Макс – глава отдела безопасности «Четтер» позвонил мне, когда мы с Томасом подъезжали к указанному адресу.
– Слушаю?
– Мы только что получили данные о том, что объект Кей Джей «заказан» неким Доном Гибсоном этим утром.
Я не долго размышляла, давно научилась принимать решения быстро:
– Переплатите киллеру за «не убийство». Сообщите Кей Джею сведения о его заказчике. Пусть разбирается с ним сам.
– Будет сделано.
Вот и пригодились молодцы из «Четтера», вот и получилось Кей Джею помочь. Он успеет разобраться со всем верно – я была в этом уверена.
А меня ждала встреча с расой невидимок.
Уже перед входом в дом меня вновь предупредили по телефону:
– Переступите порог – закройте глаза. Потом Вам их завяжут. Далее мы будем инструктировать аудиально…
Мне хоть «анально». Лишь бы сработало.
Он пришел вечером.
Кей Джей.
И оказался еще красивее, чем я помнила, чем видела на фото. Высокий, волосы будто присыпанные пеплом – некогда светло-русые, слегка сжелта. Глаза серые, цепкие до дрожи. Лицо такое, какое бывает у людей, прошедших огонь и воду. Этот человек однозначно ходил на свидание со смертью раз сто, не меньше. И привык к старухе с косой, к ее близкому тлетворному крылу, потому и перестал чего-либо бояться.
– Ты помогла мне. Зачем?
О, этот голос я запомнила. Чуть хриплый. Тысяча приказов в ту ночь – «пригнись», «бежим», «давай, поднимайся» – прямо романтика.
Я в кабинете Фредерика. Встречать здесь гостя казалось мне правильным. В кожаном кресле, с ногами, закинутыми на дубовый стол.
– Зачем? В качестве благодарности.
Молчание.
Кей Джей бегло окинул дорогой кабинет, книжный шкаф за моей спиной, стоящие за стеклом буфета бутылки с алкоголем. Фредерик редко потреблял спиртное, но прихвастнуть перед гостями любил. Чем я хуже?
– Я просто выполнял свою работу. За деньги.
Киллер даже посреди моего собственного дома выглядел опасным. Он будто носил с собой свой собственный невидимый упругий вихрь, заставляющий при взгляде в стальные глаза, поджать пальчики на ногах.
– Я просто отблагодарила тебя. По прихоти. Без денег.
И ни тебе «спасибо», ни капли признательности.
– Что я тебе должен?
Я покрутила в пальцах дорогую перьевую ручку.
– Чашку кофе?
Спустила со стола ноги; подалась вперед, прищурилась. Поняла еще до его ответа.
– Я уже вижу, что твою компанию на кофе ни за какие деньги не купить. Свое имя, собственно, не скажешь тоже. Тогда…
Я хотела сказать «свободен», но осеклась. Всему есть пределы.
– … больше не задерживаю.
А он не торопился уходить. Смотрел на меня внимательно, будто силился понять, что я за штучка такая. Обычная шлюха, крутившая и вертевшая старым пердуном за деньги? Ну, так думали многие, включая Хоскина.
– А ты странная…
Выдал не то заключение, не то вопрос.
– Странная, да, – я даже не стала его разубеждать. – Можешь умножить это…
– На три?
– Не ошибешься.
Мне нравилось наше общение. И еще ощущение человека, которому нечего терять, потому что ему совершенно ничего здесь не принадлежит – ни в этом городе, ни в этом мире. А если тебе нечего терять и совсем скоро уходить, общаться можно развязно. Именно так, как хочется. Душевно.
– Сообщи мне…
– Что?
– …если что-то понадобится.
Надо же, великая честь. Готов на ответную услугу, приятно.
– Ты мне уже отказал.
Кей Джей развернулся, собрался уходить. Всем видом показал «если понадобится что-то серьезное». Ну да, кофе со шлюхами не пьют. И руки им не пожимают – без проблем.
Десять секунд.
И его уже след простыл.
Этот мужик, как всегда, в своем репертуаре – лишней секунды в моей компании не пробудет.
А жаль. Он мне почему-то нравился.
Говоря о том, что мой старик был больным на всю голову, я не преувеличиваю. Он был. Именно больным и именно на всю голову. Конечно, в нем присутствовало хорошее и человечное – например, он мог спрашивать меня по сотне раз на дню: «Цыпленок, ты меня любишь?» И всегда получал один и тот же ответ: «Больше всех и с первого взгляда». Эти слова размягчали его душу, как томатный соус фрикадельки, после чего Фредерик цвел. Минут по пятнадцать кряду. Однако было в нем и другое – жестокость. Та самая, дурная и непредсказуемая, которая (как минимум) выливалась в ежевечерний просмотр фильмов ужасов, а как максимум…
«Как максимум…»
Думать об этом не хотелось даже теперь, когда все закончилось и потекли мои самые счастливые последние дни в Пайнтоне. Потому что спокойные и тихие, потому что «для себя». Музыка в наушниках, раскраски блестками от нечего делать, прогулки по любимым улицам, ужины в уютных кафе.
Но пока мой супруг был жив, все было иначе.
Мы познакомились с ним в стрип-баре, куда меня (ввиду отсутствия навыков) не приняли танцовщицей, однако охотно приняли посудомойкой. Даже халатик белый выдали и шапочку с козырьком.
В этом наряде меня он меня и увидел, когда, будучи пьяным, искал не в том крыле комнату «уединения», а я (тоже не в том крыле) подсобное помещение.
– К..какой цыпленочек!
Этот наполовину седой, наполовину пегий старый пердун всерьез поверил, что меня – переодетую для ролевых игр – подослал ему для утех старший менеджер «Лолиток», – и пришел в восторг. Не только потому, что я явилась, как он подумал, для него приятным сюрпризом от заведения, но еще и потому, что я своей внешностью выбила в мишени его сердца десять из десяти. Оказывается, Фредерик обожал тонкокостных стройных брюнеток с выразительными темными глазами. Темными и томными. Я же, не будучи дурой, сладко ему в ответ улыбнулась. Да, я, может быть, девственница, и, может быть, неопытная, однако почувствовать момент, когда мужик на тебя запал, вполне способна.
И я его не упустила.
Ни момент, ни Фредерика.
Вот только я не знала тогда, что мне время от времени придется переживать.
Мой переезд на огромную виллу состоялся в тот же вечер.
Было мало моих пожиток, но много вина, развратного восторга, спущенных с плеч бретелек и пальцев не там, где надо. Старик прилип к моему телу, как прилипают к материнской титьке – жадно и ненасытно. Во-первых, я досталась ему «бесплатно», во-вторых, изображала от всех попыток меня перещупать, где только можно, неземной восторг, в-третьих, нежно мурчала слова любви тому, кто лет тридцать (а, может, и всю жизнь) их не слышал. Мы оба, как мы думали, выбили «джекпот». У меня после трех недель, проведенных в голоде и холоде на улице (за время которых я успела заполучить невралгию и затяжную простуду), появилась крыша и еда, у старикана живая ласковая грелка. У меня лекарства и баня, у него тот, кто касался его морщинистого тела «с удовольствием». У меня «кредитка» с большим бюджетом, у него сон на молодой девичьей груди.
Все честно.
Если бы не одно «но». Та самая жестокость, спонтанно и неожиданно прорывающаяся наружу.
Время от времени Фредерик вовлекал меня в свои извращенные забавы. Например, заказывал на дом мастера-веревочника – человека, который вязал на теле из тонких канатов изощренные тугие узлы. За час такой мастер упаковывал тебя, как сардельку. После еще минут сорок в подвешенном состоянии, когда на тебя мастурбирует капающий слюной старикан…
Нет, я никогда не смотрела в его сторону – я уходила в собственные мысли. В рощи Катлана, где так любила гулять на рассвете; в туман хвойных лесов, в батькин винный погреб. Вспоминала, что изображено и написано на дубовых бочках, если идти слева направо, ощущала босыми ногами прогретые ступени крыльца, считала веснушки на носу Крошки.
Когда все заканчивалось, я, обиженная (взаправду и нет), надолго уходила к себе в комнату, Фредерик, снедаемый чувством вины, вился под дверью мухой.
– Цыпленок, ну, прости старческие забавы…
Он что-то бубнил, обещал, просил прощения.
Я же просто отключалась. К тому времени я уже выяснила главное: в этом мире существуют колдуны, способные помочь мне обрести то, чего я хочу, а так же существуют деньги. Фредерика. И они мне нужны. На тот момент, согласно завещанию, они должны были отойти Хоскину, а меня это не устраивало.
Потому я была «сарделькой», русалкой в бассейне с кусачими рыбами Хо, билась в грязи с мускулистыми девками и каждую ночь поглаживала лежащую на своей груди голову с пегими волосами.
Однажды рыбы Хо покусали меня слишком сильно, и тогда я расстроилась по-настоящему. Заперлась в комнате на двое суток.
Фредерик от чувства вины запил. Сидел под дверью с бутылкой и клятвенно заверял, что «за все мои страдания» он перепишет на меня все свое состояние.
– Правда? – я высунулась из-за двери, сохраняя оскорбленное выражение лица ее величества, которой предложили провести церемонию коронации без плавок.
Старик прочистил горло. Его глаза почему-то странно лихорадочно блестели, как случалось тогда, когда он желал предложить мне очередную пакость.
– Только…
– Только что?
Я собиралась захлопнуть дверь прямо перед его носом, если ответ мне не понравится.
– У меня… всю… жизнь… была одна мечта…
«Так, начинается. Или продолжается».
– Ты только что говорил про деньги.
– Да-да… Давай, ты мне ее… исполнишь… И я…
– Какая еще мечта?
Бледный и морщинистый Фредерик шел пятнами и не мог выдавить из себя ни слова. И еще пах он так, будто до этого принял на грудь всю бутылку, которую держал в руке.
– Ты пьян. Опять втянешь меня в извращения, а наутро забудешь, что обещал.
– Не забуду. Клянусь – я изменю завещание утром.
– Тогда рассказывай…
– Я… Мне…
Оказалось, он всегда мечтал, чтобы кто-нибудь вылизал ему задницу. Вот такая вот странная была у человека мечта.
Я это сделала. Предварительно выполоскав эту самую бледную задницу в ванной с ароматными травами.
И наутро фамилия в завещании изменилась.
На Терране я была другой – честной, открытой, душевной, что ли. Настоящей. Любила смотреть по утрам, как встает солнце, любила помогать матери в саду, любила ощущать пятками прохладную упругую траву. Запах спелых яблок, прогретых полуденными лучами; слушать ладное девичье пение под вечер; свое село в закатном свете.
В мире Уровней жила другая Веста. Здесь я просто делала то, что требовалось делать для того, чтобы выжить и получить желаемое. Как солдат, как наемник. И потому чувствовала странное родство с Кей Джеем. Он ведь тоже, наверное, не всегда был таким – когда-то и где-то Кей Джея звали иначе, и другой была его профессия.