Обожжённая душа (СИ)

— Если ты считаешь, что ничего не бывает за просто так, то можешь как-нибудь потом отблагодарить меня, но… — последние слова княжич произнёс очень тихо, бархатный елейный голос проник в самую душу.

Пребран подался вперёд, горячее дыхание его обдало её щёку теплом, под сердцем её занемело, и непонятно, от чего больше, от страха или…

— При одном условии, если ты этого действительно захочешь, — заключил он, произнося отчётливо каждое слово, будто в том и не сомневался.

Потом он отстранился, позволяя дышать вновь. Несколько мгновений Ладимира слышала тяжесть собственного дыхания и трепет сердца, она смотрела на княжича молча, наблюдая, как золотистые искры в его глаза пляшут отсветами, словно бесы в самую длинную ночь. Ну уж нет, больше такой ошибки она не совершит! В ответ ему девка могла бы тоже выплеснуть что-то язвительное, но находясь под его взглядом, чувствовала, что мысли разбегаются, будто мальки на речном дне. Невольно перевела взор на его губы, обветренные и в ранах, оставленных ей же, когда пыталась отбиться. Уголки этих губ дёрнулись в ухмылке, заставляя очнуться и вновь опустить ресницы.

Пребран, не получив ответа, вздохнул, выпрямился. Несмотря на неспокойную ночь, выглядел он отдохнувшим, и Ладимира почувствовала себя рядом с ним мокрым зачахшим воробьём.

— Не дрожи так, Лади, доберёшься ты до Оруша, только предупреждаю, что легко не будет.

— Я вынесу всё, — шепнула она севшим голосом, плотно сжала губы, пытаясь вывернуться из его сетей. И когда успела угодить в них?

— Не думаю, — напряжённо ответил он, помрачнев, видно раздражаясь на упрямство девицы. — Но я тебя предупредил ещё ночью, что с тобой может статься. Я и сам не уверен в том, на что иду и, если серьёзно… — глянув в сторону ждавших у костра мужчин, княжич сощурил глаза, делаясь в миг задумчивым. — Мне не резон отсылать своего человека, нас и так слишком мало, а впереди день пути и чужой город, народ. Вчера я погорячился, очень уж жаркая выдалась ночь, — всё же не упустил случая поддеть, подмигнул.

И как бы Ладимира ни силилась сохранять внутри спокойствие, а всё зря, он ловко цеплял её, и невозможно было предвидеть следующий его шаг, всё одно, что пытаться поймать за хвост ветер, только выматывало.

— Пойдём, нас ждут.

* * *

К обеду вышли к деревне из дюжины дворов, уж не скажешь, что маленькая, по сравнению с теми, что попадались на пути. Имелся и широкий наезженный большак[2], и пристань на берегу, а значит, торгом и тут промышляли. Лежали под толщей снега ладьи да челноки, ждавшие первую оттепель. Отряд направился к самому широкому, сложенному из толстенных брёвен двору.

Плечистый, с седой короткой бородой, хозяин встретил путников гостеприимно, пригласив всех до одного в избу, усадил за стол, выставив перед княжеской братией печёного гуся и бражку. Оказалось, что весть о доловском отряде, что разбил свору душегубов у рубежа, прошла уже по землям увягов, а потому к ним проявили особое почтение. Впрочем, в больших селениях народ был дружелюбный, и только мелкие гнёзда дельных родов жили замкнуто и нелюдимо, как род Ладимиры. И чем ближе к Оруши, тем безопасней были места. То, что прошёл о них слух, Пребрану не понравилось, слава ему не нужна была, а тем более, такая да в чужих землях. Безобидная поездка в Орушь стала закручиваться в опасный водоворот, погружаться в который он не имел никакого желания, не такая его задача ныне, но другим кляп в рот не вставишь. Хоть слова хозяина пришлись ему по нраву, выслушал всё, однако не за похвалами он сюда приехал. В разговорах с хозяином княжич не принимал сильного участия, обходясь небольшими уточнениями. Рассиживаться долго не стали, хотелось к вечеру попасть в город, к тому же ещё предстояло найти жильё на ночь.

Здесь же купили меринов, самых лучших, какие были в хозяйстве общины. Пребран не забыл и о своей вынужденной путнице, купив ей новый кожух из чёрно-бурой лисицы. Ладимира напрочь отказалась от него, и ничего не оставалось делать, как содрать силой с её маленьких плеч изодранный зверем тулуп, пригрозив, что останется тут, если не оденется прилично. Девушка смирилась, но всё равно упрямо задирала подбородок.

А потом всю оставшуюся дорогу она молчала, и Пребран иногда забывал о присутствии девушки, которую в случае опасности нужно защищать. Он видел, как ей был тяжко находиться среди мужчин, но её муки княжич никак не мог облегчить, разве единственное, чем он мог ей помочь — это изредка делать остановки, всё же весь день на лошади. Воины, привыкшие к дальним переходам да суровым условиям, закалённые, выносливые. Им по природе положено иметь большую выдержку, могут и без отдыха обходиться, и даже без тепла и еды. Ладимира не показывала вида, как устала с дороги, терпела. Становилось скверно от одного воспоминания, как эта хрупкая, маленькая, что зимородок, девушка отбивалась от двух здоровых волков. Он всё никак не мог принять её отчаянный порыв в одиночку добраться до городища. Как с такой гордостью и вызовом она собралась просить у князя помощи?

На кротких привалах княжич видел, как она хмурится, и от этого толкалось в грудь тупым обухом чувство жалости. Она всё больше вкрадывалось в душу, пуская корни в самую глубь, туда, где ничто никогда не должно прорости, где нет жизни, а только пепел.

Пребран вздохнул, с трудом, отводя от неё взор.

К вечеру, двигаясь по однообразному белому настилу, воины разговорились. Вяшеслав, оставив давно княжича, ехал вровень с Ладимирой. Пребран не слышал, о чём они разговаривали, зато видел, как вежливо она улыбалась воеводе и другим кметям, отвечала на вопросы, и мнилось, что делала она это, чтобы лишний раз позлить его. Что, впрочем, ей удалось. Вынуждала его в сотый раз пожалеть о том, что потащил её за собой, и гневался он на себя. Разжалобить сумела, это вышло у неё ловко. В одном всё же был благодарен ей. После того, как промыла рану, боль за целый день беспокоила его всё реже, а движения стали свободнее, и главное, теперь дышалось полной грудью. И если бы не она, то верно долго бы ещё мучился, и как бы не слёг бы совсем.

Пребран и не заметил, как окоём потускнел, по земле вместе с морозом потянулся сумрак, затягивая небо синими длинными лоскутами облаков. Тени постепенно поглощали заснеженные холмы, поля и леса. А вскоре впереди засияли огни, к ним путники и устремились.

Орушь, как и предполагал Пребран, оказалась небольшим городом, разбитым на две доли, очерченным нешироким руслом реки Исбовь. Меньшая половина «гнезда» состоял из редких построек бань, овнов и гостиных срубов. Её всадники проехали споро, не задерживаясь. Здесь останавливаются на ночлег мелкие торговцы да деревенские, когда приезжают на торжище. Миновав дворы, спустились к самому берегу. На массивных дубовых «козлах» пролегал мост, не широкий, но телега пройдёт, правда с другой телегой не разойдётся и, верно, одни ждали других, чтобы переправиться. По весне наверняка тут происходит настоящее столпотворение, и очередь, которая начинается с раннего утра, выстраивается длинными рядами, повезёт, если к обеду переправишься. Ныне же, когда река затянулась льдом, натоптанных и наезженных дорог было множество — выбирай любую. Всадники всё же решили пройти мостом, как и положено.

Деревянные расшатанные плахи скрипели под копытами, выдерживая многопудовый вес. Отряд легко минул его и оказался в кипящем жизнью посаде, где морозный воздух смешивался с дымом и гарью, а звуков было столько, что не сразу разберёшь в какой стороне находиться кузня, а в какой гостиные дворы, полные галдежа постояльцев. Здесь так же были рыбацкие постройки, гончарский сруб, корчмы и жилые истопки, разбросанные по берегу. С высоты показалась массивным тыном с высокими башнями по обе стороны от главных ворот зубчатая крепостная стена городища. Под пластом тяжёлого темнеющего неба она была похожа на скелет чудища.

Углубившись, всадники остановились у корчмы, которая из всех была на вид самая опрятная и внушительная. Стоило проехать ворота с резными столбами по бокам, и путников встретили мальчишки-конюшие, забирая лошадей.

Пребран отвернулся, когда внутри будто шилом кольнуло от того, что Никрас подоспел вперёд всех к девушке, помогая той слезть с лошади. Как он и думал, девчонка едва держалась на ногах, хоть и из последних сил старалась показать стойкость, и это в который раз вынудило его пожалеть о том, что он взял её с собой. В одном он убедился точно — пока она рядом, не будет ему покоя.

Заходить внутрь не стали, оттуда даже за закрытой дверью были слышны громкие голоса и брань, да и мужчины решили, после того, как узнали, какая слава прокатилась о них по здешним землям, оставаться в тени.

— Позови мне хозяина, — велел Пребран тощему отроку, что забирал кобылу у Ладимиры, но ждать не пришлось, дверь распахнулась, выпуская гудящие звуки утробы горницы. К ним вышил жилистый, чернобровый мужчина, который так торопился, что забыл накинуть тулуп — в одной холщёвой рубахе был, поверх которой только козья душегрейка, да в просторных заправленных в сапоги штанах. Намётанный его глаз сразу различил в прибывших гостях не простых, а потому взгляд его сделался почтительным. На ходу поймав прислужника, дав какие-то распоряжения, он широким шагом приблизился к гостям.

— Я Вирей — хозяин этого двора.

Пребран не стал называться, но кормчий и так обо всём догадался, слух и сюда дошёл. Он рассмотрел внушительную братию и невольно задержал взгляд на пристроившейся позади мужчин Ладимире.

— Нам нужно жильё на пару дней, Вирей, — перетянул его излишнее внимание к девице на себя Пребран, закрывая собой Ладимиру.

— Место ныне много, — тут же ответил хозяин, стушевавшись. — Пройдёмте, чего на двору стоять, — пригласил торопливо, исправляясь.

Пребран, переглянувшись с Вяшеславом и Жданом, бросил короткий взгляд на девушку.

Ладимира вытянулась по струнке, выказывая неуверенность. Вечер уже опустился чёрным полотном на белый снег.

Вирей привёл гостей к длинному низкому терему, здесь их вещи забрали мальчишки, унесли в дом. Хозяин двора, пропустив вперёд гостей, зашёл последним. Мужчины шагнули в просторную горницу. Внутри всё было прибрано, чисто, вымыты тщательно полы. Кровля ложилась на широкие балки, подпираемые дубовыми столбами. Широкие лавки для ночлега тянулись по обе стены. Тут уже хлопотали девки, выставляя на большой стол с толстыми ножками яства. Правда, ещё зябко оказалось — не успели натопить печи. Вяшеслав прошёл вперёд, оглядывая помещение, Ждан сел за стол, его примеру, поснимав шапки, растягивая петли на груди, распахиваясь, последовали и Саргим с Грозданом. Никрас остался стоять в дверях с Ладимирой, похоже, решил опекать девчонку до конца.

— Этот дом ныне свободный, выбирайте любое место, любую клеть, их здесь столько, что каждому по одной хватит — усмехнулся в усы Вирей. Больше хвалился своим богатством, нежели старался угодить гостям.

Его взгляд снова скользнул на девушку, видно думал, откуда у неё такие раны на лице. Ладимира отвела взор, а щёки её покрылись румянцем.

— Правда, ныне холодно в них спать, зима на носу, — продолжил корчмарь.

Пребран стиснул кулаки. Слишком много внимания к простой девице, хозяин двора нравился ему всё меньше. Но с другой стороны, её присутствие среди шестерых крепких мужчин явно вызывало в других если не недоумение, то любопытство.

— Позволь нам самим решать, — ответил Пребран после некоторого размышления, подумывая над тем, что жильё лучше подыскать другое, но это теперь завтра. Усталость с дороги всё сильнее прибивала к земле, что не хотелось и с места шевелиться.

— Отдыхайте, а коли что понадобится, я всегда рядом, — заспешил Вирей под тяжёлым взглядом княжича.

Он только вышел, Пребран достал из складок одежды несколько кун, повернулся к Ждану, вручив монеты.

— Отнеси ему, скажи — за старания.

Кметь кивнул, вышел, впустив холод в горницу, хлопнул дверью. Пребран перевёл взгляд на Ладимиру.

— Ты так и будешь стоять на пороге?

Она, поджав губы, тяжело выдохнула.

— Я дошла до Оруши, теперь могу и са…

— Куда ты собралась идти на ночь глядя?

— Я бы могла найти…

— Сядь, — попросил он, стараясь быть как можно спокойнее.

Прижимая толстый походный узел к груди, девушка всё же решила не спорить, послушалась, прошла к столу.

Распахнув кожух и сорвав с голову шапку, небрежно бросив её на скамью, что стояла у порога, Пребран присоединился к кметям, опустившись на лавку рядом с воеводой.

Стол накрыли с заботой. Ясное дело, набеги недругов обходили стороной город, а потому было изобилие. Ломти жареной баранины, солёные огурцы, грибы, квас, рассол да медовуха с брагой, чтобы согреться с пути, стояли в лотках да крынках, испуская вкусные запахи. Не поскупился Вирей, потчевал щедро. Ели неторопливо, разговаривая обо всём, что вспоминалось, особенно о гостеприимстве Ерусы да его прихвостней. Тот верно уже разорился, потеряв своих людей. Припомнили и Доловск, который был сейчас так далеко, что даже защемило в груди, всё же, как не утаивай, а тянуло на родину.

Еда и питьё разгорячили кровь, развязали языки, мышцы размягчились, и приятная тяжесть, навалившаяся на всё тело, разморила, что даже и в пот бросило, впору скидывать кожух. Воины, сидевшие до этого осанисто, теперь расслабленно развалились, неспешно потягивали кислую бражку, что была у хозяина дюже вкусной.

Ладимира, сидевшая крайней, рядом с Никрасом, помалкивала, к еде почти не притрагивалась, слушая безустанный разговор мужчин. Ей-то рассказать и нечего, а то, что было, поведала Пребрану ещё ночью.

Вспомнив о сестрах Ладимиры, Пребран помрачнел. Добиться чего-либо от Ярополка он не рассчитывал, но поговорить с ним было о чём, и не просто поговорить, а доходчиво дать понять, что народ в округе беззащитен совсем. Впрочем Пребран не сомневался, что князь о том ведает. Ясно, что девку он не пустит, если только дождаться ей того дня, когда просители соберутся у ворот, и то, попадёт ли она, ещё не известно. И самое гнусное — Ладимира не знает о том, не понимает, во что хочет ввязаться. Не сболтнёт ли чего лишнего сгоряча? И как князь отзовётся на её просьбу? Ладимира, почувствовав его взгляд на себе, повернулась, едва заметно поёрзала на лавке, на белом лице отразилась неловкость, и она отвела взор.

Наевшись досыта и наговорившись, мужчины стали разбредаться кто куда. Ждан, взяв с собой Саргима, отправился в баню, изрядно захмелевший Гроздан свалился прямо в горнице на лавку, даже тулуп не стал снимать, и вскоре захрапел. Вяшеслав, что сидел неподвижной глыбой, погрузившись в мысли, вдруг шумно вздохнул, отваливаясь от стола, глянул на Пребрана, потом на Ладимиру, качнул головой в ответ каким-то своим мыслям.

— Доброй ночи всем, — сказал воевода, поднимаясь со своего места.

Воцарилась тишина, и только слышно было, как шумела густая кровь в голове, а сердце неспокойно и тревожно билось о грудь. И с чего бы? От выпитого ли мёда? Уж лучше было бы так. Ладимира хотела тоже подняться, и можно было подумать, что после изматывающего пути хочется ей поскорее спать, но причина была в другом — оставаться наедине с Пребраном она остерегалась.

— Останься, — попросил княжич, ведь о важном он ещё не сказал.

Ладимира вновь повернулась, миг смотрела на него непонимающим взглядом — что ему нужно от неё? Голубые родниковые глаза в свете лучин горели ярко, но сквозила в них прохлада — не то, что он хотел увидеть. Она опустилась на лавку, стараясь быть безразличной ко всему — это ей удаётся лучше всего.

— Завтра с Вяшеславом и Жданом поедем к Ярополку, — начал он.

Взгляд Ладимиры вмиг ожил, и теперь она слушала внимательно.

— А ты останешься тут с остальными.

Ладимира помрачнела, взгляд потух, некоторое время она осмысливала сказанное.

— Нет.

— Да.

Девка раскрыла губы, чтобы возразить, но тут же плотно сжала их, опуская взор.

— Я благодарна, что вы… ты взял меня с собой, дальше я сама, — произнесла она спокойно. — И… я готова расплатиться…

Пребран заинтересованно приподнял бровь. Громкий храп Гроздана разбил свербящую тишину, что успела разлиться меж ними.

— Чем? Неужели собой?

Ладимира растерялась, это было видно так явственно, что он буквально ощутил её трепет. Уже больше она не глядела на него.

— У меня больше ничего нет, — тихо сказала она.

Вновь внутри всплеснул отчего-то гнев, а вместе с тем и какое-то неуёмное, охватывающее всё естество волнение. Она попятилась, чтобы встать с лавки.

— Я не договорил, — Пребран подался вперёд, положив локти на стол, сцепив пальцы. — Завтра, если удастся, я скажу о твоей просьбе Ярополку, послушаю, что скажет он. Это всё, что я хотел сказать.

— А если…

— Ничего не «если». Ты устала, иди спать.

Ладимира, замерла, казалось, забыла, как и дышать. Пребран потянулся за скуделью, налил себе ещё медовухи, слыша, как примешался к тяжёлому дыханию Гроздана шорох одежды, а когда поднял глаза, девушки уже не было. Он опрокинул в себя питьё. Спать ему больше не хотелось.

Перевалило уже за полночь, но Пребрану так и не удалось заставить себя сомкнуть глаза, хоть и прошлая ночь выдалась бессонная и на редкость паршивая, спать не хотелось совсем. Копошились, как сомы на дне, неуёмные тяжёлые мысли, не давая никакого покоя, раскалёнными тисками сжимала виски головная боль. Брага уже не лезла в горло, но не опьяняла и с ног не валила, не заволакивала ум чернотой, что было сейчас так необходимо. Допив очередную крынку, Пребран глянул в сторону двери, в черноту проёма, туда, куда ушла спать на ночь Ладимира. Мысли о ней будоражили, вызывая неуёмный порыв ввалиться в закуток и взять то, что она ещё недавно ему предлагала — взять её. В голове взорвались воспоминания минувшей ночи: яблоневый запах, мягкость волос и упругость тела, дрожащий вдох и выдох. Бешено хлынула кровь по венам, пробуждая самые острые его желания.

Пребран поднялся, прошёл к входной двери, ни на миг, не останавливаясь, толкнул створки, пригнув голову, вышел на порог. Ледяной ветерок мгновенно взъерошил волосы. Сделав несколько глубоких вдохов, набрал в грудь стылого воздуха, и жар поостыл, а сознание немного прояснилось.

Посад погрузился в ночную тишину. Стих опустевший двор, только изредка сновали туда-сюда гуляки, засидевшиеся постояльцы да девки, что таскали из закромов то крынки, то связки свежих лещей для полуночных бродяг. Закралась шальная мысль поймать одну да забыться хотя бы до утра. И как бы ни давил в себе желание, а хотелось только одну, ту, которая осталась в избе. И ничто не мешало вернуться, но, если других он мог взять, когда ему захочется, то с Ладимирой всё было по-другому, но как именно, понять под гнётом разных смешанных чувств было весьма сложно. И ничего такого в ней не было, что отделяло её от других, но эта внутренняя несгибаемость вызывала лютое желание сломить, подчинить и вместе с тем пожалеть и оберечь одновременно. И верно это было безумство. Причиной его буйства было её безразличие, отсутствие всякого внимания к нему.

Хлопнула створка, на крыльцо корчмы выскочила очередная девка, тонкая, как тростинка, с пущенными по спине светлыми волосами. Быстро миновав двор, она нырнула в низкую дверь пристроенного к хозяйским клетям погреба.

Спустившись с порога, княжич пересёк вытоптанный множеством ног двор. Вошёл в дверь, где было темно, что глаз коли, но по звуку и грохоту он быстро нашёл ещё одну дверь, из которой сочился оранжевый свет, ступил в темное, пропитанное запахом закисшего зерна, прохладное помещение. Девка, что наливала из корчаги брагу, заметив постороннего, вздрогнула, выронив и крынку, и черпак. Тот с плеском упал на дно. Округлившиеся глаза незнакомки поутихли, когда она смогла через пелену страха рассмотреть стоявшего в дверном проёме молодого мужчину.

— Питьё закончилось, надо бы ещё принести. В горле совсем пересохло, — сказал он, голодно оглядывая её с ног до головы. Корчмари держали только хорошеньких.

Девка, оправившись от первого испуга, кивнула, прильнула к бадье, согнулась, не торопясь — своего она упустить не хочет. А когда услышала, как замок щёлкнул позади, замерла на миг. Пребран подошёл со спины, прижавшись к женскому стану вплотную, обхватив узкую талию.

— Давай помогу, — шепнул.

Девка, покосившись на него из-под полога ресниц, кивнула, задрожало дыхание в её груди. Он перехватил из её руки корчажку, зачерпнул.

— Жажда истерзала. Позволишь испить? — спросил он. Однажды зарёкся, что без согласия не тронет.

— Как же не позволить гостям дорогим, — волнительно прозвучал её голос.

Она не смутилась, смотрела прямо, без доли стыда прильнула мягким местом теснее. Вожделение колыхнулось внутри, разгорячив и без того дикое желание, пах отяжелел, штаны натянулись под тугим напором плоти, что призывно упёрлась в поясницу девушки. Пребран поднёс к устам чарку, делая жадные большие глотки, нехотя отрывая от девицы взгляд, что смотрела на него через плечо сквозь подрагивающие ресницы. Осушив, отбросил в сторону, притянув девушку к себе, надолго впился в её сочные бардовые губы, верно уже кем-то нацелованные.

— Никто не ждёт? — прохрипел он, отрываясь от глубокого влажного поцелуя. Дыхание уже успело сбиться, а ум помутнел.

— Подождут, — выдохнула горячо незнакомка, обвив руками его шею, глаза её заволокло.

Поцеловав её плечо, он смахнул тонкие руки с себя, резко дёрнув девицу в сторону, развернул к себе спиной, повалил животом на столешницу. Та охнула, но подчинилась. Подобрав подол платья, страстно и с жадностью огладил упругие бёдра. Приспустил с себя штаны, смяв мягкие половинки, чуть раздвинул, входя плавно вглубь. Девушка, схватившись за стол, сладко простонала под ним. Но ублажать он её не собирался, спеша поскорее получить своё. Закрыв глаза, Пребран ритмично вдалбливал девку в стол, и его движения больше походили на удары. Стол под таким напором силы и громадной тяжестью ходил ходуном, поскрипывал, силясь развалиться, благо упирался одной стороной о стену, иначе сдвинулся бы с места, рассыпав всю посуду по полу. К жалобному позвякиванию на нём глиняной посудины присоединились ещё и короткие стоны незнакомки. Дыхание, наконец, начало сбиваться, но вершина наслаждения, даже после напряжённого дня и неутолённого желания, что терзало его ещё с прошлой ночи, подкрадывалась слишком медленно, обещая всему этому затянуться, что разозлило страшно. Всё же не с той он сейчас желал быть. Отрешившись ото всех мыслей, Пребран, крепче обхватив девку за бёдра, резко насаживал её на себя, двигался внутри быстро, твёрдо, беспрерывно скользя. Погреб наполнился вздохами и стонами девицы, хоть и, как могла, старалась не шуметь особо. Наконец, густая лавина жара разлилась по телу калёным железом, и на миг да провалился он в желаемую кипящую блаженством пучину. Горячо излился, сотрясаясь, продолжал проникать, пока не обрушилась на плечи, ослабляя всё тело, каменная глыба, вынуждая остановиться вовсе. Дрожащие дыхания сплелись, и от пробравшей дрожи звенело в голове, бешено шелестела кровь в ушах. Девка поёрзала под ним, напоминая о себе, что не в слишком удобном положении находится. Пребран, утолив первую жажду, отстранился, запахнул штаны. Этого было слишком мало, чувствовалась потребность повторить.

— Принеси мёда в длинный дом, — велел и направился к двери, отперев замок. — Но сначала скажи Вирею, что ты ныне останешься у меня.

Вышел за порог, прошёл через узкую клеть на заснеженный двор. Застолье всё ещё продолжалось — просачивались из щелей свет и голоса. Над кровлями хоть едва и зарождался рассвет, что скорее походил на мутный туман, но до утра ещё было далеко. Не желая быть замеченным кем-то, Пребран отправился обратно к срубу, но заходить не торопился, остановился, чувствуя, как мороз всё же начал пронимать его, бодря. Неурядицы, что случились за последние дни, отдалились и теперь почти не трогали его, но надолго ли? Впрочем, он хотел спокойствия хотя бы на сегодня. Зачерпнув гость снега, отёр лицо, ледяные осколки оцарапали кожу, прохладой растаяли на губах, и стало совсем легко и свежо.

Вернулся в горницу, озаряемую, тлевшими лучинами, пройдя к дальней лежанке, прислушиваясь к раскатистому храпу Гроздана, сел на лавку, облокотившись спиной о стену, закрыл глаза. Как ни старался делать вид, что глубоко плевать на то, что в соседней клети есть кто-то ещё, а всё не выходило. Нет, так просто от неё теперь не отделаться.

ГЛАВА 7. Встреча

Спала Ладимира плохо. Ворочалась с боку на бок, то проваливаясь в дремоту, то просыпалась от того, что её колотит изнутри. Всё же в клети было холодно, прогрелась только к глубокой ночи. Хлопала иногда входная дверь, видно кто-то из мужчин выходил наружу по нужде. К утру удалось немного поспать, пока не приснился кошмар, а потом послышался вдруг женский смех и шаги. Ладимира даже приподнялась, но в доме царила полная тишина, как бы ни прислушивалась, а больше ничего не последовало.

Она вновь легла, выдыхая туго. Едва брезжил рассвет через мутный пузырь на окне, тускло освещал тесную клетушку. Проснулась Ладимира с мокрым от слёз лицом. Снились сёстры, снилось, как уводят их далеко, а она смотрит и ничего не может сделать совершенно, и этот запах гари и крови рвал глотку, душил, а страх и отчаяние давило камнем на грудь.

Где они? Что с ними? Вновь и вновь терзалась неведеньем, что изъело всю душу. Может статься, пока лежит тут, их уже и в живых нет.

Глаза вновь заволокло мутью, скатывались одна за другой по вискам слёзы, жгли. Неподвижно полежав на постели, вглядываясь в низкий потолок, откинула меха, так душно сделалось под ними. Княжич просил здесь оставаться и ждать. И нужно бы послушать, ведь в самом деле даже не помыслила о том, что Ярополк может не принять её сразу, а за душой у неё ничего нет. На что здесь жить? И родичей её тут не было. Местных порядков не знает. Всё было ей чужим: и обилие построек, и людей столько, что кругом голова. Но всё одно сидеть тут, в четырёх стенах, нет никаких сил.

Села, спустив ноги на пол, подняла голову, всматриваясь в окошко, щуря глаза. Опека Пребрана ей ныне необходима, но нужно было что-то придумать, нехорошо становиться обузой для людей, которые пришли издалека, она для них чужачка.

Ладимира вздохнула в тишине, поднялась, умывшись из чаши тёплой водой, смыла следы слёз. Ладони защипало, когда вода попала в раны, но всё же полегчало, хотя тело теперь ломило от верхней езды, так долго в седле она ещё не ездила. Переодевшись в чистое и расчесав изрядно свалявшиеся в колтуны волосы, заплела косу. Подобрала с резного сундука кожух, вспомнив как княжич, силой сдёрнул разодранный. Только сейчас рассмотрела, что он не только сшит из лоскутов шкур, а вышит по спине серебряной, что искрящийся снег, нитью. Смутилась — надевать его стало и не по себе вовсе, но другого у неё нет. Переборов смятение, накинула кожух на плечи, прислушиваясь, осторожно толкнула дверь, которую на ночь кто-то прикрыл.