Время лжи

Карина Хелле

Время лжи

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Расскажи мне об этом случае, Перри.

Я едва слышала врача. Я была занята, глядя в окно его кабинета, глядя, как снаружи трепещут на весеннем ветерке листья дуба. Пять часов еще не наступило, но солнце уже садилось, и за зданиями центра Портлэнда виднелось оранжевое сияние. Оно поблескивало на краях листочков, от этого они выглядели так, словно пылали, медленно догорали.

Но они же не горели? Нет, просто так выглядело.

— Перри, где ты?

Я оторвала взгляд от окна и одарила доктора Фридмана самым злобным взглядом, какой только у меня получился. Его худое узкое лицо сияло из-за огня заката, но я, как и обычно, не могла понять, о чем он думал. У него был глупый уклончивый вид психиатра, терпеливый понимающий взгляд, что ничего не выдавал. И он все заносил в блокнот.

— А вы как думаете, черт возьми? — оскалилась я.

Он только кивнул и посмотрел на свой драгоценный блокнот.

— Просто проверяю, Перри.

— Вечно вы меня по имени зовете, — сказала я и посмотрела в окно. Огни заката покрасили каждый зеленый листик в красный. Я понимала, почему он повторяет мое имя, наверное, думал, что нужно постоянно напоминать пациенту, кто он. Я знала, кто я. Но я не понимала, зачем я здесь. Почему? Я не понимала.

— Расскажи мне об этом случае, — сказал он, в этот раз имя опустив.

Случай. Случай. Вечно этот дурацкий случай.

Прядь моих неоново-синих волос упала на лицо, и я присмотрелась к ней. Она была сухой, обесцвечивание, что я делала пару месяцев назад, только навредило волосам.

И мама тогда сказала:

— Ты не только выглядишь как панк, так еще и испортила прекрасные волосы навеки, — я была рада, что ей было больнее, чем мне. Из-за нее я была здесь. А не из-за случая.

Я посмотрела через синий занавес волос, и мне понравилось, что через них плохо видно лицо доктора Фридмана. Так было проще говорить с ним.

— Сами расскажите мне, доктор.

Он снова кивнул. Я захотела, чтобы горел он, а не листья снаружи.

— Кто такой Джейкоб? — спросил он.

Я вздрогнула. Причина была непонятна.

— Мой друг. Был моим другом.

— Почему он больше не твой друг?

— Вы знаете. Он стал жутким. После вечеринки…

— После? В прошлый раз ты говорила, что он стал «жутким» перед вечеринкой.

— Да? — отстраненно спросила я.

— Как вы с ним познакомились? — продолжил он.

Он задавал этот вопрос в прошлый раз. Я не знала, почему нужно все время повторяться, и я не понимала его увлечения Джейкобом. Это не было интересно. Я глубоко и шумно вдохнула, показывая ему раздражение, и рассказала. Опять.

— Джейкоб был…

Джейкоб был тормозом. Джейкобу было восемнадцать. Он миллион раз оставался на второй год в 12-м классе. У Джейкоба был высокий черный ирокез, на который уходили пачки геля. Джейкоб всегда носил джинсовую куртку с шипами и черной надписью «D.O.A» — «Живым или мертвым» — на спине. Это ему подходило. У него всегда были проблемы с полицией, с родителями, с одноклассниками или друзьями. И проблем становилось только больше. Он красил губы черной помадой и целовал в школе качков.

Джейкоб постоянно нарывался на драку. Он мучил подобных себе, да и, наверное, всех людей. И хотя я отчасти восхищалась его отрицанием авторитетов, проявлением истинного себя и бесстрашием (да и порой черная помада казалась сексуальной), Джейкоб оставался идиотом.

— Ты его любила? — спросил доктор Фридман ровно, словно тема любви была такой же важной, как вопрос, люблю я шоколадное или ванильное мороженое.

— Нет, — твердо сказала я. Это было правдой. Я едва знала Джейкоба. Как я и сказала, я им восхищалась немного, и когда он заговорил со мной, это вскружило мне голову. Так бывало даже от взгляда любого парня в мою сторону. Покорить толстушку было просто.

— Но он тебе нравился.

— Наверное, — я пожала плечами. Он нравился мне издалека. И понравился, когда впервые заговорил со мной вдали от друзей и других балбесов.

Однажды я шла домой с автобусной остановки. Обычно я ездила в школу на машине, но родители забрали ее у меня. Наверное, из-за наркотиков.

В общем, шла я домой, слушала плеер, когда рядом появилась высокая тень с ирокезом. Уже было достаточно темно, чтобы я насторожилась.

Я видела, что человек говорит со мной, но не слышала из-за музыки. Не знаю, зачем вообще говорить с человеком, если он в наушниках.

Я подняла голову и увидела, что это Джейкоб. Я замерла удивленно и вытащила наушники.

Он выглядел как обычно. Этакий хулиган.

— Что слушаешь? — спросил он.

— «Alice in Chains». «Music Box», — ответила я, гордясь, думая, что он одобрит.

— Они в порядке. Были в порядке. Жаль Лейна, его не заменить. Но он все равно был слишком умным для группы.

Я не знала, что такого умного было в Лейне, если он умер из-за наркотиков, но мне не нужно было умничать. И тут я заметила запястья Джейкоба. Они были плотно перемотаны.

— Джейкоб пытался убить себя? — спросил меня доктор, слова врезались в мои мысли.

— Так говорили в школе, — сказала я. — Ходили слухи, что Джейкоб убил себя. Из-за девушки. Некоторые говорили, что он сгорел в машине. Сам поджег ее. И я не видела Джейкоба на той неделе, так что поверила. Но не было новостей о похоронах, никаких новостей, и я подумала, что это слухи. Кто-то начал, другой подхватил. Он часто пропадал из школы на недели.

— Но ты все поняла по запястьям.

— Ну, да.

Но хоть у меня были доказательства, что Джейкоб пытался совершить самоубийство, я не хотела поднимать эту тему. Это подло. И хотя мне нравилось, что он говорит со мной, что-то в нем настораживало меня. Может, это было связано с тем, что было темно, я шла одна, защитить меня могли только учебники. Может, это было из-за того, что он сам был напряжен. Этого хватило, чтобы я подумала, что стоит ходить на уроки самообороны.

— И что тогда случилось, Перри?

Я пожала плечами.

— Он проводил меня домой. Мы немного поговорили.

— О чем?

— В тот день? О музыке. Он говорил про Лейна, потом про Сида Вишеса, а потом про чудака, которого я не слышала. Он попрощался за несколько домов от моего дома.

— Он где-то там жил?

— Не знаю. Может, он жил не там. Он не говорил.

— Думаешь, он еще жив?

Я растерянно посмотрела на доктора. Откуда он берет информацию?

— Конечно, он еще жив. Почему нет?

Я видела, что доктор хотел сказать что-то еще, но он остановил себя и сказал:

— А о чем вы говорили в остальное время?

Я вздохнула и задумалась. Я не помнила толком, ведь почти все было бредом. Он три недели ходил со мной, мы о многом говорили, а я не помнила толком, что произошло вчера. Да, Джейкоб говорил то, что заинтересовало бы доктора, но я не хотела рассказывать ему, иначе доктор вернется. Я достаточно знала, как работали психиатры.

Я снова посмотрела в окно, мысли уплывали прочь. Да, листья теперь точно горели.

Казалось, что горел весь Портлэнд. Если присмотреться, горизонт странно мерцал, я уже видела такой странный воздух. Но мерцание было не вдали, а близко. Словно мираж стоял между мной и окном. И за мерцанием огонь превращал деревья в пепел, здания пылали.

Это не было по-настоящему. Я это знала. В этот раз все было не по-настоящему. Но когда это произошло с домом Адрианны Ги, это было реальным. Огонь тогда был реальным. И если бы Джейкоба не было там, когда на вечеринке произошел пожар, и вышли… те… штуки, я бы не сидела в кабинете доктора Фридмана. Я бы нигде не была.

А они звали это «случаем».

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Эй! Мисс Жирные бока! Вы еще здесь?! — раздался гудящий голос Брокка Альмы.

Я подняла голову от грязи и посмотрела на Брокка из последних сил.

Я открыла рот, чтобы ответить, но передумала. Когда я в последний раз заговорила с ним, я закончила вот этим, меня заставили делать пятьдесят отжиманий в вязкой грязи. И эти отжимания были не женственными.

Я сглотнула, подавила желание съязвить и сделала последние отжимания, ладони скользили подо мной, грудь и руки болели и дрожали.

— Я сказал, — продолжил Брокк, радуясь моему молчанию, — как только закончите отжимания, дважды оббежите поле, а потом вернетесь и присоединитесь к группе.

И тут мои руки снова подвели меня, и я упала лицом в грязь. Но это был пятидесятый раз.

Я теперь изгой? Я уже две недели провела в этом глупом учебном лагере, и с первого занятия наш тренер и жестокий сержант Брокк (так и хотелось поиздеваться над его именем) придирался ко мне. Мы встречались по вечерам через день, и каждый раз мне приходилось делать больше отжиманий, чем всем в классе. И теперь я платила кому-то за пытки, но я не думала, что меня будут еще и выводить из себя.

Мне было сложно держать язык за зубами рядом с ним. Другой наш тренер — Мишель — была милой, но строгой, похожей на менее угрожающую версию Джиллиан Майклс, но Брокк знал, на какие кнопки у меня можно было нажать, и пользовался этим.

Я перекатилась на спину, уже не думая о том, насколько я грязная, и медленно встала на ноги, бедра болели. Мы были в поле на востоке Портлэнда, тут мы занимались и в дождь, и на солнце. Это был конец ноября, так что солнце появлялось редко, было холодно. Не важно. И хотя Брокк доводил меня, мы занимались в снег и дождь, порой я не могла даже забраться по лестнице в свою комнату, я почти закончила с учебным лагерем.

Еще день, и все закончится, а я стану сильнее, увереннее и немного худее.

И я занималась не только этим. С тех пор, как я вернулась домой с острова Дарси вся в синяках, я решила взять все в свои руки. Если я собираюсь и дальше работать над шоу с Дексом, попадая в опасные ситуации, мне нужно подготовиться ко всему. А до недавнего времени я не была готова.

Все же не каждый день вас выбрасывают из окна, на вас нападают дикие «звери», пытаются изнасиловать, ударить по голове и запирают в гробу. Если я думала об этом слишком много, становилось страшно. Вскоре удача, или что там все еще сохраняет меня целой, кончится. Я это знала.

Когда-то я ходила на уроки самозащиты, каратэ и каскадерш, но этого не хватало при встречах с неизвестным.

И, как только Декс высадил меня у дома после нашего последнего «приключения» две недели назад, как только я увидела, какими стали лица родителей из-за моего вида, я пообещала им и себе, что «возмужаю». И я записалась в быстрый учебный лагерь, стала снова ходить в тир, как делала это пару лет назад, и взяла три частных урока каратэ, чтобы освежить приемы. Это не было дешево, а деньги я получала только за шоу, еще и не регулярно, так еще и теперь платила родителям ренту, так что уроки забрали все, что накопилось у меня с прошлой работы. Но я знала, что не зря делаю это, и когда-нибудь это пригодится.

Я закончила два круга по полю и ощутила, как горит сердце, грудь сдавило, и все эти уроки вдруг показались тратой денег. Почему я платила кому-то, чтобы мне причиняли боль?

Я остановилась и перевела дыхание, готовясь вернуться в группу пухлых студентов, мам-одиночек и любителей йоги, где Брокк снова назовет меня Жирными боками (кошмарное прозвище), но тут заметила, что они уже расходятся по машинам. Похоже, мне не придется присоединяться к ним. Урок закончился.

Невероятно обрадовавшись, я повернулась к своему Тыр-тыру, мотоцикл стоял на парковке в парке. Остался всего день.

— Жирные бока! — услышала я вопль Брокка.

Мои плечи опустились, я с неохотой посмотрела в его сторону. Он шел ко мне, сильные ноги решительно ступали по земле. Что еще? Пытки после урока?

Я скрестила руки и посмотрела на него в стиле «да вы издеваетесь», чувствуя, как на потное тело дует холодный и почти зимний ветерок. Хоть я и была в свитере и куртке, ехать домой будет холодно.

Брокк встал передо мной и натянуто улыбнулся. Он редко улыбался, может, потому улыбка и казалась странной. Хотя у него было красивое лицо на широкой шее и загорелая кожа, как у многих тренеров, он постоянно вопил на меня и выглядел мрачно.

— Что? — спросила я. — У меня урок не закончен?

Он почесал голову, его кадык дернулся.

— Еще один урок… — сказал он, и вдруг мне показалось, что он стесняется, будто школьник, пытающийся завести разговор.

— Ага, — я с подозрением посмотрела на него. — Какое счастье.

Он смутился и сказал:

— Простите, если я перегибал.

Я прищурилась, глядя на него. Ему не хватало только начать крутить носком кроссовка по земле.

— Вы же сказали, что остался всего один урок, — сказала я, чувствуя, что ситуация становится неловкой. Ветер усиливался, я посмотрела на Тыр-тыра, желая уже быть в тепле дома.

— Я смотрю ваше шоу, — сказал он.

Я удивленно взглянула на него.

— Вы? Мое шоу? «Эксперимент в ужасе»?

— Ага. Каждую серию.