Помоги проекту - поделись книгой:
Сергей Остапович Гаврилишин, директор Дома пионеров
Олег Сергеевич Квасюк, фотограф
Геннадий Федорович Рыбаченко, рабочий кирпичного завода
Марта Фаддеевна Кранц-Вовченко, профессор».
Разброс от рабочего до директора, от фотографа до профессора. Список то ли масонской ложи, то ли местного националистического кружка…
— Это черновик лекции, которую Орест планировал прочитать в октябре в местном Доме культуры, — стала равнодушно пояснять Марта Фаддеевна. — До того, как отдавать текст в горком на согласование, он хотел услышать мнение друзей. А имена записал, скорее всего, для кого-то, с кем хотел посоветоваться. Я ему, например, рекомендовала поговорить с двумя-тремя моими знакомыми во Львове и Киеве. Собственно, это список участников праздничного ужина по поводу награждения Ореста Золотым ангелочком на нумизматической выставке в Братиславе… — Кранц-Вовченко посмотрела на капитана, будто ожидая, что тот восхитится или хотя бы изумленно поднимет бровь. Но Северин Мирославович был невозмутим. — Есть такая европейская выставка… — задумчиво, будто размышляя, стоит ли вообще продолжать этот разговор, сказала Марта Фаддеевна. Потом, приняв какое-то решение, обычным тоном добавила: — Ужин состоялся в конце мая, а недавно Орест решил изложить на бумаге спор, который у нас тогда произошел. И дал копию черновика каждому из участников. Мол, лучше, если мы его сейчас покритикуем, чем потом во время лекции краснеть…
— Вы что же, за столом говорили о Галицко-Волынском княжестве?
— А почему бы и нет? Орест был погружен не просто в прошлое, а в прошлое древнее! Вот и говорили о Даниле Галицком и его потомках…
— Данило Галицкий? Это пятнадцатый век?
— Тринадцатый, — холодно поправила его старуха.
— А о политике вы говорили? — осторожно спросил капитан.
— О политике? Как сказать… Вы назвали бы политикой рассуждения о выборе женихов для Буши , праправнучки Данила?
— Я о такой и не слыхал никогда, — сознался Сквира.
— Это не делает вам чести, капитан, — буркнула Марта Фаддеевна и потянулась к нумизматическим альбомам. — Смотреть дальше?
— Конечно!.. Скажите, а была в коллекции Ревы какая-нибудь монета, которую вам самой хотелось бы иметь?
— Блестяще! — подняла бровь старуха. — Следователь за работой! Отличная версия — старуха-процентщица первой наносит удар, чтобы завладеть узелком студента! Вы не забыли, что я кавалер ордена Ленина? Еще спросите, не я ли убила Ореста.
— А это вы его… э-э-э… убили? — ужасаясь своей наглости, произнес Сквира.
Кранц-Вовченко замерла, сверля капитана пронзительным взглядом. Через несколько секунд она покачала головой и вполне серьезно ответила:
— Нет, — потом затянулась сигаретой и добавила с иронией: — Впрочем, парочка монет у Ореста была неплоха. Где-то год назад я видела у него фоллис императора Ромула. В отличном состоянии. Думаю, он один мог стоить больше, чем целый альбом советских Gedenkmünzen. Чуть раньше был у Ореста и квинарий Аллекта третьего века… — Старуха с сомнением глянула на капитана и сочла необходимым пояснить: — Один древнеримский флотоводец взбунтовался, захватил провинцию Британия, провозгласил ее империей, а себя — императором. Аллект являлся его казначеем. Как было принято в те времена, мятежного императора Аллект вскорости убил и сел на его место. Правда, и сам спустя три года был побежден законными римскими войсками. А как иначе? Уж очень любил Вечный Город побеждать изменников, хоть и одевал своих мужчин в юбки. Та монета — как раз из тех, что Аллект успел начеканить…
Марта Фаддеевна открыла следующий альбом, на этот раз из числа найденных в тайнике в библиотеке. Несколько секунд она разглядывала монеты, потом полезла в ящик стола. Достала внушительных размеров лупу.
— Это тетрадрахма Халкидской лиги. Их сохранилось не очень много. Даже не знала, что у Ореста она имелась… — Старуха вытащила монету из альбома и рассмотрела со всех сторон. — Знаете, Филипп, отец Александра Македонского, был настоящим Чингисханом своего времени. Всегда и всех побеждал. Все его боялись и вопреки логике постоянно создавали против него союзы. Город Олинф, столица нарождавшегося государства под названием Халкидская лига, присоединился к одному такому антимакедонскому союзу… — Женщина подняла рюмку, но, не выпив, поставила ее обратно на стол. — Союз тут же распался. Спарта отступила. Афины, несмотря на старания юного еще тогда Демосфена с его филиппиками, не торопились посылать отряды. И Олинф был взят македонским царем. Город существовал уже более тысячи лет, но Филипп продал всех до единого выживших жителей в рабство, а сам Олинф сровнял с землей. Единственная память о том городе — вот эти монеты…
В комнате раздался тихий скрип. Возможно, это были тени безжалостных македонских солдат, вызванных в наш мир именем их предводителя. Или призраки бесстрашных олинфян, тянущиеся к тетрадрахме, единственному материальному воплощению мира, который они знали.
Что-то скрипнуло снова. Капитан повернул голову. Сквозняк качал приоткрытую дверцу одного из шкафов.
Старуха положила монету Халкидской лиги на место и стала переворачивать листы. Глаза ее вновь и вновь загорались. Она постоянно бормотала себе под нос:
— Мизийский четвертьстатер… Лесбосская гекта… Финикийский двойной шекель… Траянский кистофор… Денарий Гнея Помпея… Черт побери! Золотой ауреус Антонина Пия… Денарий Дидии Клары… — Наконец, она дошла до последней страницы и подняла глаза на Сквиру. — Если бы вы не были таким милым юношей, я у вас этот альбом украла бы.
— Хорошая коллекция?
— Да. Большинство монет Орест мне действительно показывал. О некоторых ходили слухи. Но несколько — полная для меня неожиданность!
— И как дорого может стоить этот альбом?
— Я купила бы его за четыре, может, даже за четыре с половиной тысячи рублей.
— А если бы вы его продавали?..
— …То я бы его не продала, — Кранц-Вовченко улыбнулась. Улыбнулась просто, без подтекстов, и Сквира вдруг понял, что эта женщина когда-то была ослепительно красива.
— А были у Ореста Петровича монеты никогда не существовавших государств?
— Чиво? — она скривилась в язвительной усмешке.
— Ну, — Северин Мирославович растерялся, — злотые Арканзасского халифата, динары Антарктической конфедерации, руанды Брестской меритократии?
— Ну у вас и фантазия! — рассмеялась Марта Фаддеевна и опять склонилась над столом, чтобы отхлебнуть из рюмки. — Нумизматы таким не занимаются… — Она открыла следующий альбом. — Раннее Средневековье? — Перевернула несколько страниц, периодически останавливаясь и удивленно поднимая бровь.— О, вот это может быть интересным, — Старуха указала на неровный серебряный кружок с изображением человеческой фигурки, одетой во что-то, напоминавшее юбку. — Видите, выглядит, как византийская монета позднего периода, но при этом на ней нет никаких надписей. Это монета Феодоро. Есть такое новомодное мнение… — Она выжидающе посмотрела на капитана, но тот лишь пожал плечами. — Позор вашему учителю истории! — покачала головой Марта Фаддеевна. — Это княжество, которое существовало в Крыму. Феодорийцы — такая немыслимая смесь восточных славян, готов, греков, армян, алан и еще бог знает кого. Во времена Ивана III, деда Ивана Грозного, пришли османы. Перед лицом страшной опасности княжество и его соседи — генуэзские крепости и крымские ханы — тут же вдрызг разругались и благополучно погибли. Поодиночке. — Марта Фаддеевна закрыла альбом, постучала по нему пальцами и уточнила: — Вас ведь интересует стоимость монет?
— В общем-то, да…
Она на мгновение задумалась и решительно произнесла:
— Все вместе — от двух до двух с половиной тысяч.
Капитан пододвинул к ней следующий альбом.
— Вы меня прямо за какую-то оценочную машину держите, — проворчала дама, переворачивая первые страницы. — Это монеты Московии, чешуйки…
Северин Мирославович вытянул шею и увидел несколько невзрачных бесформенных медяшек, действительно похожих на рыбью чешую. Ни на одной монете штамп не попал на поле полностью — хоть какой-то части изображения да не хватало. Качество было просто вызывающе низким.
— В Киевской Руси монеты чеканили редко — не хватало металла. Три века обходились брусками серебра, а потом пришлось учиться всему сызнова. На первых порах получались вот такие чешуйки. — Марта Фаддеевна ткнула пальцем в одну из монеток. — Эта называется пуло. Странное слово, правда? На землях зарождавшейся под монголо-татарским игом Московии счастливый владелец шестидесяти или семидесяти таких пуло мог обменять их на одну вот такую монетку, которая называлась татарским словом «дэнга». Слышали?
— Нет, — покачал головой Сквира.
— От нее пошло русское слово «деньги». — Старуха положила руку на дэнгу и мягко провела по ней подушечками пальцев. — Эту чеканил Василий Темный, внук Дмитрия Донского. Князь Дмитрий Шемяка в пылу борьбы за Московский престол выколол Василию глаза. Отсюда и прозвище — Темный.
— Но победил все же Василий, я так понимаю? Как-то ведь он сумел отчеканить монеты!
— Прекрасные дедуктивные способности, Эркюль! — воскликнула старуха.
Сквира хотел как-нибудь продемонстрировать свою скромность, но не смог придумать ничего лучше, чем спросить:
— А стоит эта монета сколько?
— А вы не такой романтичный, каким кажетесь… Рублей двадцать. Вот эта может стоить гораздо дороже. Это чешуйка еще одного Василия, старшего сына Дмитрия Донского, отца Василия Темного. Не видите никакой странности?
Сквира пригляделся, но ничего особенного не заметил. Чеканщик и здесь промахнулся, и почти половина изображения осталась за пределами монеты. Хитросплетение букв прочитать было невозможно.
— Чеканщик взял монголо-татарскую монету, — пояснила старуха. — И поверх нее попытался пропечатать свое изображение. При этом собственную надпись он сделал на татарском языке и не славянскими буквами, а арабскими.
— Так может, — предположил Сквира, — это татарская монета?
— С Георгием Победоносцем и надписью «Коломна»?
Марта Фаддеевна достала свой термос и вновь наполнила чашку капитана. Затем, все так же, не торопясь, подлила себе из бутылки.
За окном раздался шум, дюжина ворон сорвалась с дерева на противоположной стороне улицы и с карканьем закружила в воздухе. Капитан повернул голову к окну и уловил запах дыма. Где-то рядом жгли опавшие листья. С улицы доносились шорох автомобильных шин, цокот копыт, разговоры прохожих.
— А когда вы в последний раз встречались с Ревой? — Сквира, наконец, вспомнил о заготовленном для этой встречи списке вопросов.
— Встречались? — старуха затянулась сигаретой. — Недели три-четыре назад. — Она стряхнула пепел. — А разговаривали — позавчера, в субботу. Я как раз вернулась из театра, даже переодеться не успела. В музыкально-драматическом давали «Мирандолину». Отвратительная постановка.
Сквира предпочел промолчать. Он тоже видел этот спектакль и был им впечатлен.
— Орест позвонил, чтобы я все бросила и мчалась в его глушь смотреть какую-то монету, которую он буквально только что нашел на своих раскопках. Я, конечно, отказалась. В конце концов, он вполне мог показать ее мне на правлении Общества. Мы как раз на следующей неделе собираемся. Уж на его-то монету я времени не пожалела бы. Все равно мы планируем заседать целых два дня, так что…
— Рева не хотел ждать, — сказал Северин Мирославович скорее утвердительно, чем вопросительно.
— Он не хотел подвергать монету риску, — спокойно ответила Марта Фаддеевна. — И не хотел, чтобы ее случайно увидел кто-нибудь посторонний. Вот такая паранойя! Прямо Буратино с его пятью золотыми…
Сквира покачал головой.
— О чем же вы договорились?
— Я должна была сегодня утром поехать в Володимир.
— Сдались все-таки?
— Сдалась, — кивнула Марта Фаддеевна. — А вас не разобрало бы любопытство после всех этих опасений и предосторожностей? Орест ни в какую не хотел везти монету. Просто наотрез отказывался. Это, конечно, меня раззадорило. Такие тайны!
— Значит, вы… ну… планировали быть сегодня в Володимире? А почему не вчера?
— Вчера был юбилей у Часныка, нашего общего знакомого и, пожалуй, уже лет тридцать как лучшего друга Ревы… — Старуха вздохнула. — Праздник намечался на весь день. Так что Оресту было бы просто не до меня…
Так вот почему преступление совершили в воскресенье посреди бела дня! Ореста Петровича не должно было быть дома целый день! До глубокой ночи! Достаточно времени, чтобы попытаться простучать стены и найти коллекцию.
Сквира задумчиво почесал лоб. Откуда преступники узнали о юбилее Часныка? И как Рева оказался дома в неурочный час?
Марта Фаддеевна выпустила изо рта клуб дыма, пристально глядя на капитана. Потом улыбнулась, глотнула из рюмки и сказала:
— Любопытно… Вы не поинтересовались, что за монету нашел Орест. А ведь это самый очевидный вопрос. Сидите, о чем-то думаете, а о монете не спрашиваете…
Северин Мирославович смутился.
— Значит… — дама остановилась, чтобы стряхнуть пепел с сигареты, — значит, вы уже знаете, о какой монете идет речь. Я права?
Сквира лихорадочно пытался придумать какой-нибудь ответ. Чтобы выиграть время, он поднял свою чашку и осторожно пригубил кофе.
— Я права, — констатировала старуха. Она продолжала пристально разглядывать капитана, посасывая мундштук. Потом наклонилась к нему и доверительным тоном сообщила: — Есть еще кое-что интересное…
Сквира тоже подался вперед и понизил голос:
— Что?
— Вы ведь ни черта не понимаете в монетах, — почти прошептала Марта Фаддеевна. — Не сможете отличить редкость от банальной шелухи. А вот уникальность монеты Ореста как-то сразу поняли. Поняли и тут же находку засекретили. Значит, это действительно что-то невиданное…
Капитан опять не нашелся, что сказать. Несколько секунд он сидел, смущенно отводя взгляд. Потом, когда тишина стала совсем невыносимой, неуверенно спросил:
— А что… что сам Рева… ну… рассказывал о той… э-э-э… монете?
— Ничего конкретного. Орест был какой-то совершенно невменяемый. Кричал, сбивался с мысли, нес околесицу.
— Околесицу? — улыбнулся Сквира. Все это время они разговаривали по-украински, но это слово старуха произнесла по-русски, отчего вся фраза вдруг приобрела особое значение. — Что, например?
Кранц-Вовченко хмыкнула.
— Говорил, что бывают монеты совершенно… гм… бессмысленные.
Рука капитана дрогнула, и на стол расплескалось немного кофе.
Сквира беспомощно оглянулся в поисках салфеток. Старуха несколько мгновений следила за ним поверх очков. Потом рассмеялась своим скрипучим смехом, покачала головой, вытащила носовой платок и промокнула капли.
— Ничего, капитан. Что, интересно, у вас там творится, если мои слова заставляют вас так дергаться?
— Как вы узнали о смерти Ореста? — смущенный, Сквира так и не смог поднять на нее взгляд.
— Я поздно вечером звонила Часныку. Я ведь тоже с ним знакома. Конечно, не столь близко, как Орест… В общем, позвонила, чтобы поздравить юбиляра. Надо же как-то проверять, работает ли телефон. Самого Часныка я дома не застала — он убежал к Реве. Жена же его рассказала, что Орест был у них, но почему-то сразу ушел, а теперь его нашли убитым…
— Часнык тоже собирает монеты? — Сквира осторожно пристроил чашку на безопасное место на столе.
— Часнык? Нет, не собирает. Он немного археолог, немного изобретатель, немного астроном, немного борец с мельницами, немного то да се, но к нумизматике совершенно равнодушен. А вообще-то он преподает в местном ПТУ…
Северин Мирославович, пока собеседница говорила, лихорадочно размышлял, что отвечать, если она опять спросит о монете короля Максима III. Он был настолько уверен, что она спросит, что даже не стал задавать следующий вопрос. Дама же, закончив объяснения, молча смаковала напиток из рюмки. Тишина была давящей, неуютной. Капитан неуверенно стрельнул глазами в ее сторону.
— В последнее время… — решился, наконец, он. — Было что-нибудь необычное?
— Трудно сказать, — Кранц-Вовченко пожала плечами. — Вообще, с Орестом что-то происходило. Он начал замечать какие-то тени… Боюсь, насмешу вас…
Сквира насторожился.
— Как-то недельки полторы-две назад он сказал мне, что за ним следят…
Капитан почувствовал, что его губы невольно расплываются в глупой улыбке.
— Я же говорила: вы будете смеяться!
— Нет-нет, — запротестовал Сквира. — Я просто не ожидал…
Поделиться книгой: