Помоги проекту - поделись книгой:
– С того, что работа у них интереснее.
– В отличие от чего?
– Да ни от чего. Просто мне хотелось…
– Ты ведь по большому счету только начинаешь. А в НЦ-3 не берут абы кого. Так что нет никакого смысла тебе туда соваться.
– Да они сами меня приглашают.
Нюландер пытается скрыть изумление, но сразу понимает, что она говорит правду. Оглядывает маленькую фигурку стоящей перед ним женщины. Сколько ей? Двадцать девять? Тридцать? Что-то около того. Маленькая залетная птичка, на вид вряд ли что из себя представляющая. Впрочем, он и сам ее поначалу недооценил, пока не разглядел способности молодой сотрудницы. Намедни проанализировал кадровый состав отдела и поделил своих следователей и оперативников на команду А и команду Б и Тули́н, несмотря на ее юный возраст, записал в команду А, призванную координировать работу всего отдела, вместе с такими стреляными воробьями, как Янсен и Рикс. И на самом деле
– И кто же тебя приглашал?
– Да сам начальник, как его там… Исак Венгер, по-моему.
На лицо Нюландера набежало облачко.
– Мне здесь нравится, но все же я хотела бы подать заявление в конце недели.
– Я подумаю.
– Может, в пятницу?
Нюландер отправляется дальше. И некоторое время еще ощущает на себе ее взгляд, понимая, что она обязательно придет к нему в пятницу за этой самой рекомендацией. Вот, значит, как оно обернулось… Его отдел стал инкубатором, растящим кадры для элиты, для нового любимого дитяти министерства – НЦ-3. Да, на начинающемся вскоре совещании по бюджету отдела на следующий год он обязательно потребует обосновать заявленные приоритеты и сокращения с цифрами в руках. На Рождество будет уже три года, как Нюландер принял предложение занять пост главы убойного отдела, и вот на́ тебе – развитие застопорилось. И если в ближайшее время не произойдет прорыва, то не исключено, что возможности сделать карьеру, о которой он мечтал, ему и не предоставится.
6
«Дворники» сметают с лобового стекла массы дождевой воды. Когда светофор загорается зеленым, служебный полицейский автомобиль отрывается от застывших в пробке машин и автобусов с рекламой предлагающих новые груди, ботокс и липоксацию частных клиник на бортах и берет курс на пригород.
Радио в салоне включено. Болтовня ведущих и последние популярные песни о сексе, задницах и вообще о распутстве на короткое время сменяются новостями, и диктор рассказывает, что сегодня первый вторник октября, а стало быть, открытие сессии Фолькетинга[3]. И, само собой разумеется, главным информационным поводом стало возвращение на пост министра соцзащиты Розы Хартунг после трагической истории, приключившейся с ее дочерью, за которой все датчане затаив дыхание следили без малого год назад. Диктор переходит к следующему сюжету, но сидящий рядом с Тули́н новичок уменьшает звук.
– У тебя есть ножницы или что-нибудь в этом роде?
– Нет у меня никаких ножниц.
Тули́н на мгновение переводит взгляд с дороги на мужчину, сидящего на пассажирском месте и старательно пытающегося вскрыть упаковку нового мобильного телефона. Он уже стоял и курил возле машины, когда она спустилась в гараж напротив управления. Высокий, стройный, но на вид какой-то потрепанный жизнью. Влажные от дождя, всклокоченные волосы, промокшие изношенные кроссовки «Найк», тонкие брюки-багги, короткая черная термокуртка, на которой дождь тоже оставил следы. Да, одет он явно не по погоде, думает Тули́н, – наверное, отправился из Гааги прямо в чем был. Небольшая видавшая всякие виды дорожная сумка рядом с ним усиливает это впечатление. Из разговора коллег за утренним кофе в столовой Найя знала, что он появился в управлении накануне. Так называемый офицер связи, откомандированный в штаб-квартиру Европола в Гааге, его внезапно освободили от исполнения служебных обязанностей и отправили обратно в Копенгаген на ковер к здешнему начальству, поскольку в чем-то он там провинился. Что дало коллегам повод для издевательских шуточек в его адрес – ведь отношения датской полиции с Европолом и так затруднены по причине отказа Дании снять некоторые оговорки в отношении сотрудничества в рамках Евросоюза в юридической области, принятые на всенародном референдуме несколько лет назад.
Когда Тули́н встретилась с ним в гараже, он пребывал где-то далеко-далеко, погруженный в свои мысли. Она представилась, и он только пожал ей руку и назвал свою фамилию – Хесс. Особо словоохотлив он не был. Да и она, в общем-то, тоже. Однако разговор с Нюландером вышел таким, как ей и хотелось. Найя находилась в полной уверенности, что ее пребывание в отделе в скором времени завершится, и потому ей не стоило больших усилий доброжелательно отнестись к попавшему в опалу коллеге. Обосновавшись в машине, она кратко рассказала, в чем состоит их задание, однако Хесс только кивнул, проявив к нему минимум интереса. На вид ему примерно от тридцати семи лет до сорока одного года, и своим обликом несколько постаревшего уличного мальчишки он напоминал какого-то известного актера, вот только Тули́н никак не могла вспомнить, какого именно. Хесс носил на пальце кольцо – возможно, обручальное, – но она интуитивно чувствовала, что он давно разведен или, по крайней мере, находится в процессе развода. У нее вообще сложилось впечатление, будто, беседуя с ним, она просто-напросто бьет мячом в бетонную стену. Но с другой стороны, это обстоятельство никак не сказывалось на ее настроении.
На самом деле ей было весьма интересно послушать, как организовано межнациональное сотрудничество полицейских органов, а новый коллега наверняка может просветить ее на этот счет…
– Так ты надолго домой?
– Дней на пару, наверное. Пока они там разбираются.
– Тебе в Европоле нравится?
– Да, там прикольно. И погода лучше.
– А правду говорят, что их отдел по борьбе с киберпреступностью нанимает на работу хакеров, которых сам же и выявляет?
– Понятия не имею, я же не из того отдела… Ничего, если я отскочу ненадолго, когда осмотр закончим?
– Отскочишь?
– Всего на часок. Мне надо ключ от квартиры забрать.
– Без проблем.
– Спасибо.
– Ты обычно в Гааге сидишь?
– Да, ну или там, где во мне есть нужда.
– И где же, например?
– По-разному. Марсель, Генуя, Амстердам, Лондон…
Хесс снова завозился с неподдающейся упаковкой, и Тули́н предполагает, что возня эта займет еще немало времени. Есть в нем нечто космополитическое. Он своего рода путешественник без багажа. Вот только глянец столичных городов и дальних краев давным-давно сошел на нет. Если он вообще когда-либо имел место быть.
– И сколько ты дома отсутствовал?
– Скоро пять лет… Можно я этим воспользуюсь?
Из подставки для стакана между креслами Хесс достает шариковую ручку, собираясь подцепить ею обертку.
– Пять лет?
Тули́н поражена. Большинство офицеров связи, о которых она наслышана, подписывают контракт на два года. Некоторые продлевают его еще на один срок. Но ей никогда не доводилось слышать, чтобы офицер его профиля прослужил в этой должности целых пять лет.
– Время летит быстро.
– Так ты это из-за реформы полиции?
– Что именно?
– Ну уехал. Я слыхала, многие ушли из отдела, потому что были недовольны…
– Нет, не поэтому.
– А почему?
– Потому что просто уехал, и всё.
Найя смотрит на него, и Хесс отвечает ей коротким взглядом, и тут она впервые обращает внимание на то, что глаза у него разного цвета. Левый – зеленый, а правый – голубой. Тон его вполне дружелюбен; вместе с тем последняя фраза звучит как сигнал к прекращению разговора, и теперь он замолкает. Тули́н включает поворотник и направляет машину в сторону пригородного коттеджного поселка. Ежели он желает играть роль эдакого мачо, агента с загадочным прошлым, флаг ему в руки. Таких типов в конторе у них немало, достаточно чтобы футбольную команду составить.
Белый дом в стиле конструктивизма с примыкающим гаражом расположен в центре Хусума, в районе, где сплошь дома на одну семью с аккуратными рядами живой изгороди из бирючины и почтовыми ящиками на выходящих на улицу калитках. Здесь охотно селятся семьи представителей среднего класса, имеющие детей и достаточные доходы. О безопасности подрастающего поколения местные жители заботятся особо. О чем свидетельствуют многочисленные и высокие «лежачие полицейские», так что скорость движения тут не превышает тридцати километров. На мокром асфальте просматриваются остатки меловой разметки, в садиках на участках видны батутные сетки. Когда Тули́н паркуется рядом с патрульными машинами и передвижными лабораториями криминалистов, мимо проезжают несколько школьников на велосипедах в шлемах и с катафотами. Местные жители толпятся и переговариваются между собой на некотором удалении от ленты ограждения.
– Я только отвечу.
Менее двух минут назад Хесс наконец-то вставил сим-карту в новый мобильник и отослал эсэмэску – и вот ему уже звонят.
– Отлично, можешь не торопиться.
Тули́н выходит из машины в дождь, а оставшийся в салоне Хесс начинает разговор на французском. Пробегая по узкой садовой дорожке, традиционно выложенной бетонной плиткой, она вдруг представляет себе, что у нее, пожалуй, появилась еще одна причина радоваться предстоящему уходу из отдела.
7
Голоса двух ведущих утреннюю передачу, подводящих зрителей к еще одной беседе за чашечкой кофе на уютных диванчиках в студии, эхом раскатываются в помещениях огромной фешенебельной виллы на Внешнем Эстербро.
– Итак, сегодня открывается сессия Фолькетинга и начинается новый парламентский год. Это всегда совершенно особый день, но сейчас он вдвойне примечателен для одного из политиков, а именно для министра соцзащиты Розы Хартунг, чья двенадцатилетняя дочь бесследно исчезла восемнадцатого октября прошлого года. С тех пор Роза Хартунг находилась во временном отпуске…
Стиин Хартунг подходит к висящему на стене возле холодильника плоскому экрану и выключает его. Он только что уронил свои планшетки и чертежные принадлежности и теперь подбирает их с деревянного пола огромной кухни-гостиной в стиле прованс.
– Давай. Собирайся быстрее. Мы едем сразу после мамы.
Сын все еще сидит за большим столом и заглядывает в лежащий посреди тарелок с остатками завтрака учебник по математике. По вторникам Густаву надо в школу к началу десятого, и всякий раз в этот день Стиину приходится напоминать ему, что негоже готовить уроки за едой.
– Но почему мне нельзя самому поехать на велике?
– Сегодня вторник, у тебя после школы теннис, так что я тебя подвезу. Ты вещи собрал?
–
Небольшого росточка молоденькая филиппинка, живущая у них домработница, входит в кухню с готовой спортивной сумкой, и Стиин провожает ее благодарным взглядом, а она принимается за уборку.
– Благодарю, Элис. Давай же, Густав.
– Все ребята на великах приезжают.
Стиин видит в окно, как во двор въезжает большой черный автомобиль и останавливается в лужице перед входом.
– Пап, ну, может, хоть сегодня?
– Нет, давай сделаем как всегда. Машина пришла. Где мама?
8
Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Стиин зовет жену. Площадь столетней аристократической виллы составляет почти четыреста квадратов, но ему знаком здесь каждый уголок, ведь он сам проектировал ее реставрацию. Когда они купили этот дом и переехали сюда, им требовалось больше места, но теперь вилла стала велика для них. Слишком велика. Он поискал жену в спальне, потом – в ванной и тут заметил, что дверь напротив чуть-чуть приоткрыта. Слегка помедлив, заглянул в комнату, где когда-то обитала их дочь.
Роза Хартунг в верхней одежде сидит на голом матраце кровати. Стиин оглядывает комнату, пустые стены и стоящие в углу коробки для укладки вещей для переезда. Потом снова переводит взгляд на жену.
– Машина пришла.
– Спасибо.
Она коротко кивает, но не встает с места. Стиин входит в комнату и чувствует, как в ней холодно. И только теперь замечает, что жена сжимает в руках желтую майку с короткими рукавами.
– С тобой всё в порядке?
Вопрос дурацкий, ведь по ее виду можно догадаться, что она далеко не в лучшей форме.
– Я вчера открыла здесь окно и забыла его закрыть, и только сейчас это обнаружила…
Он понимающе кивает, хотя на вопрос его она так и не ответила. Снизу, из холла, доносится громкий голос сына, который сообщает о приезде Фогеля, но родители на его зов не откликаются.
– Я больше не чувствую ее запах.
Роза все мнет в руках майку и так смотрит на нее, будто ищет нечто в полотне ткани.
– Я хотела только попробовать, но его больше нет. И в других вещах тоже…
Он садится рядом с ней.
– А может, так и надо? Может, оно и к лучшему?
– Почему это к лучшему? Ничего не к лучшему.
Он не отвечает, но чувствует, что она сразу же пожалела о своих словах, поскольку тон ее смягчился.
– Не знаю, смогу ли я… Как-то все это неправильно.
– Ты ошибаешься. Только так и надо. Ты сама мне об этом говорила.
Сын снова зовет их.
– Она этим хотела сказать, что тебе пора ехать. Сказать, что все наладится. И что ты молодчина.
Роза не отвечает. Еще мгновение она сидит, не оставляя майку. А потом берет его за руку, пожимает ее и пытается изобразить улыбку.
– О’кей. Супер. Увидимся. – Личный советник Розы Хартунг заканчивает разговор по телефону, увидев, что она спускается в холл. – Я слишком рано приехал? Может быть, попросить королеву отложить открытие до завтра?
Роза улыбается. Ей импонирует его энергия, и она отмечает, как славно изменилась атмосфера в доме с его появлением. Когда Фогель рядом, нет места сантиментам.
– Нет, я готова.
– Отлично. Тогда пройдемся по программе. Подано несколько запросов – некоторые достойные, некоторые предсказуемые, а какие-то годны только для бульварной прессы.
– Займемся этим в машине. Густав, не забудь, сегодня вторник, значит, папа тебя заберет. И позвони, если вдруг что. Хорошо, милый?
– Да знаю я. – Парень устало кивает, а Роза еще успевает потрепать его по волосам, прежде чем Фогель открывает перед нею дверь.
Поделиться книгой: