Помоги проекту - поделись книгой:
– Это ты там был? У памятника? – девушка смотрит на меня широко раскрытыми глазами
– Статья 79-я УК. Организация массовых беспорядков – смеется Андрей – От двух до пятнадцати лет исправительных работ
Милиционеры вокруг улыбаются, подмигивают мне. А я не знаю куда себя деть. Сейчас провалюсь от стыда под землю.
– Ладно, Пушкин – лейтенант еще раз хлопает меня по плечу – Бери свою Наталью Гончарову и идите уже. И постарайтесь больше не попадать в истории.
Я благодарно жму руку Литвинову и тяну Викторию в сторону улицы Горького. Некоторые москвичи по пути подходят ко мне, говорят комплименты. Спрашивают фамилию. Отшучиваюсь, ускоряя шаг. Вике на каблуках трудно поспевать за мной, приходится сбавить темп. Но мы уже ушли с площади и становится поспокойнее.
– Как насчет мороженого? – я вижу вывеску «Космос» на здании, где раньше был знаменитый на всю столицу Коктейль-холл. Место сборища всех стиляг Москвы и Московской области. Стиляг уже почти нет, да и Коктейль-холл закрыли – на его месте теперь известное кафе-мороженное. С обязательной очередью.
– Давай – неуверенно соглашается Вика – А что ты там читал? Ну, у памятника. Я далеко была, не расслышала.
Девушка просто лучится любопытством. Мы встаем в конец очереди.
– Так, стих один. Провокационный. Уж больно специфическая публика там собралась. Захотелось их слегка выпороть
– За что?
– За то, что пытаются разрушить то, что не они строили – расплывчато ответил я. Стаккато СЛОВА в голове стихло, я перевел дух.
– Ты пишешь стихи??
Я серьезно задумался. То, что надо пробиваться во власть – у меня сомнений не было. Только наверху, в «капитанской» удастся переложить руль корабля под названием СССР на другой курс. И отвести его острых рифов, куда он на всех парах мчится. Но как попасть в Кремль? Идти по партийной линии, делать карьеру? Долго. Через десяток лет страна свалится в застой и стариков из Политбюро трактором не выдернешь из Кремля. Стать популярным певцом? А-ля Кобзон? Сильно сомневаюсь в своих музыкальных талантах. Песни то из памяти надергать не трудно. Но как без голоса их петь? Можно двинуться по спортивной линии. Парень я крупный, сильный. Пойти, например, в хоккей. Брежнев, кажется, его особенно любит. Стать знаменитым спортсменом, потом вступить в Партию, прыгнуть в депутаты. Нет, все-равно долго. Да и в процессе – никакого влияния. Вариант признаться – я вообще не рассматриваю. Гарантированная психушка.
– Пишу. А еще художественную прозу
– «Про заек»? – заржал кто-то сзади. Я обернулся и нос к носу столкнулся со странно одетым долговязым парнем. Узкие черные брюки-дудочки, красный пиджак на одной пуговице, яркий галстук-шнурок. Подняв взгляд, я рассчитывал увидеть стиляжий кок на голове, но черные волосы шутника были лишь прилизаны каким-то гелем. Ясно. Новая поросль стиляг – битломан.
– Да, клоун, я прозаик. А ты кто? – кулаки сжались сами собой, я сделал шаг навстречу
Тот сразу включил заднюю.
– Эй, мужик, брейк! Я же только пошутил – на нас стали оглядываться из очереди. «Клоун» резко развернулся, и помчался вихляющей походкой по улице.
– Леш, плюнь на него! – в мою руку вцепилась Вика – Это же стиляги. У них тут «Бродвей»
– Что за Бродвей?
– Они так улицу Горького называют.
– Это уже не стиляги, Вика – я тяжело вздохнул – Это новая поросль. Битломаны, рокенрольщики.
– Кто?? – девушка еще раз взглянула вслед вихляющему
– Новое направление в музыке – мы практически подошли ко входу в кафе – Точнее оно не совсем новое, появилось еще в конце 40-х в США. Но сейчас в него вдохнули свежую струю. Элвис Пресли, Битлз…
– Что-то слышала – Вика наморщила лобик – У нас в общаге девчонки много чего слушают
Мы вошли внутрь и официантка в белом переднике проводила нас за столик на втором этаже. По дороге я разглядывал большое «космическое» панно на стене. Очень стильно все сделано. Мы заказали кофе, несколько порций мороженного. Я решил попробовать все. И фирменный «Космос» – два шарика, политых шоколадом и посыпанных орешками (60 копеек), и «Марс» (то же самое, но без орешков) и «Солнышко» (с абрикосовым вареньем).
Мы принялись поедать главную советскую сладость и болтать. Выяснилось, что Вика не москвичка, закончила 8 классов, училась в медицинском училище. Приехала из Воронежа поступать на биофак. Но провалила экзамены. Ей удалось пристроиться медсестрой в универе. Живет в общаге, в этом году планирует поступать заново. Несколько раз Вика просила почитать «мои» стихи, но я каждый раз отнекивался. Но потом все-таки сдался. Выбрал из позднего Высоцкого:
– Слушай, классно же! – Вика была в восторге. Окрестные столики тоже напряженно слушали меня – Это надо обязательно издавать. Стихи уровня Евтушенко и Вознесенского.
Ага, два главных советских поэта из трех. Колесят по всему миру, представляют отечественную литературу. В СССР собирают целые залы. Их стихи обсуждают, о них спорят. Возникают даже стихотворные «батлы». Третий «главный» советский поэт, Сергей Михалков, автор советского гимна (и даже не одного) всего год назад «выпорол» своего молодого коллегу Евтушенко за неподобающее поведение во Франции:
– Возможно, ты и права – я задумался о своем пути «по жизни». Литературная стезя не так уж и плоха. Малая форма, большая… Цензура? Интриги, травля а-ля «Пастернак»? Зато писатели в Союзе, действительно, «инженеры человеческих душ». Того же Евтушенко тут же «простили» после Франции за отличную поэму про Братскую ГЭС. Сколько комсомольцев отправились на новые стройки после прочтения его стихов?
– Пойдем, прогуляемся – я достал кошелек, расплатился. Денег оставалось всего с гулькин нос. С финансами надо было что-то срочно решать.
В столице окончательно стемнело, зажглись фонари. На «Бродвее» было битком. Москвичи фланировали по улице Горького, толпились возле витрин магазинов. Особенно много народу было возле Елисеевского магазина. Тут было полно молодежи, а особенно стиляг. Они кучковались, слушали музыку из Спидол, дурачились. В тот момент, когда мы проходили мимо, один из прохожих, пожилой ветеран, судя по планкам на пиджаке, начал выговаривать что-то тому самому долговязовому парню, что шутил надо мной.
-… и для этого мы Москву защищали, чтоб такие обезьяны по улицам шатались?!?
Долговязый карикатурно развел руками, принялся «ухать». Его друзья начали гоготать, свистеть. Старик плюнул и опираясь на трость, пошел прочь. Ему вслед тут же пристроились стиляги. Образовалась целая очередь, идущая на цыпочках. Ветеран остановился возле витрины, покачал головой. Вся очередь начала карикатурно трясти головами. Старик обернулся. Все тут же сделали вид, что тут случайно, начали рассматривать небо. Ветеран шаркающей походкой двинулся дальше. Стиляги тоже начали шаркать вслед. Вика сжала локоть моей руки. И тут у меня натурально сорвало крышу.
В несколько огромных скачков я добрался до начала «очереди». Долговязый оглянулся, в его глазах начало появляться понимание, но я уже бил со всего размаха правой. Под кулаком треснула челюсть, стиляга с воплем полетел на асфальт. Вокруг раздались крики, а на меня уже летел толстый парень с зонтиком. Наивный! Я сделал шаг в сторону, перехватил руку и впечатал колено в его «солнышко». Толстяк в ботинках на высокой подошве, со стоном упал на землю и его вытошнило. На меня навалилось сразу несколько человек. Один с хэканьем и криком «Гаси жлоба» ударил прямым в голову.
Глава 2
Опыт не улучшил никого;
те, кого улучшил — врут безбожно;
опыт – это знание того,
что уже исправить невозможно
Я еле успел увернуться, кулак проехал по скуле, разрезав перстнем кожу до крови. Его товарищ попытался схватить меня сзади за корпус. Еще один наивняк. Русина хорошо учили уходить от таких захватов. Притоп каблуком по стопе заднего, новый крик и хруст. Руки разжимаются, выворачиваю правую руку стиляги за запястье в обратную сторону, с громких щелчком ломаю что-то в предплечье. Мельком вижу круглые глаза Виктории. Ее ладони прижаты ко рту, рядом толпятся москвичи, слышны свистки милиции.
Думать особо некогда, на меня нападают сразу трое. Мешая друг другу, они суматошно бьют руками и ногами. Я блокирую, вхожу в клинч. Чей-то ботинок попадает в витрину Елисеевского. Та лопается со звоном, обдавая нас осколками. Кому-то пробивает голову и на меня хлещет кровь. Наконец, появляется милиция. Сразу несколько сотрудников начинают растаскивать нас, валя на землю. Я не сопротивляюсь. На меня надевают наручники и волокут к Козлику, чье завывание уже собирает просто огромную толпу. Вика бежит рядом. Ее руки все также прижаты ко рту, прическа растрепалась.
Из скулы течет кровь, рубашка вся в красных пятнах. Нас прислоняют к милицейской машине, начинают обыскивать. Оперативники притаскивают все новых стиляг. Некоторых — долговязого и толстяка – несут на руках. Подъезжает еще несколько служебных автомобилей, в том числе две скорые. От обилия милицейской формы начинается рябить в глазах.
Сижу в пятидесятом отделении милиции. Местные оперативники называют его ласково «полтинник». Весь обезьянник забит стилягами, мне выделили отдельный кабинет. Судя по плакатам и стенгазете, тут проводят лекции о политической обстановке. Рядом Вика, которая прижимает платок к моей скуле. Кровь уже остановилась, но я выгляжу все-равно как объевшийся вампир.
— А ты, Русин, оказывается хулиган – Вика уже успокоилась и даже начала подтрунивать надо мной
– У чемпиона по боксу берут интервью – отвечаю я девушке анекдотом – Он говорит, как и положено, медленно, над каждым ответом подолгу думает: – Вот, если вы заходите вечером в свои подъезд – спрашивает журналист – А там темно и вас ждет хулиган. Что вы будете делать? — Ну... Я хук справа в голову – он падает. – А если 2 хулигана? — Ну... Я первого хук справа в голову – первый падает. Второго снизу в корпус – второй падает. – А если 3 хулигана? -- Ну... Я первого хук справа в голову – первый падает. Второго снизу в корпус – второй падает. – А третьего? – Третьего? Ну... третьего у меня День Рождения.
Сзади раздается громкий смех. В дверях стоит Литвинов. Его смеху вторит Вика. Один я криво улыбаюсь. Скула болит, как бы не пришлось зашивать.
– Просто красавец! – гэбэшник входит и усаживается напротив меня – Я был уверен, что мы увидимся, но чтобы так скоро?!
– Что с ним будет? – обеспокоенно спрашивает Вика
– С ним? Ничего. Даже благодарность объявим. Свидетелей уже опросили, наш поэт пресек хулиганский поступок. Хотя методы у тебя, конечно, Русин…
Мы молчим.
– Не думал пойти к нам, в контору? – внезапно спрашивает Андрей – Парень ты боевой, имеешь награды. Я уже навел справки. Служил на турецкой границе, метким огнем из автомата сбил шпиона, который пытался ночью перелететь контрольную полосу на легком планере. Как ты кстати, его в темноте заметил?
– Случайно
Это событие я успел мельком рассмотреть в памяти Русина.
– Он все верно рассчитал. Перелетал темной облачной ночью. Но тут выглянула Луна, ну и я стрельнул на всякий случай. Попал
– Как же он садиться собирался? – удивилась Вика
– У него мощный фонарь на поясе был, а в тылу нашей заставы длинное колхозное поле начиналось…
Я пожал плечами.
– Так что? Сделать мне звоночек?
Оно мне надо работать в КГБ? Сначала училище, потом карьера службиста…
– Нет, спасибо – я покачал головой – Буду полезен Родине в другом качестве.
– Это в каком же?
– Скоро узнаете.
– Почему то я даже не сомневаюсь – Литвинов тяжело вздыхает – Ну что ж… Тогда вы свободны, твой протокол допроса я из отделения изыму, для суда над стилягами будет достаточно показаний свидетелей. Вот, держи мой телефон
Андрей нацарапал на бумажке номер. Протянул ее мне:
– Будет что-нибудь интересное, звони
– А что именно считать интересным? – удивился я, пряча бумажку в изгвазданный карман рубашки
– «Кортик» Рыбакова освежи на досуге – Андрей встал, подмигнул Вике.
Мы вышли из отделения милиции, медленно, держась за руки, побрели в сторону метро Площадь Свердлова.
– Успеваем? – Вика задумчиво глядела вдаль
Я посмотрел на часы.
– Успеваем. Еще сорок минут до закрытия.
– Не дергайся! Я сказала, не дергайся!
Вика все-таки решила зашить мне порез на скуле. После того, как мы вернулись в МГУ, потащила в медицинский кабинет. Открыла его своим ключом, достала шовный материал.
– Нет, ты точно пограничником был? Не дергайся!
– Ты бы хоть обезболила – я скрипнул зубами. Зашивала Вика меня «по-живому». Единственное, что меня отвлекало от боли – красивые ножки девушки под коротким белым халатом. И когда успела переодеться? Я только снял заляпанную и порванную рубашку, а она уже начала надо мной «колдовать» в халатике.
– Нету сейчас новокаина. Потерпишь.
Вика склонилась надо мной и ее грудь оказалась в паре сантиметров от моего лица. От девушки приятно пахло какими-то цветочными духами. Красная Москва? Я не выдержал и запустил одну руку путешествовать по ее правой ноге, задирая халат вверх. И тут же получил по здоровой щеке пощечину.
– Русин! – Вика отстранилась и гневно на меня посмотрела – Я не какая-то тебе там…
– Извини, не выдержал – я убрал руку, вздохнул – Стресс после схватки.
А еще гормоны молодого тела. Как далеко они заведут меня?
Вика внимательно посмотрела на меня. Я тут же изобразил на лице, хоть и с трудом из-за пореза, но раскаяние.
– Ладно, прощаю тебя – девушка вновь склонилась надо мной и принялась заканчивать шить. Локоны ее волос приятно щекотали шею. Внутри меня нарождался прямо какой-то вулкан!
– На сестринских курсах преподаватель рассказывала – Вика хихикнула – Что во время Войны, после боя у раненых часто было возбуждение. Ну половое… Его без руки несут, а он второй, здоровой, за попу медсестру хватает. Все, я закончила.
Вика бросила в кюветку специальный медицинский пинцет, остатки шовного материала.
– Некоторое время будет небольшой шрам.
Я поднялся, подошел к зеркалу. Красавец! Морда лица в крови, на теле появляются первые синяки.
– Ничего, шрамы украшают мужчин – Вика зашла за ширму и начала переодеваться. Только большим усилием воли я заставил себя не шмыгнуть следом. Включил воду, начал аккуратно умываться. Раковина тут же стала красного цвета.
– Русин, ты же понимаешь, что Андрей тебя вербовал? – из-за ширмы раздался голос Вики
Вот уж не думал, что девушка окажется настолько сообразительной.
– Один раз сообщишь органам, второй… Коготок увяз, птичке конец. Станешь осведомителем.
Мнда… Сталинские репрессии еще не забыты, к органам отношение… неоднозначное. Не было ли в викином роду репрессированных? И ведь не задашь такой неделикатный вопрос.
– Понимаю. Но давай взглянем на это «parte aeternitatis»
– Что??
Моя латынь привела к тому, что полураздетая девушка выглянула из-за ширмы. На лице застыло удивление. Я же тем временем разглядывал ее грудь в бежевом бюстгальтере. Точно трешка!
– Это по-латыни. «С точки зрения вечности»
– Я то знаю латынь, а ты откуда ее знаешь??
– Изучал римские афоризмы
Ложь во благо оправдывает мои великие цели? Вечный вопрос.
Поделиться книгой: