Помоги проекту - поделись книгой:
— Я не нравлюсь твоей маме, вдруг она не примет нашего малыша?
— Муттер считает тебя бесприданницей, захомутавшей такого видного жениха, как я. К тому же, она мечтает меня женить на дочке своего декана. Видал я эту очкастую толстуху. Куда ей до тебя, солнце!
Мама Вадима заведовала кафедрой в Институте финансов и права. Знакомиться с Машей она явно не собиралась, считая, что увлечение сына «девочкой из деревни» скоро пройдет и можно будет подыскать ему достойную состоятельную невесту. Которая, наконец, удержит Вадимчика возле своей юбки, заставит отказаться от рискованных поездок в «горячие точки».
Невеселое раздумье Маши прервала настойчивая трель сотового телефона. От Вадима уже третью неделю не было вестей, но, он и раньше редко звонил, покинув город.
— Маша, ты как? — раздался в трубке напряженный голос подруги. Татьяна училась в аспирантуре как раз у Анны Аркадьевны, мамы Вадима. По странному совпадению, именно через подругу Маша и познакомилась со своим женихом.
— Маш, ты ничего не знаешь, тебе никто не звонил? Ты, вообще, сейчас где?
— Да дома я, Тань, еще рано в школу, я со второй смены сегодня. А что случилось?
Странное молчание обычно разговорчивой подруги несколько насторожило девушку.
— Маш, это, наверно, лучше не по телефону… Ты только не нервничай, тебе же сейчас нельзя….
— Да что ты мямлишь? Говори прямо уже, что стряслось? Нужна помощь?
— Маша, я тут узнала, что у Рязановой горе. Ей телеграмма пришла из ведомства, а потом звонок… сообщили о смерти сына. Маша, ты знала вообще, что Вадим уехал в Сирию?
У Маши вдруг резко ослабли руки, она положила телефон на стол и уставилось на стакан недопитого чая.
— Маш… Маш… ты чего молчишь? Отвечай мне хоть что-то… Я приеду сейчас. Может, ошибка все это. Рязанова убежала из корпуса, говорят, села в машину и куда-то поехала.
— Погоди, Таня. О ком ты все это? Кто поехал в Сирию?
— М-м… мне Мякишев по секрету сказал… в телеграмме написано, что Вадим Рязанов погиб при охране какого-то объекта в Сирийской провинции Хомс.
Маша отключила телефон, вылила содержимое кружки в раковину и принялась тщательно мыть саму кружку, очищая от желтоватого налета. Низ живота непривычно ныл, ноги дрожали. Маша вернулась в комнату и уселась на пол прямо на ковер, опираясь спиной о край дивана. Стояла странная, чуть вибрирующая тишина. Маша старалась глубоко и медленно дышать, разглядывая замысловатые шероховатости дорогих обоев на стене напротив. Обои понравились Вадиму, он выбрал их в «Перестройке» и, вместе с Машей, оклеил ими небольшой зал двухкомнатной квартиры. Это было в прошлом году, когда девушка, наконец-то, согласилось переехать к нему. Где-то за окном раздались надрывные гудки «скорой», и Маша отчаянно обхватила себя дрожащими руками. Надо было немедленно куда-то бежать, отыскать телефон и адрес Анны Аркадьевны — мамы Вадима. Надо было узнать все до конца и убедиться в ошибке. Вадим не мог погибнуть. Кто-то другой, но только не он… Начавшись кошмарным сном, этот день для Маши стал первым из череды последующих кошмарных будней.
Анна Аркадьевна не брала трубку целую вечность, не отвечала на «смс», не подходила к домофону. Вздрагивая от порывов влажного мартовского ветра, Маша сидела на скамейке возле элитной новостройки. Маша твердо решила сидеть у подъезда Рязановой хоть до утра, но вдруг тягостные гудки в трубке сменились глухим женским голосом:
— Что вам нужно, девушка? Чего вы от меня хотите? Да, Вадима больше нет. Мне придется жить с этим горем. Вас я не знаю. У сына было много подруг. Он никого со мной не знакомил.
— Я жду от него ребенка…
— А, вот этот номер у вас не пройдет, дорогуша! Похоже ради городской прописки вы готовы на все! — в трубке раздался хриплый каркающий смех. — Какой же у вас сейчас срок? Ах, восемь недель! И когда же вы это успели? Вадим всегда был осторожен с этим… А вы уверены, что ждете его ребенка? Может, следует поискать другого претендента… в отцы. Я поверю только результатам независимой экспертизы ДНК. И, да, еще… вы сказали, что живете в его квартире. Подыщите-ка себе другое место. Я попрошу Таисью Марковну проверить, чтобы после вашего ухода все ценные вещи остались целы. Надеюсь, вы съедете до лета, ключи передайте Таисье Марковне. Желаю удачи!
Следующие несколько дней Маша существовала как заведенная машина: вставала, бежала в ванную, наскоро глотала какую-то еду, не чувствуя вкуса, уходила на работу в школу, вела уроки биологии, общалась с коллегами. Ее мучили постоянная тошнота и мигрени, внизу живота периодически возникали болезненные тянущие ощущения. Едва проснувшись, утром девушка уже чувствовала себя уставшей и разбитой, ночью она почти не спала. Узнав о гибели Вадима, мама звонила Маше каждый день, уговаривая сделать аборт, грозилась приехать в город и за руку отвести к врачу:
— Избавься от ребенка пока не поздно! Ты меня слышишь? Раз не хватило ума зарегистрироваться с ним раньше, удали сейчас эту помеху. У тебя же есть деньги, сними комнату или квартиру, начни все сначала, ты же хорошенькая у меня. Найдется новый! Не век же теперь слезы лить. Ну, сама подумай, куда ты с ребенком одна? Его нельзя оставлять — он никому не нужен! Ты потом сама будешь жалеть. Ты его одна не поднимешь, а мы уже не можем помогать, я сижу на таблетках, дядя Слава болеет. Нам еще твоего сродного братца тянуть. Скоро закончит девятый класс, надо будет в колледж устраивать охламона. Не дури, Машка, сходи к врачу!
Новый приступ тошноты скрутил Машу, она едва успела забежать в ванную и согнуться над раковиной. Рвоты не было, но жуткое ощущение, что все внутренности хотят покинуть ее тело через рот долго не проходило. Наконец, совершенно обессиленная, Маша на дрожащих ногах доплелась до спальни и рухнула на кровать.
— Все говорят, что ты не нужен, малыш. Никто тебе не рад. И, кажется, даже я не рада. Ты измучил меня, я не переживу еще семь месяцев такого кошмара! Что же мне делать, маленький? Я не могу убить тебя, просто выбросить как ненужный мусор. Я буду терпеть, — Маша горько рассмеялась. — Женщины ведь как-то рожали в войну, выживали с детьми в голод и холод, даже в землянках выживали. Неужели же мы с тобой пропадем в наше мирное-то время? Мы справимся, малышка. Нам обязательно помогут. Будем жить в конуре на воде и хлебе, но мы справимся. Я это тебе обещаю. Только прости мои слезы, я буду сильной, я больше не буду плакать…
Маша вдруг вспомнила прочитанную еще в детстве книгу Марии Глушко «Мадонна с пайковым хлебом». В памяти тотчас встали тонкие серые листы «Роман-газеты», что когда-то выписывала мама. На обложке нарисована худенькая девочка-женщина с запеленутым в байковое одеяло младенцем на руках. «Она смогла родить и поднять на ноги своего сына в суровое военное время, одна… хотя нашлись люди, что делились последним кусочком хлеба. Неужели же я не смогу?»
Маша прижала ладони к своему еще ровному, гладкому животу:
— Только, почему же я тебя совсем не чувствую, маленький? Лишь слабость и тошноту, а внутри ничего. Как будто ничего нет… разве так и должно быть?
На следующий день Маше позвонили из женской консультации, где она стояла на учете по беременности:
— Мария Русанова? Вы пропустили день своей записи. Можете приехать сегодня к четырем. Надо ответственней относиться к своему здоровью. Вы теперь не одна.
В затемненном кабинете УЗИ-диагностики пожилая женщина — врач долго водила белой липкой трубкой внизу Машиного живота, в то же время разглядывая образы на мониторе:
— Да… девушка… странно. Может, вы что-то со сроками путаете? Нет… Размеры-то соответствуют, только вот сердцебиение очень слабое. Хотя, на этом сроке сердечко должно уже хорошо прослушиваться.
— Что-то не так? — забеспокоилась Маша.
— Давайте-ка мы с вами еще недельку подождем, тогда уже будет ясно.
— Но, что с ребеночком? Скажите же мне сейчас!
Женщина сняла очки и, вздыхая, принялась тщательно протирать их платочком.
— Мне бы не хотелось вас сразу расстраивать, но, похоже, у вас, девушка, регресс — замершая беременность.
— А с ребеночком-то что? — Маша салфеткой вытерла с живота гель и, застегнув джинсы, села на кушетку перед врачом.
— Так о том и речь, что эмбрион прекратил расти. Как бы вам сказать понятней… остановился в своем развитии, проще говоря — замер.
— Но, почему это произошло?
— Ой, моя милая… Стрессы, плохая экология, да просто генетический сбой. Сейчас это часто стали диагностировать. Я сама почти каждую неделю наблюдаю такой случай.
— Это я в чем-то виновата? — побелевшими губами прошептала Маша.
— Девушка, вам нехорошо? Может, нашатыря дать? Вашей вины тут вовсе нет, возможно, с зародышем изначально было что-то не так. Нарушение эмбриогенеза. Естественный отбор. Вот, в мою молодость вообще не проводилась диагностика на таких ранних сроках. И замершие беременности заканчивались самопроизвольным выкидышем. Вы постарайтесь как можно спокойнее провести эту неделю и во вторник приходите снова. Тогда я точно скажу вам, что будет дальше. Есть небольшая надежда… Больше гуляйте в парке, пейте соки, не нервничайте.
Через неделю новое обследование подтвердило печальный диагноз. Маша сдала все необходимые анализы, ей сразу назначили дату операции по удалению нежизнеспособного эмбриона.
Уже начался апрель, Маша пешком шла из женской консультации несколько кварталов напрямик до привычной Севастопольской. Снег стремительно чернел, таял, оставляя лужи на оголившемся асфальте, светило настоящее весеннее солнце. Маша шмыгала носом, смаргивая с глаз неудержимые слезы. «Аборт! Аборт!», — колоколом бухало в голове. И вдруг шальная мысль: «А, если, они ошиблись? Вдруг, моя кроха жива?» Два последующих дня Маша, как сумасшедшая, бегала по частным медицинским клиникам, потратила почти все свои сбережения, но все новые врачи подтверждали регресс. И тогда Машу охватило отчаяние и невыносимое чувство вины.
«Я его убила своими мыслями! Я сказала, что он никому не нужен, и он перестал жить! Я одна во всем виновата…»
Маше казалась, что она летит в бездонную, черную пропасть. Растравляя свою рану, девушка нарочно искала в Интернете картинки и фото с изображением 8-недельного зародыша. Не сдерживая рыданий, Маша пристально разглядывала крохотные «ручки» и «ножки», большую опущенную головку, проявляющееся «личико». Маша представляла, что внутри ее тоже находится подобное крохотное существо, вот только сердечко его уже не бьется. И все силы Машиного здорового тела, вся ее чистая кровь, весь задуманный природой комплекс женских гормонов, все ее вдруг проснувшееся материнство не в силах воскресить это крохотное беззащитное существо, заставить его расти и развиваться. И ничего нельзя изменить, как нельзя вернуть Вадима…
Маша почти перестала есть, вообще не выходила из дома, равнодушно встречала Татьяну, которая регулярно проведывала подругу, стараясь поддержать ее. Однако, те три дня, что Маша провела в больничной палате немного подбодрили девушку. Рядом находилось еще несколько молодых женщин с таким же диагнозом. Маша слушала их грустные истории и, разделяя чужое горе, немного забывала о своем.
В середине мая девушка, наконец, вышла на работу. И на второй день Машу вызвали в кабинет директора школы:
— Вы ведь изначально были в курсе, что занимаете место учительницы, находящейся в отпуске по уходу за ребенком. Сейчас Ольга Николаевна уже готова приступить к работе в нашем летнем лагере, а с сентября мы обязаны вернуть ее часы и классное руководство. Ваш трудовой контракт мы продлить не можем. Сожалею, Мария Васильевна, но вынуждена просить вас писать заявление об уходе. Конечно, можно по собственному желанию. Вам остается доработать стандартные две недели. Вы неплохой специалист, думаю легко найдете новое место.
Вскоре Маша равнодушно оформила необходимые документы, выслушала сочувственные реплики коллег, передала свой кабинет завучу и простилась со школой, где два года вела уроки биологии. Маша любила свою работу, но с тайной болью осознавала, что ей не хватает твердости характера для поддержания железной дисциплины в большом шумном классе.
— Ты слишком мягкая, да и голосок у тебя тихий, да вежливый. С ними же по-доброму нельзя, они только крик и понимают, — поучала ее «химичка» Светлана Игоревна. — Вот как рявкнешь на них, так сразу и порядок. А ты глазками хлопаешь, как овца перед волчатами. Ты позволила им на шею сесть, разболтала класс! Долго так не продержишься, или сама сбежишь или тебя съедят.
«Даже не съели, — грустно усмехнулась Маша, — пожевали и выплюнули. Правильно, если я оказалась не рыба, ни мясо…»
Закончив последний рабочий день, Маша вернулась в пустую квартиру Вадима и принялась укладывать свои вещи в две большие сумки. Ей отчаянно хотелось найти себе побольше дел, чтобы занять руки. Маша тщательно перемыла посуду, навела идеальную чистоту во всей квартире, которую она когда-то называла своей «золотой клеточкой», где она мечтала создать семью, родить детей любимому мужу. Не получилось… Еще немного и ей предстоит закрыть эти двери и уйти. А, может, и правда уйти? Насовсем… навсегда. Маша подводила грустный итог своих двадцати семи лет: ни дома, ни семьи, ни детей, ни работы. Пустота и одиночество. У мамы есть Ванька и дядя Слава. Маша давно «отрезанный ломоть» для них. «Как же это все вдруг разом на меня навалилось! А, может, и правда…?»
Маша почувствовала странное возбуждение, когда щедрое воображение услужливо нарисовало ей несколько наиболее простых вариантов. Например, купить в разных аптеках побольше снотворных, дома затолкать в рот сразу все таблетки и запить водой. Потом забраться под одеяло и приготовиться ко Встрече. Маша реально представила все свои действия по осуществлению этого плана. Шаг за шагом. Ее начала бить нервная дрожь. Маша обхватила себя руками и принялась быстро ходить по комнате кругами.
— «И что же я скажу свои предкам, если встречу их там? Струсила, с поля боя сбежала, испугалась первой беды? Да кому здесь нужен такой жалкий, никчемный человечишко? Даже Вадим всегда говорил, что я не умею пробиваться в жизни. Не умею кусаться и двигать локтями, вечно избегаю конфликтов, не могу постоять за себя. Слишком слабая, слишком неприспособленная к этому миру. Слишком ненужная… А что, если я и правда, совсем не нужная? Неужели, тогда мама напрасно носила меня под сердцем все девять месяцев, напрасно родила? Все это зря, и я только мусор эволюции, неспособный принести потомство, продолжить род? Мертвая смоковница… Но зачем-то и смоковница проросла когда-то, зачем-то вообще была… Разве, лишь для того, чтобы о ней иносказательно могли написать в Библии? Может, у Бога есть серьезные планы и на мой счет? Оба прадеда мои погибли в расцвете лет на страшной войне, чтобы я смогла когда-то родиться в свободной стране. Что я скажу им, если вдруг увижу ТАМ?»
Еще с детства у Маши было довольно четкое своеобразное представление о загробном мире. Она категорически отказывалась верить в свое полное небытие. Перечитав массу религиозной и, более или менее, эзотерической литературы, сопоставляя полученную информацию со своими личными ощущениями, Маша твердо знала — Бог есть. А, смерти, в виде полного исчезновения личности, как раз-то и нет, а, как пишет любимая Машей создательница «Волкодава» Мария Семенова: «есть несчитанные миры и вечная Жизнь, рождающая сама себя без конца». А Бог, в которого верила Маша, был и вовсе похож на библейского Саваофа.
Машин Бог был, конечно, великий и могущественный, но вместе с тем и бесконечно добрый. Обычно, он решал задачи Вселенского масштаба, и был невероятно далек от проблем девушки, как Маша была далека от проблем муравья, например. И Маша не обижалась, понемногу воспитывая в себе крепкий фатализм, который и должен был сейчас помочь ей жить дальше. В эту ночь Маша впервые за последние месяцы, наконец, выспалась, а утром привела себя в порядок и отправилась в центр занятости, попросту на биржу труда.
Глава 2
— Вакансий учителя биологии сейчас нет, возможно, через месяц что-то появится. Мы внесем вас в базу. Ну, вот, требуется менеджер в частную компанию по продаже канцелярских товаров. Это вам может подойти…
— Понимаете, я хочу делать что-то реально полезное людям. У меня нет семьи, детей, я не привязана к городу. Я готова быть волонтером, уехать за тридевять земель, в любую точку планеты. Я хочу кому-то помогать!
Молоденькая худощавая девица оторвала взгляд от экрана и удивленно уставилась на Машу.
— Я не хочу сидеть в офисе, не хочу продавать обувь и разносить почту! Будь у меня медицинское образование, я бы поехала мед. работником в зону боевых действий…
«Господи, что я говорю, зачем так кричу, она решит, что я сумасшедшая…». В кабинете повисла неловкая тишина. Маша поднялась со стула, собираясь уходить, но сотрудница Центра ее остановила.
— Ну, раз вы не против длительных командировок и хотели бы работать волонтером… У нас есть запрос от благотворительного фонда «Норд» по заказнику «Северный». Это в Сорокинском районе, недалеко от Ишима. Туда требуются коммуникабельный стрессоустойчивый сотрудник женского пола, до тридцати лет. Образование не ниже среднего, желательно педагогическое или эколог.
— Я согласна, что же вы сразу не сказали!
— Но вы же еще все условия не знаете! Может, вам и не подойдет? Зарплата, конечно, небольшая, от пятнадцати тысяч рублей, но, зато, бесплатное питание и проживание… — девушка замялась, — нюанс в том, что вам придется жить в заказнике. Контракт может быть заключен на срок не менее года. Понимаете, вам нельзя будет покидать территорию без особого разрешения. Там, кажется, даже нет Интернета и сотовой связи. Глухой лес.
— Я согласна, — выдохнула Маша, почти обреченно.
— Тогда вот вам анкета, заполните в коридоре и занесете мне, я отправлю работодателю. Если вы им подойдете, с вами свяжутся и пригласят на собеседование.
Девушка-специалист ободряюще улыбнулась. К некоторому удивлению Маши, ей позвонили уже к вечеру. А на следующий день девушка сидела в маленьком кабинете старинного трехэтажного особнячка в исторической части города. Невысокий пожилой мужчина с доброжелательной улыбкой рассматривал девушку через стол, заваленный бумагами.
— Коротков Алексей Викторович — директор оздоровительного комплекса «Норд». А, вы — Мария Васильевна Русанова, правильно?
Маша утвердительно кивнула, пытаясь успокоить разгулявшееся сердце.
— А, вы уверены, Машенька, что не захотите сбежать уже через неделю из нашей «тьмутаракани»? Вы девушка молодая, интересная, не скучно ли вам будет после городской-то жизни?
— Я родилась в маленькой деревне, все детство мое прошло у леса. Но, правда, мне не сказали в чем конкретно будет заключаться моя работа. Смогу ли я соответствовать вашим требованиям?
— Позвольте-ка уточнить, на какой кафедре вы проходили специализацию, Мария?
— Кафедра генетики и цитологии.
— Прекрасно, прекрасно, Мария Васильевна!
— Так, что касается обязанностей…
— О, ничего сверхсложного! Я вас заверяю. Однако работа требует такта и понимания ситуации. Дело в том, что на территории заказника сейчас располагается небольшой санаторий, где проходят реабилитацию несколько россиян, которых еще в юности вывезли за пределы нашей страны и удерживали в крайне жестоких условиях.
Коротков пристально вглядывался в Машу, ожидая реакции на свои слова.
— И… что от меня требуется?
Голос Алексея Викторовича стал вкрадчивым, мужчина чуть наклонился над столом, опираясь на сложенные, как у примерного ученика, руки.
— Понимаете, Маша, эти… хм… люди совершенно утратили доверие к окружающим. Они предпочитают держаться поодиночке и наблюдать. И наша с вами цель показать им, что мир все-таки дружелюбен, что никто больше не собирается их обижать, что они в полнейшей безопасности. Тогда, возможно, эти… гм… граждане пойдут на контакт, смогут снова общаться и вольются в общество как его полноценные члены.
Окончив монолог, Коротков удовлетворенно откинулся на кресле, шумно потирая ладони.
— Вы со мной прямо как с ребенком разговариваете, — улыбнулась Маша, — но, я ведь не психолог, не врач, что я-то конкретно должна буду делать?
— О, — замахал руками Коротков, — они достаточно насмотрелись на врачей, скажу вам прямо, они их просто ненавидят. Рядом, как раз, должны быть обычные люди. Возможно, тоже побывавшие в непростых жизненных ситуациях.
«Что он знает обо мне, разве я указывала в той подробной анкете какие-то обстоятельства своих последних месяцев?» — забеспокоилась Маша.
— Ну-с, Мария, если у вас нет больше вопросов, ознакомьтесь пока с этими документами и, если все вас устраивает, подпишите там, где указано. Да-а-а… еще… — Коротков устало потер лоб, будто что-то припомнив.
— Дело это под контролем особого ведомства, вам нужно будет также подписать договор о неразглашении основных аспектов вашей будущей деятельности. Так, ваши родственники и друзья будут полагать, что вы находитесь в длительной командировке по изучению флоры юга Тюменской области. Сбор гербариев, наблюдения за жучками… Ваша квалификация это позволяет. Также хочу добавить, что заработная плата ваша будет составлять несколько большую сумму, чем озвученная вам в Центре Занятости. Видите ли, сразу мы не хотели это афишировать — нам нужны альтруисты, а не стяжатели. Но, тех, кто с нами работает и предан делу, мы умеем достойно вознаграждать.
— А что это за Благотворительный фонд «Норд»? Кто будет моим непосредственным руководителем? Вы?
Словно не расслышав вопрос, Алексей Викторович с озабоченным видом уставился на экран своего ноутбука.
— Читайте бумаги, Маша! Там расписаны все подробности в мельчайших деталях. Ставьте подписи, где нужно. Один экземпляр договора можете оставить себе… если он вам нужен. Через неделю за вами придет машина, вы пока на Севастопольской обитаете? Ну, и отлично. Вещи пока собирайте…
— На год? — неуверенно пробормотала Маша.
— Ну, не так уж глобально, — вскинул кустистые рыжеватые брови Коротков, — у нас неплохая логистика, впрочем, учитывая минусы дорог… Все необходимое вам могут доставить на базу: одежда, книги, косметика. Вам привезут все, что закажете.
«Зачем мне косметика-то в лесу? — усмехнулась про себя Маша, — я и в городе ей почти не пользуюсь».
Изучение бумаг, предложенных Коротковым, заняло у девушки довольно много времени. Маша честно хотела вникнуть в суть будущей работы, но, то ли сказывалось напряжение предыдущей недели, то ли тексты были составлены столь заковыристо, что так и не позволяли понять, чем же конкретно должен будет заниматься новый сотрудник в должности педагога. Глубоко вздохнув, девушка решительно подписала все договора и, простившись с Алексеем Викторовичем, поехала на свою временную квартиру. Нужно было позвонить родителям и Татьяне, уложить вещи и попытаться хоть немного поспать.
Глава 3
Маша заранее настроилась на долгую утомительную дорогу с утра до позднего вечера. И ее ожидания вполне подтверждались. Хотя ехала девушка в комфортабельном джипе «фольксваген туарег» с молодым разговорчивым водителем, который представился Максимом Савельевым.
— Да, вы не волнуйтесь, Машенька, у них там самый настоящий коттеджный поселок в глубине леса, рядом с озером. Отличная столовая для сотрудников, все чисто, красиво. Только строго все очень: пост ГАИ перед съездом с трассы, пропускная система на подходе. Сам не пойму, то ли прячут там кого, то ли сами прячутся. Недавно в округе двух охотников задержали, так застращали так, что местные всем селом теперь в лес не сунутся. Распустили слух о радиоактивных отходах. Но, вы, Машенька, не пугайтесь, нас-то предупредили, что это только страшилки для аборигенов. Чтобы отвадить от прогулок в заказник, отпугнуть любопытных. И ведь работает сарафанное радио… А вообще, Маш, вам понравиться должно, воздух необыкновенный, прямо нектар! Ясно, что они там лечат кого-то, может пенсионеров из ФСБ или психов богатеньких. Вас-то на какую должность приняли?
— Я — педагог, — уклончиво ответила Маша, — буду, наверно, кем-то вроде сиделки.
Поделиться книгой: