Камеры предварительного заключения в архитектурном плане здания явно не предусматривалось. Именно поэтому ее и не было. Задержанного отконвоировали в подземный гараж, завели в комнату без окон, что-то вроде подсобки, и заперли.
Он остановился у входа и принялся с интересом изучать обстановку. Небольшое, где-то три на четыре метра помещение. Ни стульев, ни тебе дивана. Тусклая лампочка под потолком. Батарея у стены. И прикованный к ней наручником, сидящий на полу пожилой азиат, мелкий и щуплый.
— Добрый вечер. — Азиат глянул на вошедшего, и глаза его на секунду сделались от удивления идеально круглыми. — Вот это да! — Его английский был безупречен. — Глазам своим не верю.
— Та же история, — отозвался, кивнув, вошедший. На том же самом языке, но чуть менее изысканном. — Расскажи кому, просто засмеют. Самый опасный человек в Азии, и не только там, — присел на пол рядом, — лучший боевой оперативник китайской разведки сидит у каких-то упырей в гараже, да еще и в наручниках.
— А рядом, — подхватил китаец, — тот самый Большаков, так вас до сих пор называют в конторе? Живая легенда ГРУ.
И дружно, чуть слышно расхохотались.
— Да уж, — продолжил, отсмеявшись, китаец. — Встреча — так встреча. Какая, интересно, по счету?
— Минуточку… — Большаков почесал затылок и принялся загибать пальцы. — Если считать ту, в Афганистане, что почти состоялась, уже пятая. Обалдеть можно.
— Это точно.
Часть вторая. Встреча первая
Глава пятая
Середина семидесятых прошлого века. Где-то на юго-западе Африки. Около двадцати двух часов по местному времени.
Ночь, тишина, ароматы экзотических растений вперемешку с вонью явно животного происхождения. Поездка по тамошним местам, да еще в это время суток, да по проблемному с недавних пор району, — дело глубоко интимное, не терпящее суеты и лишнего шума. Зато настоятельно требующее полного внимания и готовности сразу и ко всему. Именно поэтому капитана, едва тот начал травить во весь голос анекдоты и сам же над ними на весь континент ржать, вежливо, но решительно попросили заткнуться.
Что тот и сделал. Но слегка обиделся, потому что был мало того что самым старшим по званию среди пассажиров старенького «козелка», шестьдесят девятого «ГАЗа» без тента и дверок, но и сотрудником особого отдела, портить отношения с которыми в доблестной Советской армии было как-то не принято.
Так и ехали, молча и внимательно, пока где-то минут через сорок весельчак-особист не принялся ерзать. Наконец не выдержал. Протянул длиннющую, как доклад на отчетно-выборном партийном собрании, руку и хлопнул водителя по плечу.
— Ну-ка, остановись!
Сидящий за рулем Никитин на приказ старшего по воинскому званию отреагировал совершенно правильно, то есть никак. Как ехал, так и продолжил, лихо объезжая крупные выбоины и на ходу проскакивая мелкие. Прапорщик отслужил в спецназе ГРУ около десятка лет и давно усвоил простую истину: сколько бы ни вертелось вокруг и рядом с особо ценными указаниями разного рода начальников, исполнять следует только приказы, отдаваемые собственным командиром. А старший лейтенант Большаков, находился в тот момент на переднем сиденье от него справа и молча вглядывался в темноту.
— Мужики, ну поимейте же совесть! — взмолился, не выдержав, особист. — Сил уже никаких нет терпеть!
— Остановись, — негромко скомандовал старший лейтенант.
— Сейчас. — Никитин миновал здоровенную, как после бомбежки, ямищу и прижался к обочине. — Извольте.
— Вот спасибо-то, — обрадовался капитан.
— Только недолго, — предупредил, зябко поведя плечом, Большаков.
Не потому совсем, что по ночам в Африке вопреки сразу всем расхожим мнениям вовсе не жарко. Просто вдруг сделалось тревожно.
— Понял, — кивнул особист. — Даже соскучиться не успеете.
Почесал подмышку, и вдруг в руке у него оказался небольшой компактный пистолет. С длинным глушителем. Два негромких, как будто пчелка чихнула, выстрела слились в один. Не успел упасть на руль с простреленным черепом Никитин, как Большаков стремительно выбросил тело наружу. Приземление, толчок двумя ногами и рыбкой — в придорожные кусты. А там уже…
Ничего этого не произошло, потому что вдруг выключился свет и куда-то пропал звук. Хирургически точный, выверенный удар срубил его в полете.
Капитан выбросил из машины оба тела. Сопя от натуги, оттащил их в придорожные кусты. После чего извлек из одного из многочисленных карманов камуфляжных брюк моток тонкой капроновой веревки. Со знанием дела зафиксировал валявшегося в отключке старлея. Забросил того, как ветошь, на заднее сиденье, присел за руль и завел мотор.
Большаков пришел в себя за некоторое время до того, как его извлекли из машины и поволокли куда-то. Потом вылили на голову ведро воды и принялись хлестать по щекам. Просто не видел смысла раньше времени оживать. Чтобы снова не отключили.
— Ммм… — раскрыл глаза, поднял голову и застонал от боли в черепушке, куда пришелся удар, и рези в глазах, куда ударил свет.
Попробовал было поднять руку, чтобы дотронуться до пульсирующей от боли головы, но не смог. Спеленут был на совесть.
— Эй! — Кто-то довольно чувствительно пнул его под ребра. — Просыпайся, красавчик!
Знакомый, однако, голос и лицо, над ним склонившееся: Юра, капитан Поздняков, оперативный уполномоченный особого отдела.
— Так о чем ты хотел поговорить со мной, Коля?
Глава шестая
Там же, где-то двадцатью часами раньше.
Ночь была просто прелестна. На чистом, без единого облачка небе сияла в обрамлении звезд полная луна. Прохлада и полное безветрие. Тишь, можно сказать, гладь да божья благодать. И светло как днем почти что, хочешь, повышай культурку, в смысле, читай и конспектируй передовицу из «Правды», хочешь с барышней по окрестностям прогуливайся без риска наступить в темноте на что-нибудь ядовито-острое или вступить во что-то дурно пахнущее. Или вообще с ней же голышом купайся, благо озеро — вот оно, прямо здесь. Тихое и гладкое, как подкопченное стекло.
Подошедших на двух маломерных, бесшумно двигавшихся плавсредствах мили на полторы к берегу вся эта пастораль совершенно не радовала. Облаченные в черные «мокрые» водолазные костюмы, шестеро предпочли, чтобы шел дождь и задувал ветер. А ночное светило и прочие планеты были надежно спрятаны за тучами.
Дело в том, что все они, три боевые «двойки», выдвигались на тот берег работать согласно полученному образованию, в смысле, по специальности. Погрузившись без всплесков в темную, в россыпи отраженных светил воду, по-быстрому сориентировались и двинулись в сторону небольшой лагуны на том берегу, единственному месту, где был возможен нормальный выход на сушу. Их путь не сопровождался пузырьками воздуха, потому что эти путники в ночи использовали не обычные акваланги, а подводные аппараты замкнутого цикла, аналогичные советским ИДА-71[2].
Небольшая лагуна на том берегу — симпатичное такое место посреди густо заросших тропической зеленью скал. Каменистое, без малейшего намека на ил дно и пологий выход к пляжу. Мечта туриста, короче. И еще: никаких тебе сюрпризов типа врытых в грунт противопехоток, растяжек и даже скрытно оборудованных постов с пулеметами. Они точно это знали: понаблюдали как следует за объектом последние четыре дня и внимательно выслушали кое-кого, владеющего обстановкой.
Охраной здесь руководил, как видно, обычный пехотинец, исполнявший от А до Я наставление по работе с сухопутными объектами. Поэтому лес и кусты в радиусе ста пятидесяти метров от лагеря были вырублены, даже трава выкошена. А вот о том, что гости нежданные и незваные могут заглянуть на огонек со стороны воды, никто как-то не подумал. Отдельное за это спасибо.
Эти русские вообще воспринимали наличие озера поблизости исключительно как подарок судьбы: свободные от дежурства воины ловили рыбку, плескались на мелководье, загорали на бережку, играли в волейбол, даже выпивали, спрятавшись от бдительных взглядов отцов-командиров. А как смеркалось, расходились по постам: в усиление по периметру и в выдвинутые вперед дозоры. Спиной, получается, к реальной опасности.
Боевых пловцов было в разы меньше, чем охраняющих объект. Но дел они, уж поверьте, могли натворить о-го-го сколько. Что, собственно, сделать и собирались.
Двигавшийся в авангарде всплыл на поверхность и внимательно осмотрелся. Полный порядок: вход в лагуну вот он, рукой подать. И никакого движения на берегу, ни огонька. Вояки, видно, спят и видят приятные сны. А те, кто бодрствует, бдительно несут службу в ожидании возможного нападения оттуда, где его не будет. Этой ночью, по крайней мере.
Он снова погрузился, подработал ногами и… и угодил в перегораживающую вход в бухточку сеть. Однако.
Запутавшийся в сети самостоятельно выбираться даже не пытался. Опытный был мужчина. Просто просигналил фонариком, и к нему тут же подплыли с двух сторон двое. И принялись осторожно кромсать ножами толстые капроновые нити. Или очень тонкие капроновые веревки.
Когда закрепленный на поплавке колокольчик зазвенел в первый раз, расположившийся в зарослях солдат-срочник встрепенулся, повернулся к валявшемуся рядом, по виду — дрыхнувшему, Никитину. Набрал полную грудь воздуха, открыл рот.
— Тр… — и тут же смолк. Рот его оказался плотно запечатан широкой ладонью прапорщика.
— Спокойно, воин, — чуть слышно проговорил тот. — Пока ни хрена не вижу, но все слышу. Понял?
Тот закивал головой и что-то такое утвердительное промычал, дескать, вот теперь все стало ясно. Никитин убрал ладонь.
— Лежи и не дергайся. — Поднес к губам портативную рацию и тихонько проговорил: — Ку-ку.
— О-го-го, — донеслось в ответ.
Колокольчик меж тем звонил не переставая. И вдруг умолк.
— Ну-ка, дружок, подвинься. — Никитин прилег к пулемету. — А вот теперь с замиранием сердца ждем. Скоро начнется.
— Ну, — еле слышно подал минут через пять голос боец-срочник. — Что? — голосок у парня подрагивал.
— Терпение, мой друг, — тихонько проговорил прапорщик. — Молчи и жди.
Началось, но не так скоро. Сначала на мелководье появился один-единственный боевой пловец. Уже без аппарата и без маски, зато с оружием на изготовку. Тихонько подплыл к берегу и принялся медленно водить головой вправо-влево и в обратном направлении. Осматривался, получается.
Никитин, в свою очередь, внимательно наблюдал за ним через ПНВ[3] в ожидании того, что вот-вот последует.
Пловец, не оборачиваясь, просигналил фонариком в сторону входа в бухту. И тут же на поверхности появилась голова, через несколько секунд — еще две.
— Две пары на суше, одна в воде, на шухере, как в букваре, — с удовлетворением отметил прапорщик. — Поехали! — негромко скомандовал он, и боец даже не стал спрашивать, куда конкретно.
Ночь вдруг перестала быть томной. Или же, наоборот, внезапно ею стала. Зажегся единственный маломощный прожектор, в луче которого, как на театральной сцене, оказались четверо вышедших на берег пловцов. Ребята были тертыми, поэтому впадать в ступор не стали. Наоборот, повели себя именно так, как в таких случаях предписывается. То есть попытались по-быстрому, не прощаясь, чисто по-английски уйти из гостей.
Как в таких случаях положено: с отвлекающей стрельбой в сторону прожектора и с использованием СДГ — светодымовых гранат.
Но ничего такого сделать просто не успели. Классический, как предполагалось, сухопутчик, тот, что организовывал охрану и оборону объекта, на поверку оказался кем угодно, только не классическим идиотом. Поэтому все предусмотрел.
С двух сторон с замаскированных позиций разом заработали крупнокалиберные пулеметы, полетели гранаты. С берега по воде отработали гранатометы.
Все быстро началось и тут же закончилось. Конец пьесы, точнее, антракт. Можно прогуляться по фойе, сходить в буфет или еще куда. И быстренько — назад, в зал. Продолжение, уж поверьте, последует.
Глава седьмая
Двенадцатью часами ранее.
— Ну, — командир части, целый подполковник Прохоров угрожающе навис вспотевшей горой над мелковатым рядом с ним старлеем. Благо габариты позволяли: около двух метров ростом и далеко за центнер весом. Тут любому впору испугаться. — Доложи-ка мне, начальник паники, какого черта лысого ты меня в такую рань поднял? — Глянул на скромные часы в стальном по виду корпусе: — И сюда высвистал?
— Сейчас все сами увидите. — Старший лейтенант Большаков в свою очередь бросил взгляд на собственный роскошный хронометр, самый настоящий, с добрый кулак размером, «Ориент». Невысокий, достаточно скромного телосложения мужчина лет двадцати пяти, несмотря на столь лестную характеристику старшего воинского начальника, ни взволнованным, ни испуганным не выглядел. — Пройдемте, — и двинулся в сторону озера.
— Да объясни наконец, что случилось? — Подполковник двумя длинными шагами догнал его.
— Доброе утро, товарищи, — явил себя народу приехавший из поселка вместе с командиром майор Круглов по прозвищу Баянист. И тут же активно включился в разговор: — Надеюсь, ночь прошла без происшествий.
Заместитель командира по политической части славился тем, что живо интересовался буквально всем происходящим, умудряясь при этом быть абсолютно не в курсе опять же всего.
— Я о хоре, Виктор Андреевич. — Догнал командира и двинулся с ним в ногу. — Смотр самодеятельности — на носу, а отдельные товарищи… — поймал на лету яростный взгляд начальника, задумчиво почесал нос и замолчал.
На объекте над замполитом смеялись все, даже те, кто до этого вообще не умел этого делать. Когда-то в далекой юности Круглов сподобился, по слухам, отучиться в культпросветучилище где-то на Украине. Позже, каким-то образом умудрившись влиться в ряды доблестной Советской армии, своей главной задачей считал организацию во вверенной ему части непременно чего-нибудь вокально-хореографического, то есть песенно-пляшущего. Искренне веря в то, что все остальное само приложится[4].
— Повторяю вопрос: что конкретно произошло этой ночью, Большаков? — с раздражением в голосе проговорил подполковник.
— Да, что этой ночью произошло? — вставил свои мелкие деньги в разговор представитель партии.
— Гости ночью приходили, — прозвучало в ответ.
— Какие еще гости?
— Они не представились.
— И… что?
— Пришли — не ушли.
На берегу озера был расстелен брезент. Сквозь него проступало что-то темное. Вокруг с жужжанием роились крупные, чуть ли не с воробья размером черно-зеленые мухи. Под брезентом явно что-то было.
Поодаль, пиная с двух ног воздух, вальяжно прохаживался здоровяк в камуфлированных портках, резиновых шлепанцах на босу ногу и обтягивающей мощный торс майке-алкоголичке цвета хаки. В детской панамке на коротко стриженной башке.
— Покажи, — распорядился старлей.
— Сей момент, — отозвался тот и сдернул брезент. — Вуаля, пожалте бриться, — не удержался и блеснул цитатой из недавно прочитанного, интеллигент хренов.
Прохоров открыл было рот, чтобы в очередной раз вежливо, по-армейски намекнуть Большакову на некоторые имеющие место случаи откровенного раздолбайства среди подчиненного лично ему состава. Но тут его взгляд упал на то, что было раньше скрыто под брезентом. И слова застряли в горле. Зато устремился вверх выпитый поутру кофе. С яичницей и бутербродами. Зажав ладонями рот, он рванул в сторону кустов.
Зрелище, надо заметить, того заслуживало. Четыре мертвых тела крупными фрагментами. Крайне неаппетитно выглядевшие куски перемолотой, как в гигантской мясорубке, плоти вперемешку с обрывками резиновых водолазных костюмов. Только две головы в более-менее приличном состоянии, но отдельно от туловищ.
Еще два тела, почти целых. Только глаза у покойников вытаращены, как у рыб глубокой заморозки, да уши и носы в крови.
В общем, то, что категорически не рекомендуется к просмотру детям. Да и взрослым тоже, пожалуй.
— Командир, кофе будешь? — нарушил скорбное молчание Никитин.
— Давай, — кивнул Большаков.
— Держи. — Прапорщик налил ароматного напитка в кружку из большого китайского термоса и передал старлею.
Вышедший было из кустов подполковник повел носом на запах и тут же ломанулся обратно, аж кусты затрещали.
— Однако, — подал голос замполит. — И чем это их?
— Этих посекли из пулеметов, — любезно пояснил Никитин. — Ну, и гранатами добавили.
— А этих? — указал на лежащих чуть поодаль двоих.
— Тоже гранатами, но уже на глубине. Не ушли, красавцы, все — здесь.
— Ужас, — поежился Круглов. — А можно и мне немного кофе?
— Легко, — кивнул прапорщик. И глянул с уважением.
Политрабочий, надо заметить, в отличие от старшего по званию и должности, выглядел и вел себя вполне прилично. В кусты не бегал, в обморок грохнуться не норовил. Не побледнел даже. Хорошую, знать, получил в свое время в «кульке» закалку. Или комиссарил в морге до того, как угодить в Африку.
— Что ты наделал, идиот? — заревел, как носорог, появившийся из кустов подполковник. Проблевавшись, он сделался привычно грозен. Не дождавшись ответа, принялся грозить трибуналом. И вдруг как будто сдулся, потому что продолжил уже вполне жалобно: — И что теперь будет?