Помоги проекту - поделись книгой:
Раз в неделю в тюрьме разрешались свидания. Друзьям и знакомым иногда удавалось передавать Валериану Владимировичу известия о жизни партии, о революционных событиях. После таких удачных свиданий Куйбышев обычно подходил к открытому окошку своей камеры, чтобы переговорить с заключенными из соседних камер и сообщить им новости, полученные с воли.
Иногда через то же тюремное окошко Валериан Владимирович вступал со своими соседями в споры по политическим и философским вопросам. Одним из таких соседей оказался студент Томского университета, ярый последователь философии Авенариуса и Маха, отрицавших объективную реальность материального мира и доказывавших, что только человеческие переживания и ощущения «мыслимы как существующее».
В годы реакции философия Авенариуса — Маха имела много приверженцев среди русских интеллигентов. Ею были увлечены даже А. В. Луначарский и А. А. Богданов, примыкавшие в 1905 году к большевикам и называвшие себя марксистами. Против Авенариуса, Маха и их сторонников решительно выступил В. И. Ленин. В своем гениальном труде «Материализм и эмпириокритицизм» он доказал всю несостоятельность и порочность их философии.
Куйбышев и в этом философском вопросе придерживался ленинских взглядов.
— Ваш Мах — чистейший идеалист! — убежденно говорил он своему соседу-студенту. — Вся его философия противоречит настоящей науке.
В этом споре с махистом Валериан Владимирович проявлял большую начитанность.
В одиночке Куйбышев много читал, занимался самообразованием, изучал иностранные языки, физику, математику.
Сохранились черновики его упражнений по алгебре, геометрии и тригонометрии, а также подробный конспект лекций по «Общей теории права» Коркунова, составленный Валерианом Владимировичем в тюрьме. Большой интерес он проявлял и к художественной литературе. В одном из своих заявлений на имя начальника томского жандармского управления Куйбышев просил разрешения получить два тома сочинений Г. Ибсена, сборник литературно-художественных произведений «Жизнь» и сборник литературно-критических статей «На рубеже».
Любознательности Валериана Владимировича не было границ. Как-то к нему в одиночку попала книга по медицине. Он заинтересовался и очень внимательно прочел ее. В другой раз тюремный надзиратель передал Куйбышеву учебник по астрономии вместо исторической книги, которую ожидал Валериан Владимирович.
Это сначала огорчило его. Но потом он с утешением подумал:
«Почему бы мне не изучить астрономию? Почему бы не познакомиться с небесными светилами? Большевик должен знать все!»
И он так вдумчиво проштудировал учебник, что впоследствии удивлял других своими познаниями в области астрономии.
Занимался Валериан Владимирович систематически, изо дня в день. Он даже составил для себя расписание дня, отметив в нем определенные часы занятий. Это расписание сохранилось в той же записной тетради, в которой имеются черновики его математических упражнений.
В томской тюрьме Валериан Владимирович нередко брался за перо и выражал свои настроения в поэтических строках. Там им были написаны стихотворения «Эту ночь я без сна провожу», «Лунная ночь» и другие. Одно стихотворение он посвятил своей матери:
Эти стихи до слез тронули Юлию Николаевну. Жалко ей было своего Волю, и вместе с тем она радовалась, что он помнит о ней, гордилась его мужеством и душевной силой.
Юлия Николаевна переписала эти стихи в свой дневник и затем от себя добавила: «Воля избрал себе жизнь мученика. Его судьба напоминает мне судьбу декабристов. Так страшно сознавать, что он погибнет, не добившись того, к чему стремится».
Валериан Владимирович из тюремной одиночки вел задушевную переписку с любимой матерью. Зная об ее тревогах, он в своих письмах к ней утешал ее:
«Когда уважаешь себя и сознаешь правду своего пути, то всякое горе лишь согнет, но не сломит, а сознание правды опять выпрямит, и опять смело и гордо смотришь вперед…»
В сентябре 1909 года дело о посылке с нелегальной литературой было прекращено, и Куйбышева без суда освободили из-под стражи. После этого он поступил на первый курс юридического факультета Томского университета. Однако долго ему и здесь не пришлось учиться. Продолжая революционную работу, он по-прежнему беспокоил полицию и приводил в ярость жандармов. В феврале 1910 года его снова арестовали и пытались привлечь по делу местной организации социал-революционеров.
Куйбышев решительно возражал против такого обвинения.
На допросе он отрицал свое участие в революционной борьбе. Так обычно поступали революционеры-подпольщики, стремясь запутать царских следователей. В протоколе дознания Куйбышев собственноручно записал:
«Виновным себя в принадлежности к томской организации с.-р. (социал-революционеров) я не признаю и никогда к таковой не принадлежал. После моего ареста и суда в Омске я ни в какой организации не состоял и никакую деятельность не проявлял. По своим взглядам скорее мог бы разделить некоторые принципы с.-д. (социал-демократов), но ни в коем случае не с.-р. В настоящее время я занимаюсь исключительно ученьем. Более показать ничего не могу».
Но жандармы хотели во что бы то ни стало предать Куйбышева суду и поэтому решили возобновить дело о посылке с нелегальной литературой.
В это время семья Куйбышевых жила в Томске, куда она переехала после смерти Владимира Яковлевича. Начались усиленные хлопоты родных Валериана Владимировича об его освобождении, но безуспешно. Родные часто навещали его в тюрьме, не пропускали ни одного дня свидания. Через них-то Валериан Владимирович держал связь с партийной организацией.
Однажды к Елене, сестре Куйбышева, собравшейся к нему в тюрьму на свидание, зашла его приятельница Анна и во время беседы, между прочим, попросила:
— Ты передай Валериану, что я уже напекла блины и вышли они замечательные. Ни одного подгорелого!
Сестра удивилась этой странной просьбе и про себя подумала: «Такая серьезная девушка, революционерка, а занимается такими пустяками да еще просит сообщить об этом Валериану. Нет, не скажу брату».
Анна же, проводив ее почти до самой тюрьмы и прощаясь, еще раз напомнила:
— Только не забудь, обязательно скажи, что ни одного блина не испортила.
Тут только догадалась сестра, что история с блинами — это условный шифр брата и его соучастницы по большевистскому подполью.
Во время свидания с Куйбышевым, вспоминая общих знакомых, сестра вскользь сказала ему:
— Знаешь, Анна вчера пекла блины.
Куйбышев вдруг оживился и спросил:
— Ну и, конечно, они у нее все подгорели?
Брат пристально смотрел на сестру, с нетерпением ожидая ответа.
— Что ты, — успокоила она его. — Нет ни одного подгорелого блина. Анна — такая мастерица!
— Вот здорово! — обрадовался Куйбышев.
Тюремный надзиратель смотрел на него удивленно: разве можно так радоваться удачно испеченным блинам?
А под этими «блинами» подразумевались прокламации, которые Анна отпечатала в подпольной типографии и потом удачно, все до единой, распространила по городу.
Но вот настал и день суда. Во время судебного заседания Куйбышев проявил большую стойкость. Он держался смело, независимо, с достоинством настоящего, мужественного революционера-большевика. Несмотря на все ухищрения прокурора, Куйбышев был признан невиновным и по суду оправдан.
Однако царская охранка могла высылать опасных революционеров в административном порядке. Этим «правом» она и воспользовалась: Куйбышева выслали на два года в далекий, суровый Нарымский край под гласный надзор полиции.
Когда узнали об этом родные, они были очень огорчены.
— Как же так, Воля? — возмущалась мать. — Ведь по суду ты оправдан. Это произвол! Я буду жаловаться царю, подам ему прошение…
— Нет, мама, — возразил Валериан Владимирович, — вы этого не делайте! Из ссылки я скоро вернусь. А просить царя решительно запрещаю.
Пришлось с ним согласиться. Мать знала, что сын не уступит ей.
31 июля 1910 года она проводила его. Долго смотрела Юлия Николаевна печальными, полными слез глазами вслед удалявшемуся пароходу, увозившему ее родного Волю в страшный Нарымский край.
В НАРЫМЕ
Нарым в переводе на русский язык означает «болото». И действительно, этот таежный городок был расположен в болотистой, дикой тайге, вдали от железной дороги. В течение нескольких месяцев, когда реки замерзали, Нарым был совсем отрезан от внешнего мира и превращался в глухую, мрачную тюрьму без решеток.
В город Нарым Куйбышев прибыл на пароходе 8 августа 1910 года и поселился на Крестовоздвиженской улице в доме А. И. Пушкаревой. Это был типичный для севера деревянный шатровый дом из нескольких комнат. Одну из них занял Куйбышев.
В комнате стояла узкая железная кровать, крестьянский деревянный стол, несколько самодельных стульев, чахлые цветы на подоконниках и книги на полке. Они были для Куйбышева неразлучными друзьями и в тюрьме и в ссылке.
В Нарыме в то время насчитывалось около трехсот ссыльных, принадлежавших к различным политическим партиям и направлениям. Крепко сплоченную группу составляли большевики.
Между ними и меньшевиками шла ожесточенная борьба.
Ценой отказа от революционной борьбы меньшевики в то время добивались у царской охранки разрешения на существование легальной якобы «рабочей» партии, но по существу соглашательской, готовой примириться с царским, реакционным режимом. Фактически это была попытка «ликвидировать РСДРП и заменить ее бесформенным объединением в рамках легальности». Сторонников этого течения в меньшевизме тогда называли ликвидаторами.
Другие меньшевики, так называемые отзовисты, наоборот, отказывались работать во всех легальных организациях и настаивали на отзыве, на выводе из них партийных представителей, тем самым обрекая партию на отрыв от рабочих масс, на узкую замкнутость в подполье.
Опираясь на ленинские статьи и высказывания, Куйбышев разоблачал и трусливое примиренчество ликвидаторов и всю фальшь «левого» фразерства отзовистов, фактически отказывавшихся от революционной борьбы за массы. Своих политических противников Куйбышев превосходил не только силой своего убеждения, но и манерой держаться: спокойно, не повышая голоса, он вскрывал несостоятельность их доводов, высмеивал беспринципность ликвидаторов и пустозвонство отзовистов, срывал маску со всех бывших попутчиков революции, ставших на деле пособниками реакции.
Местная полиция пыталась использовать раскол среди ссыльных. Однажды пристав заявил им, что получен приказ о выселении их в деревни, расположенные вокруг города Нарыма. Перетрусившие меньшевики и эсеры стали униженно просить пристава об оставлении их в городе. Иначе поступили большевики.
— Умолять исправника нам не следует, — заявил Валериан Владимирович на собрании большевистской группы. — Мы из города добровольно не уедем. А если пристав захочет заставить нас силой, то пусть попробует…
Приставу пришлось примириться: никого из ссыльных он не смог отправить в деревни. Зато он стал мстить большевикам и прежде всего Куйбышеву: при обысках отбирал письма, книги, тетради. Большевики были вынуждены все это прятать.
Благодаря усилиям Куйбышева было парализовано вредное влияние меньшевиков не только на политических ссыльных, но и на местное население. Большевики-ссыльные успешно вели революционную пропаганду среди крестьян. Многие из них отказывались от уплаты государственных налогов, оказывали сопротивление властям.
Особым уважением Валериан Владимирович пользовался среди крестьян. Он привлекал их симпатии своей сердечностью и отзывчивостью. Казалось, что он постоянно излучал какую-то большую человеческую теплоту и ею согревал всех, с кем общался.
Душевно беседуя с крестьянами, Валериан Владимирович объяснял им, за что борется рабочий класс и его партия большевиков, убедительно доказывал, что и крестьяне должны включиться в эту борьбу, что только в союзе с рабочим классом крестьянство сможет добиться своей свободы и счастья.
С каждым днем крепла дружба Куйбышева с местным населением, особенно с молодежью. Юноши и девушки часто обращались к нему не только за разрешением общественно-политических вопросов, но и за советами по житейским делам.
Желая облегчить тяжелую жизнь крестьян и освободить их от кулацкой кабалы, Куйбышев советовал им объединиться и открыть кооперативную лавку.
— Будете иметь свою лавку — перестанете переплачивать разным Родюхиным, Велижаниным, — убеждал Куйбышев.
Впоследствии в Нарыме организовался кооператив.
Валериан Владимирович развернул в Нарыме среди ссыльных большую культурно-политическую работу. Была организована нелегальная партийная школа. В программу школы входило изучение истории партии и профессионального движения, политической экономии, русской литературы, истории России. Одним из лекторов был Валериан Владимирович Куйбышев. Вскоре, однако, выяснилось, что у многих слушателей не хватает элементарных знаний. Это затрудняло изучение теоретических вопросов. Тогда Валериан Владимирович организовал общеобразовательный кружок. Этим кружком он не только руководил, но и преподавал в нем.
Нелегальная партийная школа готовила профессиональных революционеров. По окончании школы они должны были совершать побеги, чтобы работать в большевистском подполье. В эти годы черной реакции потребность в партийных кадрах была очень велика, так как многие большевистские организации были разгромлены. Побегам ссыльных всячески помогало местное население. Крестьяне поставляли лошадей беглецам, укрывали их от полиции.
Особая инструкция царской охранки лишала ссыльных в Нарыме всякой свободы. Ссыльным воспрещалась педагогическая деятельность, чтение лекций, участие в публичных собраниях и сценических представлениях, содержание библиотек и читален.
Против всех этих лишений решительно выступал Куйбышев. Уже в сентябре 1910 года, вскоре после прибытия в Нарым, он организовал траурный митинг по случаю смерти Льва Толстого. Собрались в «театре» — бревенчатом сарае, построенном политическими ссыльными.
На митинге Валериан Владимирович выступил с обстоятельным докладом о жизни и творчестве великого писателя. Высоко оценив важнейшие произведения гениального мастера художественного слова, Куйбышев говорил о несостоятельности философских и общественно-политических взглядов Толстого. Митинг был успешно проведен, несмотря на полицейский запрет.
Так же энергично Куйбышев боролся за улучшение быта политических ссыльных. Была создана нелегальная библиотека. Она играла большую роль не только в культурном развитии ссыльных, но и в их идейно-политическом сплочении вокруг большевиков. Учитывая это, меньшевики пытались захватить библиотеку в свои руки, чтобы использовать ее для меньшевистской пропаганды. Но эти попытки не удавались.
В Нарыме работала столовая, также организованная Куйбышевым на кооперативных началах. Это было очень важно для ссыльных, терпевших большую нужду: от казны они получали на пропитание и одежду лишь по семи рублей двадцати копеек в месяц, а ссыльнопоселенцы были лишены даже этого небольшого пособия. И вот в своей кооперативной столовой ссыльные могли получать обеды за небольшую плату, а наиболее нуждавшиеся обедали бесплатно.
Но столовая не только облегчала жизнь ссыльных, сохраняла их здоровье, но и способствовала их объединению в коллектив. Большое, просторное помещение столовой служило местом для легальных собраний ссыльных. Здесь они во время обеда получали и читали газеты, журналы. Столовая как бы превращалась в читальный зал.
Валериан Владимирович участвовал в хозяйственном обслуживании коммуны ссыльных.
Однажды он бродил в тайге и встретил там дровосеков, которые заготовляли дрова для столовой. Куйбышев подошел к одному из них и попросил топор.
— Довольно тебе рубить. Дай и нам, интеллигентам-белоручкам, поработать, — пошутил Валериан Владимирович.
И он усердно работал до тех пор, пока полностью не заготовили дров.
Среди суровой природы, в томительной, удручавшей неволе, Куйбышев оставался бодрым, жизнерадостным человеком, верящим в свое правое дело, в его победу.
Эти его настроения прекрасно выражены в стихотворении «Море жизни», написанном в нарымской ссылке:
Это стихотворение стало вскоре широко известным, и многими разучивалось наизусть. Сам Куйбышев никогда не страдал авторским самомнением. Свои стихи Валериан Владимирович считал любительскими. Тем не менее он был убежден, что даже такие стихи могут иметь общественно-политическое значение. В этом отношении характерен анкетный лист, заполненный им впоследствии, уже в советское время, для Самарского союза советских журналистов. В анкетной графе «Специальность в этой области» Куйбышев написал: «Немного поэт, публицист».
Революционная деятельность Куйбышева в Нарыме заставляла беспокоиться царскую охранку. Уже в ноябре 1910 года прокурор томской судебной палаты доносил министру юстиции: «В. В. Куйбышев работает в образовавшемся среди политических ссыльных социал-демократическом кружке». Вскоре томский губернатор лично приехал в Нарым в сопровождении вооруженных охранников, чтобы разгромить культурно-политические организации ссыльных. Воспользовавшись этим, меньшевики и эсеры вновь попытались исключить большевиков из органов управления библиотекой и кассой взаимопомощи. Но соглашатели встретили большевистский отпор. Культурно-политические учреждения были переведены в подполье, на нелегальное положение.
В конце ноября полиция перехватила письмо одного ссыльного. Из этого письма стало известно охранке о том, что нарымская партийная школа продолжает работать в подполье. Приехавшие жандармы арестовали Куйбышева вместе с другими активистами школы и решили отправить их в томскую тюрьму. Местные крестьяне, сочувствуя арестованным, отказались дать лошадей. Лишь с большим трудом охранники снарядили несколько подвод и сначала отправили десять арестованных, а на другой день остальных.
Прощаясь, Валериан Владимирович говорил:
— Товарищи, из-за нашей опрометчивости жандармы арестовали шестнадцать человек. Потеря, будем надеяться, временная. Она не должна ослабить нашу революционную борьбу. Нас увозят. Но вы, остающиеся на месте, обещайте не покладая рук работать, бороться, учиться и учиться. Будущее, товарищи, за нами! Никакие невзгоды, встряски не должны колебать нашу веру в грядущие лучшие дни, веру в социализм, веру в успех революционной борьбы и в правоту этой борьбы. Набирайте опыта, закаляйтесь в ссылке, ваши силы понадобятся будущей, свободной России!..
Путь лежал длинный, по трескучему морозу. Вокруг без конца и края простиралась белая пустыня. Повитая легкой студеной дымкой, она мерцала снежными искорками. Иногда дорога пролегала через густые леса. Здесь еще резче скрипели санные полозья по затвердевшему, спрессованному стужей снегу. Спугнутое с насиженных гнезд воронье с пронзительным криком, хлопая черными крыльями, взлетало и кружилось над вершинами вековых деревьев.
На ночлег заезжали в попутные деревни, утопавшие в снежных сугробах. Лишь по сизому дымку, который вился из труб, угадывалось жилье…
В Томске на допросе арестованные стойко держались и наотрез отказались давать какие бы то ни было показания. Так как против них, кроме перехваченного письма, не было других улик, охранка вынуждена была освободить арестованных из тюрьмы, и они в марте 1911 года возвратились в Нарым.
Куйбышев с еще большей энергией возобновил свою политическую работу по большевистскому воспитанию ссыльных. Были восстановлены нелегальная партийная школа и легальные учреждения политических ссыльных. Возобновились спектакли в «театре».
Вскоре в Нарымский край прибыл Яков Михайлович Свердлов, вторично сосланный сюда. Из первой нарымской ссылки Свердлов бежал в июле 1910 года. Работая в большевистском подполье Петербурга, он снова был арестован и в июне 1911 года выслан в Нарым.
По дороге из Томска в Нарым Яков Михайлович 18 июня 1911 года опять исчез. Несмотря на усиленные поиски, полицейские ищейки не смогли напасть на его след. Однако через несколько дней Свердлов был вынужден добровольно вернуться в ссылку: его побег мог навлечь на других политических ссыльных Нарыма полицейские репрессии.
Но сам Яков Михайлович поплатился за это. На второй же день после добровольной явки Свердлова в местечке Колпашеве полиция арестовала его, а затем 3 июля 1911 года отправила в ссылку, но не в Нарым, а в Максимкин Яр — еще более глухое селение. Царская охранка рассчитывала, что неукротимый, весьма опасный революционер не сможет вырваться оттуда, не выживет там.
В течение семи месяцев нарымские ссыльные вели упорную борьбу за жизнь Свердлова, погибавшего в Максимкином Яру среди гнилых болот в мучительном одиночестве. Ежедневно ссыльные приходили к нарымскому приставу Овсянникову и настаивали на возвращении Свердлова в Нарым. Долго упорствовал охранник, но, наконец, сдался. К этому побудили его еще слухи о том, что Свердлов «мутит народ в Максимке». 30 декабря 1911 года Овсяников обратился к томскому губернатору с ходатайством о переводе Свердлова из Максимкина Яра. В начале февраля 1912 года Свердлов был возвращен к своим товарищам в Нарым. Именно нарымским ссыльным во главе с Куйбышевым партия и русский пролетариат обязаны тем, что они спасли человека, который потом, в дни Великого Октября, был одним из ближайших соратников В. И. Ленина.
Поделиться книгой: