И я не лгал. В тот момент я действительно в это верил. Он был силён, властен и прекрасен, и я смотрел на него, стараясь донести главную мысль:
Рэймс посмотрел вглубь коридора: как оказалось, его хозяин наблюдал за развернувшейся драмой и ожидал его ответа с тем же нетерпением, что и я.
— Этот сойдёт, — пробормотал Рэймс, имея в виду Задиру.
Не меня.
Он прошёл мимо, и я послушно разжал пальцы.
Его выбор пал на моего врага. Моего несостоявшегося убийцу. И сделал он это не из-за несомненных качеств последнего, а мне назло и в угоду своему господину. Рэймс оказался хуже Задиры, и именно с этим мне было смириться тяжелее всего.
Кроме того пришлось смиряться с тем, что мои первые чистосердечные, светлые порывы были растоптаны так бесцеремонно, в мгновение ока.
Смотря вслед гостям, я пытался разобраться в собственных чувствах. У меня до сих пор саднило горло, но в груди жгло сильнее. Мне хотелось закричать, но — опять же — у меня болело горло и жгло в груди…
Шаги стихли, и я почувствовал себя ещё хуже — так, словно остался один в целом мире. Заметив оставленные иерархом перчатки, я подполз к ним и натянул на свои грязные ладони. Это было вопиющим преступлением, но я не мог отказать себе в удовольствии — стать сопричастным высшей власти даже таким нелепым, детским способом.
Так я сидел ещё пару минут, сжимая и разжимая кулаки, пока меня не застали за этим занятием надзиратели. Мне влетело… по большей части за испачканную одежду, ну и за то, что я шлялся, где ни попадя тоже.
Перчатки отобрали, но я не сильно расстроился. Хотя бы потому, что этот случай сделал меня невероятно популярным среди приютских детей, тем самым позволив мне преспокойненько дожить до самого выпуска. Я стал кем-то вроде носителя уникального знания. Видевший иерарха и говоривший с его ликтором.
Даже прихвостни Задиры обходили меня стороной. Поначалу, пародирующие надменность элиты, они как будто бы не замечали меня, веря, что не сегодня-завтра Задира вернётся за ними, как настоящий друг.
— И тогда уж мы не станем зависать со всякими придурками. Ликторы, знаете ли, ужасно заняты. Ни одной свободной минуты. Но, может, мы заглянем сюда, чтобы выбрать себе что-нибудь из «мебели». Хотя вряд ли среди такого сброда можно найти достойную «вещицу».
Но прошёл год, за ним — следующий, и они не трогали меня уже потому, что сами стали мальчиками для битья. Сдержал в итоге Задира слово и вытащил своих дружков из той дыры или нет, я так и не узнал.
Когда однажды я проснулся на испачканной кровью простыне, меня решили увезти на ферму.
Мне сказали, что это лучший день в моей жизни, но я не поверил. После изнурительных обследований и болезненных анализов со мной провели беседу, растолковав, какая ответственная роль мне поручается и что далеко не каждому оказывается такая «честь». И вот, представьте себе, я — счастливчик, у которого есть хотя бы «отличные генетически данные» (у большинства не было и этого), размазываю сопли по лицу, потому что понимаю, что всё пропало.
Я умру лет через пять — ожиревший, тупой, совершенно оскотинившийся. Я упаду на самое дно, тогда как многие из нас возвысятся, став солдатами. Героями. Но что расстраивало меня больше всего —
Да, я с чего-то решил, что Рэймс может передумать. Что ему просто нужно время — день, неделя, месяц, чтобы раскинуть мозгами и решить: «а почему бы и нет?» Просто попробовать. Дать мне шанс. Что ему стоило? Он бы не пожалел, никогда бы не пожалел о том, что передумал…
— Не бойся, — неправильно растолковал мои слёзы доктор. — Сейчас я сделаю укол, и ты сразу успокоишься. Тебе захочется спать, а когда проснёшься, ты уже приедешь в свой новый дом. Тебе там понравится, обещаю.
Глава 2
Вообще-то, начать следовало с другого.
Дело в том, что будучи ребёнком я не знал ни черта, потому что не выходил за стены приюта. В чём я был эксперт, так это в мытье полов и унижениях. К пятнадцати годам я мог считаться опытным неудачником — насмешки не расстраивали меня, угрозы и оскорбления навевали скуку, я не умел дружить и держался в стороне от остальных.
Единственная история, о которой я мог рассказать тогда — моя встреча с Рэймсом. Кроме того, что это была паршивая история, она имела ко мне косвенное отношение и за два года всем в приюте приелась.
Но других я не знал.
Вернись же я в приют сейчас (чего мне совсем не хочется), я бы стал там кем-то вроде Шахерезады, о которой я теперь тоже кое-что знаю. В запасе у меня была бы тысяча и одна история, которые я бы предварял словами: «Ну что ж, чёрт возьми, пора начать».
Трудно поверить, но когда-то я мог бы иметь дом, семью, карьеру и я бы назывался… женщиной. Это было по-своему почётно. Я мог бы полноправно отрастить волосы и даже носить их распущенными, на манер иерархов. Я мог бы менять цвет одежды и, скажу больше, я бы постарался, чтобы у меня её было полно.
Даже невзрачный, больной, толстый или старый я бы всё равно считался символом красоты, доброты и заботы, потому что в те прекрасные времена мой пол был нераздельно связан с таким священным понятием как «материнство».
Моя слабость, которая превратила меня в объект для издевательств, там бы стала моим оружием, и я бы научился в совершенстве им пользоваться. Например, я никогда не стал бы защищать себя сам, а нашёл бы защитника себе по вкусу… Я до сих пор не знаю, как это работает, но книги, которые я читал, утверждают, что это не так сложно. Не нужен ни мысленный контроль, ни шантаж, ни деньги. Это как-то произошло бы само собой…
Да, я был бы всё так же слаб, но обладал бы при этом многими привилегиями. Например, мне не нужно было бы участвовать в войнах… И это кажется мне нелогичным, потому что все войны, как утверждают мудрецы, начинались из-за таких как я.
Из-за женщин.
Какая женщина виновата в том, что в один прекрасный день на нашу планету десантировались инопланетные войска я, наверное, так никогда и не узнаю. Но с тех пор войны на территории Земли больше не велись. Наша планета превратилась в военную базу, на которой выращивалась, обучалась и содержалась многомиллионная армия энитов.
И если учесть, что мужчин при всей их полезности они считали низшей формой жизни, на женщин они смотрели как на биологический хлам — нервные, слабые, шумные. Их можно было использовать лишь для поддержания численности войск, хотя с этим отлично справлялись и центры репродукции — там и производительность была выше, и брака меньше. Вот только содержание лабораторий обходилось правительству дороже, чем содержание ферм, поэтому их оставили.
Время шло, мужчин становилось всё больше, а женщин — меньше, и в итоге различие по половому признаку стёрлось совсем, исчезло за ненадобностью. Ещё в незапамятные времена считалось, что женщине в армии не место, а в такой армии — тем более. Большинство мужчин могли за всю свою (обычно короткую) жизнь ни разу не встретить женщину, а если встречали, то поднимали её на смех, в лучшем случае. В худшем выродка ждала смерть от рук своих же сородичей.
Генетическая память, о которой говорил хозяин Рэймса, не работала в данном случае. Прежде всего из-за наркотика-стабилизатора или по-простому «стаба», которым нас пичкали с младенчества. То, что добавляли в еду, каким-то образом сводило на нет примитивные инстинкты. Энергия, которую люди могли бы потратить на поиск партнёра и размножение, пускалась в другое русло — на истребление врага.
Врагов определяли иерархи: генералы и архонты. Эти последние занимались всем, что не было связано с войной, в их ведении были закон, порядок и благосостояние подконтрольной им территории. В отличие от генералов, они покидали её крайне редко, только если того требовало вышестоящее начальство, находящееся в звёздной системе, о которой я ничего толком не знаю.
Я и об энитах мало что могу рассказать, потому что книг о них нет, сами они о себе не рассказывают, а исследовать их природу могли бы только мудрецы прошлого. Все мои знания о наших хозяевах я вынес из детских слухов: они сильнее, умнее и живут дольше нас. И говоря «умнее», я имею в виду, что многие вещи, которые мы осваивали поколениями, им интуитивно понятны.
Кроме того, их интеллект настолько развит, что способен контролировать низший разум. Человека в том числе. Энит может внушить ему страх и/или любовь, заставить его страдать или даже убить, просто пожелав этого. Хотя не у всех энитов эта способность развита одинаково: есть иерархи, рядом с которыми впечатлительный человек чокнется, а есть те, кто не сможет заставить приблудную собаку отвязаться.
Не то чтобы я таких встречал…
А если бы и встретил, всё равно предпочёл бы обойти стороной, потому что несмотря на то, что они все поголовно — гении, зачастую они пренебрегают логикой, ставя во главу угла эмоции. Особенность ли это их природы или же следствие новых условий жизни, в которой они стали фактически богами… Одно скажу: они все до последнего маньяки с манией величия, алчность которых измеряется в космических масштабах.
Глава 3
На самом деле, я солгал, когда сказал, что меня забрали на ферму. Да, меня увезли из приюта, но до фермы я не доехал.
Скорее всего, доктор сэкономил на мне, вколов половину дозы снотворного, поэтому я проснулся раньше времени. И почувствовал себя заживо погребенным. Я не мог пошевелиться, мне казалось, что я задыхаюсь. У меня начинался очередной приступ, я не переносил темноту и тесноту в совокупности.
Но потом меня тряхнуло, и я понял, что нахожусь в кузове машины, пристёгнутый к сиденью.
— Ну и дыра! — раздался голос через перегородку. — Мало того, что нам выдали эту рухлядь, так ещё и маршрут — живописнее не придумаешь.
Я услышал свист промчавшегося мимо реактивного автомобиля.
— На таком бы мы за пять минут домчались.
— За каждым таким присматривают Зоркие, а за самокатами — нет.
— Да тут не на что смотреть.
— Очень смешно.
Помолчали.
— Ещё часа три тащиться.
— Время есть.
Я размял шею и плечи, прислушался к звукам снаружи, к себе. Я сидел в одном из кресел для транспортировки, мои руки были привязаны к подлокотникам эластичной лентой, ремень безопасности пересекал грудь крест-накрест. Кроме того, что я замёрз и хотел есть (как всегда), я явно нервничал (а это было чем-то новеньким).
Мне не хотелось на ферму. Но возвращаться в приют мне не хотелось тоже.
Как и оставаться в этой машине.
И тогда-то я сотворил вторую безумнейшую вещь в своей жизни. О чём, однако не пожалел ни разу.
Плотно прижав пальцы друг к другу, я вытащил из тугого браслета сначала одну руку. Потом другую. У меня были очень тонкие запястья и узкие ладони, и я впервые этому обрадовался.
Я отстегнул ремень безопасности, уже почувствовав себя наполовину свободным. Наполовину счастливым.
— Чёртова помойка. — Водитель выкрутил руль, и я едва не вылетел из кресла. — Такое ощущение, что здесь апокалипсис был только вечера.
— Помягче!
— Да не видно ни хера.
— Не гони так. Мало кому понравиться, если кроха себе рожу расквасит.
— Ладно-ладно. Хочешь её проверить?
Я замер, ожидая ответа.
— Не. Я её привязал крепко, и снотворным её накачали под завязку… ничего с ней не случится. Просто веди аккуратнее.
Осмотревшись, я заметил люк на потолке. Встав на сиденье, я выпрямился и сдвинул его в сторону. Так легко и бесшумно, словно это сделал и не я вовсе, а кто-то невидимый и добрый помогал мне, нашёптывая: «беги, беги, беги».
Водитель тоже был на моей стороне, поэтому сбросил скорость и вёл предельно аккуратно.
Зацепившись за край люка, я использовал спинку кресла, как ступеньку, подтянул тело вверх и выпорхнул наружу.
Я чувствовал себя настоящей птицей… ровно до того момента, как гравитация с инерцией на подхвате сделали своё дело. Я приземлился на плечо, а тормозил уже лицом.
Вся правая сторона тела горела так, словно с меня сняли кожу, а потом присыпали жгучим перцем. Но боль анестезировало осознание поступка — я сделал что-то лично для себя, своего будущего…
Не знаю, с чего я решил, что здесь смогу прожить дольше, чем на ферме. Увы, меня воспитывали не самые умные люди.
Откинувшись на спину, я уставился в звездное небо. Это было что-то новенькое, потому что обычно в это время я разглядывал потолок в трещинах. Но при всей новизне ощущений, я уже бывал в подобных ситуациях: что-то такое же суицидальное и безрассудное я уже однажды выкидывал.
Ну точно, я осмелился говорить без разрешения при иерархе. Это почти так же, как и выпрыгивать на ходу из машины. Не так уж много шансов, что выживешь.
Но я всё ещё не определился, повезло меня в первом и втором случае или наоборот. В первый раз я был уничтожен морально и цел физически. Теперь окрылён, но… моё плечо… и кровь заливала глаза.
Несмотря на то, что это был побег, я не собирался бежать. Я поднялся, лишь когда габаритные огни машины скрылись за изломанной линией горизонта. Я отряхнулся, хотя и не знал, за каким чертом мне вдруг понадобилось прихорашиваться. Со всей этой кровью на роже я не стал выглядеть приличнее, когда одёрнул вылинявшую форму.
Я не разбирался в сторонах света, и мог лишь сказать, что если машина поехала на север, то я пошёл на юг. И наоборот. Любопытство, а не боль, задало мне черепаший темп: я останавливался на каждом шагу, чтобы осмотреться.
Помойка, которую клял водитель, показалась мне сказкой. Я решил, что попал в рай. (Может так оно и есть?)
Дорога была разбита — земля пополам с водой. В лужах двигались перламутровые топливные кольца. Погасшие фонари теперь не рассеивали темноту, а как будто всасывали её в себя. Разбитые стёкла под ногами ловили лунный свет.
А это что?
По обочинам лежали кучи мусора. Поразительно, как много вещей может принадлежать человеку, и с какой лёгкостью он может расстаться с… обрывками полиэтилена….. пищевыми очистками… и… хм, никогда такого не видел… кажется, это надевается на голову.
Идеально.
Пристроив на голове первый лично мой предмет гардероба, я сошёл с дороги и направился в сторону светящегося в отдалении городка. Возможно, это было горняцкое поселение или жилища фермеров… ну, тех, что выращивают овощи… зерно… а не новых солдат. Такие, я слышал, тоже бывают.
Но это был не тот случай.
Я попал в отстойник общества. Помойку, в которой гнили выжившие каким-то чудом солдаты-калеки, хитроумные дельцы, полезные энитам, бывшие куклы, бракованная «мебель» — человеческий хлам.
Зачем я туда попёрся? Да, я не самый смелый человек на земле, да и не самый сильный, но это место совершенно не пугало меня. Скорее даже притягивало: оно сияло, как звёздное небо. А я звёздное небо обожал.
Это заняло какое-то время. Природа, ранее спрятанная от меня за бетоном стен, теперь требовала моего внимания, представая во всей красе. Я словно откопал сундук с сокровищами и, трепеща от нетерпения, поднял крышку. А там…
Горы гнилого мусора, заросшие дороги, полуразрушенные дома, выбитые окна, неистребимые крысиные стаи, запах гари, влажная темнота, пыльные стены, пыльные дороги, пыльные деревья и одуванчики, одуванчики, одуванчики.
Я был покорён. Я вошёл в город, трепеща от мысли, что стал частью чего-то настолько грандиозного. Я шёл по улице — в узком коридоре между домами. Это было словно окаменевшее эхо прошлого, которое заселило будущее: отчаянные головорезы и последние трусы, герои и дезертиры, доживающие свой век старики и совсем юные куклы, бандиты и шлюхи. Ясное дело, чего не хватало этому коктейлю.
Меня.
И город распахнул мне свои объятья.
— Это ещё что за…
— Не помню, чтобы его здесь раньше видел.
— Надо бы боссу сказать.
— На рожу его посмотри. Похоже, босс уже обо всём знает, хех.
— А что если он заразный? Лучше от него подальше держаться.
— Чудик какой-то. Наверняка, из этих.
Из этих?!
Я замер.
Они догадались, что я беглец из приюта?
Поделиться книгой: