Список опасных профессий

— Что ж, в целом ситуация нам понятна, — подвел итог Александр Сергеевич. — Но скажите, что вы хотите от нас?

— Не знаю. — Алябьев виновато развел руками. — Я, собственно, и пришел к вам поэтому. Может, вы… вы ведь в таких делах лучше разбираетесь, должны знать, что мне теперь делать.

— Вариантов тут несколько. Самое простое — поговорить с вашим партнером. Сказать, что получили предупреждение и что, если с вами что-нибудь случится, все сведения о ваших подозрениях будут немедленно переданы в полицию. Убийца не уйдет от расплаты.

— Нет. А если все это ерунда и Валька ничего такого не думал? Как я ему в глаза потом смотреть буду?

— Можно обратиться в полицию. Их сотрудник под видом киллера обратится к Паршину, предложит свои услуги. Если Паршин согласится, то инсценируют вашу гибель, а потом при получении псевдокиллером денег заказчика возьмут с поличным.

— Про такие дела по телевизору показывают, регулярно, — недовольно поморщился Иван. — Вроде работает — выводят всяких гадов на чистую воду. Только не хочу я к ментам идти. Приходилось мне с ними общаться, и впечатление осталось самое неприятное.

— Вы были под судом? Следствием?

— Не хочу я про это говорить. Давно все было.

— Тем не менее мы должны знать, по какому поводу вы имели дело с милицией.

— И в каком качестве? — добавил Гоша.

— Я же говорю, давно это было. Какой смысл вспоминать? — Алябьев посмотрел на Баринова и сдался. — Брат у меня погиб, Илья, убили его. И менты меня подозревали, сильно. Еле отбился. — Он вымученно улыбнулся. — Десять лет прошло, но я с тех пор людей в погонах стороной обхожу. Не хочу с ними дела иметь, поэтому к вам и пришел. Вы сумеете такой же фокус с киллером разыграть?

— Думаю, что это можно организовать. Гоша или Рита выйдет на Паршина и предложит выполнить заказ.

Иван внимательно осмотрел Гошу, потом меня и сделал выбор:

— Лучше Рита. У Гоши лицо слишком интеллигентное.

Разумеется, напарник тут же расплылся в совершенно неуместной, на мой взгляд, улыбке, а мое настроение упало ниже нулевой отметки. Нет, как вам это понравится? У меня, значит, лицо недостаточно интеллигентное? Этот Алябьев сначала пусть на себя в зеркало посмотрит! Да у меня высшее педагогическое образование просто на лбу написано, заглавными буквами!

— Хорошо, пусть будет Рита, — невозмутимо согласился шеф и бросил на меня строгий взгляд. — Вы фотографию Паршина принесли?

— Да. — Иван снова порылся в папке и извлек цветную фотографию размером десять на пятнадцать. — Вот, это мы два года назад фотографировались. Валька как раз машину купил, мы за ней в Москву специально ездили, в автосалон. И пригнали сами.

— Он и сейчас этой машиной пользуется? — Кончик карандаша коснулся зеленого «ленд-крузера», около которого, улыбаясь, стояли двое мужчин.

— Да. Светке он тоже машину купил, но она сама мало ездит. Предпочитает, чтобы ее Валька катал.

— Хорошая фотография, — одобрил Гоша. — И машина хорошо вышла, и вы с приятелем.

— Да, тогда мы с Валькой еще были приятелями, — печально подтвердил Алябьев. — А теперь машина, железо бездушное, осталась, а дружбы как не бывало. Такие дела.

Я тоже смотрела на фотографию с интересом, но на «лендкрузер» бросила только один, не особенно внимательный взгляд. А что на него смотреть? Фото, действительно, хорошее, цвета четкие, модель не перепутаешь, и номер хорошо виден. Я разглядывала не машину, а ее хозяина. Поскольку справа, без сомнения, стоял наш клиент, значит, тот, что слева, — это и есть его бывший приятель, Валентин Паршин.

Действительно, ботаник. Намного ниже Алябьева, более тщедушный и обязательные очки на носу. Интересно, у него, по мнению нашего клиента, лицо достаточно интеллигентное? Наверняка да — уж если у Алябьева Гошка в интеллигенты попал… Нет, я не хочу сказать про напарника ничего плохого, он вовсе не выглядит бандитом с большой дороги — скорее, у него амплуа «своего в доску», «рубахи-парня». Но когда мы с ним рядом, по-моему, никаких сомнений даже возникнуть не может…

Пока я старательно пережевывала нанесенное мне оскорбление, Баринов с Гошкой продолжали работу.

— Нам понадобится встретиться с этим господином. — Карандаш шефа указал на сияющую физиономию Валентина Паршина. — Причем желательно, чтобы он был один. Где его можно перехватить?

— Чтобы Валька был один? — Иван задумался. — Даже так сразу и не скажу. На работу и с работы он со Светкой ездит, на обед тоже. Когда же он бывает один? — Пальцы его снова подобрались к шее, и я поморщилась.

Возможно, я не права, возможно, у меня сегодня просто дурное настроение, но смотреть, как скребет кожу этот человек, мне было неприятно. К счастью, на этот раз Алябьев чесаться не стал, только поправил воротник рубашки. И тут же радостно объявил:

— Знаю! В среду и в пятницу! По средам и пятницам Валька ездит в спорткомплекс, у него абонемент в бассейн. То есть с работы он вместе со Светкой выходит, ровно в четыре часа, и везет ее в салон красоты. Знаете, она Вальку так вымуштровала — он должен из машины выйти, дверцу Светке открыть, до крыльца салона довести, по ступенькам помочь подняться, дверь открыть… честное слово, не женщина, а ведьма какая-то. Валька ведь нормальный парень был до того, как женился, а теперь скачет, как мартышка дрессированная.

— Любит, наверное, жену, — с легким упреком предположила я.

— Любит, — не стал спорить Иван. — Ну и что? Я свою жену тоже люблю, но я же не бегаю ей двери открывать. Была бы Светка инвалидом, тогда, конечно, другое дело. Но она здоровая, как лошадь, это я вам говорю. Хотя и любит глазки позакатывать: то у нее давление поднялось, то упало, то сердце не так стучит, то в боку колет, то еще какую хворь выдумает. Да тьфу на нее совсем!

— Супруга вашего компаньона, действительно, нас пока не интересует, — мягко согласился шеф. — Мы сейчас про Валентина Паршина.

— Вот я и говорю, что Валька Светку в салоне красоты оставляет и, пока она там физиономию полирует, сам в бассейне плещется. Бассейн «Дельфин», знаете?

— «Дельфин» знаем, — кивнул Гоша, — а салон красоты где?

— На Рабочей, а называется… как же он называется? Что-то такое, совсем не к месту… а, «Креатив»!

— Очень хорошо. — Разумеется, напарник похвалил не название салона красоты, он был доволен полученной информацией. — И сегодня у нас как раз среда. Сан Сергеич?

— Было бы логично, — согласился с невысказанным предложением шеф. И обратился к Алябьеву: — Мы беремся выяснить, кто вам угрожает. И если это ваш компаньон, мы предоставим вам доказательства.

Мы с Гошкой дисциплинированно встали и покинули кабинет. Предварительный этап завершен, теперь высокие договаривающиеся стороны перейдут к подписанию документов. А оформление финансовых отношений, как не устает повторять Гошка, процесс интимный и не терпит многолюдья. Поэтому, пока шеф в кабинете обсуждает с клиентом условия договора, мы пьем чай в приемной и обмениваемся впечатлениями.

— Надо же, салон красоты — «Креатив». — Я стукнула по кнопке электрического чайника гораздо сильнее, чем следовало. — Кто им, интересно, такое название придумал?

— А что? — Гоша снял чайник с подставки и налил в него воды. — Очень современно звучит, я бы даже сказал, креативно. — Он вернул чайник на место и не удержался от короткого смешка. — Теперь можешь включать.

— Может, и современно, а мне не нравится. — На этот раз я нажала на кнопку включения гораздо мягче. — И я не рискнула бы в салон с таким названием пойти. Откуда я знаю, какая такая креативная идея им там в голову придет? А лицо у меня одно-единственное.

Обычно на то, чтобы подписать договор с клиентом, у Александра Сергеевича не уходит много времени. С Алябьевым он тоже управился быстро, но чай мы выпить успели. Я даже чашки сполоснула и убрала на место, когда наш новый клиент появился на пороге кабинета. Посмотрел на меня, на Ниночку, потом подошел к Гошке и тихо спросил:

— Что, вы теперь прямо сегодня за дело и возьметесь? Сегодня с Валькой говорить будете?

— А чего тянуть? — вопросом на вопрос весело ответил Гошка. — Устроим твоему приятелю проверку на вшивость. Если согласится киллера нанять, значит, не зря тебя неизвестный доброжелатель предупреждал. А если пошлет нас… тогда что ж, тогда этого доброжелателя поищем.

— Да, если бы Валька вас послал, было бы здорово! — мечтательно произнес Алябьев и снова почесался. Экзема у него, что ли, на нервной почве? Так лечиться надо — солидный человек, а чешется все время, словно у него блохи! — Только я уже по-всякому думал, крутил — кто еще? И получается, кроме Вальки, некому! И понять, как Валька до этого дошел, тоже не могу. Такие дела…

Он еще немного потоптался около Гошки, объясняя, насколько его угнетает вся эта история, потом, наконец, ушел. А мы дружно направились в кабинет Баринова.

— Ну, что скажете, молодежь? — Этим вопросом шеф традиционно открывает совещание.

И, опять же по традиции, как самая младшая, первой высказываюсь я. В этот раз я была до предела лаконична.

— Мне он не понравился.

Все уставились на меня, ожидая продолжения, но я молчала. Просто не знала, что сказать. Мы с Гошкой давно распределили роли злой-добрый полицейский. В роли злого блистательно выступает Гоша — он подозревает всех, невзирая на лица. Потерпевший, свидетель, случайный прохожий — все они могут оказаться если не преступниками, то уж лицами, желающими скрыть улики и ввести следствие в заблуждение. А добросовестность и законопослушность наших клиентов он подвергает сомнению автоматически. Как ему удается совмещать это с громко провозглашаемым «это милейший человек», спрашивайте не у меня, а у Гошки.

Я столь же усердно исполняю роль полицейского доброго — всех защищаю, причем делаю это совершенно искренне. Гошка говорит, что нелепая вера в людей — это остаточное явление моего педагогического прошлого. Рудимент. Возможно, он прав, но я действительно согласна с Иешуа Га-Ноцри, который всех людей считал добрыми. Есть, конечно, преступники, но они, скорее, люди несчастные, не получившие в детстве должного воспитания и не сумевшие найти достойное место в жизни. Это не значит, что их не нужно наказывать — я далека от всепрощения или от идеи всякое возмездие оставлять Господу. Есть закон, есть суд и есть мы, детективное агентство «Шиповник». И мы, в меру сил и возможностей, помогаем бороться с преступниками.

Впрочем, все эти рассуждения — тема для философского трактата. А я просто хотела сказать, что сомнения в добросовестности клиента у нас обычно выражает Гошка. А я его, этого клиента, защищаю. Поэтому мое заявление вызвало некоторое недоумение.

— За что такая немилость? — поинтересовался Баринов.

— Э-э… — ничего разумного я придумать не успела, поэтому ляпнула: — Чешется он, все время.

— Серьезная причина. — Шеф продолжал смотреть на меня, и я не выдержала, опустила глаза. — Еще что-нибудь? Хотя бы на уровне интуиции?

— Не знаю. Бестолковый он какой-то. Солидный бизнесмен, руководитель фирмы, а весь словно пластилиновый. Никакой четкости: то ли приятель заказал его, то ли не мог этого сделать, то ли он этому приятелю верит, как себе, то ли нет. Кто ему предупреждение отправил — понятия не имеет, зачем к нам пришел — тоже сам не знает. За все время только одно уверенное суждение и было, что жена Паршина — стерва. Но это тоже ни о чем не говорит: может, Алябьев сам к этой дамочке неровно дышит, вот и наговаривает на женщину.

— Это все? — Александр Сергеевич дождался моего кивка и продолжил: — Неубедительно. У нас почти все клиенты, когда приходят, не знают, чего они хотят. Да и с четкостью суждений, как правило, у них проблемы, так что это не показатель.

— А я знаю! — разулыбался Гошка. — Ритка на Алябьева обозлилась за то, что он ее в уголовницы записал. Решил, что она на роль киллера больше меня подходит!

— Между прочим! — Я подняла голову и расправила плечи. — До сих пор все считали мое лицо достаточно интеллигентным. Только твой Алябьев почему-то решил, что я за убийцу сойду!

— Он же тебя не знает совсем, — вступилась за клиента Ниночка. — А ты сегодня, действительно, мрачновато выглядишь. Кстати, с лицом все равно надо будет что-то сделать. Я не думаю, что Паршин тебя за киллера принять может, даже если ты будешь хмуриться, как сейчас.

— Положим, Рита будет изображать не киллера, наемные убийцы у нас, слава богу, по городу пока не ходят и свои услуги гражданам не предлагают, — возразил Баринов. — Она выступит в качестве посредника.

— Посредник? — Нина скептически на меня посмотрела и покачала головой. — Не знаю, не знаю…

— Да ерунда все это, — вступил в обсуждение Гошка. — Я за десять минут Ритке такое личико сделаю, что от нее народ шарахаться будет!

Только этого мне не хватало! Мало того что клиент только меня в образе убийцы видит, так еще родной напарник собирается из меня пугало сделать! Я открыла рот, но высказаться не успела, за меня заступился шеф.

— Нет, ничего экстремального не нужно. Ты же не собираешься этого Паршина до сердечного приступа довести? Достаточно будет положить тон потемнее, да морщинок добавить. И шрам сделаешь небольшой, но заметный.

— Хорошо. — Гошка подмигнул мне, и я сердито отвернулась.

— Продолжаем по Алябьеву, — вернулся к основной теме Александр Сергеевич. — Гоша, что ты скажешь?

— Я с Риткой не согласен. Нормальный мужик, просто ситуация для него непривычная. Он искренне огорчен, ему не по себе, он немного боится и сильно расстраивается из-за того, что друг оказался способен на такую подлость. Кроме того, Алябьев в предательство друга до конца не верит и надеется, что все обойдется. При такой каше в голове будешь чесаться! Но я думаю, что у нас проблем не будет. Схема стандартная. Я подготовлю Риту, и она поговорит с Паршиным. Думаю, он клюнет на предложение.

— А если нет?

— Если нет, тогда все сложнее. Тогда у нас, кроме этой бумажки, — Гоша ткнул пальцем в записку с предупреждением, — ничего нет. А она наверняка напечатана на одном из принтеров на фирме Алябьева. Вряд ли здесь замешаны люди со стороны.

— В любом случае все концы нужно искать в «Гефесте», — согласился Баринов. — Но пока сосредоточимся на Паршине. Нина, подготовь на него подробную справку. На Алябьева данные есть?

— Самые общие. Тридцать два года, живет в коттедже на окраине города, жена, двое детей, мальчики шести и четырех лет. Бизнес стабильный, у налоговой претензий нет, с криминалом связи тоже нет. Я глубоко не копала, так что о смерти его брата и о подозрениях против Ивана пока ничего сказать не могу.

— Значит, подними дело о смерти Алябьева-старшего, — распорядился шеф. — И справки на жен сделай, на Светлану Паршину и… как у Алябьева жену зовут?

Нина заглянула в блокнот:

— Галина.

— И на Галину Алябьеву. Желательно сделать это до того, как Рита отправится на встречу с Валентином Паршиным. В четыре часа, так?

— Так, — синхронно ответили мы с Гошей.

— Хорошо. — Баринов посмотрел на часы. — Времени у вас достаточно. Гоша, загримируешь Риту, прорепетируй с ней текст. Прикиньте разные варианты, что она Паршину скажет, и в два часа мне покажете. Вопросов нет? Приступайте.

Когда, наконец, закончится строительство нашего нового офиса (а мировой кризис его здорово затормозил), кроме нормальной кухни, тира и спортзала, там обязательно будут предусмотрены отдельные помещения для гримерной и для гардеробной. А пока и то, и другое находится в нашей с Гошей комнате: гримерная — это тумбочка с зеркалом у окна, а гардеробная — стойки с вешалками в углу за ширмой.

Гошка усадил меня перед зеркалом, достал из ящика и выложил на тумбочку в строгом, только ему одному известном порядке материалы, необходимые для моего превращения в сомнительную личность, пособницу наемного киллера. Кроме обычной (но очень высокого качества) косметики, там были коробочки с театральным гримом, гуммоз, гримерная краска, специальная жидкость для образования коллоидных рубцов и прочие хитрые приспособления. Потом напарник начал колдовать. Именно колдовать, другого слова я подобрать не могу. Мне не часто приходится гримироваться, обычно я обхожусь тем, что скрываю под париком рыжие волосы да подкрашиваюсь поярче. И ничего, проходит. Хотя, конечно, если внимательно посмотреть, узнать меня можно без проблем. Когда же за дело берется Гошка… с теми женщинами, которых он из меня делает, я даже не знакома!

Вот и сегодня на моих глазах напарник не рисовал, не лепил — он создавал мне новое лицо!

— Гошка, где ты этому научился?

— Чему этому? — рассеянно спросил он, прилаживая мне на нос характерную горбинку.

— Этому искусству. Ты же из меня просто другого человека делаешь!

— А ты как думаешь?

— Ну-у… — Никак я не думала, откуда мне знать, где готовят гримеров-волшебников. — Может, курсы какие, жутко засекреченные.

— Нет, Ритка, все гораздо проще. У меня родители гримеры, они и сейчас в нашем драм-театре работают. И я с детства за кулисами, в окружении таких вот коробочек. Это первые мои игрушки были. Сначала я кукол гримировал, потом, лет в десять, отец со мной серьезно заниматься стал. Мама тоже пробовала, но у нее учительских способностей нет — показать может, а на объяснения у нее терпения не хватает. В пятнадцать лет я вместе с ними уже работал, некоторые актрисы, особенно пожилые, предпочитали, чтобы именно я их гримировал. Наверное, с тех пор я и предпочитаю женские лица. С ними интереснее, есть где развернуться.

— То есть ты по-настоящему работал гримером в настоящем театре?

— Ритка, не верти головой, ты мне мешаешь!

Я послушно замерла, напряженно выпрямив шею, и Гошка смилостивился, ответил:

— Ну, работал, и что такого?

— А почему ушел? — Я старалась, чтобы шевелились только губы.

— В армию забрали.

— И ты после армии в театр не вернулся?

— Как раз вернулся. — Гошка приклеил мне короткие светлые брови и осторожно разгладил их. — Смешно, конечно, получилось. Мне, пока я служил, гримерка каждую ночь снилась. Так хотелось в театр, что аж руки дрожали. После дембеля, прямо с вокзала, с чемоданом, к родителям на работу явился. В тот же день на работу оформился, счастлив был, как мальчишка. Собственно, я и был тогда мальчишкой… Сейчас не двигайся, я шрам буду клеить.

— А потом? — выдохнула я, не шевельнув ни одним мускулом.

— Потом останется только губки подправить.

— Я про театр. — В этот раз какая-то жилка, видно дернулась, потому что Гошка погрозил мне пальцем. Но на вопрос ответил:

— Я же говорю, смешно получилось. Проработал месяц и перестал понимать, чего я в этот театр так рвался? До того мне скучно стало, хоть волком вой. Вот я и сбежал. Родители расстроились, конечно: они мною так гордились, и вообще, династия! А я в школу милиции поступил. Вот и вся история. Или, как говорит наш новый клиент Иван Алябьев, — такие дела.