Ой!
А лэрд позволит нам отдохнуть в клане?!
Мы прошли через всю поляну и оказались у большого шалаша из веток. Правда, присмотревшись, я поняла, что он очень похож на домик, в котором я отдыхала, и ветки только кажутся небрежно наброшенными друг на друга, а на самом деле образуют сложное и прочное плетение. Мы вошли с мамой внутрь, и я буквально застыла на пороге, глядя на отца, сидящего, скрестив ноги, на какой-то деревянной подставке (деревянных ковриков ведь не бывает, да?); он пил ароматный чай из большой чашки и улыбался. Улыбался так беззаботно и заразительно, что мне на мгновенье показалось: не было бегства, дороги, воровства лошадей, преследования, мы дома, просто дом чуть-чуть изменился.
— А вот и наша дочь, — с нескрываемой любовью сказал отец. — Отдохнула? Керрая, лэрд хочет познакомиться с тобой.
— Со мной? — машинально переспросила я.
— Пора уж. После всего, что было, — ответил мужчина, сидящий напротив моего отца в той же позе.
Я видела, что отец не один в этом шалаше. Конечно, видела. И что мама ведет меня к лэрду, знала и помнила, но не решалась посмотреть на мужчину. Все внимание в пол, на стены, на отца — куда угодно, только не на него. Было стыдно, неудобно и некомфортно. Даже не видя мужчину, я ощущала, как он на меня давит, чем-то неуловимым, незримым, но давит. А когда он заговорил, и мне все-таки пришлось посмотреть на него, я поняла, что на меня давят его сила, власть.
Ему не нужно было сверкать глазами или грозно рычать, чтобы заставить подчиниться, внушить страх и ужас. Ему было достаточно просто быть рядом и смотреть вот так — пристально, не мигая, и с такой похожей на Кайла улыбкой на тонких губах.
Даже когда мужчина сидел, было понятно, что он очень высокий. Высокий, широкоплечий, мощный, и свободная белая туника не могла скрыть его мускулов, как и длинные светлые волосы с двумя тоненькими косичками у висков не могли спрятать тяжелого взгляда.
Взгляда того, кто привык повелевать. Кто привык к мгновенному подчинению. И кто не потерпит даже намека на сопротивление.
Лэрд так долго смотрел на меня, что мне стало душно, захотелось рвануть ворот платья, стянуть его через голову, отбросить прочь. Захотелось в холодную воду, голышом… нет, не так, не в холодную — ледяную, но голышом обязательно! Вымыть волосы, снова начать за ними ухаживать! Захотелось вновь почувствовать удовольствие от своей внешности, и еще захотелось, чтобы он… в холодном ручье…и когда там буду и я тоже…
Нет!
Не могу!
Не хочу!
Ни один мужчина больше!
Ненавижу!!!
С ужасом я снова увидела себя в сарае, различила шепот за своей спиной и тяжелое дыхание извращенца-Кайла. И начала вырываться, биться, кусаться, хотела крикнуть, но чья-то рука закрыла мне рот.
Не надо!
Я не выдержу!
Ненавижу!
— Тихо, — приказали мне, грубо встряхивая и вырывая из чужих рук и тягостных воспоминаний, которые внезапно обрушились. — Тихо, Керрая.
И я подчинилась. Успокоилась, притихла, а потом, удивленно моргнув, встретилась с непроницаемыми серыми глазами, которые были так близко от меня и так безразличны.
Лэрд.
Он нависал надо мной подобно скале, вдыхал мое дыхание, и наверняка чувствовал мою дрожь, потому что держал за плечи. Он всматривался в мое лицо так внимательно, словно искал отголоски моего прошлого, словно проглатывал их, впитывал в себя, забирал.
— Садись, — приказал лэрд, и я как безвольная кукла, попыталась усесться прямо там, где стояла.
Придержав меня, лэрд кивнул напротив себя, и я, сгорая со стыда, развернулась. Мама уже сидела рядом с папой, нервно сжимая его ладонь и отпивая чай из его чашки, а когда я тоже села, она вернула пустую чашку отцу и обратилась к лэрду:
— Теперь все? Прошло?
— Нет, — лэрд посмотрел на меня, — но начало хорошее.
— Мама, что происходит? — шепотом спросила я, как будто боялась услышать ответ.
Мама взяла меня за руку, заглянула чуть виновато в глаза и призналась:
— Мы рассказали лэрду, почему бежали из города.
Я бросила быстрый взгляд на папу и украдкой вздохнула. Смотреть на лэрда мне теперь не хотелось категорически: было так стыдно, словно я сама пыталась соблазнить извращенца-Кайла. Одно дело, когда знают свои, но чужие… незнакомые… и такие угрюмые, властные…
Впрочем, вслед за этими мыслями пришли другие: не моя вина, я ведь не хотела, я сопротивлялась, поступила правильно, я молодец. Лицо мое еще пылало, но эти мысли успокаивали, как прохладный бриз, и я прислушалась к ним, повторяя еще раз.
Я не хотела… сопротивлялась… правильно поступила… я молодец… храбрая девочка… почти львица…
Что?!
Откуда это… как… почему?
В легком шоке я уставилась на лэрда. Это не мои мысли. Это его внушение!
Но озвучить мелькнувшую догадку не смогла. Открыла рот, просидела так несколько секунд и закрыла.
Нет, ну как же? Да это ведь он! Я знаю, чувствую! Интересно, ответит, если спрошу? А как спросить, если язык не желает и шевельнуться? Фух. Ничего не выходит. А, ладно, значит, не надо…
И только когда я избавилась от желания задать вопрос, поняла, что способность говорить вернулась. Вот так легко и непринужденно. Словно и не было ничего.
— Мама? — мой голос звучал немного хрипло, пришлось откашляться.
— Девочка моя, не волнуйся так, — мама слегка сжала мои ладони, успокаивая, без слов говоря, что они с папой рядом, и все в порядке. — Лэрд нас не выдаст. Более того, избавит тебя от плохих воспоминаний.
И тогда я поняла, почему мне показалось, что я невольно ступила в прошлое, такое реальное, густое и темное.
Мысль о том, чтобы снова оказаться в сарае с Кайлом, пусть даже не по настоящему, испугала. Картинка, как это было и как могло быть, если бы я не вырвалась, казалась настолько яркой, что я почувствовала тошноту.
— Да я и не вспоминаю! — горячо возразила.
— Ты не думаешь об этом ежесекундно, но ты это не отпустила, — возразил лэрд. — Первая мысль, которая у тебя возникла при словах «плохие воспоминания» — это несостоявшееся изнасилование.
Да. Он прав.
Но я не хотела, чтобы он копался у меня в голове. Я была уверена, что это пройдет само, просто… зачем было об этом напоминать?! Зачем спрашивать? Зачем ворошить?
Тем более, что мне все еще было стыдно за мысли о ледяном ручье, моей обнаженности и…
— Я против! — выпалила поспешно, надеясь, что громкий голос прогонит постыдные мысли.
Помогло… я вырвалась из странного видения, которое пыталось опять затянуть в себя. Никакого ручья… Никакой ледяной воды. Мы сидим в шалаше и просто разговариваем.
А значит, нет ни одной причины моим щекам пылать, кроме того, что сейчас лето, а в шалаше очень душно. Нет причины — пыталась себя убедить, и все же потянулась к тесному вороту платья.
— Альва, принеси холодной воды, — отдал приказ оборотень.
— Да, мой истинный лэрд, — послышался томный женский голос у входа в шалаш.
— Постой, — остановил ее новый приказ. — Принеси ледяной воды. И стаканы.
— Да, мой истинный лэрд, — снова услужливое согласие.
А уже через пару минут симпатичная темноволосая девушка принесла на подносе графин с водой и четыре стакана. Наполнив один из них, лэрд убрал руку и, взглянув на меня, кивнул, предлагая принять угощение.
— Спасибо, — немного удивленная разговором и тем, как он догадался, что в горле у меня пересохло, я взяла стакан.
Понятия не имею о способностях оборотней, но лэрд явно не из обычных. Впрочем, наверное, обычный оборотень и не стал бы лэрдом? И еще эти его поправки — принести не холодную воду, а ледяную… значит ли это, что он тоже видел мои видения?
— Угощайтесь, — лэрд предложил воду и родителям, но они отказались.
Не знаю, как папа, возможно, и не успел, но мама уже утолила жажду из его чашки.
— Тебе всего пятнадцать, Керрая, — после того, как я напилась, заговорил лэрд. — Ты молодая и красивая девушка. У тебя вся жизнь впереди. И лучше, тебе же лучше, если ты будешь идти по ней, не оглядываясь.
— Но я совсем не думаю о том, что случилось, — успокоенная холодной водой, размеренным голосом и тем, что никто не пытается настоять на своем, заверила я. Правда, под взглядом лэрда не выдержала и призналась: — Почти не думаю. Но это пройдет. Забудется.
— Хорошо. Пусть так. Не хочешь, чтобы я помог тебе — не стану упрашивать. Только ответь честно на два вопроса. Сама себе. Вслух можешь не говорить. Первый вопрос: что ты почувствовала, когда услышала имя моего племянника? И второй, думаю, не менее важный: зачем ждать, чтобы начать снова жить? Подумай хорошенько, Керрая. Ты сама решишь: хочешь, чтобы я помог тебе или нет. А я приму любое твое решение.
Он примет…
Такая самонадеянность!
О моих родителях даже не заикнулся. Я бы поняла: скажи так папа или мама, но лэрд…
Не о том думаю.
Не о том.
Наверное, потому, что не хотелось думать о неприятном. Не хотелось вспоминать свои ощущения в момент знакомства с Кайлом, но… надо ведь разобраться.
Итак, Кайл. Перво-наперво, он неприятный субъект. А второе — наверное, я все-таки перенесла на него часть эмоций, вызванных стариком-извращенцем. Может, этот Кайл не настолько плох? Пришел разбудить, поймал, когда я падала с дерева. Если подумать и присмотреться, в нем есть и что-то хорошее. Наверное.
Так, теперь — что я почувствовала, услышав имя того, кого ненавижу?
Ненависть, отвращение, необъятную злость.
Да. Лэрд прав. Прошлое не отпустило меня. Пока. Но я питала надежды, что в будущем…
В будущем…
И здесь я плавно перехожу ко второму вопросу лэрда.
Зачем ждать, чтобы начать снова жить?
А третий вопрос всплыл самовольно — как именно я буду жить?
Вспомнила видение ледяного ручья, мое странное желание невозможного и мое отвращение, страх, ужас, что это случится на самом деле…
Вот так?.. Я буду жить так?.. Ненавидя? Презирая? Боясь?
Посмотрела на папу с мамой — они выглядели уставшими (еще бы, такой трудный путь), но счастливыми (еще бы, такая любовь!), и мне захотелось вот как они, спокойно и доверительно, прижаться к своей любви, когда ее встречу. Чтобы без отголоска кошмарных воспоминаний, вне зависимости, кем он окажется, как будет выглядеть, как его будут звать. Мне хотелось, чтобы моя любовь была без оглядки.
— Керрая, — позвал меня лэрд.
Взглянув на него, я поняла, что он знал — изначально знал, какое решение я приму. И, тем не менее, я кивнула, а потом ответила вслух:
— Да, я согласна на помощь, — и добавила, вспомнив, как к нему обращалась незнакомая девушка. — Да, мой истинный лэрд.
Не знаю, что я сделала или сказала не так, но лицо оборотня передернулось, он закрыл глаза и, кивнув на дверь, приказал:
— Выйди.
Я замешкалась. Может, не так поняла?
— Выйди! — не открывая глаз, рыкнул оборотень, и я шустрым зайцем, успев только глянуть на побледневших родителей, выскочила на улицу.
Я выдохнула, оглянулась на шалаш, ничего не понимая.
— Ну и день, — пробормотала тихонько.
— Очень, просто очень плохой день для тебя, малявка! — прошипели мне в ухо, и дернув за волосы, попытались оттащить подальше от шалаша.
Я не сразу сообразила, что это девушка, и вырывалась ожесточенно, с ненавистью, била куда придется и не обращала внимания на треск своего платья. И на треск одежды девушки, которая зачем-то напала на меня. Все смешалось в клубок — деревья стали верхушками вниз, кусок чьей-то (не разобрать в суматохе) материи полетел вверх, кто-то испуганно ойкнул, я уже перестала чувствовать боль от ударов.
Девушка пыталась навалиться сверху, и она была сильнее меня, но я старалась не поддаваться. На каком-то подсознательном уровне я понимала, что не могу проиграть ей. Не знаю, за что мы деремся, но проиграть не могу!
— Керрая! — послышался окрик.
Мама….
Но я не могла отвлечься. Не могла прекратить драться, потому что…
Если бы знать почему, но я чувствовала, что если я проиграю, случится что-то непоправимое, а потому продолжала биться, драться, кусаться, рвать, отрывать.
— Альва! — послышался гневный мужской окрик, и девушка, напавшая на меня, мгновенно освободила мои волосы и вскочила на ноги.
Я медленно поднялась следом. Глянула на землю, усеянную лесными иголочками и листьями — нет, шпильки искать бесполезно. Поправила волосы как могла — увы, сейчас они не были красивыми, и смотреть на них не хотелось, но еще меньше хотелось смотреть на маму, папу и главное — лэрда. Потому что… я понятия не имела, почему эта девушка на меня напала, но кто мне поверит? Папа и мама — да, но лэрд точно нет.
— Альва, ты свободна, — после долгой паузы сказал оборотень.