Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Античный мир «Игры престолов» - Айеле Лушкау на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Но если Джейме не такой уж и герой, кто он тогда? На этот вопрос есть несколько ответов, и первый – это знание того, что наличие менее успешного героя само по себе является укоренившейся традицией. Мы уже видели, что со временем героические подвиги теряют свою значимость, так что быть разочарованием для старших – узнаваемая черта эпоса. С возрастом эпические герои, как Джейме, попадают в странную ситуацию – их почитают за мудрость и опыт, но в то же время над ними насмехаются и подвергают сомнению воинскую доблесть. Престарелый Нестор в «Илиаде» – яркий тому пример, как и отец Энея Анхиз: каждое указание, которое он дает сыну, оказывается неверным, но его все равно почитают и следуют за ним до самой его смерти. Случается, что герой ведет себя некомпетентно или глупо. Одиссей, несмотря на репутацию хитреца, умудряется потерять всех своих товарищей на пути домой в Итаку, аргонавт Ясон не может предотвратить убийство женой их сыновей, а Эней постоянно демонстрирует нежелание принимать решения и тратить на это время в погоне за своей целью. Джейме Ланнистер, исходя из этого, объединяет нежелание («Чего не сделаешь ради любви»), следующие из этого неудачи в достижении целей и произведении впечатления на поле битвы, и чувство, что он уходит в ностальгическое прошлое. Вместо того чтобы стать частью настоящего, герои восстания Роберта сражаются в заведомо проигранной битве за то, чтобы не быть погребенными в монументы истории слишком рано. И в этом смысле «Игра престолов» является историей кровавой и жестокой смены поколений, в которой стоит одному из них пережить пик своей славы, как другое изо всех сил старается занять освободившееся место в центре внимания.

Наконец, мы можем рассмотреть другой ответ: Джейме Ланнистер не столько эпический герой, сколько подражание ему. Другими словами, он выглядит, говорит и ведет себя как герой, но на деле является не великим протагонистом, Ахиллесом истории, а лишь тем, кого используют другие, чтобы проложить себе путь к славе. Один из признаков этого – факт, что Джейме один из двух близнецов. Это не значит, что в реальном мире близнецы – шифры друг друга, но в античной литературе у близнецов часто сложные отношения друг с другом, в которых один выполняет функцию альтер эго другого, желает он того или нет. Одним из лучших примеров таких отношений являются сыновья Эдипа, близнецы Этеокл и Полиник, чья история рассказывается в поэме «Фиваида», написанной Стацием в эпоху правления римского императора Домициана о событиях, последовавших за событиями «Энеиды». Этеокл и Полиник – плод более чем странных отношений: сыновья Эдипа и его матери Иокасты появились на свет в результате инцеста и, движимые чрезмерной одержимостью желанием определить и уяснить, кто они есть, доходят до войны и взаимного уничтожения[30]. Когда их отец отрекается от своего титула царя Фив, братья предстают перед дилеммой: так как они близнецы, невозможно определить, кому должен достаться трон. Вместо этого они решают управлять государством по очереди и меняться ролями раз в году: пока один правит, второй отправляется в изгнание. Этот хитроумный план, однако, разбивается вдребезги, когда Этеокл отказывается уступить трон в конце первого года и его брат-близнец решает заявить о своих правах, собрав огромную армию против Фив.

Фиванская война (или «Семеро против Фив», как называли ее в древности, отмечая семерых героев, возглавлявших поход) была частью войны, предшествовавшей Троянской, и, согласно хронологической матрице, представители этого поколения должны быть более великими и героическими, чем те, кто вел осаду Трои, хотя их сыновья оспаривали данную характеристику[31]. Эта идея лежит в основе способа, с помощью которого Стаций рассказывает историю в своей «Фиваиде», гиперболизируя и утрируя как самих героев, так и их различные поступки, включая ненависть братьев друг к другу. Кроме того, это делалось для того, чтобы «Фиваида» смогла отстоять свое превосходство над поэмами, написанными до нее, например, над «Энеидой», ее главным шаблоном и собеседником, и другими версиями мифов о Фивах – греческой пьесе драматурга Эсхила V в. до н. э. «Семеро против Фив» или утерянной поэме на ту же тему греческого поэта Антимаха. Наконец, литературные вкусы современников Стация сводились к гротеску и креативным изображениям мужества и смерти – это, прежде всего, век Колизея и гладиаторских боев, а также реконструкций мифологических сюжетов, в которых преступников наказывали, разыгрывая смерти мифологических персонажей. Далее, император Домициан сам один из двух братьев (второй тоже был императором), хоть и не близнецов, тем не менее имевших близкие – и сложные – отношения как друг с другом, так и со своим отцом. Все эти соображения влияют на то, как представлены в поэме отношения близнецов Этеокла и Полиника, и все они затрагивают тему личности, места человека в мире и отношений между жизнью и искусством. Стация хочется рассматривать как альтер-эго Вергилия, а Вергилия – как альтер-эго Гомера, в то время как оба хотели превзойти предшественников и установить планку, которую не смогут преодолеть будущие поколения.

Подобные соображения также прекрасно показывают, что Джейме отчасти является примером того, куда может скатиться карьера героя, что само по себе является главной темой сериала «Игра престолов»: Роберт Баратеон начинает славно, а заканчивает пьяницей; Нед Старк начинает с честью, а умирает, клейменный предателем; его сын Робб дерзко начинает кампанию по захвату трона и отмщения, но позорно умирает, и т. д. Даже Джоффри, в котором эпический героизм проявляется лишь в чувстве собственного достоинства, ждет ужасный финал. Этот список разрушенных надежд является, с одной стороны, авторской особенностью (Джордж Р. Р. Мартин любит убивать персонажей, чтобы поддерживать интерес к сюжету), а с другой – способом изобразить некоторые неотвратимые последствия эпической героической идеологии: ты либо погибнешь в огне славы, либо познаешь горе, попытавшись вести прежнюю жизнь. Тайвин Ланнистер, который особенно боялся поражения, сказал бы об этом иначе, несмотря на слова его дочери Серсеи: «Ты побеждаешь или погибаешь». Джейме, как и все остальные героические персонажи «Игры престолов», существует лишь в сером пространстве, где-то посередине.

Для персонажей, поэтов, политиков и философов отношения между близнецами – удобный и выгодный способ поразмышлять и поговорить о политике, литературном и идеологическом наследии и вкладе, о месте человека в обширной иерархии ролей, важности и известности. Другими словами, близнецы в литературе уже сами по себе являются шаблоном, поводом подумать о том, кто мы и кем могли бы быть, если бы были самими собой, но немного другими. Это также относится к братским отношениям, подобно тем, что были между жестокими Сандором и Григором Клиганами, так или иначе характеризовавшихся насилием. Со временем родство лишь подчеркивает их расходящиеся траектории: Сандор становится более человечным, в то время как Григор все больше напоминает монстра. Потому не всегда именно близнецы борются со своими личностями: Этеокл и Полиник, например, уверены, что отличаются друг от друга настолько, насколько это возможно, а их взаимная ненависть – глубокая и искренняя. Мы можем интерпретировать факт того, что они убивают друг друга в конце, как признак ненависти к себе, но по-настоящему интересно не то, что они чувствуют друг к другу, а что остальные люди думают о самих себе в сравнении с братьями. Герой Тидей, которого Этеокл завербовал для того, чтобы утвердить свое право, настолько предан своему дорогому другу, что Этеокл отправляет его послом в Фивы, чтобы убедить брата уступить трон прежде, чем начнется кровопролитие. Это оказывается опрометчивым решением, потому что Тидей темпераментный, грубый и не заинтересован в мирном исходе, поэтому дипломатическая встреча быстро превращается в соревнование на самый громкий голос, в конце которого Этеокл предпринимает попытку устроить засаду Тидею и убить его. Но что действительно интересно, так это то, что Тидей безоговорочно предан своему другу, настолько, что видит себя настоящим альтер-эго Этеокла, узурпирующего место его близнеца, которого Тидей не может рассматривать как родственника друга или, конечно, своего биологического близнеца.

Некоторые могут указать – и будут правы – на то, что способность Тидея пойти дальше поверхностного сходства двух близнецов к их мотивации и чувству справедливости делает его в наших глазах более проницательным, чем принято считать. Однако внешнее сходство остается важной частью эпических отношений между близнецами, особенно в «Игре престолов». В «Илиаде» Ахиллес одалживает свои доспехи Патроклу, и вытекающее из этого сходство также означает, что Патрокл перенимает судьбу Ахиллеса жестоко погибнуть в Трое. Джейме Ланнистер, напротив, постоянно замещается версиями его самого. Серсея, самая близкая к нему, вспоминает, как в детстве она не могла понять, почему их с Джейме обучают разным вещам, при том, что внешне они совершенно ничем не отличались. Как женщина и королева она идет на инцест с ним отчасти потому, что они очень похожи, но, когда Джейме уходит, его сменяет двоюродный брат Лансель, немного похожий на Джейме, который воображает, что он более знаменит. Что иронично, и Джейме и Лансель заканчивают тем, что становятся тенями своих прошлых «я». Джейме – потому что теряет руку, а Лансель – из-за своей приверженности аскетизму. Ланнистеры, кажется, ведомы нарциссизмом, и, подобно знаменитому мифологическому Нарциссу, эта самовлюбленность приводит к неизбежной утрате былого блеска Ланнистеров, погрязших в попытках стать ближе к объекту страсти, чем это физически возможно.

Есть и еще один член этой триады, который, подобно Ланселю, является более молодой версией Джейме: Лорас Тирелл. В отличие от Ланселя, Лорасу, кажется, суждено преуспеть в узурпировании места Джейме в качестве золотого мальчика при дворе, хотя бы даже потому, что он наносит поражение Цареубийце на турнире. Подобно Ланселю, он состоит в незаконной любовной связи с членом королевской семи, и подобно Ланселю, у него такой тип внешности, который во времена Античности ассоциировался с юностью: стройный и легкий, в отличие от более крупного Джейме. И именно у Лораса, а не у Ланселя есть набор определенных личных качеств для того, чтобы стать новым Джейме. Для начала, у них обоих – амбициозные сестры, на которых они явно похожи и которые, в сущности, руководят ими. Маргери и Лорас не близнецы, но достаточно похожи, чтобы бы сойти за них. Подобно Джейме и Серсее, они действуют сообща и фокусируются на личности короля. Серсея выходит замуж за короля, в то время как Джейме охраняет его. Маргери сначала выходит замуж за того, кому хотелось стать королем, затем за Томмена, слишком юного короля, в то время как Лорас охраняет обоих и делает даже больше, служа Ренли, еще одному брату-претенденту. Сама Маргери вовлечена в параллельные отношения с Серсеей, которая убеждена, что девушке суждено затмить ее. Джейме и Лорас в конце концов становятся рыцарями Королевской Гвардии, не сумев заполучить объекты своих желаний: возлюбленный Лораса погибает, а любимая Джейме выходит замуж. Карьера Лораса во многом схожа с карьерой Джейме: благородное происхождение, успех при дворе и попытка заполучить власть путем государственного переворота. Стоит отметить, что Джейме и Ланнистеры возносятся, связав себя с победившими Баратеонами; Лорас же преуспевает, отколовшись от Баратеонов и перейдя на сторону победоносных Ланнистеров, которые выдают себя за Баратеонов. Это сходство, хоть и бессознательное и непреднамеренное, говорит о многом. Личность становится размытой, и ее сложно вычленить в контексте гражданской войны.

Героиня

Как часто бывает во времена политических кризисов, весь мир, кажется, испытывает смертельные муки, а странные предзнаменования и странные вещи возникают из глубин мифов и легенд. Не случайно «Игра престолов» начинается с появления редких лютоволков, и красная комета окрашивает небеса, как только начинается Война Пяти Королей, а в то же время на севере восстают Белые Ходоки, а на востоке – драконы. Эпический героизм, при всей его четкой парадигме, также присутствует в этой череде событий: когда война слишком затягивается и накал достигает наивысшей точки, требуются необычные герои. В Античности ими часто являлись воинственные женщины – экзотическое и странное зрелище там, где женщины держались подальше от полей сражений. Они действительно существовали как в реальности, так и в мифах, о чем свидетельствует римское (и современное!) восхищение царицей Боудиккой: она не только вела мужчин за собой, но также участвовала в битвах и приняла героическую смерть на поле брани. Египетская царица Клеопатра, любовница Юлия Цезаря и Марка Антония, была мастером политических интриг (ей было семнадцать, когда она использовала римлян для личного восхождения на трон), но также принимала участие в решающей битве на Акциуме в 31 году до н. э. вместе со своим мужем. Флот Антония потерпел сокрушительное и безоговорочное поражение, и Клеопатра с позором покинула поле боя, по крайней мере в соответствии с римскими источниками. Но она оставалась в Александрии до тех пор, пока не пришли римляне, и отказалась подчиниться захватчикам. Она не хотела, чтобы ее вели в цепях по римским улицам, не хотела видеть, как толпа будет издеваться и освистывать ее и богатых людей ее королевства, пока они будут шествовать мимо ради увеселения, и решилась на самоубийство – поступок, который заставил восхититься даже римлян, которые ненавидели египетскую царицу.

Однако и Боудикка, и Клеопатра были иностранками, что уже само по себе делало их объектами обожания и фетишизации. Типичные римские девушки – и девушки Вестероса – не воевали, за одним заметным исключением – Бриенны Тарт, которая отличается мужеподобной внешностью и превосходит в бою любого мужчину. Арья Старк такая же: бунтарская противоположность своей сестры Сансы, соответствующей всем стереотипам о девушках, она с детства завидует своим братьям, которых учат управляться с мечом, а впоследствии отправляется в путешествие под видом мальчика и за Узким морем учится быть убийцей. Дейенерис Таргариен ведет Безупречных в бой, но сама изолируется от битвы с кровавыми всадниками. Тем не менее, если Арья и Дейенерис описываются маленькими, ловкими и привлекательными и участвуют в войне лишь косвенно, Бриенна ближе к стереотипу женщины-рыцаря: необыкновенно высокая, она сама по себе и даже является обладательницей меча из валирийской стали, выкованного из знаменитого клинка Неда Старка – Льда. Меч по имени Верный Клятве, ей отдал Джейме Ланнистер, чтобы с его помощью Бриенна могла найти пропавшую Сансу, чтобы исполнить свой долг, – это контрастирует с прошлой неудачей Джейме и представляет эволюцию этого персонажа через отношения с Бриенной.

Образ Бриенны напоминает античных амазонок, воинственных женщин на краю цивилизации. В греческих мифах у амазонок был особый статус: из-за своего экзотического происхождения и контркультурного существования без мужчин и в стороне от мужского господства они выглядели угрозой, которую нужно было устранить для торжества цивилизации. Таким образом, их часто представляют как врагов греческих героев, а войны с ними описаны на фризах храма параллельно с войнами с другими мифическими существами – кентаврами или чудовищными титанами. Геркулес и его товарищи дерутся с амазонками во время похода за поясом Ипполиты, королевы амазонок, – это стало девятым подвигом Геракла. Хотя Ипполита обещает отдать ему пояс, богиня Гера подстрекает амазонок прогнать Геркулеса и его людей, и в последующей битве Геркулес убивает Ипполиту и снимает с нее ее пояс, точно так же, как воин на поле сражения забрал бы в награду вещи павшего врага.

Позднее, во время Троянской войны, после смерти Гектора, троянцы ощущают необходимость в союзниках, чтобы пополнить истощенные ряды. Помощь приходит с Востока в виде войска амазонок, легендарных античных женщин-воинов, которые отрезали себе правую грудь (или просто не прикрывали левую), носили штаны и не нуждались в мужчинах. Вела их царица Пентесилея, столь прекрасная, что сам великий Ахиллес, поговаривали, влюбился в нее прямо в момент ее убийства и не смог сдержать рыданий над мертвым телом девушки. То же происходит у Тириона с Шаей, его бывшей любовницей, оказавшейся шпионкой: задушив ее с помощью подаренной им же золотой цепочки, он плачет над ее мертвым телом. Джейме Ланнистеру, однако, не достается и такого слабого утешения: вместо этого, путешествуя по Речным землям с Бриенной, он находит, что герои и амазонки имеют довольно много общего, – и те, и другие исключены из нормального общества и должны соответствовать недостижимым стандартам.


Ахиллес и Пентесилея. Роспись краснофигурного кратера. Мадрид, Национальный археологический музей

Литературные потомки Пентесилеи соответствуют той же базовой структуре: они, как правило, сражаются на другой стороне войны (даже если она впоследствии превращается в «правильную»), им почти никогда не удается одержать верх над героями-мужчинами и, что более важно, являются чем-то иным и экзотическим. Поэтому неудивительно, что другая известная женщина-воин «Игры престолов», сестра Теона Грейджоя Аша/ Яра, родом с Железных островов, народ которого поклоняется Утонувшему богу и живет за счет налетов, что является чуждым для остальных Семи Королевств. В отличие от своего брата Теона, Аша/Яра – железнорожденная до мозга костей, у нее есть собственный боевой флот, одобрение отца и значительное влияние среди людей. Ей мешает лишь принадлежность другому полу, она дочь, а не сын, – этот биологический барьер она никогда не сможет преодолеть, несмотря на то что более компетентна и менее безрассудна, чем ее брат. Ашу/ Яру будет уместно сравнить с Артемисией, правительницей Галикарнаса, которая мельком появляется в труде Геродота, возглавляя флотилию, чтобы помочь персидскому вторжению в Грецию. Она фигурирует последней в списке союзников Персии, составленном Геродотом, главным образом благодаря тому, что женщина-воин была чем-то новым: «Упомяну лишь об Артемисии – женщине, которой я весьма удивляюсь за то, что она выступила в поход на Элладу»[32]. Среди всех командиров под началом великого царя лишь она отговаривает его от участия в морской битве с греками при Саламине, но царь отказывается слушать. Ее основным вкладом в ход битвы стало то, что она протаранила один из кораблей союзников по причинам, которые Геродоту были не вполне ясны. Но даже этот поступок идет ей на пользу. Разочарованный действиями своих командиров, царь Ксеркс видит в этой атаке проявление храбрости. «Мои мужчины стали женщинами, а женщины – мужчинами», – говорит он, и это не комплимент.

Что же все-таки означает быть женщиной в Вестеросе? Когда Серсея Ланнистер впервые упоминается в книгах «Игры престолов», она не представляет из себя практически ничего, лишь часть королевской свиты. «Серсея и дети едут вместе с ними, – говорит Кейтилин Старк мужу накануне королевского визита в Винтерфелл и добавляет: – С ними едут и братья королевы» (ИП). Нед, в свою очередь, кривится и называет гостей ланнистерской заразой, и, пока Кейтилин настаивает на должном отношении к королеве, для Неда она Ланнистерша, чью грудь сосал принц Томмен. Этот диалог говорит нам больше о Старках и их отношениях, чем о самой Серсее, где ее роль женщины сводится к выполнению ею основных функций. Несмотря на тот факт, что она королева, Серсея – просто одна из свиты короля, сестра своих братьев, мать своих детей. Даже в этой роли она не рассматривается как личность: обозначается лишь ее пол (женщина) и ее функция (кормление грудью). Однако Нед, считая Серсею лишь запасной деталью в механизме Семи Королевств, недооценивает ее, и это стоит ему собственной головы.

Серсея является воинственной женщиной в лучших традициях жанра: мать, свирепо защищающая своих детей, презираемая жена и женщина, поглощенная амбициями. Одна из наиболее успешных женщин в Вестеросе, она не всегда полностью контролирует свою власть и имеет пристрастие как к вину, так и к инцесту – два качества, которые античные авторы приписывали мужчинам, особенно тиранам. В древности о таких дамах говорили, что у них мужские сердца, и конкретная женщина, описанная такими словами, – еще одна женщина, по уши погрязшая в дворцовых интригах. Когда Агамемнон, царь Микен, плывет в Трою, он обнаруживает, что ветер ему не благоволит. Чтобы успокоить его и обеспечить проход, он должен принести в жертву свою младшую дочь Ифигению. Приношение в жертву детей не ново в античной мифологии, но оно всегда предвещает беду для того, кто его осуществляет, что и происходит с Агамемноном[33]. То, что он воспринимает как необходимую жертву, его жена Клитемнестра считает необоснованным убийством и, вместо того чтобы хранить семейный очаг и страну, заводит интрижку с двоюродным братом мужа Эгисфом, семья которого таит злобу на Агамемнона. Так получилось, что Эгисф сам является плодом инцеста, как и дети Серсеи, и, будучи врагом царя Микен, давно ищет возможности отомстить: ни он, ни Клитемнестра не питают большой любви к правителю. И когда Агамемнон наконец возвращается после десятилетнего отсутствия, супруга заманивает его в ван ну, где убивает вместе с красивой девушкой, которую царь привел в качестве пленницы из Трои. Вместе с Эгисфом Клитемнестра продолжает править Микенами на протяжении следующих семи лет, после чего ее сын Орест убивает их, отомстив за смерть отца. История имеет сходство с историей Серсеи, которая устраивает убийство мужа, скрывает происхождение своих детей и совершает поступки, превосходящие все, что сделал ей Роберт Баратеон.

Несмотря на то что история Агамемнона является частью возвращения из Трои и событий «Одиссеи», сама по себе она не является эпической, но лучше всего представлена в афинской трагедии V в. Эсхила, который описывал свои произведения как «лишь крошки от великих пиров Гомера»[34]. Трагедия на самом деле подошла бы Серсее намного лучше, чем эпос, – жанр, который, несмотря на всю свою вместительность, оставляет женщин позади и делает их вторичными на фоне мужчин. Однако трагедия фокусируется на внутренних интригах и политических распрях, а голоса женщин часто поднимают восстания, борясь против мужского господства. Такие женщины описывались живыми, вдохновленными, амбициозными, с планами и эмоциональными конфликтами: вспомнить только решение Медеи убить своих собственных детей, несмотря на безумную любовь к ним. Далее, трагедии развиваются в замкнутом пространстве: как правило, во дворце или, в соответствии с античными традициями, неподалеку от царских палат, где народ мог видеть, как разворачивается действие. Эпос же разыгрывался на полях сражений и в палатах советников, где мужчины совершали подвиги и демонстрировали мужественность, чтобы ими восхищались другие мужчины и женщины, находящиеся в безопасности, за городскими стенами.

Если в трагедии некая нарушившая закон женщина может получить контроль над городом или государством, женщины в эпосе – даже самые впечатляющие – обычно остаются в стороне от власти (как Телемах занимает место своей матери Пенелопы в «Одиссее») или нарушают свои политические обязанности (как Дидона в «Энеиде»). Женщины, подобные Серсее, испытывающие интерес к политической власти, в эпическом мире зачастую не воспринимались всерьез, за исключением богинь, например, Юноны и Афины, способных играть по иным правилам, нежели смертные женщины. Но не все так однозначно. Жена Гектора Андромаха дает супругу убедительные советы по поводу стратегии, которые ему самому, кажется, не приходили в голову. Пенелопа, терпеливая жена Одиссея, манипулирует женихами на протяжении двадцати лет, и ей удается вести хозяйство достаточно хорошо, чтобы содержать их всех.

Но, возможно, из всех эпических женщин Серсея больше всего похожа на Елену Троянскую, чья красота была настолько легендарной, что послужила поводом для объединения всей Греции против богатой и могущественной Трои. Вина Елены в этой войне часто подвергалась сомнению в Античности, и поэты, и ученые называли ее как неверной женой, так и несчастной жертвой. Существует также версия, будто Елена вообще никогда не была в Трое и вместо этого всю войну терпеливо ждала своего мужа в Египте, в то время как мужчины сражались и умирали за eidolon, плод воображения. Что бы люди ни думали о Елене, она представляла достаточный интерес для двух мужчин, чтобы они развязали войну за ее благосклонность, а последующие поколения пересказывали ее историю. Троянские женщины ее ненавидели, видя в ней причину смерти своих мужей. Поведение ее нового супруга Париса, миловидного юноши, ничем особо не выделявшегося, порой вызывало у нее стыд, и, когда перед стенами Трои появился конь, она шептала заклятия, чтобы вытянуть секреты, несмотря на то что троянцы обращались с ней хорошо. Возможно, ее неудача обеспечила ей спасение, так как и победители, и проигравшие на войне впоследствии желали ее смерти. Несомненно, красота Елены сыграла свою роль, но в основном это позволило ей, несмотря на всю злобу в ее захватывающей жизни, дожить до поздней старости в богатстве в качестве царицы Спарты – судьба, о которой многие женщины в Красном замке, включая королеву, могли только мечтать. Серсея также знает, как использовать свое тело, чтобы добиться своего и манипулировать мужчинами вокруг нее, но, в отличие от Елены, она никогда не являлась объектом неудержимой мужской страсти. Фактически, отчасти трагедией Серсеи является то, что другая женщина больше подходит на роль Елены в качестве причины войны: Лианна Старк, за которую бились Рейегар и Роберт. Роберт произносит ее имя во время консумации брака с Серсеей, что отравляет их супружество и делает Серсею – по крайней мере, так она считает – из красивой и невинной пешки макиавеллиевской озлобленной женщиной.

Серсея однозначно коварна, но все же она не ведьма или колдунья. На самом деле, она напугана пророчеством, услышанным в раннем детстве от чужеземной мейеги, – та предсказала, что придет другая королева, более молодая и красивая, отнимет у нее власть и превратит все, что ей дорого, в пепел. Совпадения указывают на Маргери Тирелл, которая, по мнению Серсеи (как оказалось, верному), потворствовала смерти Джоффри. Но Серсея не знает, что на Востоке возносится еще одна королева, чей взор обращен на Вестерос, тоже более молодая и красивая, и она намерена заявить о своем праве первородства. Этот женский треугольник идет в параллели с событиями, происходящими на стороне мужчин: вопрос не только в том, кто придет к власти, но также какую власть они принесут с собой на трон. Подобно Серсее, власть Маргери – в красоте, благородном происхождении и богатстве семьи, что позволяет ей пробиться в высшие круги власти посредством замужества. Дейенерис Таргариен же была лишена всех преимуществ, какие имелись у Серсеи и Маргери: у нее не осталось семьи, на которую можно было бы положиться, она не получила должного воспитания, не обучалась правилам поведения при дворе и вместе с братом была вынуждена продать все имевшиеся у них реликвии Таргариенов, чтобы выжить в изгнании. Но в целом разница не так уж и велика: Дени занимает положение, позволяющее ей строить собственную судьбу, потому что она становится кхалиси и владеет драконами – эмблемой и символом ее дома. Но это положение и имущество достаются ей, только когда она выходит замуж за могущественного мужчину. Фактически в этом главное сходство Дени и Серсеи: обе были пешками в союзах, создаваемых мужчинами для выгоды собственных домов, и ни у одной не было права на возражение. Когда мужья погибают, женщины наконец получают возможность властвовать самостоятельно, и разница в их поведении говорит о многом: Серсеей движет желание защитить своих детей и быть вовлеченной в дела государства. Дейенерис движет желание защитить ее кхаласар, особенно с тех пор, как она осталась с самыми слабыми людьми, которые не могли покинуть ее ради более могущественного кхала. Ее выбор также невелик: неудача в новой роли лидера означает смерть для нее и ее народа. И Дени также получила пророчество от мейеги, проклявшей ее на жизнь без детей.

Колдуньи часто встречаются в античной литературе, особенно среди женщин низших сословий. И в отличие от Средневековья, где магия обычно ассоциировалась с дьяволом, в древности магические ритуалы практиковались в больших количествах и в большинстве случаев были вполне законными. Сохранились таблички с проклятиями, на которых люди призывали богов и богинь царства мертвых наказать, например, того, кто их ограбил или навредил их имуществу, молились, чтобы свидетели противоположной стороны плохо проявили себя во время суда, просили заставить кого-то влюбиться или уничтожить соперника. И в то время как в Вестеросе ни одна из знатных дам не практикует магию, некоторые из великих женщин древности были известны своими сверхъестественными способностями. Практически тезка Серсеи, колдунья Цирцея является дочерью Солнца и обладает властью превращать мужчин в животных. Когда Одиссей оказывается на ее острове, она превращает всех его людей в свиней, в то время как он остается с ней на два долгих года и наслаждается ее гостеприимством. Медея, черноморская царевна, которую Ясон приводит домой в качестве жены, вернувшись из путешествия за золотым руном, также потомок Солнца, достаточно могущественна, чтобы сварить зелье бессмертия, и достаточно жестока, чтобы убить тех, кто стоял на ее пути, начиная с мужа и заканчивая детьми.

Помимо склонности к применению магии, Медея и Цирцея имеют довольно важное сходство с Еленой Троянской: все они произошли от божественных существ. Медея и Цирцея – от Солнца, Елена, у которой есть способности к зельеварению, – дочь Зевса, главного бога греческого пантеона. Эта божественная связь частично объясняет их тягу к сверхъестественному: как и их родители, они способны на большее, чем простые смертные, и, возможно, подобно богам, их не сильно заботят угрызения совести. Такое же хладнокровие полубога и репутация обладателя сверхъестественных способностей не присущи ни одной из женщин Вестероса, но свойственны загадочному Востоку. Отдаленные уголки всегда были пристанищем магии: Медея пришла с Черного моря – области, считавшейся загадочной для большинства греков пятого века, – а слава о ее колдовских способностях доходила до Римской империи. Волшебные нимфы, с которыми сталкивается Одиссей, не просто не совсем человеческие создания, они живут на необитаемых островах Средиземноморья – области, которую люди еще не смогли полностью исследовать, где может произойти все что угодно (на другом острове Одиссей встречает Циклопа – одноглазого монстра, который пировал с его людьми, но усердно защищал свое стадо овец – он тоже сына бога). Пришельцы из дальних неизведанных земель легко вселяют ужас и восхищение, а отсюда и до сверхъестественных сил недалеко. Для Вестероса лучше оставаться подальше от всего сверхъестественного, в том числе и от Мелисандры из Асшая – места настолько далекого, что ни один из персонажей ни разу не бывал там, которое никто не может с точностью описать, расположенное в самых отдаленных уголках карт.


Табличка с проклятием, середина I в. до н. э. Рим, термы Диолектиана, Национальный римский музей

Мелисандра, или Красная женщина, как ее называют, жрица Р’глора, огненного божества, которому поклоняются, разжигая большие костры. В греко-римском мире поклонялись Солнцу во многих обличьях, включая Гелиоса, антропоморфическое существо. Также существовал восточный культ под названием «митраизм», популярный среди солдат, – его главный герой, Митра, был известен тем, что пировал с богом солнца Солом. В связи с Солнцем и перерождением митраизм считается предшественником христианства; римляне полагали, что он имел персидские и зороастрийские корни[35]. В Персии, где богом империи и великим владыкой был Ахура-Мазда (Ормазд), высшей добродетелью считалось вступить в битву с приспешниками зла. Зороастризм концентрировался вокруг огня: молитвы произносились при свете (солнца или огня), а во времена Ахеменидской и Сасанидской империй огромные священные костры горели днем и ночью по всей стране.

Эта бессмертная борьба между светом и тьмой делает Мелисандру еще более интересной: жрица света и приспешница огня она тем не менее прибывает из города теней Асшая и проповедует взаимосвязь света и тьмы – догмат одного из течений зороастризма под названием «зурванизм». Ее главной миссией, однако, является поиск Азора Ахая, «обещанного принца», которого она находит в суровом Станнисе Баратеоне. Что именно возрожденный Азор Ахай должен совершить, до сих пор непонятно, но взгляд жрицы на него мессианский и загадочный, а ее методы демонстрируют уже знакомое безразличие к моральным устоям. Женщины с явными сверхъестественными способностями однозначно могли служить культам древних мифов: женщины – последовательницы Диониса или Бахуса – изображались необычными, сильными, вспыльчивыми и опасными, как их бог. Но ведьмы и колдуньи, как Медея, обычно рассматривались по-другому, – как независимые посланницы, которые были устрашающими, так как могли разорвать связь с человеческим обществом и собственной зависимостью. Таким образом, Мелисандра объединяет две разные концепции женщины со сверхъестественными способностями: с одной стороны, властная автономная фигура, отделенная от общества, но обладающая большим авторитетом; с другой стороны, представительница религии, которая по своей природе требует поклонения каждого и распространяется как дикий огонь.


Рельеф из митреума в Фиано Романо, II–III вв. Париж, Лувр

На момент нашей первой встречи с Мелисандрой она уже заняла свое положение при дворе Станниса. Она дает советы королю, сидит рядом с ним на пирах, проникла в ближний круг королевы и имеет все увеличивающееся влияние на его людей. Оно столь велико, что жрица даже убеждает Станниса отречься от поклонения Семерым, сжечь их статуи и принять веру в Р’глора. О новой религии Станниса теперь заявляет даже его знамя, на котором изображен скачущий олень дома Баратеонов, окруженный пламенем Владыки Света. Вера в Р’глора распространена также и в вольных городах, и это дает нам понять, что Мелисандра не единственная ее последовательница и смогла приобщить свой культ к политической власти, а иконоборчество жрицы предполагает, что ее целью является не только найти Азора Ахая, но также обращать в свою веру, чтобы расширить круг поклоняющихся. Тем временем тяготы гражданской войны, масштабные разрушения и приближение зимы означают, что Вестерос созрел как для принятия новых вероисповеданий, так и для восстановления старых, и Серсея это понимает, когда пытается использовать заново возрожденную церковь Семерых. Чем больше фермеров, торговцев, межевых рыцарей и представителей других классов находится на грани бедности, разница между благосостоянием церкви и нищетой людей становится устрашающей, пока одного верховного септона насильно не сменить другим. Новый лидер церкви больше заинтересован в жесткой политике. Как и Мелисандра, он желает контролировать королевскую семью, сначала пообещав им то, чего они хотят (Мелисандра предлагает власть, септон – деньги), а затем, накопив достаточно власти и влияния, начать действовать по собственному плану.

Процесс, в котором религии приходят в упадок и возносятся, крепко зафиксирован в Античности, особенно в восхождении христианства. Римская империя объединяла людей различных религий, включая многочисленные версии политеизма, да и сам Рим впоследствии стал местом различных форм поклонения. Для римлян было важно поддерживать баланс в вероисповедании, что означало, что они должны были быть уверены, что боги довольны Римом и его делами во все времена. Чтобы в этом убедиться, каждое публичное действие начинали с получения покровительства, которое включало в себя выяснение отношения богов к этому действию с помощью различных техник гадания: по внутренностям животных, расположению птиц в небе, по священным цыплятам и т. д. Божественная немилость приостанавливала любое действие до тех пор, пока не устранят проблему, замеченную богами и не восстановится баланс. Пока никто не пытался расстроить этот шаткий баланс, римляне не противились никаким вероисповеданиям и с радостью позволяли им сосуществовать. В целом религии подавлялись лишь по политическим соображениям, так как римляне были довольно хорошо осведомлены, что вера укрепляет политическую сплоченность народа, а также что религиозные союзы могут быть удобным прикрытием для различных видов нелегальных заговоров, не говоря уже о других аморальных поступках.

Ранние христиане столкнулись именно с этими важными проблемами. Они отказывались признавать римских богов (и римского императора в их числе) как силы, которые нужно умилостивить и держаться на их стороне. Они также собирались в местах частного пользования, мужчины вместе с женщинами, и делали различного рода вещи, о которых страшно было говорить, например, ели плоть своего бога, – по крайней мере, так это выглядело для среднего римлянина, который в большинстве случаев воспринимал мир таким, каким привык его видеть. По мере развития и распространения христианства росла и римская антипатия: подозреваемые стали предметом жестоких гонений, особенно после того, как император понял, что христиане могут стать удобной мишенью для популистских страхов и агрессии. Ситуация улучшилась, когда произошло два изменения: во-первых, когда большая часть сенаторской элиты приняла христианство, таким образом добавив политический вес и голос, и во-вторых, когда император Константин принял христианство и сделал его государственной религией. Победа Станниса, скорее всего, привела бы к подобной участи Вестерос, и Красный бог сместил бы веру в Семерых, как и интервенция Ланнистеров могла бы привлечь больше церковных воителей. Но религиозная история Вестероса показывает, что, как и в Риме, старое и новое могут сосуществовать, хоть и не без напряженности. Если религия играет важную роль в развитии и потенциальном разрешении проблем в Вестеросе – что наиболее важно на данной стадии – тогда именно женская принадлежность того или иного рода, магического или политического, будет инструментом определения того, каким будет исход.

Несмотря на свое влияние, Серсея Ланнистер не единственная модель женского политического поведения в Вестеросе. Хотя молодые женщины вроде Сансы и Маргери желают подражать ей – конечно же, чтобы стать ею, – их взгляд на женственность ограничен важными положениями. В значительной мере, их власть ограничена так, что ее едва ли можно официально проявить. Это не значит, что они готовы смириться с традиционным взглядом на роль женщины: несмотря на тот факт, что Серсея, Кейтилин Старк, Санса или Маргери соответствуют ожиданиям общества, включая мужчин в их жизни, их роли едва ли аполитичны. Они служат хранительницами своих мужей, как регенты и стюарды в их отсутствие, и имеют всеобъемлющее влияние на то, что происходит при дворе. Кейтилин даже отправляется послом своего сына к Ренли и сообщает о его смерти, но даже она смирилась с тем, что ей придется бесконечно ждать в тылу, пока мужчины и те немногие женщины, которые осмелились оправдать ожидания, сражаются.


Пьер-Жюль Кавелье. Корнелия, мать Гракхов, 1861. Париж, Лувр


Портрет Юлии Домны, ок. 200. Мюнхен, Глипотека

В этом они походят на великих благородных дам республиканского и имперского Рима, которые, хотя их власть может быть обозначена как «слабая», далеко не были ограждены от государственных дел. Например, Корнелия, дочь великого Сципиона Африканского, который спас Рим от Ганнибала, вырастила двоих сыновей. Оба стали радикальными политиками и посвятили себя борьбе против растущего неравенства, следовавшего за быстрым становлением Рима как империи. Оба погибли за свои политические убеждения, и своим взглядам на мир оба во многом обязаны материнскому воспитанию: она выбирала им учителей, рассказывала о греческих идеях демократии и оставалась объектом восхищения римлян еще долго после смерти ее сыновей. Ее внучка Фульвия тем временем была замужем за тремя мужчинами, обладавшими схожими политическими взглядами, включая молодого Марка Антония. Жена Цицерона Теренция контролировала семейный бюджет, тогда как Гортензия, дочь знаменитого оратора, представляла интересы женщин в сенате. Когда республика сменилась самодержавием Цезарей, женщины императорской семьи потворствовали лучшим из них. Говорили, что жена Августа Ливия отравила своих приемных сыновей и всех прочих соперников, чтобы обеспечить трон своему сыну. Агриппина Младшая, мать императора Нерона, достаточно долго охраняла жизнь своего сына, чтобы он унаследовал власть, а затем давала советы юному императору. Первыми признаками его безумия были повторяющиеся попытки, в итоге завершившиеся успехом, организовать ее убийство. Намного позже императрица Юлия Домна завладела достаточной властью, чтобы ее обвинили в измене и прелюбодеянии, хотя ни одно из обвинений не имело оснований. Она совершила объезд военных лагерей со своим мужем-императором, а затем выступала в качестве посредника между своими враждующими сыновьями. Всех этих женщин объединяла решимость оставить след, быть частью мира и общества, в котором они жили. Они не могли делать это в открытую, как их мужчины или экзотические колдуньи, но тем не менее совершали это в рамках своего положения в обществе.

Отчаянный герой

Вестерос, кажется, сталкивается не только с жестокой гражданской войной, но также с серьезным кризисом героизма. Джейме Ланнистер и другие молодые мужчины, похожие на него, борются с разницей между поколениями: не такие героичные, как их отцы и герои прошлого, и не могут преобразовать свой опыт на рыцарских турнирах в воинскую славу. Женщины Вестероса тем временем оказываются в тисках не только ужасов гражданской войны, но также половой принадлежности и мужчин, которые ожидают от них выполнения женских обязанностей, а не присутствия в тронных залах. Та, кто попытается это сделать, может подвергнуться позору, как Серсея, осмеянию, как Бриенна, или найти удачу где-то еще, как Дейенерис. В этой странной ситуации надежда, кажется, должна прийти оттуда, откуда не ждали, – извне (опять же как Дейенерис или Мелисандра) или от тех мужчин, которые не кажутся способными на героические поступки.

Если посмотреть на героев Трои и других эпических историй в разрезе, можно заметить довольно широкий диапазон возраста и таланта. Кто-то стар, кто-то молод. У некоторых на щеках еще цветет юношеский румянец, в то время как на лицах других – шрамы и раны. Почти все они отважные воины, но некоторые преуспели в ближнем бою, в то время как другие лучше чувствуют себя с копьем или луком, а третьи изрекают умные мысли и советы. Это разнообразие особенностей часто раскрывается на героических спортивных состязаниях, устроенных, чтобы почтить память павших товарищей. Но из всех древних эпических воинов один выделяется тем, что уродлив и невзрачен, – кривоногий и хромой Терсит. Он появляется лишь однажды – в «Илиаде», когда произносит речь, в которой порицает Агамемнона и прочих греческих предводителей, и его одергивает Одиссей, пообещав изгнать нагим из лагеря греков, если снова услышит такие слова. Терсит должен был быть примером обычного солдата, который пришел в Трою по приказу короля и теперь, спустя девять долгих лет, начинает томиться в ожидании возвращения домой или победы. Его выделили среди массы солдат (некоторые из которых также получили отповедь Одиссея, но не столь ядовитую и позорную, как Терсит), назвав имя. Он также самый уродливый человек, когда-либо ступавший на землю Трои: не только косоглазый и хромой, но к тому же горбатый, с редким пушком на заостренной голове, и, кажется, не способен держать рот на замке, постоянно понося и осуждая предволителей, чтобы вызвать смех товарищей. Его неповиновение быстро и резко пресекается, и очевидно, что Одиссей позволяет себе сделать это, потому что Терсит выглядит абсолютно немощным существом, слабым в военном деле и низкого происхождения. Все сказанное делает его неподходящим для эпического представления, и он присутствует лишь для того, чтобы получить заслуженный урок.

Его характер вряд ли изменится в других версиях: по одной версии, он встретил свой конец от руки Ахиллеса, за то, что ткнул копьем в глаз убитой амазонки Пенфесилеи, а по другой – за то, что издевался над героем, когда тот плакал. Но Терсит появляется также для того, чтобы обличить или стать объектом лицемерия, которым пропитан эпос: Ахиллес убивает Терсита, потому что тот надругался над трупом, но сам герой поступил так же и даже хуже, протащив тело Гектора вдоль стен Трои и не сжег его, оставив собакам и птицам. Одиссей позволяет себе напугать и пристыдить Терсита до слез, но сам он описан низкорослым и кривоногим, а его главными достоинствами считаются хитрость и речи, нежели превосходство на поле боя (хотя он уверенно чувствует себя в битве). Что позволено благородному, для обычного человека оборачивается наказанием, и некоторые знаменитые читатели «Илиады» интерпретировали критическое отношение к Терситу как способ Гомера отойти от точки зрения, противоречащей социальным нормам того времени, слишком провокационной. Наказание Терсита предоставляет аудитории шанс увидеть горький урок за его речи, но не сильно разгневаться, чтобы никто не мог придраться к повествованию.

В Вестеросе есть собственный Терсит – человек, которому хорошо знакомы все унижения, которые испытал Терсит в краткий миг своей славы. Тирион Ланнистер, хоть и не бастард, не удостаивается отцовского расположения и едва ли добивается признания как законный сын. Его дразнят карликом, ему сложно пробиться и внушить доверие, и он вынужден полагаться на врожденный острый ум, чтобы пробить себе дорогу в этом мире. Однако, в отличие от Терсита, Тирион не может даже исчезнуть в безвестности: когда он решает жениться на простолюдинке, отец узнает об этом и с помощью Джейме обманывает сына, заставив его считать девушку шлюхой и вынудив Тириона (и всех его гвардейцев) изнасиловать и бросить ее. Не признают в Тирионе и его выдающийся ум: отец и сестра едва допускают его правление Королевской Гаванью, как и его ключевую роль в нейтрализации флота Станниса. Когда он дает Джоффри редкую книгу, чтобы племянник изучил некоторые исторические примеры, которым он мог бы последовать, Джоффри использует свой новый меч, чтобы разрубить том на части. А во время Пурпурной свадьбы гостям устраивают забавное представление карликов, ездящих верхом на свиньях, с расчетом на то, чтобы оскорбить и унизить, и поскольку Тирион удалось каким-то образом пропустить намек, Джоффри потребовал, чтобы дядя сам сел верхом на свинью для развлечения гостей.

Несмотря на все это, Тирион, без сомнения, один из самых харизматичных персонажей «Игры престолов». Джордж Р. Р. Мартин издал книгу его высказываний и острот, и исследования в Сети показывают, что он – один из самых важных персонажей, по крайней мере, с точки зрения того, со сколькими персонажами он контактирует. Уже только это отличие делает его серьезным претендентом на важный титул главного героя. Но достаточно ли этого, чтобы стать им? Все же Тирион почти диаметральная противоположность Джейме: уродлив, тогда как Джейме красив; слаб, тогда как Джейме силен; любит читать, тогда как Джейме знает толк лишь в войне. И в отличие от Джейме, чье тело и душа принадлежат единственной женщине (хоть и собственной сестре), Тирион – знаменитый бабник, снискавший славу любителя борделей. Тирион также имеет пристрастие к алкоголю, сквернословию и ряду других пороков, ни один из которых не характеризует среднестатистического бравого рыцаря Вестероса. Однако эти характеристики в античном мире часто припысывались карликам или людям с другими врожденными особенностями, так как греки и римляне, как правило, воспринимали отклонения или ограниченные возможности как символ варварства и никчемности. Хотя карлики встречались довольно часто, в большинстве своем их привлекательность была связана со странным интересом к гротеску – например, их часто изображали с непропорционального огромным фаллосом, скорее всего, чтобы обозначить ненормальную похотливость.

И все же из всех участников Войны Пяти Королей именно Тириону удается совершить хоть что-то: он сражается в настоящем бою и правит осажденным городом в условиях голода. Он взаимодействует с реальными людьми и учитывает интересы как высших, так и низших классов. Кроме того, он больше всех остальных персонажей «Игры престолов» повидал мир: он путешествует от Стены до Залива Работорговцев и видит диковинный мир, попадает в разные неприятности, выпутывается из них и в придачу находит много новых союзников. Даже пристрастие к женщинам является неотъемлемой частью героического образа жизни. Как-никак герои «Илиады» оказались в Трое из-за женщины и сильной ссоры, которая разделяет Ахиллеса и Агамемнона и является движущей силой всей поэмы, также из-за женщины. В «Энеиде» Эней очень близок к тому, чтобы отречься от своей священной миссии из-за любовной связи с карфагенской царицей Дидоной, а когда он все же сбегает и после отправляется в Италию, одной из причин раздора между ним и местными жителями является еще одна женщина – дочь короля Лавиния, которая уже была обещана другому. В «Илиаде», когда Гектор опасается за судьбу жены после его смерти и падения Трои, он представляет ее, принцессу Трои, служанкой надменной гречанки. Женщины заботят эпических героев так же, как трофеи с поля боя, как неотъемлемая часть награды за заслуги в сражении. Для Тириона женщины являются скорее компенсацией за тяготы жизни, нежели наградой за достижения, но они являются частью образа жизни, присущего героям.

Чтобы быть настоящим героем, нужно совершать героические поступки, и, исходя из этого, существует два типа героев. Первый – головорезы, которые сражаются за короля и страну и обычно погибают (или практически погибают) в сиянии славы. Вторые же, пережив чей-то воинственный призыв, отправляются в путешествие либо домой, либо в другие земли, либо на разведку. Если эти типы кажутся знакомыми, то лишь потому, что присутствуют в самых известных сюжетах, придуманных человечеством. Повествование о войне беспрерывно движется от «Илиады» до «Великой стены», в то время как повествование о путешественниках простирается от «Одиссеи» до «Остаться в живых». Некоторые истории соединяют в себе оба варианта. «Энеида» начинается как рассказ о путешествии, а после того как герой достиг места назначения, сменяется военным повествованием. В «Гарри Поттере» также есть и путешествия (обычно в поисках какого-то предмета), и героические битвы, как на экране, так и вне его, и во многом это справедливо и для «Властелина колец» и «Звездных войн». «Игра престолов», в свою очередь, объединяет множество путешествий и множество битв, и многие персонажи принимают участие и в тех, и в других: например, Джейме и Бриенна путешествуют вместе из Риверрана в Королевскую Гавань, а после Бриенна продолжает свое путешествие в поисках Сансы, в то время как Джейме остается, чтобы исполнять свой долг перед Королевской Гвардией и своей семьей.

Мы уже заметили некоторые черты, которые делают Тириона героем, подобным Одиссею: его тяга к долгим путешествиям и знаниям, способность примерять разные роли с разными людьми. Вся это характерно для Одиссея – многогранность, способность принимать разные обличья, хитрость. Но хоть Одиссей и известен в основном как протагонист «Одиссеи», он также один из наиболее важных героев «Илиады». Фактически, он положил конец Троянской войне – подвиг, который все герои Греции не могли совершить в течение десяти лет сражений. Когда стало ясно, что Троя неприступна, Одиссей обратил свой ум на поиск стратегии, способной пробить брешь в стенах. С помощью богини Афины он наблюдает за строительством троянского коня – огромного полого деревянного коня, внутри которого мог укрыться отряд греческих воинов. Сами греки отступили, оставив на берегу лишь коня вместе с послом Синоном, чьим заданием было убедить троянцев, что конь является подарком Афины и что им, таким образом, следует провести его за городские стены. Радуясь окончанию войны, троянцы притащили коня в город, благодаря всех богов, и в особенности Афину. Под покровом ночи греческие воины вышли из коня и открыли ворота поджидающей греческой армии. За одну ночь город был взят, царь убит, а войне пришел конец. Что особенно удивительно в этой истории, это не столько хитрая уловка Одиссея, а использование им технологий, чтобы перехитрить врага, – черта, которую он разделяет с некоторыми великими полководцами древности. Например, Юлий Цезарь был знаменит тем, что строил огромные осадные сооружения в любых условиях для того, чтобы нивелировать топографическое преимущество противника. Для Одиссея же троянский конь – это еще одна уловка, еще один поворот и изменение хода боевых действий: он приносит не только победу, но также и новый способ сражения. Хитрость побеждает там, где грубая сила справиться не может.

Тириону Ланнистеру также приходится бороться с помощью хитрости и разумного использования технологий, так как очевидно, что Королевскую Гавань можно спасти, лишь использовав по максимуму ее топографическое преимущество. Таким образом, Тирион – троянский Одиссей, и он использует две замечательные уловки в битве на Черноводной: дикий огонь и огромную цепь, перекрывшую устье реки. Дикий огонь, загадочная субстанция, созданная алхимиками и производимая в избытке для Безумного Короля Эйериса, возможно, уходит корнями к так называемому греческому огню – горючей смеси, которая не гасла даже в воде.

Греческий огонь был изобретен в VII в. византийцами (Византия – это современный Стамбул) и был главным оружием в большинстве морских сражений. Разные виды огневого оружия использовались в Древнем мире на протяжении почти тысячи лет, хотя их использование, обычно против кораблей, было нерегулярным и не всегда являлось технологическим преимуществом или приносило успех. Только в 672 г. было разработано и использовано против врагов более устойчивое и горючее вещество. Судя по историческим сводкам, дебют произвел огромное впечатление, не в последнюю очередь потому, что его впервые использовали в битве, которая спасла столицу христианской Римской империи от вторжения мусульман, обладавших в то время таким могуществом, что им удалось завоевать Персидскую империю и затем лишить Римскую империю большинства ее владений в Азии почти за одно поколение.

Ключом к успеху Тириона стала двойная хитрость с огнем и цепями. Идея состояла в том, чтобы заманить корабли Станниса в узкую гавань, где они не смогут использовать численное преимущество, чтобы разгромить скудный королевский флот. Как только корабли собрались в одном месте, Тирион выпустил огонь, и, как только это произошло и воцарился хаос, цепи заблокировали все пути к отступлению, таким образом обрекая флот Станниса. Заманивание превосходящих сил противника в узкое пространство является классическим военным маневром, который стал известен благодаря тремстам спартанцам во главе с царем Леонидом после Фермопильского сражения, произошедшего во время войны между Грецией и Персией. Однако у боев в гаванях есть своя история. Хоть Фермопильское сражение закончилась поражением и продвижением персов вперед, греки провели еще две великие битвы, чтобы победить в войне. Первой и важнейшей из них была битва при Саламине, сожженном острове неподалеку от Афин, находившемся под властью персидских гарнизонов. В этом сражении персы сильно превосходили числом и некоторые греки уже намеревались сдаться. Но афинский генерал по имени Фемистокл, как Одиссей в годах, своей коварной хитростью убедил силы союзников снова вступить в бой.


Греческий огонь. Миниатюра Мадридского Скилицы, XII в. Мадрид, Национальная библиотека Испании

Они встретились с персами в проливе у Саламина, где сам король Персии восседал на золотом троне, чтобы видеть, как его войска раз и навсегда истребят надоедливых греков. (Также за битвой на Черноводной наблюдали короли: первый, Джоффри, – со стен Королевской Гавани; второй, Станнис, – из своего лагеря на другой стороне реки. Стоит предположить, что ни одному из них не нравилось то, что он видел.) Однако Ксеркс не знал, что он действовал, исходя из недостоверной информации. Каким-то образом перед битвой Фемистокл отправил посланца к своему врагу, чтобы тот сказал королю, будто греки погрязли во внутренних конфликтах, что сам Фемистокл на стороне короля и что Афины желали бы отколоться от остальной Греции, если Ксеркс отправит свои корабли на блокаду проливов Саламина. Король поверил хорошим новостям, и персидский флот был отправлен к проливам и блокировал все входы в гавань. Однако это означало, что условия стали крайне неблагоприятными для персидских кораблей, которые не могли ни развернуться, ни произвести маневры. В последующей бойне греки, которые готовились всю ночь, могли сформировать построение и нанести поражение персам. Все, что смог увидеть Ксеркс со своего золотого трона в тот день, – как его собственные корабли тонут в пучине Эгейского моря. На следующий день он отправился домой в Персию, оставив полководца Мардония для дальнейших действий. Персидские войска все еще оставались сильными, но постепенно ситуация менялась, и через несколько лет они были изгнаны.

Но чтобы поистине соответствовать Одиссею, герой должен путешествовать, что тяжело для Тириона как потому, что он физически ограничен, так и из-за привычки попадать в неприятности и отклоняться от намеченного пути. Именно это с ним и случается, когда он наталкивается на Кейтилин Старк на обратном пути со Стены, и ему несколько раз приходится с помощью обаяния прокладывать путь к безопасности, прежде чем триумфально вернуться в Королевскую Гавань. Это прибытие и вкус власти, который Тирион ощущает, будучи десницей короля, не означает конец его путешествий, и он вынужден отправиться в новое, финал которого до сих пор еще не ясен. Однако уход Тириона из Королевской Гавани и Вестероса не совсем похож на одиссеев. Череда событий, которая к этому привела, началась на Пурпурной свадьбе, которая, как оказалось, была событием даже более значительным, чем ожидалось. Тирион по уши погряз в них. Он не только помогал организовывать свадьбу, – в конце концов его обвинили в убийстве короля, а его жена исчезла, покинув Королевскую Гавань под покровом ночи, чтобы отправиться домой. Он остается без короля и супруги, а его собственная семья настраивается против него, и сестра с отцом устраивают показательный суд, который Тирион не в состоянии выиграть.

Одиссей покидает дом из-за политических обязательств: будучи одним из женихов Елены и поклявшись помочь ее мужу во времена нужды, он не имеет другого выбора, кроме как присоединиться к походу на Трою, несмотря на безуспешную попытку симулировать безумие, чтобы избежать выполнения долга. Эней, напротив, должен покинуть свой дом в Трое в целях выживания, чтобы избежать гнева победивших греков и обеспечить выживание своего народа. Даже Ясон, предводитель аргонавтов, покидает дом, чтобы найти золотое руно, отчасти подстрекаемый нечестивым дядей, отчасти для того, чтобы доказать свою доблесть и завоевать трон. Тирион, напротив, покидает Вестерос, просто чтобы избежать возмездия: проиграв суд в поединке, он был приговорен к смерти собственным отцом. И последнее, что Тирион совершает в Вестеросе, – убийство отца. Таким образом, он привносит в свое путешествие привкус раскаяния и самопознания, а не просто совершает эпическое приключение.

В Древнем мире убийство, особенно внутри семьи, приносило проклятие преступнику и всему, к чему он прикасался, использовал или с чем взаимодействовал. В «Орестее», афинской трилогии трагедий V в., рассказывается об истории дома Атреев, в которой сын Агамемнона Орест убивает свою мать. Затем он вынужден покинуть свой дом и скитаться по Греции, гонимый фуриями, отвратительными божествами, которые сводили людей с ума и представляли в живой форме ужасные деяния, которые человек совершил, нарушив законы общества. Чаще всего молодым аристократам, совершившим убийство, приходилось покидать дом, чтобы найти искупление, находясь при заграничных дворах, где король мог проводить все необходимые религиозные ритуалы. Интересно сравнить дело Тириона с делом наставника Ахиллеса Феникса, который также был вынужден покинуть дом. Он прибыл ко двору отца Ахиллеса в поисках очищения, когда Ахиллес был еще молод. Феникс остался во Фтии и помогал обучать молодого героя, а затем присоединился к походу на Трою вместе со своим протеже. Отношения Ахиллеса с Фениксом явно очень близки, но должность старшего советника для молодого вспыльчивого героя примененима к Тириону. Примкнув к группе наемников у Миэрина, Тирион имеет целью не столько искупление, сколько помощь в захвате Утеса Кастерли, и в этом, по крайней мере, он является идеальной параллелью Дейенерис, которая также ищет помощи, чтобы вернуть себе Семь Королевств. Но если бы Тирион и Дейенерис объединили силы в книге, играл бы Тирион роль наставника и советника неопытной королевы, как он это делает в сериале, став десницей? У самой Дейенерис два наставника – Барристан Отважный и Джорах Мормонт, которые рассказывают ей все, что могут, об обычаях ее родины. Ни один из них, однако, не обладает равным ей социальным статусом, и ни у одного из них нет опыта в политике, который был у Тириона. Подобно им, служба Тириона может быть предложена в качестве искупления его преступлений и преступлений его семьи против династии Таргариенов, но станет ли он тем, кем был Феникс для Ахиллеса, нам еще предстоит узнать. Конечно, существует известная опасность для Дени стать слишком похожей на Ахиллеса: его выбор славы вместо долгой жизни означал, что он больше никогда не увидит семью и родину, как и конец Троянской войны. Феникс, в свою очередь, исчезает со страниц эпоса, в то время как Одиссей обречен на бесконечные путешествия, слишком беспокойный, чтобы поселиться в одном месте с терпеливой женщиной, которая ждала его двадцать лет. Все, что мы знаем о Тирионе, это то, что он соответствует требованиям эпоса в бесконечном желании славы, достижении известности и увековечивании в памяти.

В данной главе мы увидели, что Джордж Р. Р. Мартин совмещает уже установившийся эпический героизм с героизмом классической трагедии – жанра, который использует тех же персонажей, что и эпос, но обычно ставя их перед необычными дилеммами и личными катастрофами. Таким образом, сражения и путешествия дополнены придворными интригами и внутрисемейным насилием, а женщины, которых по ходу повествования часто наделяют могущественной властью, перемещаются на передний план. Тирион, еще одна фигура, выбивающаяся из общепринятых норм эпического протагониста, также выдвигается в центр событий отчасти из-за своей трагической судьбы – ненавистный монстр, чья невинность была украдена в ходе акта предательства и насилия, и чей путь сделал его убийцей и отцеубийцей. Как сказал сам Джордж Р. Р. Мартин: «Акт убийства его отца является чем-то вроде неизбежного последствия, которое все время будет преследовать его, так как никто не проклят так, как убийца родственника»[36]. Тирион, склонный к сексуальным девиациям и отцеубийству, настолько же Эдип, насколько и Одиссей. Именно совмещение многих героических ролей делает этот персонаж таким сложным и обосновывает многочисленные главы, которые были рассказаны с его точки зрения, его двойственным взглядом, отличающиеся тем не менее огромным количеством событий, принесших радость и страдания. Введение в эту главу кончилось заявлением, что взгляд внутрь героев является взглядом внутрь способа, с помощью которого нужно рассматривать произведение, и Тирион, как изувеченный Джейме и озлобленная Серсея, представляет центральный принцип творчества Джордж Р. Р. Мартина – красота поверхностна и на пути к самопознанию должно встречаться и уродство.


Д. Дебуа. Дракарис

Глава 4. Политика

Человек по природе своей есть существо политическое.

Аристотель. Политика. III. 4.2

Если о чем-то и повествует «Игра престолов», так однозначно о политике. Клаузевиц сделал знаменитое заявление, что война – продолжение политики. В погрязшем в войне Вестеросе политика в основном означает не надежду на светлое будущее, а всего лишь еще один способ захватить и удержать власть, используя все возможные средства. Кажется, что у некоторых персонажей, напримера, у Неда Старка, Джона Сноу, Дейенерис Таргариен, более высокие мотивы и заслуживающие восхищения амбиции, чем у других, таких как Серсея Ланнистер, Уолдер Фрей или Русе Болтон. Но никому не удается прославиться в мире политики, не замарав руки: нужно идти на компромиссы, предавать свои принципы. Для фантастического мира политические течения Вестероса слишком реалистичны и знакомы.

Но прежде чем мы посмотрим на различные проявления политики в «Игре престолов», нужно обозначить спектр действий, о которых мы говорим, типы людей, которых будем подразумевать при отсылках к политике, и как эти идеи и определения могут меняться в зависимости от контекста. Иными словами, политика означает арену, на которой действуют политики. Мы также должны понимать различие между избранными политиками и неизбранными государственными деятелями (государственными служащими): первых мы воспринимаем в постоянной погоне за властью, в то время как вторые работают, но тем не менее имеют влияние. Как в Вестеросе, так и в Древнем мире этого различия не было, по крайней мере, в той степени, в которой оно существует сейчас; любой, кто выполнял службу от лица государства, делал это в соответствии с властью, возложенной на него или нее суверенным органом, будь то царь или народ. Политика в Древнем мире де-факто означала активное участие в управлении государством и организации общественной жизни полиса, греческого города-государства, да и любого автономного государства, вплоть до Римской империи. Исходя из этой точки зрения на политику мы формируем наше современное, более популярное понятие офисной политики и другие подобные выражения, которые предполагают, что политика означает организацию какой-либо группы или, упрощенно, вовлечение в деятельность других людей (афиняне гордились своей занятостью – качеством, которое, как они считали, заставляло каждого гражданина принимать участие в общественной жизни, а Афины – во внешней политике). Таким образом, политика, по крайней мере, если воспринимать ее как преднамеренное вовлечение в деятельность, связанную с властью, существует на многих уровнях и во многих формах: на уровне государства, семьи, гражданина, как и между государствами, нациями и даже континентами.

Несмотря на свою значительную сложность, политика в «Игре престолов» может в общем и целом восприниматься как крутящаяся вокруг двух основных осей. Первая ось простирается от авторитаризма до популизма или между властью одного человека и властью суверенного народа, что мы также называем тиранией и демократией соответственно. Вдоль этой оси мы видим много моделей, от абсолютной тирании Джоффри до щедрого феодализма Старков, и множество других примеров. Вторая ось географическая, и она простирается от самого Вестероса до континентов и островов, окружающих его. И в то время как Семь Королевств представляют модель самодержавного правления, их соседи практикуют различные модели народовластия – от анархии одичалых до различных форм всеобщего правления в Эссосе и среди дотракийцев. Таким образом, неслучайно два наиболее вовлеченных в события за пределами Вестероса персонажа – Джон Сноу и Дейенерис Таргариен – экспериментируют с типами лидерства, которые еще сильнее втягивают их как в самодержавный, так и демократичный тип правления: эксперименты проводятся на границах, вдали от центра, который попал в предсказуемый замкнутый круг. Эта точка зрения, по сути, вестеросоцентричная: чтобы увериться, можно представить альтернативный подход, при котором Вестерос находится на периферии, а Эссос или земли за Стеной – в центре, и мы, конечно, увидим много интересного, но Джордж Р. Р. Мартин повествует таким образом, что мир Вестероса является основным. Мы наблюдаем разного рода противоречия между типами государственного устройства и географического контекста: растущее отождествление политической власти и политической жестокости с религией, неэффективность этики и морали, обязанности хорошего короля, характеристики хорошего придворного; роль женщины в деле, которое изначально считалось мужским. Большинство этих вопросов находят параллели в Древнем мире, который также имел широкий спектр политических форм и надежный теоретический аппарат, относящийся к политическим идеологиям и отношениям.

Любое обсуждение политической жизни Вестероса должно начинаться с династии Таргариенов, правящей семьи Семи Королевств, с тех пор как Эйегон впервые прибыл на Драконий Камень после падения Валирии. Согласно легенде, все короли из Таргариенов были подвержены безумию, и, когда наконец происходит восстание Роберта, поколения спустя, безумие Эйериса приводит к неудержимой извращенности, направленной на придворных, не оставившей места для вежливости – основы любого стабильного общества и в особенности придворной культуры. Все же восстание Роберта, хоть и успешное, не способствовало образованию нового государства и привело лишь к перемене действующих лиц, а не режима. Роберт, может, и не безумен, но часто пьян и крайне неосмотрителен – на самом деле, капля паранойи Эйериса могла бы хорошо послужить ему в предотвращении махинаций Ланнистеров. Из-за череды притязаний на трон, связанной со слухами о нелегитимности детей Роберта, Семь Королевств втягиваются в затяжную гражданскую войну, в которую вовлечены пять отдельных сторон, а также некоторые участники за пределами Вестероса, агитирующие за трон. Таким образом, жестокость Джоффри и подпитанная вином ненависть его матери Серсеи спровоцировали критику режима, который и так имел недостатки, немногим отличаясь от режима Эйериса.

Подобные политические изменения (и их отсутствие) в Вестеросе имеют параллели на общем уровне с некоторыми важными направлениями в Древнем мире. Общий упадок и окончательное свержение правящей династии имеет примеры в древности, а Таргариены, в частности, объединяют в себе две основных идеи – приход зарубежной династии и превращение действующей монархии в своенравную тиранию. Птолемеи в Египте и Тарквинии в Риме являются хорошими примерами из Античности. Недостаток стабильности из-за политических изменений, таким образом, широко присутствовал в Древнем мире, где государства часто переживали времена тяжелой смуты, прежде чем ситуация могла быть исправлена должным администрированием, восхождением сильного короля или сочетанием того и другого. Однако намного чаще споры о наследовании решались затяжными кровопролитными гражданскими войнами, среди которых показательна Гражданская война в Римской империи 69 г. н. э., в которой к власти стремились четыре императора (и, следовательно, трое были свергнуты). Эта война обладает заманчивым сходством с Войной Пяти Королей в Вестеросе.

Рассматривая историю «Игры престолов» в данном контексте, мы замечаем свойственное Античности тщеславие, так как она фокусируется не на страданиях людей, экономических мотивах или сверхъестественных существах, таких как драконы или Белые Ходоки, а именно на конституционной эволюции. Древние историки часто вели летоисчисление, опираясь на сроки работы политических структур: например, базовой единицей римской истории был консульский год – период полномочий двух высших государственных должностных лиц. В монархии история может быть организована по годам правления, а политические перевороты, такие как свержение династии или основание республики, являлись удобным ориентиром для хронологических отсылок. Вестерос в общем и целом измеряет время в зимах и летах, и единственным способом записи истории является эпоха до и после завоевания Эйегона (Сэму пришлось потрудиться, чтобы найти достоверную информацию о Белых Ходоках), но в какой-то степени история в Семи Королевствах все же существует, она выстроена вокруг пребывания на троне королей и королев Таргариенов и значимых событий их правления.

Но трансформации, которые претерпевает Вестерос, также соответствуют античной политической теории о том, как развивались и изменялись общества. Эта теория, сформулированная греческим историком Полибием, на которого, в свою очередь, повлияли Платон и Аристотель, утверждала, что общества в своем развитии двигаются по цикличной модели конституционных изменений, называемой греческим словом anacyclosis[37]. Модель состоит из трех «правильных» форм власти: монархии, аристократии и демократии, для каждой из которых имелась соответствовавшая ей «испорченная» форма, к которой по природе своей сводилось общество, – тирания, олигархия и охлократия (власть толпы). В общем, общество должно пройти через следующие этапы: монархию, тиранию, аристократию, олигархию, демократию и охлократию. История должна начаться с хорошего короля (монарха), который объединит народ мудрым и справедливым правлением. Со временем власть перейдет к его потомкам, которые впоследствии станут использовать власть в собственных целях, что приведет к злоупотреблению ею, и монархия сменится тиранией. Затем аристократия («лучшие люди») устанет от бесчинств тирана и свергнет его. Здесь цикл повторяется: власть развращает аристократов, поэтому их правление становится кликой, отвечающей интересам нескольких групп (олигархией), а не большинства. Народ свергает эти группы и устанавливает демократию до тех пор, пока она также не рухнет и государством станет править толпа (охлократия). Здесь, по крайней мере на бумаге, мы приходим к тому, с чего начали, – общество возвращается к примитивному состоянию беззакония, от которого его может спасти мудрый благородный король, и так круговорот может повторяться снова и снова[38].

В этой тщательно продуманной версии развития Полибий подразумевает рост Римской республики, кото рой, пройдя первый этап (от монархии к тирании и аристократии), удалось миновать последующие невзгоды с помощью смешанной формы правления. Эта форма начинает напоминать современную версию представительной демократии, хотя с существенными отличиями: монархический элемент представлен двумя консулами, которые обладали так называемой исполнительной властью; аристократический элемент – сенатом, который советует консулам и другим представителям исполнительной власти и имеет право объявлять войну и утверждать законодательство, таким образом сдерживая в рамках народ и консулов; демократический элемент, наконец, представлен народным собранием, которое продвигает законы, избирает должностных лиц и представляет часть судебной власти города. Смешанная форма правления, по мнению Полибия, была тем, что сохраняло республику стабильной на протяжении пятисот лет существования.

Какой бы знакомой ни казалась римская схема Полибия, применить ее по отношению к политике Вестероса – сложная задача. Как я отметила выше, множество аристократов и политиков «Игры престолов» находятся за пределами Вестероса: в Браавосе, Пентосе, Заливе Работорговцев и в какой-то степени даже среди дотракийцев и одичалых, у которых однозначно имеются собственные системы иерархии и единоличного правления. Государственное устройство Вестероса напоминает средневековый феодализм, традиционный в жанре фэнтези, где король главенствует над разобщенными дворянами, имеющими собственные владения, ресурсы и личных знаменосцев. Тем не менее мы можем рассмотреть некоторые примеры Полибия в действии. Таргариены прибывают из обреченного восточного государства, принеся с собой свои секреты и продвинутые технологии. После первоначального буйства они отлично правят многие годы – довольно типичная монархия, – до того как либо власть, либо безумие не начинает переходить границы. Окончательное сумасшествие Эйериса прямиком приводит нас к тирании, которая со временем свергается коалицией аристократов: Неда Старка, Роберта Баратеона, Джона Аррена, а впоследствии к ним присоединяются другие Великие Дома. Но эта стадия также не может существовать долго, и по мере того как Ланнистеры самостоятельно проникают все глубже и глубже во власть, их правление становится олигархическим с Джоффри и Томменом, и находится между возвратом к тирании и установлением короля-марионетки: именно неизбираемый Малый Совет зачастую выглядит определяющей силой того, что будет происходить с государством. Демократия в должном виде практически отсутствует в Вестеросе, но воробьи, восставшие против (хотя также с попустительства) разгула аристократии, и это более чем намек на охлократию. На протяжении долгих лет войны «Песнь Льда и Пламени» отслеживает крах Вестероса от государства, объединенного справедливым королем, до беспредела воюющих фракций и постоянно меняющихся альянсов, одни из которых сосредоточены вокруг личности, другие – вокруг политических убеждений и массовых движений. Следующим шагом, с этой точки зрения, будет возвращение к справедливой монархии или, возможно, к более жесткой диктатуре, в зависимости от того, кто в конце концов победит в войне и займет доминирующую позицию.

Древние специальные термины, особенно те, что дожили до настоящих дней, не полностью совпадают с современным использованием, и у них слабая параллель с Вестеросом. Например, аристократия для нас означает скорее социальный класс, нежели моральное достоинство, и в основном связана с происхождением и отношением к короне (или другому источнику власти). Говоря «демократия», мы подразумеваем в общем и целом, что исполнительная власть осуществляется и устанавливается избираемыми должностными лицами и теми, кого они назначают и утверждают. В любом случае мы ожидаем, что будут действовать некоторые правила: что избираемое правительство уйдет в отставку по истечении срока, что оно будет должным образом управлять ресурсами государства и прислушиваться к мнению большинства, высказываемого с помощью референдума, СМИ или свободного протеста. Мы также ожидаем свободу слова в выражении мнения о власти или, в ином случае, защиту от политических, юридических и финансовых притеснений. Прежде всего, мы ожидаем наличие того, что в Греции называлось isonomia: равенства всех перед законом. У греков, однако, эти условия соблюдались частично: демократия означала прямое представление народа народом, где должностные лица избирались большинством, с обязательным участием в государственных делах, включая решения по фискальной политике, военные вторжения и проведение религиозных обрядов. Республиканская форма правления, которая в древности воспринималась как аристократическая, навязывала прослойки избираемых государственных деятелей, работавших от имени народа, в то время как тирания подразумевала лишь одного управленца, который убедил людей передать ему суверенную власть (хотя в античном толковании у тирана обычно были приспешники и другие бесчестные представители, равно и напуганные, покорные придворные). Другими словами, в отличие от устоявшихся государств в XXI веке, древние государства не отличались стабильностью и, таким образом, постоянно были заняты объединением и обеспечением хоть какой-то стабильности по мере своих возможностей. Фактически, Римская империя считается выдающейся именно благодаря продолжительности ее существования, при том что претерпела всего две фундаментальных перемены режима за свою тысячелетнюю историю.

Взгляд Полибия на конституционные изменения, очевидно, не является нейтральным, и даже его идеализированное отношение к Римской республике в качестве смешанной формы правления не скрывает заметной отсылки к тому, что фактически является аристократическим правлением. Конечно, само слово «аристократия», или «правление лучшими людьми», уже подразумевает доминирующую позицию образованных и зажиточных людей. Но в древности часто велись дебаты в более или менее стилизованных форматах о достоинствах различных систем правления. Одни из ранних споров есть в работе Геродота о предыстории Персидской войны, в которой он углубляется в истоки Персидской империи, чтобы проиллюстрировать ее определяющие отличия от греческой культуры. В этой конституционной дискуссии персам предоставляется возможность самим выбрать форму нового режима. Монархия предлагает лучшего правителя, аристократия – лучшее оружие против коррупции, а демократия сулит равенство перед законом, но в итоге монархия побеждает, потому что является традиционной формой правления в Персии, и, как спрашивает Дарий, почему персы должны менять то, что так хорошо работало до этого?[39] Действительно, монархия часто выходит на первые места в подобных спорах, даже в удивительных контекстах: Сципион Эмилиан, например, признавал ее идеальной формой правления, несмотря на приверженность идеологии республики без монархии.

Почему же монархия пользовалось таким успехом, особенно в мире, где короли снова и снова пренебрегали своей властью? Тот же вопрос можно с легкостью задать народу Вестероса, который, кажется, никогда не рассматривал изменения формы правления государством, за исключением некоторых экспериментов церкви и более продолжительных исследований за границей. В древности, по крайней мере, причиной была отчасти мораль, а отчасти философия. Царь представлял не только абсолютную политическую власть, но также обещание использовать ее мудро и во благо. Мо нархия также представляла некую защиту от коррупции, которая была распространенным недостатком республиканских режимов, и от разгула и непостоянства народа, свойственных демократии. Очевидно, политическая реальность и даже политическая мифология редко воплощала этот героический идеал, и правление, которое стало доминирующей формой западного государственного устройства, как в Риме и Афинах, сильно смещалось в сторону правления несколькими или большинством, но никогда – одним человеком. Тем не менее монархия продолжала существовать, выполняя представительскую функцию в разрозненных восточных царствах. Для амбициозных людей монархия, идеализированная или реальная, представляла собой несбыточную надежду на продвижение, способ измерения силы или защиты от врагов. В Вестеросе, однако, монархия – это стремление, и игры престолов по большей части являются чередой конкурирующих форм монархии: жестокой, благожелательной, незрелой, легитимной и т. д.

Где монархия, там и придворные, и ожидание законности, так что самодержавные общества фактически предлагают лучшее и более наглядное представление о роли женщин в политической жизни, чем древние республики или демократии, которые отдавали предпочтение мужчинам и свободным элементам общества. Монархия в своих различных вариациях, таким образом, является главной темой данной главы, и с чего же лучше начать, как не с самой старой правящей династии Вестероса – Таргариенов?

Королева зверей, мать драконов

Александр Великий умер в 323 г. до н. э. вдали от Вавилона, оставив после себя обширную империю и большой вопрос о том, кто должен ее унаследовать. Прямого потомка мужского пола не осталось, но было множество советников, генералов и родственников, каждый из которых хотел свою долю. По легенде, Александр хотел оставить империю на своего советника Кратера, чье имя означало «сильнейший мужчина». Это желание неверно истолковали на предсмертном одре Александра как призыв наследникам бороться за богатства империи. На протяжении следующих четырех десятилетий наследники Александра разрывали его империю на части, пока она не была окончательно разделена на три главных государства: Антигонидов на родине Македонского, Селевкидов, чьи владения растянулись от побережья Сирии до внутренних районов Персии, и самое крупное – Птолемеев в Египте. Каждое из новых государств столкнулось с невероятными проблемами, но общей для всех была проблема управления местным населением, возложенным на иностранные дома. Для Птолемеев проблема стояла наиболее остро; их столица Александрия была новым, искусственным поселением, использующим преимущество близости к дельте Нила и бухте, но почти полностью отделенным от жизни и культуры местного населения. Подобно своим правителям, Александрия была городом иностранцев, упрямых, непостоянных, зацикленных на потреблении, в то время как богатство государства, как в золоте, так и в зерне, зависело от плодородия земель вдоль Нила, на которых работали египетские крестьяне. Различия были социальными, экономическими, этническими и религиозными. Но Птолемеи устояли не в последнюю очередь потому, что внедрили успешное сочетание синкретизма и сегрегации: как только смогли, они приняли титул фараона и поддерживали процветание Александрии, присоединив к ней египетскую экономику. Но также было легко заморить город голодом и настроить толпу против правителя, и это означало, что Птолемеи были в постоянных поисках зарубежных союзников для укрепления своей власти и в торговых интересах.

Птолемеи руководили одним из наиболее масштабных культурных и образовательных проектов в мире – строительством и покровительством Александрийской библиотеки и ученых, которые там работали. Эти библиотекари десятилетиями, если не веками, занимались античной литературой и формировали ее каноны, а римские поэты, унаследовавшие их, в свою очередь, оказали огромное влияние на литературу Европы и Америки. Но в то время как римляне были не прочь перенять культуру Александрии и еще более – прикарманить деньги Птолемеев в обмен на политическое и военное вмешательство в дела Египта, они оставались принципиально враждебными к птолемеевским обычаям заключения браков между братьями и сестрами. Инцест, или практика половой связи между близкими родственниками, ассоциируется с Птолемеями с раннего периода династии, и хоть они и не практиковали его в полном размере (некоторые женились на представителях других династий), присутствие таких имен, как Филадельф (Любящий сестру) и Филопатор (Любящий отца), демонстрирует, что инцест был супружеской нормой. Учитывая то, что инцест между близкими родственниками был табу по всему Средиземноморью, остается открытым вопрос, почему Птолемеи не отказались от него. Одной из версий является то, что таким образом они сравнивали себя с фараонами Древнего Египта, хотя до сих пор остается неясным, в какой степени инцест присутствовал в династиях фараонов. Еще одной причиной может быть так называемая чистота крови, или желание оградить царскую семью от примеси местного населения и поддержать свое этническое отличие от народа, которым они правили. Фактически эти две причины не стоит рассматривать отдельно: Птолемеям было выгодно как ассоциировать себя с фараонами, так и сохранять этническое отличие, которое объединяло их с Александром Великим и его империей. В первую очередь, инцест был одной из особенностей династии, и такое поведение шло рука об руку с александрийской культурой, образованием, космополитизмом и богатством (по-гречески truphe). Инцест был способом выделить Птолемеев среди других местных династий и, конечно, простых смертных, так как брак между братьями и сестрами был частью греческой мифологии. Боги Олимпа также находились в близком родстве, как и Птолемеи в своих александрийских дворцах.

С момента свержения Таргариенов пятнадцать лет назад о них дается мало информации в «Песни Льда и Пламени». Однако мы знаем, что они достаточно сильно напоминают династию Птолемеев. Мы знаем, например, что Таргариены имели отличительные особенности: светловолосые, с фиолетовыми глазами; мы также знаем, что подобная внешность выделяла их среди других аристократических домов Вестероса. Древнюю физиогномику почти невозможно восстановить, и мы не можем знать, насколько Птолемеи отличались от людей, которыми они правили (особенно потому, что население сильно разнилось), но древние королевские династии за границей прилагали большие усилия, чтобы создать свой особый статус, что видно по их одежде, поведению и т. п. Население по большей части редко видело правящие семьи, кроме римлян, – необычное исключение, к которому мы вернемся позже. Конечно, римляне нашли любопытным отделение династии Птолемеев от народа. Говорили, что, когда Сципион Эмилиан прибыл в Александрию, Птолемей, приветствуя его, прошептал: «Вот какую услугу оказали мы александрийцам нашей поездкой: дали им посмотреть, как их царь пешком ходит!»[40]. Каким бы неестественным (мнение, сложившееся благодаря многолетним республиканским традициям) римляне ни считали подобное разделение между правящей семьей и всеми остальными, оно было обычным для Восточного Средиземноморья и демонстрировало главенствующее положение, уникальность монарха и, таким образом, способность править.

Изоляция поддерживалась и становилась возможной частично благодаря инцесту в монаршьей семье – еще одной определяющей характеристике Таргариенов. Ка жется, нет особых препятствий тому, чтобы обосновать поведение вестеросской королевской семьи поведением Птолемеев, в особенности желанием сохранить чистоту крови Таргариенов. Все же, в отличие от местного населения Вестероса, андалов, ройнаров и первых людей, Таргариены являются выходцами из Валирии, легендарной восточной империи, язык и инфраструктура которой до сих пор доминируют на территории Эссоса. Валирия обладает загадочной историей, находясь в мифическом прошлом псевдосредневекового мира. Римляне имели собственную версию, по которой империей-основательницей была Троя, также на Востоке, в то время как в эллинистическом мире после Александра Великого были государства, чьи правящие семьи – как Птолемеи в Египте – возникли откуда-то еще. Браки внутри семьи помогали обеспечить отличие правящего дома от населения, потому что помогали сохранить родословную древней и чистой или, по крайней мере, достаточно сильной, чтобы обозначать семейное сходство там, где нужно. Но инцест был также важен по культурным и политическим причинам (truphe Птолемеев), а Таргариены посредством его демонстрировали превосходство над всеми вокруг. Это был урок, надолго выученный людьми Вестероса. Когда правда о Джейме и Серсее начинает вырываться наружу, Серсея оправдывает себя, указывая на Таргариенов: они занимались этим все время, говорит она, и что хорошо для Таргариенов, однозначно должно быть хорошо и для Ланнистеров (7-я серия 1-го сезона). Факт того, что случай Ланнистеров до сих пор рассматривается как нарушение табу, также означает, что уникальность Таргариенов была натурализована: их отличительные особенности не могут быть спроецированы на другие семьи, так же как и златовласые Ланнистеры не могут превратиться в серебристых эльфоподобных Таргариенов (Джордж Р. Р. Мартин, кажется, играет на изменении знакомой иерархии, делая серебро более необычным и, возможно, более красивым, чем золото).

Truphe проявляется также и в других аспектах. Хотя Таргариены в общем и целом не ученая семья, мы знаем, что принц Рейегар играл на лютне и писал стихи, и один член этой семьи, по крайней мере по имеющимся у нас данным, стал мейстером. Кроме того, удивительные технические разработки Таргариенов, использованные для возведения Красного замка, конкурировали лишь с изобретениями мифических людей Севера, таких как Брандон Строитель. Однако, что более важно, у них были – или когда-то были – драконы и секреты их разведения. Теперь мы можем подумать о различии между драконами и стенами как о различии между мастерством и врожденными способностями – разнице, которой были озабочены люди в древние времена. По этой аналогии драконы представляют врожденную способность династии Таргариенов, их унаследованный навык управления драконами. Проект по строительству стены Старков, напротив, подчеркивает их стабильность и единство. В отличие от драконов, стены не могут летать и в них нет почти ничего мистического, хотя масштаб Стены и ее предполагаемое строительство гигантами превращает ее в нечто менее прозаичное, чем любое обычное укрепление; тем не менее она не столь фантастична, как драконы. Мы можем также отметить, что Мейегор убил своих архитекторов после того, как возведение Твердыни Мейегора было закончено, чтобы они не выдали секреты строительства. Как король Мейегор может командовать и распоряжаться жизнями и рабочей силой, но строить сам он не может. Таким образом, связь с драконами является не только главным подтверждением валирийского происхождения Таргариенов, происхождения, в котором инцест служит поддержанию и укрелению, – но также особого стиля династии. Их девиз, знамя, архитектура и таинственная история – все построено вокруг изображения дракона, даже после того как сами драконы вымерли.

Одной из общих черт аристократий в Вестеросе является то, что все они обладают качествами тотемов своих домов. Действительно, Визерис и Дейенерис повторяют, что в них течет кровь драконов, а Визерис задирает свою сестру, предупреждая, чтобы она не будила дракона. Это логическое продолжение геральдической метафоры, но оно проявляет еще одну важную характерную черту династии Таргариенов. Как мы знаем, одной из причин, по которой вымерли драконы, является то, что их содержали в неволе, в условиях, которые со временем сделали их более маленькими и не такими свирепыми. Как метафорически, так и генетически это олицетворяет поколение монархов, при которых они росли: короли и королевы Таргариены с годами слабеют, а безумие закрадывается в их разум. Стены Красного замка, которые символизируют временную власть Таргариенов, становятся также стенами тюрьмы, в которых держат драконов, настоящих и метафоричных, в неволе, что впоследствии приводит к их вымиранию. Таким образом, нет ошибки в том, что Дейенерис получает яйца дракона от восточного торговца и вместе с ними становится сильнее по мере ухода из Вестероса и его ограничений. Стены, в античные времена являющиеся символом политического единства и боевой целостности государства, также становятся признаком борьбы между волей и пленом, между сдержанностью и чрезмерностью. Чтобы возродиться, Таргариенам нужно сбежать из тюрьмы паранойи и физической ограниченности и начать помогать себе и людям обрести свободу – вот еще одна причина, почему удача рода благоволит Дейенерис, а не Визерису.

Из всех Таргариенов со времен Эйегона Драконовластного Дейенерис, кажется, ближе всех связана с драконами. Она дает им жизнь, воспитывает их и становится известной как Мать драконов после того, как они вылупились в погребальном костре ее мертвого мужа. Однако, как позже замечает Дейенерис, драконов крайне сложно контролировать и особенно тяжело содержать в условиях городской жизни Миэрина. Как и ее легендарный предок, она питает надежды на триумфальное возвращение благодаря контролю над драконами, но также знает, что это палка о двух концах: драконы являются как ключом к ее триумфу, так и угрозой ее правлению. Это противоречие является неотъемлемой частью более широкого противоречия сверхъестественного и земного, которое наблюдается на территории Вестероса: защита Стены Джоном Сноу от армии одичалых, состоящей из гигантов и других легендарных существ, а также от угрозы Белых Ходоков полностью соответствует приручению драконов Таргариенами и в той же степени имеет политический подтекст. Защита государства от враждебных неконтролируемых сверхъестественных сил является компетенцией королей – именно по этой причине Старки защищают Север, однажды правив им самостоятельно, но Таргариены оберегают королевство, заточив внутри него силу, которая может его разрушить (гражданская война, известная как Танец Драконов, – хороший тому пример).

В конце концов, конечно, Таргариены сами разрушили себя. Ухудшение генетики, потеря драконов и их истории, особенности отдельных королей, безумие (и особенно паранойя) – все это означает гибель династии. И Эйерис, и Дейенерис одержимы драконами, а безумие Эйериса проявляется не только в пиромании, но и в особом желании стать похожим на дракона с помощью огня. По существу, Эйерис считает себя неполноценным Таргариеном, и его тирания, таким образом, является классическим примером чрезмерности и самоутверждения. Дейенерис, однако, Таргариен до мозга костей, у нее есть драконы, но нет королевства, чтобы править, или братьев, чтобы выйти замуж. Таким образом, она свободна от некоторых особенностей своей семьи, кроме одной – драконов, и они определяют ее, поскольку она становится извесной как Мать драконов. Этот титул, хоть и подразумевается как почтительный, вызывает некоторые вопросы. Мать драконов предполагает более глубокое взаимодействие с этими животными как в физическом, так и в эмоциональном плане: Дени вынашивает их и относится к ним как к собственным детям, которые заменяют ей монстроподобного ребенка, которого она потеряла в попытке оживить Дрого. На данный момент есть серьезные сомнения, касающиеся того факта, может ли Дейенерис на самом деле контролировать драконов, и в какой-то степени это сомнение относится и к ее способности завоевать и удержать Железный трон. Драконы являются не единственным вариантом; недавно появившийся персонаж в «Игре престолов» оказывается не кем иным, как племянником Дени, принцем Эйегоном, сыном Рейегара и Элии, который во многом является зеркальным отражением Дейенерис. У него нет драконов, но его вырастили с верой в то, что он будет королем, и он знает Вестерос и имеет армию, готовую доставить его туда. Его тетя, напротив, томится в Заливе Работорговцев, направив свои силы на освобождение рабов, – определяющая цель девушки, которую когда-то саму продавали и покупали. Хотя двое из оставшихся Таргариенов, Эйегон и Дейенерис, могут объединить силы или даже пожениться, тем не менее шаблон Птолемеев оставляет открытыми другие пути, не исключая возможность кровавой гражданской войны.

Женщины и свержение монарха

Сильные женщины находятся в самом сердце «Игры престолов», но самая могущественная из них, наверное, Серсея Ланнистер, коварная королева, преданная матерь и злодейка. Два чувства движут Серсеей: любовь к детям и любовь к власти, и иногда невозможно отделить одно от другого, так как дети обеспечивают ей путь к власти. Эти чувства, вместе с половой принадлежностью, являются также тем, что отделяет ее от брата-близнеца Джейме. В то время как у него нет никаких политических амбиций и любви к тем, кому он оказался отцом, жизнь Серсеи, напротив, крутится вокруг жизни при дворе в качестве королевы и матери короля. Джейме хвастливо заявляет, что нет мужчин, подобных ему, и в этом заявлении может быть даже больше правды, чем подразумевает он сам из-за необычного несоответствия его высокого положения и отсутствия политических стремлений. Присутствуют, конечно, и другие женщины, подобные Серсее: Санса Старк и Маргери Тирелл, каждая по-своему, мечтают занять место Серсеи с браком без любви и сомнительным комфортом при дворе. Кейтилин Старк, с другой стороны, практически полная противоположность Серсеи. Кейтилин счастлива в браке, в то время как Серсея ненавидит свой; Кейтилин родила всех своих детей от мужа, в то время как внешность отпрысков Серсеи выдает их незаконнорожденность; Кейтилин учит Робба доброте и теряет его из-за коварства Ланнистеров и его собственной глупости, в то время как Серсея учит сына жестокости и теряет его из-за амбиций Тиреллов и яда. Но Серсея, прежде всего, является наследницей длинной литературной и исторической традиции сильных женщин при дворе, начиная от Елены, вынужденной выживать в Трое, и продолжаясь в римских легендах и исторических личностях Ливии, Агриппины и Мессалины, жен императоров.

Но на политические изменения могли влиять не только сильные женщины, наделенные властью. Фактически в Античности великие перемены зачастую были следствием семейных ссор и манипуляций жен и матерей, которые в противном случае не могли бы появиться на сцене. Мы можем что угодно предполагать о Таргариенах и их безумии, но крах их династии произошел не просто из-за сумасшествия Эйериса, но также из-за нежелания Джона Аррена пресмыкаться и праведного гнева Роберта Баратеона. В конце концов, какой бы ни была правда в этой истории, восстание Роберта поднялось из-за женщины и, что важно, из-за мнимого сексуального насилия над ней. То, что Роберту не удается спасти возлюбленную Лианну, возможно, трагично, но по мере того, как его власть набирает обороты под влиянием Ланнистеров, становится очевидно, что, какими бы благородными ни были намерения, сподвигнувшие его на восстание, они не распространялись на культуру нового государственного устройства.

Коррупция – давно известное явление. Политическая теория древности утверждала, что требуется три поколения, чтобы власть начала продаваться. Другой теорией является то, что революции обычно начинаются из-за женщины, подвергшейся изнасилованию, месть за которую давала причину и стимул для политических перемен. Два случая сексуального насилия над женщинами во время восстания стали каноническими: мнимое похищение и изнасилование принцем Рейегаром Лианны Старк и изнасилование и убийство принцессы Элии Григором Клиганом. Насилие над женщинами, конечно, превалирует в Вестеросе, и главными жертвами, по крайней мере упомянутыми, являются жены и дочери скромных бедняков, а в сериале также проститутки, чья профессия, как принято считать, лишает их какой-либо юридической и моральной защиты. Одной из поразительных черт разваливающегося общества после смерти Роберта, однако, является то, что знатные дамы также начинают чувствовать себя все в меньшей безопасности в отношении своей физической неприкосновенности. Сансу раздевают в тронном зале, леди Лоллис насилуют на улицах Королевской Гавани и даже Серсею заставляют пройти голой по улицам. Эти зверства совершаются разными людьми, но все они основываются на отсутствии права и морали, что становится причиной установления новой нестабильной тирании и сопутствующей ей жестокости.

Мысль о том, что сексуальное насилие над женщинами является движущей силой политических изменений, выражается в трудах Геродота, родоначальника объемной исторической прозы в западной культуре. Пытаясь объяснить постоянную вражду Востока и Запада, или, более узко, греков и персов, Геродот просматривает мифологические истории, чтобы обозначить – похищение женщин обеими сторонами провоцировало конфликты между двумя народами длиной в поколения. Знаменитый пример Елены Троянской, чье похищение/ побег с Парисом, принцем Трои, во множестве аспектов коррелирует со случаем Рейегара и Лианны. Известно, что Лианну помнят как девушку неземной красоты, которой увлекается Рейегар, несмотря на то что уже женат, и ради которой он был готов пожертвовать королевством. На протяжении сериала проскакивают заметные намеки на то, что Лианна ушла со своим мнимым похитителем по доброй воле и что это была скорее история побега, чем изнасилования, но едва ли будет сюрпризом то, что ни Роберт, ни Нед не желают рассматривать историю с этой точки зрения. И версия Роберта как победителя попадает в исторические сводки, в то время как версия Рейегара является лишь поводом для споров среди читателей.



Поделиться книгой:

На главную
Назад