Двойной удар по невинности

Да, я не удержался. Да, это непрофессионально.

И именно поэтому стоит как можно скорее отсюда уйти.

Я поставил на пол сумки, коротко поклонился и, не сказав больше ни слова, вышел из холла. Дверь хлопнула, отрезая меня от невероятно раздражающего фактора, и я в самом приподнятом настроении сел в машину, выжал газ и рванул вперед.

Через полчаса нужно прибыть на встречу с родителями, так что не помешает немного поторопиться.

Вот и все. Очередное задание выполнено, круглая сумма получена, и я могу смело закрыть эту страницу и отодвинуть память о ней как можно дальше.

И все вроде бы хорошо. Все правильно. Все как всегда.

Но кое-что не давало покоя.

Девчонка из России оказалась слишком резонансной. Затронула струны глубоко внутри, и теперь они вибрируют. Даже сейчас, когда мы расстались.

Я никогда не понимал значения слова “притяжение”. И никогда не понимал, почему достойные, образцовые мужчины ведутся на всяких наглых и распущенных особ.

Никогда раньше.

А теперь у меня вставало при одной мысли о черепушках на упругой груди, перекрестье костей на задних карманах джинс, обтягивающих красивую, круглую попку. Проклятье, сколько таких попок было в моей жизни?! В штанах, в платьях, да и без оных.

Я никогда не думал о сексе больше отпущенного на это времени и уж тем более не мучался от стояка на неподходящую даже для мимолетных отношений девицу.

Девицу, которая танцует в стрип-клубах! И в ее трусиках однозначно побывало до черта народу. Я всегда брезговал такими женщинами.

Но при воспоминании о том, как она извивалась у шеста, не мог сдержать естественной для мужчины реакции. У меня стояло так, что это отзывалось болью.

Есть ли больший позор для достойного немецкого аристократа?!

Хоть в наш стрип-бар иди, снимай первую попавшуюся рыжую шлюшку и трахай всю ночь, чтобы выбить мысли о совершенно другой женщине. Совершенно другом теле…

Я же не сразу пошел общаться с наследницей. Действовал по отработанной схеме. Сначала собрал на нее всю возможную информацию и посмотрел со стороны в естественной, так сказать, среде обитания.

Видел ее в клубе, где она подрабатывала танцовщицей. И, надо заметить, на ее шоу приходило дохрена народа. Уйма разгоряченных мужиков, шарящих глазами по красивому подтянутому телу с шикарной грудью и упругой попкой.

Поправочка: таких же, как и я, разгоряченных мужиков, жадно смотрящих на то, как она танцует. К ней тянули руки с купюрами, в стремлении засунуть деньги в маленькие трусики или в топ, но девчонка ловко уворачивалась от непрошенных прикосновений, позволяя ласкать себя только взглядом. Изображала недотрогу.

Именно тогда я впервые ощутил несвойственное мне желание утащить девицу в подсобку, нагнуть, стянуть невесомое белье и трахнуть прямо там. Перед этим как следует отшлепав за плохое поведение. Очень плохое поведение…

Я опустил взгляд на штаны, под тонкой тканью которых было отчетливо видно, что основной мужской орган равнодушным к воспоминаниям не остался.

Надо заканчивать с этим. Еще не хватало на встречу с родителями прибыть со стояком.

Ровно без двух минут шесть я подъехал к ресторану. Еще раз взглянул на часы, убеждаясь в точности, и вышел из автомобиля.

“Lommerzheim” был одним из лучших заведений в Кельне. Прекрасная немецкая кухня, правильная атмосфера, разве что излишне шумная в последние годы из-за наплыва туристов. Я бы предпочел более тихое место, особенно если родители собирались говорить о важных делах, но вкусы отца были непоколебимы. Здесь подавали лучшие сосиски во всем городе.

Внутри царил полумрак, обшарпанные стены под старину дышали колоритом, а интерьер казался вырванным века из шестнадцатого. Но я не обманывался. На всю эту стилизацию хозяева ресторана ежегодно тратили не одну тысячу евро. Даже девушка за импровизированным ресепшн была облачена в национальный костюм.

– У вас забронировано?

– Сайн-Витгенштайн, – назвался я.

Администратор взглянула в толстую книгу с отметками, а после, подняв глаза, фактически пропела:

– Герр Витгенштайн! Пройдемте, вас уже ожидают.

Она повела меня меж широких деревянный столов вглубь зала. В этот час здесь было весьма и весьма людно. Но среди шумных посетителей, распивающих эль, за десяток метров я приметил свою семью.

В полном составе.

Шайсе!

Какого черта?!

Рядом с матерью и отцом сидел Дитрих! Брат, близнец и редкостный мудак по совместительству. Если бы сказали, что он здесь будет, я бы точно не пришел. Слишком странные у нас с ним сложились отношения.

Но поздно было уже что-то предпринимать. Поправив очки и не снижая темпа, миновал оставшееся расстояние до столика.

– Клаус, сын мой, – заприметив меня, матушка весьма сдержанно поздоровались, даже не потрудившись подняться и приобнять.

Впрочем, я и не требовал.

Отец обошелся приветственным кивком, а заодно и жестом, указывающим в сторону, куда мне следует сесть. Несмотря на завидное для многих богатство, отец был скуп. Это сквозило во всем, от денег и эмоций до движений. Иногда у меня возникало ощущение, что он бы даже не вставал, если бы не насущная необходимость прогуляться до ресторана с любимыми колбасками.

– Сколько лет, сколько зим, Клаус! – Поднимаясь из-за стола, Дитрих ослепительно улыбнулся, сверкая идеально белыми зубами, и протянул руку. – Как Штаты? Слышал, твоя карьера пошла в гору?

Я смерил его жест пренебрежительным взором. Вот уж нет. А после, проигнорировав рукопожатие, сел на предназначенное место и с вызовом пронаблюдал, как моя “практически точная копия” чувствует себя идиотом с протянутой ладонью, потому что пожать ее меня не заставят даже боги.

Дитрих не носил очков, предпочитая контактные линзы, терпеть не мог классические костюмы, вне работы одеваясь в джинсы и майки, из-под рукавов которых торчали татуированные руки. А еще он был на редкость беспринципной адвокатской сволочью. Способной за бабки защищать отпетых подонков, на которых я рыл досье компромата толщиной с руку Шварцнеггера.

Надо же было судьбе послать мне именно такого близнеца!

– Моя карьера в Нью-Йорке прекрасна, – сдержанно ответил я. – А как твоя адвокатская практика? Совесть еще не заела?

– Клаус! – предостерегающие одернула матушка, предчувствуя опасность темы. – Мы с отцом позвали вас не для того, чтобы вы поубивали друг друга.

Мои зубы невольно скрипнули друг о друга. Убить брата было бы, конечно, идеей заманчивой, но противоречащей моему жизненному кредо.

– И зачем же мы здесь собрались? – переспросил я, переводя взгляд с матери на отца.

– Поговорить о наследстве, – скупо ответил он. – А именно о мебельной фабрике, фамильном имении и баронском титуле.

В этот момент подошла официантка, она предложила мне меню, но я и без него озвучил заказ:

– Пэффгеновский кельш и сосиски с печеным картофелем.

Девочка умчалась исполнять, а разговор с родителями продолжился.

– Почему именно сейчас? – спросил Дитрих, откидываясь на спинку стула. – Разве это требовало той срочности, с которой вы выдернули меня из Берлина?

– Это же совершенно очевидно, Дит. – Мать гневно сверкнула очами. – Мы с твоим отцом уже не молоды! А вы с братом явно не сможете договориться мирно, когда этот вопрос станет актуален!

– Генриетта, не нервничай, – отец положил руку на ладонь матери, и она тут же умолкла. – Итак, наследство. Совершенно очевидно, что поделить имущество пополам между вами двумя это стратегически неверный ход. Активы должны увеличиваться, но ни в коем случае не дробиться. Это главное правило рода Сайн-Витгенштайн.

Боковым зрением я видел, как Дитрих возвел глаза к потолку. Неблагодарная сволочь. Он, как и я, был всем обязан семье: образованием, положением, финансами. Но он ни капли не уважал род. Вероятно, деньги были вообще единственной вещью, которую он ценил.

– Поэтому мы с Генриеттой приняли решение, что все, начиная от бизнеса и заканчивая титулом, получит только один из вас, если… – отец взял театральную паузу, что было для него совершенно нехарактерно.

– Если? – выжидательной переспросил братец. Я видел, как при слове “бизнес” у него зажглись глаза.

Прибыльнейшая мебельная мануфактура. Авторские работы из красного дерева, сотни заказов по всему миру и баснословный доход.

Меня же никогда не прельщали эти опилки, но вот честь рода… Разве мог я позволить этой беспринципной сволочи получить официальный титул барона?

– Если, – продолжила мать, – вы женитесь!

– Что?!

Я не сдержался и все же повысил голос. Слишком уж шокирующими оказались новости.

– И всего-то? – хохотнул братец.

В попытке вернуть чувства под контроль, я снял очки и принялся их тщательно протирать. Это успокаивало.

Шайсе!

Но если моим родителям так нужна невестка, то это действительно не столь сложно. Я могу завтра же вернуться в Штаты и найти способы склонить к браку Алисию Николс. Девочка хорошая, проверенная, а на остальных нужно время. Из нее вышла бы вполне неплохая, совершенно ненавязчивая, а главное, удобная жена. Видимо, придется наплевать на дружбу с Томасом. Найдет себе другую мышь.

– Все не так просто, дорогие, – продолжила мать. – Рудольф уже упомянул, что семейные активы должны только расти и, кроме того, наш род не может позволить принять в семью какую-нибудь простолюдинку. Поэтому идеальную во всех смыслах невесту мы с отцом вам уже подобрали.

Я напрягся. Дитрих тоже. Впервые за долгие годы наши эмоции совпадали.

– И кто же эта счастливица? – поинтересовался он, в уме явно прикидывая всех незамужних немецких аристократок.

Я занимался тем же и, как назло, не мог вспомнить ни одной.

– Елена Успенская, – гордо возвестила матушка. – Внучка почтенной баронессы Лихтенштайн, которая после смерти фрау получит все ее огромное состояние.

– Шайсе! – я выматерился вслух, чего не позволял себе при родителях никогда. – Да вы с ума сошли! Вы хотя бы видели это недоразумение?!

В памяти всплыло красноволосое и пирсингованное чудище с черепами на майке. Курящее, танцующее стриптиз в русских клубах, говорящее с кошмарным акцентом и имеющее совершенно невыносимый характер. Как она меня обозвала? Фашистом?

– Нет, мы ее не видели, – ровно отозвался отец. – Но это совершенно неважно. Конечно, ее немного подпортило русское воспитание, но немецкую породу ничем не перебить. Но что самое главное, тебя, Клаус, видела ее бабушка и одобрила вашу с братом кандидатуру в качестве женихов.

– А меня-то за какие заслуги? – кажется, такое отношение зацепило даже Дитриха.

– Ни за какие. Вы с Клаусом близнецы, и фрау Хильду полностью устроила ваша внешность. Ей плевать, кто из вас женится на ее внучке, лишь бы немец, аристократ, и чтобы фамильное состояние после ее смерти не было увезено в Россию или, того хуже, разбазарено попусту.

Вот так практично, цинично и с немецкой прагматичностью родители решили устроить нашу с братом личную жизнью.

– А больше баронесса Лихтенштайн ничего не хочет? – в моем голосе проступили несвойственные мне раздражение и язвительность.

– Разумеется, хочет, – спокойно ответил отец. – Гарантий продолжения рода, а именно внуков. Ее условия сотрудничества с нашей семьей весьма прозрачны: все имущество в качестве приданного отпишется тому, кто женится на Елене и сделает ей ребенка в течение года. Чуть позже к этому мы приложим титул, дом и фамильный бизнес. Весьма выгодное вложение сил, сыновья мои.

В моей душе все кипело. Хотелось встать и уйти из ресторана сейчас же. Я уже порывался это сделать, когда пришла официантка и поставила передо мной дымящуюся порцию сосисок и пиво.

– Вы не находите странным, – хищно вонзая вилку в еду, произнес я, – жениться в двадцать первом веке по указке родителей на первой встречной? Вы серьезно хотите заставить одного из нас связать жизнь с… этой, – я попытался найти подходящие слова, – Еленой?

– Никто и не заставляет вас связывать с ней жизнь, – в разговор вновь вступила мать и произнесла слова, которые от нее я ожидал услышать меньше всего: – Хранить верность до гроба тоже необязательно! Свяжите с ней только документы и первенца, большего от вас никто не требует.

За столом повисла тягостная пауза. Я отложил приборы в сторону, а аппетит пропал окончательно, к пиву же я и вовсе не притронулся.

Мои родители хотели, чтобы мы с братом не просто переспали с поганкой, а сделали ей ребенка и надели обручальное кольцо на палец. Воображение быстро представило ее рядом со мной у алтаря. Изящную фигурку, обтянутую белым тонким кружевом платья, соблазнительные изгибы ее тела, упругую грудь, перетянутую корсетом, делающим ее еще выше… А потом я откину белоснежную фату с лица и увижу эти раздражающие яркие волосы и безвкусный макияж!

Наваждение тут же исчезло. Поганка из фантазии показала мне длинный пирсингованный язык с камушком-стразиком, и меня вновь передернуло. Потому что свадебное видение тут же перекрылось другим. Как ярковолосая зараза скользит этим язычком по длинному стволу члена, самым кончиком дразнит уздечку, а потом берет в рот, так глубоко, как только сможет, а я зарываюсь рукой в ее невыносимого цвета локоны и помогаю насаживаться губками на член.

– Надеюсь, она хотя бы симпатичная? – выдрал из мыслей голос братца. – Не хотелось бы постоянно отворачивать ее лицом к стенке, работая над продолжением рода.

– Дитрих! – осуждающе протянул отец. – Не при матери же!

– А что я такого сказал? – братец возмущался удивительно наигранным образом. – Это же ваша идея сделать из меня и Клауса племенных жеребцов-аристократов. Заметьте, я даже почти не возражаю против этой жуткой идеи селекции, а всего лишь интересуюсь, какую кобылу подкинула мне судьба.

Мстительный план мгновенно созрел в моей голове. Я потянулся к кейсу, щелкнул замками, вытащил оттуда самую провокационную фотографию, которую успел сделать в клубе, где работала русская, а после демонстративно медленно положил на стол перед братом и родителями. Дитрих пораженно присвистнул.

Мать схватилась за сердце, отец нервно сглотнул.

– Знакомьтесь, ваша будущая невестка, – с нескрываемым удовольствием протянул я, сам же сверлил снимок взглядом, чувствуя, как в штанах опять стало неуютно.

Блестящее от масла тело в свете софитов, обнимающее ногами тонкий шест. Вытянутое словно струна, притягательно соблазнительное в тех трех нитках белья, которые были на девушке.

– Горячая крошка. Пожалуй, я передумал оборачивать ее к стенке, – Дитрих расплылся в довольном оскале кота, сожравшего литр сметаны, и перевел взгляд на меня. Уверенный в собственной победе взгляд. И с вызовом произнес: – Что, Клаус, как я понимаю, ты с гонки выбываешь уже сейчас?

– Это еще почему? – вопрос прозвучал сквозь зубы.

– Ну, как же? Девочка явно не в твоем вкусе. Так может не стоит и пытаться?

Он говорил это специально, провоцируя на определенную реакцию. Дитриху хотелось соревнования. Добавить в гонку за наследство дополнительного азарта.

– Я не отдам тебе баронский титул, – скрестив руки на груди, ответил ему. – Даже не надейся. Что же касается моего вкуса, это ты правильно заметил. В крайнем случае – отверну к стенке.

ГЛАВА 3

/Елена/

Пятое пирожное вошло в меня, как вода в сухую землю. Хорошо, но мало.

Теперь и не скажешь, что при поедании первого я испытывала чувство стыда. К черту диету, да здравствуют взбитые сливки, птичье молоко и бисквит.