— Знаешь, ты тоже не красавица! — возмутился Николай, хотя и соврал: Трина даже на фоне милых наложниц казалась ему самой хорошенькой. — Дело не во внешности. Я, знаете ли, брезглив. Не хочу пользоваться кем-то после своих родственничков. Но и запах паленого мяса неприятно щекочет ноздри. Что предполагается делать в таком случае?
Шорсир — все, как одна, — видимо, ответа не знали, потому что просто смотрели на него, не моргая. Опять пришлось решать самому:
— Вспомнил, кто раздражает мой царский взор уродством. Эти, как их, уборщики… — он перебирал пальцами в воздухе, пытаясь вспомнить.
— Ругры, — милостиво подсказала Трина.
— Точно! Моя избалованная эстетика желает, чтобы мои покои убирали только красивейшие женщины. Эти сойдут. Пусть только оденутся.
Наложницы переглянулись, шорсир так и не сняли камень с лиц.
— Тогда мы можем переселить их в комнаты для слуг, мой лорд.
— Прекрасно, Вторая. Наконец-то мы начали друг друга понимать. Все вопросы решены?
Женщина коротко кивнула:
— Это не самый безопасный вариант, но мы будем нести караулы. И стоит только Тринадцатой позвать — тут же окажемся перед вами. Пока же вы отдыхаете, я попробую поговорить с остальными шорсир — если вы, конечно, не возражаете.
— Не возражаю, — отмахнулся Николай. — Трина, за мной.
Ему показалось, что телохранительницы сопровождают их какими-то странными взглядами. Потому, оказавшись наедине, тихо уточнил:
— Это ведь ничего, что я все так раскидал? Я хочу выжить, но при этом не сойти с ума!
— Ты в своем праве, Киан. Шорсир в любом случае будут настороже, а я успею их призвать, даже если сюда ворвется армия убийц. Именно потому не думаю, что произойдет что-то подобное. Наверняка тебя попробуют отравить, как твоих предшественников. Но я буду следить за тем, чтобы твои блюда прежде дегустировали не меньше десяти человек, да и первый хоасси наверняка станет помогать.
— Даже интересно, сколько же мне будет оставаться от обеда, — вздохнул Коля. — Но я не о том спросил. Выглядели твои сестры как-то… напряженно, что ли. Они теперь тоже считают меня тряпкой?
Она думала почти минуту, потом уверенно качнула головой:
— Нет, вряд ли. Они узрели твою непредсказуемость. А их напряжение связано с другим — с жалостью ко мне. Шорсир редко показывают эмоции, но я все-таки им сестра.
— Не понял. А тебя-то им с какого перепуга жалеть?
— Ты выделяешь меня из прочих. Заставил называть тебя по имени, выбрал для своего уединения.
— Но ведь… для безопасности!
— Шорсир отстранены от жизни обычных женщин, но они многое видят. Все эти признаки ясно дают понять: я тебе нравлюсь. А это означает, что дни мои сочтены. Я жива ровно до тех пор, пока ты не захочешь поддаться соблазну.
— Чего?! — Николай очень постарался как можно круглее выпучить глаза. — Придумала тоже! Да ты вообще не в моем вкусе! Фу-у-у! — он почти правдоподобно скривился ей в лицо. — Я милых девочек люблю, нежных! А ты у меня ассоциируешься с глиняным истуканом.
— С кем, прости?
— Неважно! И не красивая ты вовсе — я уже говорил. Уродливая даже немного.
— Спасибо. Теперь и мне дышится легче.
Николай расходился, чтобы ей вообще легко задышалось:
— Росточком не вышла, совсем не блондинка, костюмчик этот — мрак! Фигура ужасная, как тебя вообще земля носит? Ноги… эм-м, прямые. Я люблю, знаешь ли, с естественной кривизной. Ресницы твои — хоть ножницами подстригай. Тебе кто-нибудь говорил о чудовищном цвете глаз? Как теплый песок на солнышке, тьфу, аж в комнате светлее становится. Нет, Триночка, у тебя ни единого шанса.
Ему становилось все жарче, он нервно оттянул ворот, чтобы подпустить немного воздуха. А она прижала ладонь к груди и произнесла едва слышно:
— Благодарю, Киан. Мне не страшно умирать по твоей прихоти, но я предпочла бы умереть после того, как защищу тебя от всех врагов. Помочь раздеться?
— Отстань, — почти рявкнул Николай и скрылся в комнате для омовений.
И лишь под тонкой струей воды признался себе, что чувствует легкое разочарование. Жаль, что Трина не простая девушка, тогда у него в этом мире был бы хоть один близкий человек. Или хотя бы шанс сделать ее таковым.
Он переоделся в свои джинсы и футболку. Вышел, молча поужинал каким-то бульоном из полупустой тарелки и вафлями. Экспертиза прошла успешно, раз ему все-таки доставили этот поднос, а Трина спокойно наблюдала за трапезой. По непонятной причине он чувствовал какую-то обиду, но не мог ее озвучить, однако вскоре не выдержал затянувшейся тишины:
— Трина, ты сама-то голодная?
— Нет, Киан. Я успела поесть. Из кухни теперь будут доставлять еду нам в покои. Кстати говоря, остальные шорсир присоединились — теперь нас тринадцать, как и положено. Но ты должен посмотреть на них и принять клятву.
— Позже, — он отодвинул тарелку. — Здесь все равно развлекаться больше нечем, лучше уж хотя бы знакомства растянуть подольше. Книги-то хоть имеются? Изобрели уже печать?
— Имеются. Рукописные, — она кивнула. — Я распоряжусь, чтобы прислали из библиотеки.
— Тоже позже. А лучше завтра сходим в библиотеку вместе — я и тринадцать моих теней.
— Хорошо. Теперь я чувствую себя намного увереннее. Не могу представить ситуации, в которой мы все не смогли бы тебя защитить.
Они снова долго молчали. Николай все же озвучил мысль, которая его странным образом тревожила:
— Трина, а на твой вкус, я привлекательный? Внешне.
— Ты безупречен, Киан. Ни один мужчина не мог бы сравниться с тобой в красоте.
— А если бы я был толще на двадцать килограммов и ниже на двадцать сантиметров, ты бы ответила то же самое?
— Скорее всего. Ты ведь мой лорд. Я обожаю тебя по умолчанию, а не оцениваю.
Вот в этом и была причина его обиды — в фальшивости всего, что в этом мире делается и произносится. Коля встал и подошел к ней, ловя взгляд:
— Я приказываю тебе, Трина, всегда быть со мной честной. Даже если правда противоречит всем традициям, ты должна говорить только ее. Ясно?
Она будто вытянулась.
— Ясно. Я постараюсь, Киан.
— Тогда начни стараться прямо сейчас, что ты думаешь обо мне на самом деле?
Трина замялась, подбирая слова, но вскинула лицо и сказала твердо:
— Что, быть может, отравление для тебя не самый худший исход. Что если ты выживешь и останешься правителем до конца своих дней, то всегда будешь чувствовать себя несчастным. Тебе не подходит это место, как и ты не подходишь ему. Но ты даже не пытаешься подстроиться, а сопротивляешься. И именно это сопротивление будет делать тебя несчастным.
Николай нахмурился — такого ответа он определенно не ожидал:
— И что бы ты посоветовала?
— Набрать гарем наложниц, взять книги, если тебе нравится чтение, завести дракона или ручного демона — делать все, о чем ты даже не хочешь думать. И делать это, пока не найдешь то, что начнет приносить удовольствие.
— А если единственное удовольствие, к которому мне не пришлось бы себя принуждать, недоступно?
Она намека не поняла или предпочла сделать вид, что не понимает. Молча пожала плечами и отошла к окну.
— Значит, дракона… — выдохнул Николай. — Во вторник я как раз совершенно свободен для рептилий.
— Это снова сарказм? — уточнила она в спину.
— Да какой там, жалкое подобие. Завтра пойдем осматривать мой замок. И одежду подходящую… где тут берут одежду? Неважно. Завтра и расскажешь.
— Черной ночи тебе, Киан. Пусть завтра солнце не взойдет.
— Не нагнетай.
Для сна было слишком рано, но Николаю требовалось время, чтобы все хорошенько обдумать и спланировать жизнь до конца дней. А потом составить еще один план — на случай, если конец дней наступит не на этой неделе.
Глава 14
— Трина, почему отстаешь? Иди ближе, будешь подсказывать правила местного этикета.
Стройный ряд шорсир вмиг перестроился, передвигая Трину ближе к господину и закрывая освободившееся место позади. Такой колонной они и перемещались по бесконечному замку, который Николай решил изучить.
— Этикет? — Трина говорила тихо. — Ты успел начитаться о белой империи, раз взываешь к их опыту?
— То есть у черных этикета нет?
— Есть… — она задумалась. — Но он определенно не касается самого черного лорда. Да и для остальных заключается в том, чтобы поклоняться тебе и творить зло в свободное от поклонения время.
— Повезло мне, — понял Николай. — То есть я вообще могу творить что вздумается? Даже десертной вилкой мраморную говядину есть?
— Понимаю, что это сарказм, но не понимаю половину слов. Но да, в таких мелочах никто не посмеет диктовать тебе правила поведения.
— Тогда почему чувствую себя узником, если моя свобода ничем не ограничена?
— Об этом я уже говорила. Потому что твоя свобода ограничена безопасностью и мнением совета хоасси, но ты склонен эти рамки преувеличивать.
Коля не спорил. Он уже успел над этим поразмышлять: по сути Трина верно заметила. Но что-то в самом его характере было такое, способствующее этой позиции. Например, Николай никогда не выносил давления. Сдать курсовую на день позже поставленного срока — это же интереснее, чем просто сдать курсовую. Высказать декану свое мнение — признак нормально развивающегося и мыслящего молодого человека. После института в Николае чувство протеста поубавилось, но сопротивляемость организма к любому насилию осталась. Был бы он хоть немного другим, сидел бы сейчас ответственным начальником отдела, быть может, в фирме Петюни — и самому Петюне Николая Анатольевича Радужкина ставили бы в пример. Хотя нет, не сидел бы, его все равно бы сюда притащили, но выпендривался бы определенно меньше.
Навстречу шел какой-то вельможа. Он остановился и склонил голову, приветствуя повелителя.
— Почему этот в пол не кланяется? — уточнил Николай у Трины тихо. Ему раболепие самолюбие не тешило, просто хотелось разобраться: он уже заметил, что только хоасси позволяют себе такие вольности, но только хоасси и могут подвинуть Николая с его места, если тот чем-то не угодит.
— Его положение это позволяет, — ответила Трина, когда они уже миновали мужчину. — Это герцог Тайгон Корд. Он десятый в списке престолонаследия.
— Что?
Николай остановился и обернулся, но мужчина уже скрылся за пролетом. Выходит, он только что встретил свою родню — единокровного брата. И отчего-то десятого в списке, хотя по виду мужчина старше Коли лет на десять. Очень странное ощущение, когда всю жизнь считаешь, что никого из родных на свете нет, а они вон — ходят и кланяются, но недостаточно низко. Однако радоваться он не спешил:
— Он может быть отравителем?
— Может, — кивнула Трина. — Хотя и не возглавляет список подозреваемых. Он постоянно здесь, на виду, герцог занимается вопросами внешней политики и контактами с глубинными тварями и имеет колоссальные доходы от своей должности. Если разбираться в мотивах, то ему как раз престол не особенно нужен, если исключить чистое тщеславие.
— О… внешняя политика, контакты с глубинными тварями, в институте мне такой курс не преподавали. Но мы все равно его подозреваем?
— Все равно, — ответила она монотонно. — Потому что чистое тщеславие встречается чаще холодного расчета.
— Понятно. И все-таки… брат. Какой-никакой. И много здесь наследников из списка отца?
— Почти все, Киан. Если считать Зиака десяти месяцев от роду, пятнадцать. Остальные живут в отдаленных поместьях или других мирах, но им как раз добраться до тебя сложнее всего. На всякий случай мы подозреваем и их. Но по последней версии хоасси лица из списка вообще могут быть непричастными, вы его слышали.
— Слышал… Трина, так, может, пора начинать налаживать отношения? Хотя бы с теми, на ком меньше подозрений?
— Зачем? — она вскинула бровь на полмиллиметра.
— Так ведь братья же. Никогда не думал, что у меня столько братьев, — и вот.
— И что?
— У вас тут родственные чувства ничего не значат?
— Какие еще родственные чувства?
— Самые обыкновенные! Или тут что, матери не любят своих детей, старшие братья не защищают сестренок от идиотов в школе, а бабушки не закармливают внуков до полусмерти? В последнее никогда не поверю! Кстати, а сестер у меня нет?
— Если и есть, то в списке они не указаны, потому не подлежат точному определению. Любят, конечно, — медленно ответила Трина. — Это же животные инстинкты, они присущи любому живому существу. Но ты говоришь о своей родне. Они тебе не братья, Киан, ты их лорд и хозяин, а не брат. И любой из них в какой-то мере хочет оказаться на твоем месте. Выходит, они тебе даже не посторонние, а потенциальные враги. Так к ним и относись.
Николай развел руками — ему все эти дворцовые интриги были непонятны.
— А вот я беру и приказываю — пусть все мои братья приходят на какие-нибудь чаепития. Заодно и проверим, кто запросто ест со мной одну еду и пьет из одной чаши, то бишь не является отравителем.
— Зачем? — теперь она подняла бровь на целый миллиметр.
— Например, любопытно послушать про глубинных тварей. И про внешнюю политику. И про то, чем все остальные занимаются.
— Зачем?! — к первой брови присоединилась и вторая. — Киан, тебе этой чепухой можно не заниматься — и без тебя механизм более-менее отлажен. Твоя задача только наслаждаться своим положением!
— А-а, так я даже в этом свободы не имею? Император, которого даже к политике не подпускают?
— Почему же не подпускают? Просто это скучно, пусть черную работу выполняет чернь.
— Ну да. А я тут с ума схожу от веселья. Ты приказ слышала? Чтобы сегодня вечером организовали чаепитие!
— Организуем, — смирилась она и едва слышно добавила: — Если первый хоасси сочтет такое времяпрепровождение безопасным.