис Йертхаст сражался на Форулканской войне. Они голодали при отступлении — все они. Вот откуда эти морщины на лице.
Она смотрела на него как на умалишенного. — Как думаешь, Аратан, что случится?
— Когда?
— Если он не увидит того, чего хочет увидеть.
Аратан пожал плечами. Так близко к отцу — тридцать шагов по широкому коридору и в дверь — а он ничего не чувствует. Воздух все тот же, словно сила стала иллюзией. Мысль заставила его вздрогнуть, но Аратан не желал прослеживать ее. Не сейчас. Не время понимать, куда она ведет…
— Он убьет тебя, — сказала Обида.
Он всмотрелся ей в лицо, уловив отблеск удивления и слабейший намек на насмешку. — Имена не должны быть проклятиями, — сказал он.
Девушка указала на коридор: — Он ждет. Похоже, нам тебя больше не увидать, разве что за кухней — там, куда выбрасывают очищенные кости и кишки. Твои ошметки будут на Вороньем Кургане. Я сохраню клок волос. Завяжу в узелок. И даже кровь не смою.
Она толкнула его и убежала.
Он устремил взор на далекую дверь и двинулся туда. Шаги отдавались эхом. Отец его убивать не станет. Мог бы сделать так давным-давно, и нет причины делать это сейчас. Слабости Аратана не бросают малейшей тени на его отца. Сагандер говорил так снова и снова. Тень не падает, ибо свет солнца, пусть бледный и дымный, никогда не раскрывает связующих нитей крови, и там, где свет, никто не станет утверждать иначе.
Дойдя до двери, он помялся, вытирая пальцы досуха, и стукнул железной петлей под замком. Слабо слышимый голос пригласил войти. Удивляясь отсутствию страха, Аратан открыл дверь и ступил в палату.
Тяжелый запах ланолина поразил его первым делом, а потом свет, острый и яркий — из восточного окна, на котором открыли ставни. Воздух был еще холодным, но наступивший день быстро согревал его. Остатки завтрака на огромном столе напомнили, что он еще не ел. Найдя наконец взглядом отца, он встретил ответный, пристальный взор темных глаз.
— Возможно, — начал Драконус, — ты думаешь, что был для нее нежеланным. Ты прожил годы, не получая ответов на вопросы — но за это я извиняться не стану. Она знала, что ее выбор тебя ранит. Можно сказать, она и сама была ранена. Надеюсь, однажды ты все поймешь и даже найдешь в сердце силу ее простить.
Аратан не ответил, потому что не мог ничего сообразить. Он смотрел, как отец встает из кресла, и только теперь — так близко — сумел Аратан ощутить исходящую от Драконуса силу. Он был и высоким и грузным, с мышцами воина, но прежде всего впечатляла его величественная грация.
— То, чего мы желаем сердцем, Аратан, и то, что должно быть… что ж, эта пара редко сливается в объятиях, так редко, что тебе, наверное, никогда не увидеть. Я не могу ничего тебе посулить. Не могу сказать, что тебя ждет, но ты вошел в возраст — и пришло твое время делать жизнь. — Он чуть помолчал, продолжая изучать Аратана, взор темных глаз на миг коснулся его пальцев — Аратан с трудом удержался от попытки спрятать их, оставив пальцы по бокам, длинные, тонкие и красные на кончиках.
— Сядь, — велел Драконус.
Аратан огляделся, нашел у стены слева от входа кресло с высокой спинкой и подошел к нему. Кресло выглядело древним, ветхим от возраста. Он сделал неверный выбор — но единственным другим креслом было то, с которого поднялся отец; заняв его, он оказался бы к лорду спиной. Еще миг, и он осторожно уселся на древность.
Отец хмыкнул. — Уверяю, из камня они делают лучше. Я не намерен везти тебя в Цитадель, Аратан… и нет, мною движет не стыд. В Куральд Галайне нарастает напряжение. Я сделаю все, чтобы умерить недовольство Великих Домов и Оплотов, но мое положение гораздо неустойчивее, чем ты можешь думать. Даже другие Великие Дома продолжают видеть во мне какого-то постороннего выскочку, коему не стоит доверять. — Он одернул себя и снова бросил на Аратана быстрый взгляд. — Но ведь ты мало что в этом понимаешь, да?
— Вы Консорт Матери Тьмы, — ответил Аратан.
— Знаешь, что это означает?
— Нет, разве что она избрала вас стоять рядом.
При этих словах в уголках глаз отца появились чуть заметные морщинки. Однако он только кивнул. — Решение, похоже, поставившее меня между ней и благородными Оплотами — в которых все носят титулы сыновей и дочерей Матери Тьмы.
— Сыновей и дочерей — не по рождению?
Драконус кивнул. — Спесь? Или уверение в неколебимой верности? У каждого из них — особый случай.
— И я такой же «сын» вам, лорд?
Вопрос явно застал Драконуса врасплох. Глаза впились в лицо Аратана. — Нет, — сказал он не сразу, но не стал пояснять. — Не смогу гарантировать тебе безопасность в Куральд Галайне — даже внутри Цитадели. И на малейшее покровительство Матери Тьмы тебе надеяться не стоит.
— Это я и сам понимаю, лорд.
— Я должен поехать на запад, и ты будешь меня сопровождать.
— Да, сир.
— Я должен на время ее оставить — отлично понимая риск… и я не стану терпеть, если ты будешь обузой в дороге.
— Конечно, лорд.
Драконус на миг замолчал, словно размышляя над легкостью слов Аратана. — Сагандер будет с нами, чтобы продолжить твое обучение. Но в этих делах я должен предоставить вам заботу друг о друге — хотя он полжизни жаждал посетить Азатенаев и Джагутов, похоже, возможность пришла слишком поздно. Не верю, что он так слаб, каким себя считает, но ты все же будешь ему прислуживать.
— Понимаю, лорд. А мастер оружия Айвис…
— Нет. Он нужен в ином месте. Страж ворот сержант Раскан и четверо погран-мечей уже ждут. Это не развлекательное путешествие. Мы поскачем быстро, меняя коней.
— Лорд, когда выезжаем?
— Через день.
— Лорд, вы намерены оставить меня Азатенаям?
Драконус подошел к открытому окну. — Возможно, — сказал он, глядя на что-то во дворе, — ты веришь, что не нужен мне.
— Лорд, не нужно извинений…
— Знаю. Иди же к Сагандеру, помоги собрать вещи.
— Да, лорд. — Аратан стоял, склоняясь перед Драконусом. Так, задом, и вышел в коридор.
Ноги казались расслабленными. Нелегко далась ему эта первая настоящая встреча с отцом. Он показался тупым, наивным, разочаровал мужчину, который его породил. Наверно, все сыновья так чувствуют себя перед отцами. Но время всё же идет вперед: ничего нельзя сделать с тем, что уже случилось.
Сагандер часто говорил о «зодчестве прошедшего», о том, что нужно помнить об этом каждый миг, делая и готовясь сделать очередной выбор. Даже в ошибках есть намеки, сказал себе Аратан. Он сможет строить из ломаных палок и сухих костей, если нужно. Может быть, такие сооружения окажутся непрочными, но ведь и вес им предстоит выдерживать небольшой. Он — незаконный сын от неведомой матери, а отец отсылает его прочь.
Сагандер отлично помнил день, когда мальчик чуть не утонул. Воспоминания терзали его каким-то странным образом. Каждый раз, осажденный слишком многочисленными вопросами о своей жизни, когда тайны мира смыкались вокруг, он думал о том льде. Прогнивший от гнилостных газов бычьего навоза, толстым слоем лежавших на дне залитой темной водой старой каменоломни, лед выглядел вполне надежным… но глаза плохо помогают отличить истину от лжи. Хотя мальчик один решился сойти на скользкую поверхность, Сагандер мог ощутить предательскую слабину льда тем холодным ясным утром под собственными ногами, не под ногами ребенка — мог услышать хруст, а затем и ужасающий треск — именно он готов был поскользнуться, упасть, когда под ним проваливался мир.
Это смехотворно. Ему следует ощущать восторг. Ему, пусть так поздно, уготовано путешествие к Азатенаям и далее, к Джагутам. Туда, где он может найти ответы на свои вопросы; туда, где могут проясниться загадки, открыться все истины, а на душу снизойдет покой. Но каждый раз, когда мысли устремляются к неминуемому благу знания, он вспоминает лед и трясется от страха, ожидая тихого хруста.
Во всем должен быть смысл. От начала до конца (и не важно, откуда ты начинаешь странствие), всё должно ладиться. Точное соответствие — дар порядка, доказательство контроля, а из контроля проистекает владычество. Он не желает принимать мир непостижимый. Тайны нужно выследить, как диких врешанов, что опустошали некогда Чернолесье: были открыты все их темные гнездилища, и для зверей не осталось потаенных мест; истребление свершилось, и ныне всякий может, наконец, безопасно ходить по великому лесу, и никакие рыки не тревожат благожелательную тишину. Лес Черных деревьев стал познанным. Безопасным.
Они поедут к Азатенаям и в джагутский Одхан, а может, к самому Омтозе Феллаку, Пустому Граду. Но самое лучшее — он увидит наконец Первый Дом Азата и, возможно, сможет поговорить с его служителями — Зодчими. И вернется в Куральд Галайн увенчанным славой, получив всё нужное для возрождения ученой репутации; а те, что отвернулись, не скрывая презрения, отныне поползут назад словно щенки, и он с радостью их встретит — пинком сапога.
Нет, жизнь его еще не закончена.
Неровный стук в дверь заставил Сагандера на мгновение прикрыть глаза. Как муж, подобный Драконусу, мог зачать такого сына? О, Аратан вполне разумен и, по всем слухам, Айвис уже не знает, чему его учить на путях мастерства фехтования. Но в подобных умениях мало прока. Оружие — быстрая помощь тем, кто не умеет выстраивать аргументы или страшится истины. Сагандер сделал для мальчика все возможное но, кажется, при всем уме Аратана, тот обречен остаться посредственностью. Хотя какое еще будущее грозит нежеланному ребенку?
Снова стук. Вздохнув, Сагандер позвал его внутрь. Он слышал, как открывается дверь, но не хотел отрываться от созерцания разложенных на столе предметов.
Аратан подошел и молча стал изучать россыпь на запачканном чернилами столе. Сказав наконец: — Лорд повелел путешествовать налегке, сир.
— Я отлично знаю, что мне требуется, и тут самый минимум. Ну, чего ты ждешь? Сам видишь, я весьма занят — в идеале нужно три дня, но это приказ лорда Драконуса, и я повинуюсь.
— Я помогу упаковать, сир.
— А свои вещи?
— Уже.
Сагандер фыркнул: — Ты пожалеешь о спешке, Аратан. В таком деле нужно размышление.
— Да, сир.
Сагандер обвел рукой свое собрание. — Как видишь, я завершил предварительный отбор, постоянно помня, что в любой миг перед отъездом мне может придти мысль о чем-то новом, а значит, в каждом сундуке должно быть свободное место. Я также ожидаю, что вернусь со множеством артефактов и записей. Строго говоря, не вижу, чем ты можешь помочь, кроме таскания сундуков по лестнице, но для этого тебе самому понадобится помощь. Лучше предоставить дело слугам.
Мальчишка все еще медлил. — Я помогу оставить в сундуках больше свободного места, сир.
— Неужели? Как именно?
— Вижу, сир, у вас пять бутылей с чернилами. Если мы будем скакать все время, случаев писать выпадет мало…
— А когда мы прибудем к Азатенаям?
— Уверен, сир, у них есть чернила и готовность их одолжить, в особенности такому знаменитому ученому, как вы. Я верю, что они окажутся столь же великодушными в отношении свитков, пергаментов и воска, рамок, нитей и услуг писцов. — Не дав Сагандеру ответить, он продолжал: — А эти карты Куральд Галайна — полагаю, вы намерены их дарить?
— Это вполне…
— Между Азатенаями и Тисте давно царит мир но, без сомнения, другие их посетители оценят наши карты, причем с худыми намерениями. Сир, я полагаю, лорд Драконус воспретит дарить карты.
— Обмен между учеными в интересах науки не имеет отношения к мирским заботам. Откуда в тебе такая дерзость?
— Простите, сир. Возможно, мне стоит вернуться к лорду и спросить?
— Спросить о чем? Не глупи. Более того, не стоит воображать, что ты поднялся в статусе после нескольких мгновений наедине с господином. Я уже решил, что не возьму карты — они слишком объемны; к тому же они копированы твоей рукой, в прошлом году, и точность вызывает серьезное подозрение, а иногда и негодование. Фактически такие карты окажутся сомнительным подарком, ибо, не сомневаюсь, они пестрят ошибками. Желаешь помочь, ученик? Отлично. Подай мысль о подходящих дарах.
— Одному получателю или многим, сир?
Сагандер обдумал вопрос и кивнул: — Четыре подобающей ценности и один исключительный.
— А этот исключительный будет для Владыки Ненависти, сир?
— Разумеется! Теперь убирайся, но вернись до звона к ужину.
Едва Аратан отошел, Сагандер повернулся к нему. — Момент. Я решил свести поклажу к двум сундукам, один полупустой. Помни об этом, подбирая дары.
— Слушаюсь, сир.
Дверь скрипнула за ушедшим Аратаном.
Раздраженный звуком Сагандер снова обратился к снаряжению на столе. Отложил карты на край, как будто они мешали ему смотреть.
Он не особенно верил, что мальчишке удастся найти подходящий подарок для Владыки Ненависти, но так Аратан хотя бы не будет мешаться под ногами. Сагандер заметил в мальчишке новую дурную повадку, хотя ученый и не смог бы точно ее описать. Дело в том, как Аратан говорил, в его вопросах и надетой маске невинности. Не простой невинности, но старательной. Как будто все их предприятие подозрительно, как будто оно не вполне реально.
У Сагандера в последнее время возникало некое беспокойство после любой беседы с Аратаном.
Ладно, путешествие поставит мальчишку на прежнее место — он станет широко раскрывать глаза от испуга. Мир за пределами дома и родной земли велик, способен ошеломить. После инцидента в старой каменоломне Аратану воспретили уходить далеко, и даже краткие посещения деревни проходили под присмотром.
Аратана берут, чтобы ошеломить, и это послужит ему во благо.
Страж ворот Раскан стащил сапог и повернул, изучая подошву. При его походке каблук стирался сзади, именно там начинали портиться слои кожи. Увидев первые признаки этого, он выругался. — Им же едва полгода. Просто теперь их делают не как следует.
Ринт, отслуживший в пограничных мечах семь суровых лет, стоял рядом, опираясь о крепостную стену. Он сложил руки на груди, почему-то походя на кабана, собравшегося загнать свинку в лес. На ногах, с горечью заметил Раскан, поношенные мокасины из толстой, надежной кожи хенена. Командовать Ринтом и тремя другими мечами будет нелегко, раздумывал сержант. А заслужить их уважение, кажется, и того труднее. Да, они полагаются друг на друга, но без всякого почтения, субординация то и дело теряется, как будто то один становится командиром, то другой. Вот вам доказательство, что чины и должности, которые раньше заслуживались, стали ныне монетами на грязных весах; даже низший чин Раскана — следствие родства с Айвисом, и он понимал, что мог бы не заслужить и этого.
— По мостовым привык шастать, — подал голос Виль, небрежно севший на ступенях, что вели в оплывшую канаву у насыпи ворот. — Мягкая почва — это тебе совсем другое. Повидал я много топтателей дорог на пограничных войнах. Колени портили, лодыжки ломали. Будь мы созданы для хождения по камню, имели бы копыта как у горных козлов.
— Но эти крепкие подметки — оно самое, — прозвенел Галак, сидевший рядом с Вилем. — Копыта для топчущих дороги. Просто подкуй их, как подковывают лошадей.
— Подковки портят плиты, — возразил Раскан, — а меня много раз на дню вызывают в дом.
— Лучше бы нам не торопиться, — заметил Ринт, и обветренное лицо исказила слабая улыбка.
Раскан задержал на нем взгляд. — Значит, бывал на западе?