Берхеев Дамир
В ПОИСКЕ ИНДИГО
«Нет большего мучения, чем о поре счастливой вспоминать».
Казалось, ангелы сидели на краю небес и лили слезы по всему человечеству. Капли сострадания и печали падали в виде дождя на многомиллионный город, пугающий своей мрачностью и необъятностью. Высотные дома достигали юбок облаков, облаченные в металл и стекло, они выглядели строго, но в то же время бездушно — никакой теплоты, зато строгость стиля и правильность формы. Самые глубокие подвалы достигали центра земли, возможно рядом с вырытыми впадинами спали древние существа, чей покой изо дня в день тревожила буравящая техника. Несмотря на летний сезон и вечернее время — темень от дождя стояла ночная…
Яркие краски встречались лишь на огромных телевизионных биллбордах, рекламирующих «PEPSI COLA», горячие туры по латиноамериканским странам и модную технику на базе андройда или других операционных систем. Радость красок спала даже со спортивных автомобилей, чей стайлинг в солнечное время удивлял мозаикой цветов. Но кипящая жизнь города не прекращалась и под ливнем.
Если смотреть глазами жителей мегаполиса, можно прочитать их мысли: «Боже мой! И зачем столько бутиков? Мне кажется их больше чем население города… Метро? Ну конечно, это же город-миллионник… Интересно почему такси желтого цвета — мне этого никогда не понять… А эта блондинка в красном просто шикарна. Она одна без зонтика, но он был бы лишним аксессуаром в ее стиле… С утра жарило солнце, а теперь Всевышний хочет потушить накалившуюся землю — асфальт все еще отдает теплотой… Господи Иисусе!!! Это еще что?!!»
Миллионы судеб, переплетенных между собой, чья-то сюжетная линия более тесно, другая просто обменявшимся взглядом в толпе прохожих или оставленным ароматом одеколона одним — и вдохом этого запаха другим.
Но взгляды всего города воедино устремились на четырех, подростков с разных сторон входящих в центральное кольцо Нью-Йорка: «Господи, что с ними?»… «Дорогая, отойди от нее — она может быть опасной»… «Что за черт!!!»
Всех четверых объединял внешний вид: отсутствие одежды, их тела, измазанные в крови, у каждого в руках была выбита татуировка. Но самое главное — глаза, точнее отсутствие понимания происходящего в них. Если во взгляде простого человека царила жизнь, то у этой четверки — пустыня.
Дойдя друг до друга, они повалились от бессилия. Все, что они чувствовали — теплый асфальт и ледяной дождь.
Небольшое селение на востоке страны. Из достопримечательностей только бескрайние прерии и заброшенный аэропорт, куда хоть и изредка, но приземлялись самолеты фермеров или небольшие лайнеры наркоторговцев.
Любимыми послешкольными занятиями двух братьев было изучение ангаров-пристанищ самолетов, скелетов летательных аппаратов, догонялки на взлетной полосе.
— Видишь постройку? — указывая на пункт управления полетами, спросил один из братьев.
— Вижу, — подтвердил второй.
— Там живет призрак убитой женщины, — фантазия шестилетнего мальчика проявлялась во всей красе. — Она такая толстая и страшная, что когда люди ее видят — сразу умирают от сердечного приступа… Пойдем туда.
— Ну, мы же тоже можем умереть, — второй брат был не так смел как первый.
— Зато увидим приведение. Побежали! — он практически достиг здания, когда второй только набрался смелости двинуться в его сторону.
— Алекс, почему так долго?
— А вдруг нас посадят в тюрьму? Сайман, я слышал — полицейские часто сюда приезжают.
— Не говори глупостей — мы же не наркоторговцы. Если нас даже схватят — скажем, что просто играем здесь в войнушку… Ладно — возьму бластер и молнеметатель… Стой здесь — я сгоняю за ними.
Он пронесся подобно ветру через всю взлетную полосу, свернул в сторону разбитого авиалайнера и начал искать тайник — большой сундук, скрытый тенью алюминиевого крыла самолета и грудой жестянок.
В сундуке хранились цветные карандаши, медвежонок Фреди — пуговицеглазый, коричневый с белыми ушками — единственный знающий все тайны братьев; карта их селения с названиями, понятными только им: кладбище стальных колибри, комната тихого Дьявола, холм героя Вьетнама, козырек кепки Иисуса, тропа умирающего Сэма и все в подобном роде.
В общем, все новые слова или выражение, услышанные от друзей, родителей, учителей или по телевизору сразу вносились в название объекта карты.
Помимо этого в сундуке хранились пара комиксов о «Человеке пауке», кубик-рубик, привезенный дядей из Советского Союза, сломанный будильник и две палки, обмотанные разноцветными изолентами и проволоками. На одной из них выжжено спичками «SF» на другой «AF». Основным отличием игрушечных пушек был наконечник ствола: у одного с разведенными в сторону усиками у другого с зауженными. Смысл конструкции Сайман объяснял просто: «С широкими концами легче собирать силу молнии, а с узкими — лазерный луч стреляет точнее».
— Ты где был? — жаловался Алекс. — Я уже хотел уйти домой.
— Не бойся, брат. С этим оружием у нее нет шансов, — открывая дверь подобно спецагентам из их любимых комиксов, пред ними открылась жуткая картина: на цепях висел парень лет двадцати пяти, его жилистое тело было изувечено, видно, что его пытали. Причем не только резали ножом, но и прожигали, забивали в хрящи гвозди и, судя по черно-синим отметинам по всему телу, было ясно, что сначала его бесчеловечно избили.
Оба брата замерли, смрад разлагающегося тела, казалось, проник не только в органы обоняния, но и в детскую душу. «Чтобы он не знал — он сказал все».
— Давай не будем никому рассказывать об этом.
— Давай, — согласился Алекс, замерший на пороге. — Только пойдем отсюда.
— Да подожди, — не обращая внимания на весь ужас, он вошел в помещение и, медленного шагая вокруг висящего тела, начал рассматривать труп. — Смотри какие порезы…
— Сайман…
— Ему, наверное, было жутко больно…
— Сайман!
— Ты бы видел его спину… Тут какие-то рисунки.
— Сайман!!! — наконец, брат оторвался от покойника. Алекс сквозь слезы добавил: — Я хочу к маме… Пойдем отсюда… Ну, пожалуйста.
— Да… Да, конечно, — только после этих слов они покинули помещение.
По дороге домой они не проронили ни слова, будто и не видели измученное тело. Солнце обдувало золотой пыльцой долину прерий. Теплая погода под руки с ветром гуляли по местности на протяжении всего утра, а голубизна небосвода отражалась в глазах мальчишек.
Дома их ждал накрытый стол с парным молоком, хрустящими булками и геркулесовой кашей. Мать готовила в духовке хлеб, ароматом выпечки заполняя весь дом.
— Ну как? Набегались? Мойте руки и садитесь есть, — одетая просто в платье шоколадного оттенка и белый платок, она казалось самой красивой женщиной в мире. Ее золотые кудри и голубые глаза передались сыновьям. Семья только села обедать, как в дверь кто-то постучал.
— Интересно, кто это может быть, — с этими словами она вышла открывать дверь. Редкие гости заглядывали в их дом, не считая дяди Тома, кузена Чаки и тетушки Люсии. Остальные родственники проживали в крупных городах. А сюда семью закинуло пожелание отца воспитывать детей в условиях чистого воздуха и заниматься фермерским делом, но внезапная болезнь превратила счастливую семью в неполную. Братья пережили это словно у них никогда и не было отца, возможно из-за малого возраста, но скорее всего из-за того, что они были друг у друга — потерю брата второй бы оплакивал всю жизнь.
— Здравствуйте, миссис Фитцжеральд, если я не ошибаюсь? — в дверях стоял мужчина приблизительно того же возраста, что и она. Отнюдь не худой, но назвать его толстым тоже было нельзя. «Типичный фермер, как и все соседи вокруг» — заключила бы любой, смотря на его комплекцию. Но строгая одежда говорила о другой направленности профессии. Кремовый пиджак, под которым была аккуратно отглаженная белая рубашка, туфли коричневого цвета, светлые брюки и желтая шляпа. Все на нем смотрелось без лишнего шика — просто. Дороговизну выдавали только золотые наручные часы и кожаный чемодан.
— Да, я миссис Фитцжеральд, — хозяйка была порядком удивлена внезапному гостю. — А кто вы?
— Я, Джон Синклер, учитель Кремьонской школы. Ваши дети, если не ошибаюсь, в этом году идут учиться? Я бы хотел поговорить с ними.
— Да, конечно, — открывая дверь нараспашку, она пригласила его в дом. — Вы знаете они такие чудные. Сайман всегда в движении, энергия просто сыпется из него, а Алекс спокойный, что говоришь ему — он делает… Кстати вот и он, — за столом сидел один из ее сыновей. — Алекс, а где Сайман?
— Он зачем-то убежал наверх, — мешая кашу, сказал мальчик.
— Я же говорю — и пяти минут не может посидеть на месте. Проходите, садитесь за стол… Что будете?
— Нет-нет, спасибо. Мне нужно спешить, предстоит обойти много семей… Слава Богу, долина прерий оживает, появляющимися семьями, и это радует, — он сел за стол, но даже не посмотрел на еду. — Ну, Алекс, будем знакомы. Я, мистер Синклер.
— Здравствуйте, мистер Синклер, — скромно поздоровался мальчик, пожимая протянутую руку мужчины. Как бы он не пытался убрать взгляд, у него это не получалось глаза учителя будто магнитили взор Алекса.
— А школа хорошая? — поинтересовалась мама.
— Ее только открывают. Так что ваши малыши будут первыми выпускниками и, надеюсь, прославят ее. Америке нужны умные и талантливые… Ну, приступим.
Он выложил содержимое чемодана: старую книгу в вишневом переплете, с названием по латыни, выгравированным золотыми буквами, нож с перемотанной рукояткой и блестящим на солнце лезвием, карту, в виде свитка с обожженными краями и зеленый эликсир в прозрачной колбе.
— Алекс, выбирай предметы, которые тебе нравятся, — мужчина каждую фразу произносил с улыбкой. Было видно, что человек добрый и жизнерадостный.
Мальчик пододвинул к себе книгу и убрал руки со стола.
— Это все, что тебе нравится?
— Часы…
— Что часы?
— Мне нравятся ваши часы, но вы их не поставили на стол.
— Алекс? — удивилась мать.
Эта наглость рассмешила учителя.
— Конечно, конечно. — он снял часы и отдал их мальчику.
— Вот, теперь все.
— Ваш сын прошел испытание. Он будет хорошим учеником.
— Скажите, пожалуйста, а для чего весь этот экспериментом? — поинтересовалась женщина. — Это обязательно для вступления в вашу школу.
— Именно для нашей — обязательно. А Келианская принимает и без них.
— Ваша школа чем-то отличается?
— Разве что хорошими учителями, — уклончивый ответ мать воспринимала как убедительный довод.
— Понятно, — Сайман спустился со второго этажа, женщина представила и его. — Мой второй сын Сайман, Сайман-ураган как мы его называем в семье.
Мальчик стоял на пороге входа в кухню. Учитель увидел то, чего не видели другие — АД.
В глазах малыша бродило пламя преисподней. Миллионы мучающихся душ, вешались, умирали на гелиантинах, прокалывали друг друга мечами… затем снова воскресали и умирали снова. Дьявол подгонял огненных чудовищ и мучителей слуг, чтобы не давали спуску провинившимся душам. Вся масштабная картина, проходила в маленьких глазах пятилетнего ребенка. В завершении Дьявол превратился в смерч и сжег всю преисподнюю. Мальчик закрыл веки, подобно занавес спектакля, а открыв, вновь представил небесные глаза.
— Простите, но мне пора, — в спешке, дрожащими руками закидывая со стола принадлежности, произнес мистер Синклер.
— С вами все в порядке? — миссис Фитцжеральд заметила нервозность гостя.
— Да… Непременно… Алексу мы рады. Он нужен нашей школе. За ним каждое утро будет приезжать автобус, еда и обучение бесплатно… Чертов чемодан — никак не закроется…
— А как же Сайман? Они все-таки братья и всегда должны быть вместе.
— Нет, — отрезал мужчина. — Келианская школа тоже неплохая… Она и ближе… Всего доброго. Был рад знакомству.
Подобно ветру он исчез, оставив больше вопросов, чем ответом.
Говорят, что небоскребы Нью-Йорка достигают звезд, в таком случае Алекс Фитцжеральд жил на полпути к небу. К своим 28 годам он успел наработать себе славу преуспевающего детектива. Причем он раскрывал, казалось бы, безнадежные дела, пользуясь такими методами как гипноз и телепатия. Еще одним отличием от стандартных детективов было отсутствие офиса — он принимал клиентов у себя в дома — ему казалось, что домашняя обстановка более расслабляет и успокаивает пришедших клиентов.
Утренний распорядок протекал одинаково: подъем в шесть, гимнастика, хотя приверженцем спорта детектив не был, затем душ, завтрак и чтение свежей газеты. Что отличало его меню — это ароматный, молотый, бразильский кофе. Пусть натуральные сорта били по карману, но не вкусив натурального кофе, работа будто не шла. В первое время Алекс сам предлагал детективные услуги, узнавая о громких преступлениях из СМИ, вскоре успешные раскрытия дали ему имя и разрывающийся телефон от поступающих предложений взяться за то или иное дело. Фитцжеральд отсеивал легкие бытовые преступления вроде кражи ценностей из квартиры или уличные разбои и брался только за особо сложные.
Очередное утро было таким же, как и вчера, только дождь… Не успокаивающийся ливень барабанил по пластиковому стеклу 37 этажа.
Квартира состояла из трех комнат: кухня, гостиная и спальня. Обычная кухня — комната для приема пищи с холодильником, полками для посуды, мраморного цвета столом и тремя стульями, единственное, что возможно отличало вашу кухню от его — пара картин в стиле французских художников средневековья.
Небольшую спальню можно считать рабочим кабинетом, помимо большой кровати в нем располагался стол с компьютером, сейф с текущими и нераскрытыми делами (материалы о прошлых преступлениях сжигались) и шкаф с бедным аксессуаром: коричневый кожаный плащ, синяя рубашка, галстук, черные брюки и черные туфли — повседневная форма одежды детектива. Но в гардеробе кроме пары спортивных костюмов, пуховика и рубашек практически ничего не было. Обе комнаты уютны, но без лишнего шика — все необходимое и ничего более.
А вот огромная гостиная была обставлена по высшему классу — зеркальный потолок золотистого оттенка с огромной хрустальной люстрой, обои-хамелеон меняли цвет с пугающего салатового на тепло-персиковый. В углу комнаты стоял огромный плазменный телевизор, полки с книгами психологии, настенные часы, мирно тикающие в такт сердца, белый диван с двумя креслами и как бы не было банально — персидский ковер с изображением каравана.
Рядом с плазмой стояло кресло, за ним располагался стол и еще одно кресло. Обычно в этом месте и проводилась беседа с клиентами. Детектив смотрел на нуждающегося в помощи, а тот с успокоением в окно. Но пока мирное утро и дождь.
«Боже мой, льет как из ведра».
Темную комнату осветил включившийся телевизор.
— Главное событие Нью-Йорка — не объяснимое появление четырех обнаженных подростков в центре города, — оператор демонстрировал съемки уличной камеры видеонаблюдения с любительскими кадрами с мобильных телефон. — Все четверо отправлены в психиатрическую больницу «Ломпака», где им будет оказана необходимая помощь. Другие новости — певица Бьонсе начинает гастрольный тур по Европе…
Алекс выключил телевизор, и комната вновь погрузилась во мрак. «Странное дело… Нужно бы навестить „Ломпак“».
На домашнем телефоне только одно голосовое сообщение: «Привет, Алекс, это Милена… Хотела сказать спасибо за вечер. Он был просто чудным… Может, повторим? — последняя фраза была сказана со стеснением. — Позвони мне как освободишься».
Коричневый плащ и зонт стали новшеством дня. Заперев дверь, Фитцжеральда чуть не хватил удар — пожилая женщина появилась буквально из неоткуда.
— Здравствуйте… Извините, я похоже напугала вас, — ее голос был спокойным, добрым. Интеллигентная дама была в кремовом костюме с белой блузкой и светлыми туфлями, только фетровая шляпа, кожаная сумочка белого оттенка и ожерелье из жемчугов говорили о ее состоятельности.
— Все нормально… Просто вы так неожиданно появились. Чем могу помочь?
— Вы знаете… — она мяла сумочку. — У меня проблема.
Она расположилась на краю кресла, согнув спину. Детектив заварил фирменный кофе, наполнившим благовоньем весь зал, но дама ответила отказом.
— В таком случае перейдем к делу. Что вас беспокоит? — Алекс отпил напиток и уселся напротив. Наблюдая за чертами лица, движения глаз и жестикуляцией он мог определить искренность разговора и характер собеседника.
— Меня зовут Саманта Флюгер. Мистер Фитцжеральд, я пришла по поводу дела конфиденциального характера… Три дня назад в своем почтовом ящике я нашла письмо, которое мне прислал супруг. Он писал, что живет на берегу моря и встречает рассветы, просыпаясь рано утром. Днем занимается садоводством, в основном выращивает лимон. По выходным дням ездит на велосипеде в соседний городок, кажется Сильвер таун, а перед сном читает Ирвина Шоу и Габриэля Гарсию Маркеса… В общем он пишет, что у него все хорошо, — она замолчала, в ожидании очевидного вопроса.
— Простите, так в чем все-таки проблема?