Помоги проекту - поделись книгой:
– Он мое настоящее, если ты забыл. И проблема касается меня!
– Но красные пятна такие противные!
– Это всего лишь психосоматическое явление. Можешь меня трогать, они не заразны.
С минуту я колеблюсь, потом беру его кончиками пальцев и отношу в свою комнату.
– Томас, ты проснулся? Поторопись!
Моя мать. Только ее сейчас не хватало. Я говорю медведю, что мне надо спуститься позавтракать.
– Но ты же не бросишь меня в таком состоянии? К тому же я набит ядовитым огнеупорным материалом и ингибиторами горения на случай пожара: всё ради твоей безопасности! Эту игрушку купили тебе, и ты за нее отвечаешь!
– Я не просил ее покупать!
– Теперь, когда я знаю, во что угодил, я больше не могу оставаться в этом медведе! У меня всё тело зудит!
– Ну ладно, переселитесь в другую игрушку. Давайте вот в эту.
И я указываю на Бориса Вигора, которого мать подарила мне на мой пятый день рождения: это фигурка нашего национального героя, одетого в форму для менбола поверх костюма министра.
– В эту гадость из латекса? Издеваешься? В ней полно органических соединений олова, которые воздействуют на иммунную систему, тормозят рост и способствуют ожирению!
– Вы уверены?
– Приходится верить, – говорит он, понизив голос, и видно, что это удивляет его самого. – Теперь мне удается сканировать игрушки даже на расстоянии… Ой-ой-ой!
– Что такое?
Он пристально смотрит на гуттаперчевого Бориса Вигора, которого я всегда складываю в самые немыслимые позы, чтобы отомстить этому придурку за его физическое совершенство.
– Да он еще хуже, чем я! Пятьдесят процентов этоксилата алкилфенола, самого ядовитого из всех соединений, разрушающих эндокринную систему.
– Завтрак на столе! – кричит мать. – Поторопись!
– Ладно, мне пора, профессор. Скоро вернусь, и тогда посмотрим.
– Но ты же не бросишь меня в таком состоянии? – визжит он, расцарапывая лапами свой потертый плюш. – Этот зуд невыносим, я больше не могу терпеть! Мое сознание перемешалось с молекулами пенопласта, они меня заражают, я отравляю сам себя!
Я устало напоминаю ему, что он уже мертвый и, следовательно, зуд ему не опасен.
– Еще как опасен! Мой рассудок полностью выбит из колеи из-за того, что я узнал! Из-за тебя я стал пленником материала, который воздействует на мою психическую целостность!
– Но что я могу сделать?
– Томас, ты опоздаешь, осталось десять минут!
– Иду, мам!
Я открываю чердачное окошко, придвигаю к нему стол и кладу медведя под солнечные лучи.
– Расслабьтесь, я скоро вернусь.
– Расслабиться? Может, хочешь, чтобы я еще и позагорал? Убери меня с солнца, балбес! От ультрафиолетового излучения фталаты становятся еще токсичнее! По-твоему, мне недостаточно плохо?
Одним пальцем я подталкиваю его в тень и спускаюсь в кухню. Этот медведь достал со своими выдумками! Может, смерть усугубляет недостатки? Наверное, при жизни он был законченным параноиком, к тому же в старости у него развилось слабоумие, это отмечено в учетной записи моего отца.
Тем не менее его нужно срочно утихомирить. Если уж я решил положить его в школьную сумку и на перемене отнести к нему домой, то необходимо, чтобы он вел себя тихо. Не хватало еще попасться на глаза физичке с плюшевым медведем, у которого разыгралась крапивница. Я и так таскаю с собой игрушку, в моем-то возрасте, а если она вдобавок начнет чесаться, физичка подумает, что я принес заводного медведя для развлечения одноклассников. Можно подумать, мой средний балл недостаточно низок.
На кухне отец с мрачным видом пьет кофе; воротничок у него сбит на сторону. Зато мать в полной боевой готовности: серый деловой костюм, на напряженном лице – безупречный макияж.
– У меня неприятности, и я сейчас уезжаю, поэтому в коллеж тебя отвезет отец.
Она допивает кофе, хватает сумку и выходит из кухни.
– Вчерашний везунчик пытался покончить с собой, – замечает отец с кривой усмешкой. – Когда человек не готов к удаче, ее трудно пережить. Не знаю, какой психологический совет дала ему твоя мать, но, если он слетит с катушек, вина будет на ней.
Я смотрю на его дрожащую руку, которая крошит и ломает тост. Поскольку я учусь в том же коллеже, где отец преподает, он отвозит меня на занятия каждое утро, кроме понедельника. По понедельникам он работает дома – проверяет школьные сочинения. И чтобы переварить писанину тупых учеников, накануне пьет в три раза больше, чем обычно.
– Пап, а ты сможешь вести машину?
– Никаких проблем, дружище, я взял всё, что нужно.
Он указывает на трубку и маску для подводного плавания, которые лежат на клеенчатой скатерти, и снова подливает виски в кофе. Я глотаю ложку заваренных диетических хлопьев, потом спрашиваю с непринужденным видом:
– Пап, ты не мог бы одолжить мне свою бритву?
Он вздрагивает и смотрит сначала удивленно, потом благодушно.
– С удовольствием, сынок, но не рано ли? Клянусь, усов у тебя еще не видно.
Покраснев, я опускаю глаза.
– Но если тебе так хочется – пожалуйста.
Я встаю, и, дожевывая, бегу в ванную родителей, а потом одним махом взлетаю к себе.
– Что ты творишь? Прекрати сейчас же! – протестует медведь, извиваясь под вибрирующей электробритвой.
– У вас аллергия на собственный мех: я вас побрею!
Он сразу успокаивается, но тут раздается металлический лязг, внутри бритвы что-то вспыхивает, и жужжание умолкает. Я встряхиваю ее, открываю решетку, чтобы вытряхнуть плюшевый ворс, и пытаюсь включить снова. Бесполезно. Между тем профессор лежит неподвижно. Чувствуя одновременно страх и облегчение, я говорю себе, что убил его второй раз.
12
– Ты действительно тупой, – вздыхает Лео Пиктон, разглядывая выбритую проплешину на своем животе. – На кого я теперь похож?
Сжав зубы, я лезу в душ, потом начинаю собираться в коллеж.
– Ты хочешь оставить меня здесь одного на целый день?
Не отвечая, засовываю его между тетрадкой по математике и блокнотом по физике. Стараюсь посильнее утрамбовать медведя, чтобы застегнуть сумку.
Выйдя из дома, я вижу отца. Он как раз высыпает содержимое фиолетового пакета для растительных отходов в топливный бак своей машины, невзрачной «Мусорки 200», которая ездит на овощах и фруктах. Отец включает блендер, передающий продукты брожения в карбюратор. Потом натягивает перчатки, чтобы датчики руля не обнаружили наличие алкоголя в поту на его ладонях. Надевает маску для подводного плавания, запотевшую от напущенного в нее пара, и засовывает в рот трубку. Без этих предосторожностей сканеры зрачков, вмонтированные в зеркало заднего вида, и анализаторы дыхания, спрятанные в вентиляционных отверстиях, ввели бы в действие блокиратор руля, который препятствует вождению в пьяном виде. Эти меры безопасности, конечно, напрягают, но при некоторой сообразительности их можно обойти. Машина трогается.
«Мусорка» выезжает на шоссе в зеленом облаке с запахом гнилых бананов, дребезжа разболтанными деталями. Само собой, эта машина ниже классом, чем мамина «Кольза 800», на которой могут ездить только служащие Министерства игры. В этом тарахтящем мусорном ведре, воняющем тем, что мы ели на неделе, мне каждый раз становится тошно. Но мать не хочет, чтобы я ездил на метро, – из-за киднеппинга. С тех пор как наступил кризис рождаемости, в нашем бедном пригороде иногда похищают тех редких младенцев, что еще появляются на свет, и продают их в богатые районы. Спрос на маленьких мальчиков сильно опережает предложение, поэтому рынок киднеппинга распространяется и на детей предподросткового возраста. Когда я обзаведусь чипом, бояться будет нечего, ведь все чипы отслеживаются. Но до тех пор я должен меньше пользоваться общественным транспортом. Правда, вряд ли мне что-нибудь грозит. Кто захочет получить такого сына – с лишним весом и плохими оценками?
– Ты сегодня какой-то чудной, Томас.
Я стараюсь не смотреть на отца. Он уже снял запотевшую маску, из-за которой ехал зигзагом по раздолбанному шоссе. Если машина завелась, можно не волноваться, в этой модели алкогольные датчики сразу отключаются, чтобы снизить расход отбросов. Зато в «Кользе-800» мотор сам заглохнет, если водитель примет за рулем хоть каплю спиртного. В результате количество аварий, связанных с механизмами защиты от алкоголя, по мнению отца, в два раза больше, чем количество аварий из-за пьяной езды в прошлые времена.
– У тебя какие-то проблемы, малыш?
– Нет-нет, всё в порядке, пап. Просто я думал о том профессоре, что пропал вчера.
– О Лео Пиктоне? Невелика потеря!
– Приятно слышать, – комментирует медведь из моей сумки.
– Это он изобрел мозговые чипы?
– Он самый. Первоначальный замысел был в том, чтобы в больницах сразу же получали информацию из личных дел раненых, потерявших сознание. Пиктон создал стеклянную трубочку величиной с рисовое зернышко, содержащую электронный чип, радиопередатчик, приемник и антенну. Трубочку предполагалось имплантировать в руку. Правительство очень быстро поняло, какую пользу можно из этого извлечь. Министерство энергоресурсов национализировало изобретение…
– Украло! – поправляет медведь.
– …и выдало разрешение на его эксплуатацию компании «Нокс-Ноктис», предоставив им право вживлять чип прямо в мозг. Министерство игры сделало из чипа механизм управления выигрышами и проигрышами. А Министерство госбезопасности пользуется им как средством наблюдения за подозрительными гражданами.
– Но тогда какой он, этот Лео Пиктон, – хороший или плохой?
– Поначалу – наивный, а учитывая последствия – негодяй. Тот, кто думает, что действует во благо человечества, всегда приносит людям только новое зло.
– А может, мир спасают, напившись в стельку и критикуя других? – язвительно замечает медведь. – С таким отцом, как у тебя, ты безнадежен, мой бедный Томас. Открой сумку, мне нечем дышать!
– В молодости Пиктон был из тех, кого называют трансгуманистами. Он считал, что возможности человека надо расширять с помощью передовых технологий, чтобы подправить эволюцию. Но религиозные сообщества выступили против того, чтобы людям вживляли чипы, и тогда правительство упразднило все религии.
Мы медленно трюхаем по разбитой дороге – жалкому подобию автострады. Сегодня с утра ни один фонарь не горит, и в туннелях свет как-то подозрительно мигает. СМИ сообщают, что министр энергоресурсов обвиняет в этом нервно-депрессивных, от которых исходят вредоносные волны, но чем больше их арестовывают, тем чаще происходят аварии.
Я спрашиваю, почему церковь была против чипов.
– Чип – это знак Зверя. Метка Дьявола, если так понятнее. Первыми проявили неповиновение христиане, поскольку в Откровении Иоанна Богослова есть пророчество: «И он сделает то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их, и что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его» [3].
– Какое число?
– 666 – число, которое фигурирует во всех штрихкодах: 6 в начале, 6 в середине, 6 в конце. 666 – сумма всех цифр в секторах рулетки. 666 – победа Числа над Разумом.
– Значит, победил Дьявол?
Отец вздыхает, тормозя перед коллежем.
– Забудь об этом, иди. Учись, выполняй как следует домашние задания и становись хорошим игроком, а иначе кончишь как я. До вечера, дружок.
Он треплет меня по волосам и снимает блокировку с моей дверцы. Я смотрю, как «Мусорка» уезжает в облаке бананово-салатового цвета. Потом открываю сумку и спрашиваю медведя, согласен ли он с тем, что сказал отец. К моему удивлению, он молчит. Тогда я встряхиваю его хорошенько, и он испускает долгий вздох.
– Твой отец – благородный человек, – говорит он серьезно. – И погибший.
– Почему вы так говорите?
– Потому что я был таким же. Только я находил отдушину не в алкоголе, а в квантовой физике.
– Но это правда – то, что он сказал о Дьяволе?
Медведь отводит глаза. Скрестив лапы, он устраивается на самом дне сумки.
– Не бойся, Томас. Пока я с тобой, тебе нечего опасаться. Правда, сейчас… чем меньше ты знаешь, тем лучше.
– Но ведь Дьявол – это выдумка, разве нет?
– В любом случае, я твой ангел-хранитель. Даже если Дьявол существует, он ничего не сможет тебе сделать.
– Привет, Томас, мы жутко опаздываем!
Я поспешно закрываю сумку и машу рукой Дженнифер, которая галопом несется к коллежу. Из нашего класса она единственная дружит со мной, потому что еще толще меня.
Я припускаю за ней, догоняю, и метров сто мы бежим рядом, тряся своими телесами и улыбаясь на бегу, как будто жизнь прекрасна и мы спешим навстречу чему-то потрясающему.
13
В зале контроля № 408 министр государственной безопасности и его коллега из Министерства энергоресурсов внимательно наблюдают за гигантским экраном, на котором беспрерывно передвигаются сотни светящихся точек.
– Уберите изображение.
Оператор нажимает клавишу. Всплывающее окно с 3D‐портретом Робера Дримма и его шестнадцатизначным кодом сворачивается внутрь одной из светящихся точек.
– Дайте изображение коллежа, где учится его сын Томас, – командует министр госбезопасности.
Появляется новая картинка, оператор увеличивает изображение: обветшалое здание в окружении засохших деревьев.
– Так значит, по телефону звонил не отец, а сын? – встревоженно спрашивает Борис Вигор.
– Решайте сами, господа, – отвечает Оливье Нокс по спутниковой видеосвязи. – Если бы вы не пренебрегали наблюдением за профессором Пиктоном, вам не пришлось бы задаваться этим вопросом.
– Мы очень быстро установим, где они, – говорит министр госбезопасности.
Он просматривает информацию, появившуюся в новом окне, после того как оператор набрал на клавиатуре «Дримм Томас», и продолжает:
– В десять утра у мальчика урок физики, который ведет некая Жюдит Бротт.
Поделиться книгой: