Счастье волков

В Исламском государстве – в отличие от Аль-Каиды – было легко продвинуться, будучи не арабом. Исламский террор до ИГ был ведь… вещью для своих. В Аль-Каиде, например, все позиции шейхов были за арабами, считалось вообще, что единственный способ изучить Коран – это изучить его на арабском, а русский перевод, например, и не Коран вовсе. Исламское государство решительно с этим покончило… в каком-то смысле это учение стало подобием протестантизма в христианстве. ИГ с самого начала адресовало свои призывы людям, говорящим не только и не столько на арабском, сколько носителям русского, английского, немецкого, французского языков. В период наибольшего могущества в Ракке было особое бюро переводов, там переводили пропагандистские материалы на тридцать языков. Вот почему Миша Иванов недолго задержался на позиции рядового бойца: узнав, что он служил в десанте, его поставили сначала на отдельную группу гранатометчиков, потом доверили целый исламский полк. Сержант ВДВ стал полковником армии Исламского государства.

Здесь он нашел то, что всегда искал. Истинную веру. Веру, не подлежащую никакому сомнению. Книгу, где написано, как поступать в любой жизненной ситуации. Товарищей, стремящихся к высшей цели и готовых отдать жизнь за Аллаха…

Абу Мусса аль-Амрики. Его заместитель. Бывший сержант морской пехоты США. Они должны были сражаться друг против друга в войне, безумной и бессмысленной, как и все войны, ведущиеся куфарскими правительствами, – но здесь стали братьями и обнаружили, что между ними нет различий, что они понимают друг друга лучше, чем любой кяфир. Погиб в Ракке под бомбовым ударом своих же, американских самолетов. Он был еще жив, когда Абу Абдалла вытащил его из руин. Последнее, что он сказал, было – я сейчас увижу Аллаха…

Абу Кямаль аль-Алемани. Внук турка, прибывшего в Германию на заработки, немец в третьем поколении, услышавший запах джанната и поспешивший на него. Погиб от пули курдского снайпера. Когда они поймали нескольких курдов, которые ехали куда-то в машине, то заблокировали двери, облили машину бензином и подожгли. Вместе с людьми.

Абу Кусаи аль-Туркмани. Совершенно не похож на туркмена – рыжий и голубоглазый. Более смелого человека он не видел. Выселился вместе со всей семьей из безбожного Туркменистана и встал на джихад. Свободно говорил по-русски – он учился в русском университете. Стал шахидом на пути Аллаха во время операции истишхадии, с ним погибли трое куфарских советников‐русистов и более десятка рафидитов – бойцов Хезболлы, которые тут сражались на стороне безбожника Асада. Ему – рай, иншалла, а все остальные проследовали прямиком в ад.

Абу Амаль аль-Узбаки. Самый старший из всех, ему было за пятьдесят. Выселился в Шам, когда его сына схватила узбекская охранка. Стал шахидом на пути Аллаха, направил заминированную машину на скопление кяфиров. Ему – рай, иншалла.

Они все были у Аллаха, получали обещанный удел как шахиды. А он – нет. Аллах не забирал его к себе.

Здесь же он нашел счастье – жена, сын. Все они тоже были у Аллаха – погибли под бомбежкой русского самолета.

Остался он один.

Они должны были победить в этой войне, но пришли русисты, которые сражались не так, как остальные кяфиры. Русисты не умели отступать, их не удавалось взять в плен. За полтора года они потеряли всю территорию, которая у них была. Все города…

Но остались праведники, а это – главное.

После падения Халифата, после того как курды захватили Ракку, его и других праведников перевезли на землю правоверных. Дар аль-Ислам. Перевозил американский военный самолет. Там им помогли, вылечили раненых, сказали, что надо делать дальше…

Так он в числе группы верных братьев оказался в Пакистане, где особое подразделение, известное как организация Абдул Кадыр Хана[6], занималось всем, что только в голову придет. Ядерный шпионаж, ракетный шпионаж, сотрудничество с Украиной, Северной Кореей, незаконное производство плутония – и все прочие радости жизни. Поскольку серьезные преступления Пакистана при производстве ядерного оружия и средств доставки привлекли к этой стране повышенное внимание – организация Абдул Кадыр Хана частично переквалифицировалась на производство химического и биологического оружия. Пакистанские военные, понимая подавляющее превосходство Индии, были твердо намерены применить оружие массового поражения в случае новой войны. Ну а пока войны не было, они им торговали.

Купив десять тонн нервно-паралитического газа, который при случае можно было называть «Новичок» или еще как-нибудь, Абу Абдалла купил в соседнем Бангладеш за копейки старый-престарый корабль, который привели туда на слом, – но один рейс он еще мог выдержать. Наскоро навербовал команду из украинцев, готовых наниматься где угодно и за копейки. Погрузил в порту Гвадар баллоны вместе с каким-то еще товаром (было и оружие, купленное на черном рынке Пакистана) и отплыл. После рейса судно планировалось затопить, а команду ликвидировать.

Но по пути в порт Триполи[7] Абу Абдалла проклял все на свете.

Он думал, что он смелый. Но когда он осознал, что под его ногами не земля, а ржавый металл и бездна в несколько сотен метров и что их старый корабль может просто не выдержать пути, – он по-настоящему испугался.

А потом они попали в шторм…

Это был даже не сказать что и шторм… так, тропическая депрессия. Но когда волна захлестывает палубу корабля и ты понимаешь, что он весь может скрыться в морской пучине и никто и ничто тебя не спасет… когда тебе так плохо, что ты даже молитву читать не можешь…

Вот тогда ты начинаешь бояться по-настоящему…

На грязном ржавом корыте они все же выжили. Прошли Суэц. И были уже почти дома.

Абу Абдалла стоял на палубе и смотрел на звезды. Какие они тут все-таки большие…

– Эфенди…

К нему подошел один из своих, проверенных еще боями в Хомсе людей.

– Да?

– Завтра швартуемся.

– Да. Завтра…

– Надо выслать шлюпку. Проверить, что в порту. Я не верю этим ливанцам, они торговцы, а не воины. И друзья жидов.

– Это ты хорошо придумал…

Боевик посмотрел на звезды.

– Не могу дождаться того дня, когда мы отомстим русистам!

– Мы не мстим русистам! – сказал Абу Абдалла. – Мы устанавливаем шариат Аллаха. Русисты такие же кяфиры, как и любые другие, их накажет Аллах…

– Нашими руками… – мечтательно сказал боевик.

И тут с мостика закричали:

– Эмир, идите скорее сюда! На нас идет какое-то судно!

Это был турецкий сторожевик береговой охраны. Раньше он был американским, потом его списали и передали туркам как безвозмездную помощь. Крупный, с высоким бортом – он имел ангар для вертолета. Из вооружения – на носу сорокамиллиметровый «Бофорс», пулеметы…

Луч прожектора высветил их, прошелся по палубе, уперся в рубку.

– Что им надо? – процедил Абу Абдалла, смотря на происходящее с мостика.

– Передают – они турецкая береговая охрана. Приказывают заглушить двигатели, лечь в дрейф.

– Они имеют на это право?

– Нет, – развел руками украинский радист, – им вообще тут нельзя быть.

– Передавай им…

– Нахожусь в международных водах?

– Передавай…

Корабль подходил все ближе.

– Что отвечают?

– Повторяют приказ.

– Повторяй и ты…

Абу Абдалла достал спутниковый, чтобы позвонить. Ему сказали пользоваться спутниковым лишь в самом крайнем случае, но гарантировали, что в случае звонка решат любой вопрос.

– Алло. Нас остановили…

И в это время по рации раздался крик.

– Коммандос на палубе!

Турки провернули все чисто, как фокусник. Корабль отвлекает с одной стороны, еще и слепит. А с другой – подходят темные, низко сидящие в воде лодки и высаживают абордажную группу.

– Беритесь за оружие!

Но было уже поздно…

Информация к размышлению

Документ подлинный

Как и ожидалось, после моей гневной отповеди хулителям православия они не успокоились и, зажав в горсть разорванные задницы, продолжили свое занятие с утроенной силой. А я сегодня где-то на Северном Кавказе записывал на слух фамилии и новые, исламские имена «русских ваххабитов». Под сотню имен. Сначала писал Шура в блокноте, потом смотрю, на 20‐й минуте он уже еле карандашом шевелит. Тогда я взял блокнот, писал, писал и думал правым полушарием… Думал, что вот эти «придурки и провокаторы», унижая православие, на самом деле унавоживают почву для радикального ислама. Подсказывают потенциальным «русским ваххабитам» – куда им идти.

Тянущиеся к вере люди рождались всегда. Люди, готовые верить истово, до самоотречения. Молиться за других и за других принимать муки. Но никакой пассионарий не пойдет сейчас в православие, которое безнаказанно шельмует и нагибает любая сволочь, имеющая доступ к СМИ или к интернету. Эти люди, алкающие страданий за других и во имя высшей цели, пойдут в другое место, к другим учителям и будут в десятки раз опаснее. Потому что этнически чуждые новообращенные ваххабиты злее и радикальнее своих учителей. Они умнее и речистее аульных и лесных проповедников. Им, порвавшим все связи с родными и близкими, некуда отступать. Наконец, их просто не вычислить в толпе, в метро, в автобусе или в троллейбусе. Им уже не интересен Северный Кавказ, свой халифат они будут строить в русских городах, продвигаясь все дальше на Север. Расчищая себе дорогу ужасом.

И когда сноп огня и дюбелей сорвет с вечно глумливого лица Натальи Осс ее манерные хипстерские очки, а обгорелую кипу Носика зашвырнет в небеса, они даже не поймут «За що?». А за все. Вам объяснят это там, где нет ни болезней, ни горести, ни страданий.

https://krig42.livejournal.com

15 сентября 2020 года

Стамбул, Галатский мост

Галатский мост – одно из самых колоритных мест Стамбула, здесь он столь же известен, как мост на Темзе. Он пятый по счету – первый был построен еще римским императором Юстинианом, этот – перед Первой мировой был построен немецкой фирмой MAN, той самой, что производит сейчас грузовики. Он двухъярусный, разводной, на втором уровне расположены рыбные рестораны, которые часто подают рыбу, выловленную тут же рыбаками. Рыбаков тут много. Это самое известное место для рыбной ловли в Турции. Столько рыбы здесь нет, сколько есть рыбаков, но здесь собираются не столько поймать рыбу, сколько пообщаться, рассказать про себя и узнать, как дела у других. Удочки висят над водой, и их леска подобно паутине колышется ветром…

На Галатский мост я приехал на пароме, здесь причальная стенка. Полковника Хамроева я заметил издали – он надел на голову панамку из газетного листа, самодельную. Мы такие делать уже не умели.

Панамка была подтверждением, что все чисто…

Я подошел, устроился рядом, навалившись спиной на перила. Людей вокруг было много, но все они были заняты собой.

– Клюет? – негромко спросил я. Спросил по-русски. В Стамбуле, как и во всей Турции, немало народа говорит на русском.

– Плохо…

…

– Принято окончательное решение – ты остаешься здесь.

– Надолго?

Отсутствие ответа и было ответом.

Я посмотрел на небо. Было тепло, даже жарко по русским меркам, почти без туч – и на фоне редких клякс облаков плыли гуси. Они летели из Сибири, направляясь на юг, чтобы переждать холода.

– Что я должен делать?

– Ничего. Уходи на дно.

Уходить на дно. Это здесь может иметь и прямой смысл.

Полковник вытащил леску и начал сматывать ее.

– Плохо здесь клюет. Совсем. Надо в другом месте попробовать.

Я оставался без связи.

15 сентября 2020 года

Стамбул, район Топкапи

Бульвар Аднана Мендереса, 58

Здание Стамбульского директората безопасности

Пятый этаж

Здание Стамбульского директората безопасности расположено на широком и длинном бульваре Аднана Мендереса, 58, в примитивном на вид бетонном комплексе зданий, который явно очень мал для такого огромного города, как Стамбул. Но тут в основном сидело начальство, службы были разбросаны по городу, а основные силы полиции находились в Анкаре. Полицейских в городе не хватало, особенно с учетом взрывного роста преступности последних лет. Спасало лишь то, что Стамбул – город «для своих», и преступники, среди которых было немало беженцев из Сирии, тут не очень-то разгуляются. Даже боссы мафии не захотят иметь с ними дела.

В этот день на стоянке машин комиссариата остановился почти новый «Форд», а его владелец быстро прошел в здание, предъявив на проходной удостоверение комиссара полиции. Хотя его и так неплохо знали, пару раз он даже попадал на телеэкран, во время больших облав на наркоторговцев. Это был старший комиссар Назим Хикмет, кость в горле турецкой наркомафии. Ему было сорок с небольшим лет, и он был внешне похож на русского певца Александра Буйнова – не по-турецки худой, подтянутый, с лицом, словно вырубленным топором из куска гранита. Наркомафия дорого бы дала за то, чтобы увидеть это лицо на могильной плите.

На верхние этажи ходил лифт, но комиссар поднялся пешком, преодолев бегом десяток лестничных пролетов. Наверху он уверенно прошел до приемной старшего суперинтенданта полиции Стамбула Ибрагима Гуля, которого он знал лично.

Красотка в приемной – комиссар лишь скептически усмехнулся, зная, что Гуль ни одной юбки не пропустит, – доложила о его появлении и открыла дверь.

В кабинете стоял арктический холод. Суперинтендант сидел на своем месте, за столом, а за приставным сидели двое. Полного он знал – Мехмет Назим-Бей, суперинтендант уголовной полиции. Худощавого – нет.

– Проходи… – Гуль был явно чем-то расстроен, хотя и старался не показывать этого. – Господа! Комиссар Хикмет. Это Назим-Бей из уголовной полиции и Селим Бозкурт из министерства.

На стене была карта Стамбула, недавно ее заменили на новую – город стремительно рос, и проблемы в Сирии обещали еще миллион-другой жителей. Равно как и новые проблемы уже здесь, в Стамбуле.

Какие же проблемы есть сейчас?

– Господа…

– Назим, ты знаешь, зачем мы тебя вызывали?

– Нет.

– Случилась… – старший суперинтендант замялся, не зная как ответить, – в общем, беда у нас случилась. Аллах карает…

– Осман Джаддид умер этой ночью. Отравился газом, – сказал человек из министерства, – вместе со всей семьей. Вы знали его?

– Лично нет.

– Он возглавлял отдел по борьбе с организованной преступностью и контрабандой.

Повисло молчание.

– С комиссаром Джаддидом расправились? – нарушил молчание Хикмет.

– Мы так не думаем, – сказал человек из министерства, – все указывает на то, что это была утечка газа. Но отдел, тем более такой отдел, не должен оставаться без начальника. Я спросил Ибрагима-эфенди, кто может возглавить отдел. Ибрагим-эфенди назвал вас.

Хикмет отрицательно покачал головой.

– Со всем уважением…

– Почему?

– Со всем уважением к мнению Ибрагима-эфенди, я не хочу быть начальником.