Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: История Центральной Европы с древних времен до ХХ века. Кипящий котел народов и религий на территории между Германией и Россией - Оскар Халецки на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Эта великая победа – одна из величайших в истории Польши – была, однако, плохо использована. Столица тевтонских рыцарей Мариенбург была хорошо защищена Генрихом фон Плауэном, и, когда тянулась его осада, а из Ливонии подтягивались подкрепления для немцев, Витовт вернулся в Литву. Несмотря на другую победу польского оружия, в 141 1 г. пришлось заключить мирный договор в Торуни (Тор-не) на очень неутешительных условиях. Польские достижения были незначительны, а Жемайтия была возвращена Литве только на тот срок, пока живы Ягайло и его кузен. Эта неоднозначная ситуация и бесконечные споры о контрибуции, которую обещал выплатить орден путем последовательных взносов, делали мир очень зыбким с самого начала. И все же авторитет польско-литовской федерации сильно вырос как на Западе, где наконец поняли, что среди католических государств Европы появилась новая великая держава, так и на Востоке, где оба правителя провели ревизию своих пограничных регионов, заключив выгодные договоры с русскими и татарскими соседями, и прочно установили свою власть до самого Черного моря.

Другим результатом Грюнвальдской битвы было укрепление Союза, о чем свидетельствует новая серия хартий, изданных в Хородло в 1413 г. На этом польско-литовском съезде, за которым должны были последовать аналогичные собрания, где это необходимо, снова была подтверждена прочность связей Литвы с польской короной, но в то же время ей была официально гарантирована ее независимость под властью своего великого князя даже после смерти Витовта. Свободы, дарованные боярам-католикам Литвы, были распространены по образцу польской конституции на сорок семь их ведущих родов и были приняты столькими же польскими родами, и им было разрешено использовать те же самые родовые гербы в будущем. Этот необычный жест символического братства был в полном согласии с принципами, изложенными во вводной части Польской хартии, в которой подчеркивалось, что управление и политика должны быть основаны на mysterium caritatis.

Другим применением этих принципов была совместная акция всех провинций федерации на Вселенском соборе в Констанце, который открылся годом позже. Было решено вынести на рассмотрение этого международного форума спор с Тевтонским орденом, послав тщательно отобранную делегацию, которая также участвовала в главных религиозных дискуссиях этого собора. Польских делегатов возглавлял архиепископ Гнезно, в дальнейшем прелат Польши. Выдающийся богослов Паулюс Владимири, ректор Краковского университета, который тесно сотрудничал с Парижским университетом, сыграл особенно важную роль. В своих трактатах о папской и императорской власти он развил перед советом почти революционные идеи о национальном самоопределении и религиозной терпимости, вспомнив также традиционное учение церкви в вопросах войны и мира. В применении этих принципов он защищал права литовцев против германского империализма. Но ему немедленно ответил немецкий монах-доминиканец Иоанн Фалькенберг, который по наущению Тевтонского ордена заклеймил короля Польши как язычника-тирана, которого истинные христиане имеют право и даже должны предать смерти.

В связи с проблемой tyrannicidium, также поднятой на диспуте между Францией и Бургундией, эти дебаты привлекли внимание всего собора, но, безусловно, они не могли способствовать какому-либо решению польско-тевтонского конфликта. Полякам даже не удалось добиться осуждения теоретических взглядов Фалькенберга как еретических, но они произвели огромное впечатление, когда специальная делегация из Жемайтии подтвердила и обвинения в адрес Тевтонского ордена, и тот факт, что Ягайло и Витовт мирно обратили в христианство этот последний оплот язычества, чего не удалось сделать под немецким давлением. Едва ли меньшее впечатление произвело появление в Констанце митрополита Киевского – болгарина, недавно выбранного под влиянием Витовта, который в своем обращении к папе римскому Мартину V заявил, что готов к религиозному союзу с Римом. Видимо, вскоре после окончания Западного раскола – это был величайший успех собора – можно было покончить и со старым Восточным расколом благодаря инициативе польско-литовской федерации, в которую входило так много православных русских, тоже представленных в Констанце многочисленными делегатами.

После установления дипломатических отношений с Францией и Англией и заключения союза с Эриком Датским, правителем всех скандинавских стран, объединенных в Кальмарскую унию, король Польши и его двоюродный брат оказались в лучшем положении, чтобы возобновить борьбу с тевтонскими рыцарями, которых не могли умиротворить ни императорский, ни папский третейский суд. После двух неудачных военных походов война 1422 г. закончилась Мельнским мирным договором, который слегка исправил польскую границу и самым определенным образом отнес Жемайтию к владениям Литвы. В то же самое время Ягайло и Витовт по просьбе умеренного крыла гуситов, которые хотели, чтобы один из них надел королевскую корону Чехии, вмешались во внутренние проблемы этого соседнего славянского государства, которое было включено в немецкую империю. Однако им пришлось действовать очень осторожно, чтобы избежать любого появления еретиков-революционеров, примирение которых с католической церковью оказалось невозможным. Действительно, среди поляков существовало некоторое сочувствие гуситскому движению, но его противниками было большинство поляков, которые в 1424 г. заключили союз в защиту католицизма и нашли для него выдающегося вождя в лице епископа Краковского Збигнева Олешницкого, влияние которого стало расти в конце правления Ягайло.

Стареющий король только что заключил четвертый брак с литовской княжной, которая наконец родила ему долгожданных сыновей. Однако они не имели наследных прав на польскую корону, которая стала выборной, хотя на практике все хотели, чтобы весьма успешное правление Ягайло продолжили его потомки. Но знать выразила официальное признание наследственного права одного из юных принцев, обусловленное подтверждением и распространением прав и привилегий, которые король уже даровал в ряде конституционных хартий. Эти права включали, помимо всего прочего, neminem captivabimus, то есть обещание, что никто не будет посажен в тюрьму без суда.

Окончательный договор между королем и нацией был заключен лишь в 1430 г., и тогда это случилось в разгар конфликта с Витовтом. После 30 лет взаимопомощи этот разлад теперь угрожал самим основам всей политической системы. В предыдущие годы честолюбивый великий князь Литовский, часто участвовавший в решении и польских проблем, получал выгоду от объединения обоих государств с целью распространения своего влияния на всю Восточную Европу. Под его эффективной властью была уменьшена даже опасность татарских вторжений; дружески настроенный хан был посажен править в Крыму, и был установлен полный контроль над черноморским побережьем. Более того, когда в 1425 г. Василий I Московский умер, на трон был посажен его младший сын Василий II под опекой своего деда со стороны матери – Витовта, который таким образом включил даже Московскую Русь в свою сферу влияния. Периодические походы на Псков и Новгород создали аналогичную ситуацию в отношении этих двух республик, каждая из которых пыталась удержать независимое положение между Литвой, Москвой и немецкими рыцарями из Ливонии.

Могущество Витовта достигло наивысшей точки, когда в 1420 г. в городе Луцке на Волыни он выступил в роли принимающей стороны съезда, в котором участвовали не только король Польши, но и Сигизмунд I Люксембург – в 1436–1437 гг. император Священной Римской империи, в 1387–1437 гг. король Венгрии и в 1419–1421 гг. король Чехии, наряду с представителями многих других стран Западной и Восточной Европы. По аналогии с предыдущим съездом, проходившим в Кракове в 1424 г., этот съезд должен был пересмотреть всю политическую ситуацию в Центрально-Восточной Европе, а присутствие папского легата также позволяло включать в обсуждение религиозные вопросы. Но Сигизмунд не хотел, чтобы именно один из этих вопросов – гуситскую революцию в Чехии затронула польско-литовская федерация, которая к этому времени была лидирующей державой во всем этом регионе и его самым опасным соперником. Поэтому он поднял неожиданный вопрос, который должен был подорвать федерацию. Он предложил, чтобы Витовт стал независимым королем Литвы.

Великий князь понимал опасность этого дипломатического шага лучше, чем Ягайло, который сначала благосклонно к нему отнесся по династическим причинам. Но, обиженный протестом поляков, Витовт стал склоняться к тому, чтобы принять королевскую корону, предложенную Сигизмундом, который еще не был императором Священной Римской империи, а только римским королем (р. 1411 г.). Стали рассматривать компромиссное решение, которое сделало бы Витовта королем под покровительством не Сигизмунда, а папы римского, когда в 1430 г. великий вождь Литвы умер, оставив нерешенными спорные вопросы польско-литовских отношений.

Политика Сигизмунда Люксембурга на Востоке

Действия Сигизмунда во время и после съезда в Луцке были не чем иным, как кульминацией его политики на Востоке, которая с самого начала противопоставляла польско-литовской унии старую идею о контроле над всей Центрально-Восточной Европой со стороны немецкой династии, правившей империей.

Из двоих сыновей императора Карла IV, которые один за другим были его преемниками как римские короли и короли Чехии, Вацлав IV и Сигизмунд были сторонниками двух различных политических линий. Старший брат, получивший чешское имя, отождествлял себя скорее со своим Чешским королевством, которым он правил с 1378 г. до своей смерти в 1419 г. Даже там его достижения едва ли можно сравнить с успехами его отца, а в Германии он не добился ничего. Он не получил императорскую корону, был смещен выборщиками в 1400 г. и после раскола в империи, проходившего параллельно расколу в церкви, был заменен в 1410 г. на младшего брата.

Отец сделал Сигизмунда сначала маркграфом Бранденбургским, и он был помолвлен с одной из дочерей Людовика Венгерского Марией. Они должны были править Польшей после смерти Людовика, и, хотя Мария уже была выбрана королевой Венгрии в 1382 г., ее жених-немец не оставлял надежду стать также королем Польши. Разочарованный в этом отношении, он так и не простил своего более удачливого соперника Ягайло, и это было одной из причин, по которым, в противоположность Вацлаву IV, бывшему даже какое-то время союзником Польши, Сигизмунд, несмотря на неоднократные сближения, на самом деле оставался врагом этой страны в течение всей своей жизни.

В Венгрии тоже с самого начала все были против Сигизмунда, как немца. Лишь после нескольких лет гражданской войны, в которой были убиты представитель Анжуйской династии Карл Неапольский и мать Марии, маркграф Бранденбургский был признан в 1387 г. королем. На протяжении 50 лет своего правления в Венгрии Сигизмунд был серьезно заинтересован в обороне этой страны от турецкого нашествия. Крестовый поход, который он организовал в 1396 г. вместе с Бургундией и при поддержке рыцарей из Германии и других стран, закончился разгромом у Никополя и не остановил продвижение турок на Балканах. Тем не менее идея крестового похода оставалась частью имперских устремлений Сигизмунда, хотя даже позже, когда он действительно встал во главе империи, его попыткам в этом направлении мешали его продолжающаяся враждебность в отношении Венеции, участие которой было необходимо, и множество других проблем, которые поглощали внимание Сигизмунда.

Одной из них было соперничество с Польшей, которое шло в тесном контакте с Тевтонским орденом. После многих лет интриг, которые в 1392 г. включали первый план раздела Польши, король Венгрии объявил ей войну в критический момент 1410 г., а после Грюнвальда он хотел выступить в роли посредника между Ягайло, Витовтом и рыцарями-крестоносцами. Съезд, собравшийся в Буде в 1412 г., был первым небезуспешным шагом в этом направлении, но на Констанцском соборе (1414–1418), на котором новый римский король надеялся выступить в роли третейского судьи всего христианского мира, неприятие поляками идеи главенства империи глубоко потрясло его и повлияло на его позицию по всем восточным делам на последующие годы.

На этом же соборе в Констанце его роль в трагической судьбе Яна Гуса – чешского реформатора, которому он дал охранную грамоту и который, тем не менее, был сожжен на костре, – имела даже еще большее влияние на всю дальнейшую политику Сигизмунда. В предыдущие годы именно его брат Вацлав IV – главным образом занимался реформаторским движением в Чехии, которое было подготовлено оживленной дискуссией во второй половине XIV в., развивалось и приобретало более радикальный характер под влиянием учения Уиклифа[30] и соединилось с возмущением чехов все нарастающим влиянием немцев в их стране. Под руководством вдохновителя-проповедника Яна Гуса это движение неуклонно росло в первые годы XV в., а нерешительность короля Вацлава IV и церковных властей делала ситуацию еще более запутанной.

Суд над религиозным реформатором Яном Гусом, которого чехи также считали национальным вождем, состоялся в 1945 г. и имел такой же исход, как и в случае с одним из его учеников Иеронимом Пражским, тоже осужденным на смерть в Констанце (Ян Гус был сожжен на костре 6 июля 1415 г., Иероним Пражский сожжен 30 мая 1416 г.); он вызвал бурю возмущения в Чехии. Когда Вацлав IV, тщетно пытавшийся утихомирить страсти, внезапно умер в 1419 г. и его преемником стал, как и до этого в Германии, его брат Сигизмунд, гуситы отказались признавать королем человека, на которого они возлагали ответственность за мученическую смерть своего учителя. Более того, все антигерманские группировки в Чехии примкнули к оппозиционному движению, видя в Сигизмунде символ немецкого господства и связей Чехии с империей. И наконец, радикальное крыло гуситов выдвинуло смелую программу социальных реформ.

В чисто религиозной сфере гуситы тоже не были едины. Умеренные гуситы были бы удовлетворены уступками, которые не затрагивали бы догматические вопросы, в частности привилегию святого причастия (святые дары) для мирян – отсюда их обозначение как Utraquists или Calvinists. Другие пошли дальше, чем сам Гус, и даже дальше, чем Уиклиф, в своих нападках на католическую церковь и ее базовое учение, выдвигая утопическое требование ее официального наказания за все грехи. Это деление, доктринальное и социальное, оказало влияние на политику чехов. Огромное большинство из них было за то, чтобы избавиться от Сигизмунда Люксембурга. Но в то время как умеренные и те, кто руководствовался мотивами национальной независимости, хотели заменить его на представителя польско-литовской династии, экстремисты лишь создавали проблемы для вице-короля, которого Витовт отправил в Прагу, и началась революция, которая носила одновременно религиозный, национальный и социальный характер.

Сигизмунд особенно боялся решения, которое связало бы Чехию с польско-литовской федерацией в ущерб его династии и, возможно, империи. Более того, по соображениям престижа он сам хотел подавить восстание своих подданных. Но радикальные гуситы, которых называли таборитами по названию горы Табор, где находился их стратегический центр, нашли великолепного военачальника в лице Яна Жижки. Даже после того как он умер в 1424 г., его последователи, которые называли себя «сиротами», продолжали свою отчаянную борьбу против короля и его сторонников – немецкой католической аристократии под командованием других вождей, среди которых стал особенно известен Прокоп Голый (Великий, р. ок. 1380, убит в 1434 г.).

Гуситские войны, перестав быть внутренней революцией в Чехии, перевернули ситуацию во всей Центральной Европе, потому что, с одной стороны, чехи совершали набеги, сильно углубляясь в территории соседних стран, а с другой стороны, Сигизмунд организовал ряд крестовых походов, которые, вместо того чтобы быть нацеленными против турок, должны были уничтожить движение гуситов. Несмотря на участие многих других немецких князей, эти крестовые походы один за другим заканчивались унизительными поражениями, и табориты стали реальной военной силой.

Даже католическая Польша пользовалась ими как наемными войсками в своей борьбе со «всей немецкой нацией», что было одним из последствий прозорливой инициативы Сигизмунда в Луцке, так как после смерти Витовта польско-литовский конфликт продолжился при его преемнике Свидригайло, брате Ягайло, который стал великим князем без согласия поляков, требовавшегося по конституции. Он не только продолжил отношения своего предшественника с Сигизмундом, но и вопреки реальным интересам Литвы заключил союз с Тевтонским орденом, который, нарушив мир, вторгся в Польшу. Поляки и их сторонники в Литве противопоставили Свидригайло другого великого князя – брата Витовта, которого звали Сигизмунд, как и Люксембурга, и к гражданской войне в Чехии теперь добавилась гражданская война и в Литве, а немецкие армии вмешались и в ту и в другую.

Наряду со всеми другими проблемами, которые угрожали миру в Европе, оба вопроса были вынесены на обсуждение нового Вселенского собора, который был торжественно открыт в Базеле в 1431 г. Положение этого собора было, однако, даже еще более трудным, чем положение Вселенского собора в Констанце, потому что почти с самого начала возник конфликт между собором и папой Евгением IV по вопросам церковной организации и реформ. Поэтому все те, кто хотел поддержки церкви своим политическим целям, включая Сигизмунда I Люксембурга, который наконец в 1433 г. получил имперскую корону из рук папы римского, по очереди обращались к Базелю и Римской курии и стравливали друг с другом собор и папу. И лишь в короткие периоды согласия с Евгением IV Базельский собор мог сделать конструктивный вклад в решение насущных проблем, включая проблемы Центрально-Восточной Европы.

Самым важным из таких вкладов были мирные переговоры с умеренным крылом гуситов. Кардинал Чезарини, который сам ранее проводил один из безуспешных крестовых походов против них, теперь, будучи председателем Базельского собора, проявил тот же дух умеренности, который позднее заставил его покинуть радикальную оппозиционную партию на соборе и остаться верным святейшему престолу. После многолетней дискуссии с чешской делегацией, приехавшей в Базель, и через представителей собора, посланных в Богемию в 1433 г., в Базеле были заключены так называемые Compactata («Сжатое изложение»), одобренные в Праге на следующий год. Они основывались на четырех «статьях», подготовленных в Праге как программа-минимум чешского реформаторского движения. Эти просьбы, включая привилегию чаши для всех принимающих причастие, не влияли на католическое учение и поэтому могли быть одобрены церковью. Они не полностью удовлетворили обе стороны и в будущем стали объектом противоречивых толкований. В Чехии был заключен компромисс только после сокрушительного разгрома радикальных гуситов умеренными гуситами в битве у Липан в 1434 г. Но в конечном счете мир был восстановлен, Чехия официально помирилась с церковью, и Сигизмунд Люксембург был даже признан королем.

Оставалось, конечно, внутреннее напряжение на религиозной и национальной основе, и гуситские традиции повлияли на все дальнейшее развитие чешского народа. Но без больших личных усилий Сигизмунд наконец достиг своей цели – объединил короны Священной Римской империи, Чехии и Венгрии, хотя Венгрия оставалась за пределами империи, как и раньше. В любом случае большая часть Центрально-Восточной Европы вместе с Центрально-Западной Европой теперь оказалась под властью немецкого лидера, и, когда император из рода Люксембургов умер в 1437 г., не оставив сына, он завещал три свои короны своему зятю Альбрехту Австрийскому, который женился на дочери Сигизмунда Елизавете. Политическая система, созданная последним Люксембургом, включала, таким образом, австрийские земли Габсбургов, а под властью другой немецкой династии весь Дунайский регион оказался более или менее тесно связан с империей.

Альбрехт был действительно избран в Германии. В империи он положил начало практически непрерываемой линии правителей из династии Габсбургов. Он также без труда получил право престолонаследия в Венгрии, и лишь в Чехии ему пришлось столкнуться с сильной оппозицией, которая снова выдвинула представителя династии Ягеллонов как национального кандидата в противовес немецкому. Это было возможно, потому что в то время возобновившаяся война между Польшей и Тевтонским орденом, равно как и гражданская война в Литве – обе они, по крайней мере косвенно, были спровоцированы политикой Люксембурга на востоке, – закончилась в 1435 г. победой Ягеллонской политической доктрины. Мирный договор, подписанный в Бжесце, заставил рыцарей-крестоносцев отказаться от своей антипольской политики, хотя они снова понесли очень небольшие территориальные потери. Несколькими месяцами раньше в битве на реке Святой (у Вилькомира, ныне Укмерге в Литве) Свидригайло и его союзники-немцы из Ливонии потерпели решающее поражение от его соперника, который подтвердил союз с Польшей и получил от нее поддержку.

Однако все это случилось после смерти старого короля Владислава II Ягайло в 1434 г. Его сын Владислав III – новый король Польши – был несовершеннолетним, и преобладающее влияние епископа Збигнева Олесницкого было поставлено под вопрос сильной оппозиционной партией, в то время как в Великом княжестве Литовском Свидригайло по-прежнему поддерживали в большинстве русских провинций. В таких условиях оказалось невозможным продвигать кандидатуру младшего брата нового короля Казимира на трон Чехии – план, который никогда не поддерживал Олесницкий, боясь влияния гуситов, – и, напротив, Альбрехт Габсбург получил возможность возвратиться к идее своего тестя столкнуть лбами Литву и Польшу.

Глава 9

Конец XV в

От Флорентийской унии до крестового похода на Варну

Одной из причин внутренних проблем Великого княжества Литовского была религиозная рознь между собственно литовскими католиками и православным населением русских земель. И хотя сам Свидригайло был католиком, он пользовался недовольством этих земель, которые не имели привилегий, полученных в 1387 и 1413 гг., касавшихся только католиков. Верно то, что в 1434 г. соперник Свидригайло Сигизмунд издал новую хартию вольностей на этот раз для всех провинций Великого княжества без какой-либо религиозной дискриминации, и в тот же год привилегии польского закона и самоуправления были распространены на русские земли королевства Польского. Тем не менее было очевидно, что религиозный союз католиков и православных, как это планировали Ягайло и Витовт во время собора в Констанце, мог способствовать сплоченности политического союза и внутреннему миру в обеих частях федерального государства.

Эта проблема была частью более масштабного вопроса о воссоединении Рима и Константинополя. Она рассматривалась на Базельском соборе, на который император Иоанн VIII Палеолог отправил важную делегацию в надежде тем самым получить необходимую помощь в борьбе с турками. Однако и в этом вопросе досадное недопонимание между папой и собором отсрочило принятие какого-либо решения, в то время как гражданская война в Литве тоже создала неожиданные трудности. В договоре с митрополитом Киевским Свидригайло сначала высказался за такой религиозный союз, но позже осудил митрополита на сожжение на костре, потому что заподозрил его в политическом предательстве. В 1436 г., когда у Свидригайло едва ли была какая-то реальная власть и пока его соперник не проявлял никакого интереса к союзу церквей, патриарх Константинопольский назначил другого митрополита Киевского и всея Руси – известного греческого гуманиста Исидора. В отличие от своего несчастного предшественника он был сначала признан и в Москве и немедленно приехал туда, чтобы склонить эту страну к союзу с Римом, за который он уже высказывался в Базеле, как один из греческих делегатов.

Великий князь Василий II поручил ему возвратиться на собор во главе русской делегации, но при условии, что он не привезет назад в Москву никаких «новшеств». Тем временем папа римский перевел собор в Италию, где Исидор присоединился к другим делегатам от Восточной церкви, прибывшим из Константинополя. Сначала в Ферраре, а затем во Флоренции, где 6 июля 1439 г. был наконец заключен союз, митрополит Киевский во многом способствовал этому успеху и был послан на Русь как кардинал и легат Евгения IV, чтобы добиться принятия этого союза там. Однако такой результат он получил только в епархиях, находившихся в пределах Польши и Литвы, где он останавливался по пути в Москву. В Москве он был брошен в тюрьму Василием II, который отверг все решения собора. Бежав из тюрьмы, Исидор снова посетил польско-литовскую часть своей митрополии, а затем поехал в Рим через Венгрию и больше никогда не возвращался в Россию. Было очевидно, что Флорентийская уния не имела никаких шансов на одобрение в Великорусском (Русском) государстве, несмотря на ее официальное признание Византийской (Восточной Римской) империей. Напротив, когда Василий II получил информацию о том, что греческая церковь теперь по-настоящему воссоединилась с Римом, и когда он разгромил своего внутреннего врага в продолжительной гражданской войне, в которой его поддерживала русская церковь, в 1448 г. он дал ей другого митрополита, разорвав ее связи с Константинополем. Замысел того, что Москва должна стать третьим и последним Римом, можно проследить до этих событий, которые были еще одним шагом на пути к отделению Московской Великой России от территорий старой Киевской Руси, включенной теперь в федерацию Ягеллонов.

Ведущая роль этой федерации во всей Центрально-Восточной Европе стала даже более очевидна, когда в 1440 г. – после смерти Альбрехта II Габсбурга в 1439 г. – король Польши Владислав III был избран королем Венгрии. Там он принял кардинала Исидора, возвращавшегося в Рим, и в дарованной в 1443 г. привилегии гарантировал полное равенство католикам восточного толка (rite) в русских провинциях Польши. В тот же год (1440) его брат Казимир стал великим князем Литовским после убийства Сигизмунда предводителями местной аристократии. И хотя между Польшей и Литвой все еще оставались важные спорные проблемы – как конституциональные, так и территориальные, – было обеспечено продолжение действия унии под властью все той же династии.

Однако Габсбургская династия не только продолжала контролировать Чехию, но и противодействовала королю Польши Владиславу в Венгрии, заставляя его отложить борьбу с растущей опасностью со стороны турок-османов, которую он пообещал вести. Но когда кардинал Чезарини вел переговоры с Австрией в 1442 г., наступил момент сделать последнее усилие, чтобы освободить балканские народы и спасти то, что еще осталось от Византийской империи, тем самым укрепляя Флорентийскую унию.

Первый крестовый поход, предпринятый в 1443 г. под командованием молодого короля и Иоанна (Яноша) Хуньяди (Гуниади), могущественного феодала из Трансильвании, оборонявшего южную границу Венгрии в предыдущие годы, имел большой успех. При сотрудничестве с деспотом Сербии Георгием Бранковичем и участии многих польских рыцарей венгерская армия стала наступать по территории Болгарии и достигла Балканских гор. В тот год было слишком поздно продолжать двигаться в направлении Константинополя, но турки потерпели поражения в нескольких сражениях, и другой военный поход был запланирован на следующий год в союзе с западными правителями, которые по приглашению папы римского пообещали подготовить христианский флот и отправить его в пролив.

В Венгрии и Польше были сторонники умиротворения, особенно среди тех, которые поддержали Базельский собор в его оппозиции Евгению IV. На Бранковича тоже повлияли мирные предложения турок, и в июне 1444 г. сербско-венгерская делегация отправилась в Адрианополь, тогдашнюю столицу турок, и там заключила на 10 лет перемирие с Мурадом II. Но король Владислав, верный своим более ранним обязательствам, отказался ратифицировать этот договор, когда турецкие посланники прибыли в Сегед в Венгрии. Зная о том, что флот христиан, снаряженный папой, Венецией, Рагузой (Дубровником) и Бургундией, вышел в сторону пролива, что турки вывели свои главные силы в Малую Азию, а греки, ожидавшие помощи, наступают из Мореи, этот Ягеллон начал второй свой крестовый поход, который, несмотря на сепаратный мир, заключенный Бранковичем, имел серьезные шансы на успех.

Однако случилось так, что флоту не удалось помешать Мураду вернуться в Европу, и крестоносцы встретились с превосходящими силами противника, когда они достигли Варны на болгарском побережье Черного моря. В сражении, состоявшемся 10 ноября 1444 г., король Владислав III был убит, когда он лично повел войска в наступление. Кардинал Чезарини, сопровождавший армию, тоже расстался с жизнью, а армия христиан понесла тяжелое поражение. Последний шанс спасти Константинополь был потерян, так что крах Византийской империи был теперь неизбежен, а об освобождении Балканского полуострова не было и речи. Турки не вторглись в Венгрию, и в 1448 г. Хуньяди снова попытался воевать с ними, но был разбит на Косовом поле – там, где в 1389 г. были разгромлены сербы.

Это произошло уже во время правления Ладислава Постума – сына Альбрехта II Габсбурга, рожденного уже после его смерти, который после Варны получил всеобщее признание в Венгрии и до самой своей смерти в 1457 г. правил этим королевством, а также Чехией и своими австрийскими землями. Так как Фридрих III – потомок другой линии Габсбургов с 1440 г. был римским королем, а позднее был коронован императором, то могущество и влияние этой династии в Центрально-Восточной Европе возрастали, несмотря на довольно слабые качества ее представителей. Короткий польско-венгерский союз закончился крахом в 1444 г., и только польско-литовская уния укрепилась, когда Казимир стал преемником своего брата Владислава в Польше.

Однако это было достигнуто не без труда. В Польше во время отъезда короля за Карпаты руководящее положение занимал епископ Збигнев Олесницкий (вскоре он станет первым польским кардиналом), который хотел, чтобы Казимир принял условия выборов, неблагоприятные для литовцев. За те годы, что Казимир правил только в Литве, власть великого князя значительно выросла, как и влияние местной аристократии, которая не в полной мере понимала, что отношения с Тевтонским орденом все еще не урегулированы и что Москва после внутреннего кризиса нацеливается на господство в Восточной Европе. Литовцы претендовали не только на полное равенство в чисто личностном союзе с Польшей, но и на обе южнорусских земли – Волынь и Подолию, которые с самого начала были предметом споров между двумя частями федерации.

Принцип равенства, соответствующий той ступени культурного и конституционального развития, которого уже достигла Литва, был признан на практике на выборах Казимира в Польше в 1446 г. После произошедшей на следующий год коронации он подготовил удачный компромисс по территориальному вопросу, оставив Подолию Польше, а Волынь – Литве, которая контролировала гораздо большую часть русских земель (все белорусские и большинство украинских), даровав им их традиционную автономию. Поэтому после нескольких лет внутреннего кризиса и неожиданного удара под Варной федерация Ягеллонов вступила в новый период своего развития при благоприятных условиях, образовав самое большое государство в Центрально-Восточной Европе – единственное оставшееся совершенно свободным от влияния соседних держав и являющееся соседом распадающейся Священной Римской империи, самым крупным в Европе, расположенным на незащищенных границах тогдашнего европейского сообщества.

Прежде чем Казимир мог начать свою конструктивную деятельность, нацеленную на организацию всего Центрально-Восточного региона Европы, ему нужно было разделаться с некоторыми обязательствами (соглашениями) предыдущих лет, которые оказались не по силам системе Ягеллонов. Особенно безнадежной была давняя честолюбивая мечта Литвы контролировать всю Россию и Восточную Европу. Планы, рассматривавшиеся в Великом княжестве Литовском еще в 1448 г., были заменены в следующем году на договор с Москвой, в котором была сделана попытка определить сферы влияния обеих держав. Даже теперь части Великороссии, выступавшие против лидерства Москвы, особенно Великое Тверское княжество, считались спутниками их традиционного союзника Литвы, которая также пыталась найти гарантии независимости русских Новгородской и Псковской республик.

Эти возможности вскоре стали иллюзией, но явной ошибкой было попустительство (уступки) в религиозной сфере. Вскоре после заключения политического договора православный митрополит, резиденция которого находилась в Москве и который помогал вести переговоры, был также признан главой Восточной церкви в русских землях федерации Ягеллонов. Этот выход из Флорентийской унии в регионах, где у нее имелся последний шанс на существование, был не окончательным, а через несколько лет было найдено лучшее решение, но это было серьезное указание на растущее давление с Востока в то время, когда с такими же серьезными проблемами столкнулся Казимир на Западе.

Казимир Ягеллончик, Иржи Подебрадский и Матвей (Матьяш) Корвин

Едва только король Казимир урегулировал отношения между поляками и литовцами и заключил что-то вроде modus vivendi (лат. временное соглашение между спорящими сторонами) с Москвой, как в начале 1454 г. он получил просьбу от подданных Тевтонского ордена в Пруссии взять их под свою защиту. Тираническое жестокое правление рыцарей-крестоносцев действительно сначала привело к заговору, а потом к открытому бунту и немецкого, и польского населения их разваливающегося государства. Несмотря на колебания Олесницкого, Казимир решил откликнуться на просьбу, что не только вернуло бы Польше ее старую землю Поморье с процветающим портом Гданьском, но и объединило бы саму Пруссию с польской короной, тем самым полностью устранив опасный орден.

У литовцев был также шанс получить лучший доступ к Балтийскому морю, потому что восточная часть владений ордена с портом Мемелем в устье реки Неман была предназначена, безусловно, для Великого княжества Литовского. Но беспокойные магнаты, контролировавшие Литву, не поддерживали идею ее участия в войне, которая благодаря энергичному противодействию ордена, как военному, так и дипломатическому, продлилась 13 лет. В начале войны почти все крепости Пруссии были заняты мятежниками, а Гданьск оказался особенно полезен в финансовой поддержке войны, и вскоре стало очевидно, что в конечном счете территория ордена будет разделена. В добавление к Польскому Поморью несколько районов на правом берегу Вислы, включая столицу Мариенбург, которая была продана полякам в 1457 г. собственными наемниками ордена, и епархия Вармия (Эрмеланд) была освобождена от власти рыцарей. Но, несмотря на незначительную победу, одержанную в 1462 г. поляками, которые тоже начали использовать наемников в этой изнурительной войне, восточная часть Пруссии с новой столицей, Кёнигсбергом, была оставлена ордену по мирному договору, который был заключен в Торуни в 1466 г. при посредничестве папы после провала перед этим дипломатического вмешательства других держав. Но Великий магистр должен был стать вассалом короля Польши, так что формально вся Пруссия была объединена с Польшей – ее западная часть, теперь называемая Королевской Пруссией, в качестве автономной провинции, а восточная часть как феодальное владение.

Такое решение совершенно не удовлетворило орден, и он почти немедленно начал требовать пересмотра договора, который так и не был окончательно одобрен ни папой, ни императором – традиционными защитниками ордена, Великие магистры которого едва соблюдали свои феодальные обязательства перед Польшей. Тем не менее возвращение свободного доступа к балтийским берегам, где Гданьск был обладателем привилегированного положения, стало огромным успехом для Польского королевства, которое теперь достигло пика своего могущества и простиралось от Балтийского до Черного моря.

В ходе войны королю пришлось сделать новые уступки аристократии, но ему удалось изолировать аристократическую оппозицию Малой Польши, возглавляемую кардиналом Олесницким, а законодательные полномочия, дарованные провинциальным законодательным собраниям в 1454 г., ускорили развитие парламентской формы правления. Во второй половине царствования Казимира Законодательное собрание Польши (сейм) уже существовал как двухпалатный орган, состоявший из Королевского совета, теперь называвшегося сенатом, и палаты представителей, выбираемых законодательными собраниями провинций. Тем не менее власть короля, который пытался сохранить устойчивый баланс между всеми классами общества, была все еще настолько велика, что почти сразу же после Прусской войны он имел возможность предпринять широкую дипломатическую акцию в интересах своей династии.

Действительно, в интересах польского народа было иметь, по крайней мере, династические связи с соседними странами – Чехией и Венгрией, а в интересах всей Центрально-Восточной Европы было оставаться объединенной в политическую систему, которая, не будучи реальной федерацией, гарантировала мир и безопасность под властью общей династии, представители которой везде способствовали свободному развитию наций. Поэтому Ягеллоны гораздо больше подходили для заинтересованного населения, чем Габсбурги, олицетворявшие немецкое проникновение и влияние империи, корона которой находилась в их роду с 1438 г.

Во время долгого правления императора Фридриха III (1440–1493) власть Священной Римской империи ослабевала быстрее, чем когда-либо раньше. Более того, последний потомок старшей ветви Габсбургов Ладислав Постум, рожденный после смерти отца, который был королем Чехии и Венгрии, умер в 1457 г. Выборы, последовавшие в обоих королевствах, дали своим странам королей – уроженцев этих стран в последний раз в истории: Иржи Подебрадский (Иржи из Подебрад) – чешский аристократ-утраквист, который однажды уже выступал в роли умелого управляющего страной под властью молодого Габсбурга, теперь стал королем Чехии, а Матьяш (Матвей) Корвин – сын национального героя Яноша Хуньяди, был выбран королем Венгрии (р. 1443, король в 1458–1490 гг.). Оба они надеялись основать свои национальные династии, но так как они не были королевской крови, то столкнулись с серьезными трудностями. И в то время как Габсбурги не отказывались от своих притязаний на оба королевства, Казимир Ягайло также мог претендовать на пост преемника, женившись на Елизавете – сестре Ладислава Постума. Однако он ждал, пока один из его взрослых сыновей не будет свободно выбран чехами или венграми или обоими народами и пока не закончится Прусская война.

В ходе этой войны в решающий 1462 г. он заключил союз с Иржи Подебрадским. Для короля Чехии это был первый шаг в осуществлении его великого плана создать лигу европейских правителей. Эта лига должна была заменить в более эффективной форме средневековое объединение христианского мира под властью папы и императора, чтобы совместно обеспечить защиту от турок и способствовать осуществлению честолюбивых целей Иржи, который сам рассчитывал стать римским королем римлян, если не императором. Несмотря на дипломатическую акцию, проведенную французским советником Иржи – доктором Антуаном Марини из Гренобля, весь этот план, поданный на рассмотрение Польского сейма, Республики Венеции и Франции, едва ли имел реальные шансы на осуществление, и помимо союза с Польшей Иржи удалось на следующий год заключить договор с Людовиком XI. Эти союзы с католическими королями были особенно ценны в то время, когда Иржи пришлось столкнуться с серьезными проблемами из-за его религиозной политики.

Еще во время правления Ладислава Постума были уничтожены последние оплоты таборитов. То, что осталось от радикального крыла гуситского движения, было объединено талантливым проповедником Петером Хельчицким в чисто религиозную общину «Чешские братья»[31]. Но сам король Иржи вместе с большинством чехов тяготели к умеренной форме гуситского учения, которое было признано Базельским собором, но так и не было полностью согласовано с Римом. После продолжительного конфликта с папской властью, в ходе которого папа Пий II объявил недействительными Базельские соглашения, Иржи был отлучен от церкви и низложен как еретик Павлом II.

Пока король Польши, желавший получить корону Чехии по согласию самого чешского народа, отказывался вмешиваться, другой сосед был готов стать исполнителем папского указа. Им был король Венгрии. Правление Матвея (Матьяша) Корвина было очень успешным, несмотря на растущую угрозу турок, которым он противодействовал, проводя долгие военные походы, которые последовали за героической обороной Белграда при его предшественнике. Он также стал известен как покровитель культуры Возрождения, которая процветала при его великолепном дворе в Буде, особенно после его женитьбе на Беатрис Арагонской. И, желая сделать Венгрию ведущей державой во всем Дунайском регионе, он в 1468 г. напал на Иржи Подебрадского, решившись встретиться лицом к лицу не только с чешской оппозицией, но и столкнуться с соперничеством двух династий – Ягеллонов и Габсбургов.

По-видимому, он был очень близок к своей честолюбивой цели, когда заключенный на следующий год договор не только дал ему власть над всеми землями короны святого Вацлава за пределами самой Чехии, то есть Моравией, Силезией и Верхней Лужицей, но и пообещал ему преемничество (наследное право) после Иржи Подебрадского. Но в согласии с намерениями последнего чехи выбрали Владислава, старшего сына короля Польши, когда их собственный король умер в 1471 г.

Его отец Казимир попытался убрать Матьяша, напав на него в Венгрии, где партия поддерживала кандидатуру другого польского принца – младшего брата Владислава Казимира, будущего святого. Однако его военный поход закончился неудачей, и война между Матьяшем Корвином и Ягеллонами тянулась до 1478 г. Она закончилась компромиссом в Оломоуце, по которому Матвею (Матьяшу) Корвину достались оккупированные провинции и даже титул короля Чехии, хотя Владислав оставался реальным королем этой страны.

В это же время король Польши положил конец сотрудничеству Матвея (Матьяша) Корвина с Тевтонским орденом, вынудив Великого магистра уважать договор. Но ни Казимиру, ни его сопернику не удалось прийти к долговременному соглашению с третьей силой, которая была заинтересована в престолонаследии Чехии, – Габсбургами. В том, что на практике представляло собой трехсторонний конфликт, император Фридрих III при поддержке к концу своего правления своего более талантливого сына Максимилиана противостоял обеим ненемецким державам, но стал свидетелем того, как большая часть его собственной Австрии, включая Вену, в конце концов была оккупирована венгерскими войсками.

Однако главенствующее положение Венгрии в Дунайском регионе закончилось со смертью Матьяша Корвина в 1490 г. Теперь Габсбурги и Ягеллоны открыто противостояли друг другу и заявляли свои права на его наследство. Венгры, боясь власти немцев, решили в пользу польско-литовской династии. К сожалению, существовало еще соперничество между двумя сыновьями короля Казимира. Младший сын Ян Альбрехт сначала при поддержке отца, а позднее действуя самостоятельно, потерпел поражение от гораздо более сильных сторонников своего брата Владислава Чешского, который, как должным образом избранный король Венгрии, в 1491 г. объединил эти две страны. Такое решение также положило конец территориальному разделению земель Чехии, и все они были заново объединены вокруг Праги, а их общий правитель занял свою резиденцию в Буде. Вскоре он примирился со своими отцом и братом, и династический план Казимира, казалось, был полностью выполнен, когда старый король умер в 1492 г., справедливо тревожась новым развитием событий на Востоке.


ГОСУДАРСТВЕННАЯ СИСТЕМА ЯГЕЛЛОНОВ (1492)


«Восточные» вопросы в XV в

Так называемый «восточный» вопрос возник не с упадком Османской империи, а скорее с ее подъемом, и одновременно с этими событиями в Юго-Восточной Европе аналогичные проблемы появились на северо-востоке этого континента. Ведь давление Азии на Европу никогда не ограничивалось регионом вокруг проливов и обычно оказывалось не менее опасным на широких равнинах к северу от Черного моря в зоне перехода между собственно Европой и Евразией. В обоих случаях Центрально-Восточная Европа, открытая таким серьезным опасностям с двух сторон, была главной жертвой.

В 1453 г. Византийская (Восточная Римская) империя, которая никогда не представляла реальную угрозу ни одной стране за пределами ее первоначальных границ и за последние века своего шаткого существования отказалась от идеи отвоевания своих утраченных территорий, сменилась агрессивной, по-настоящему империалистической державой, которая после завоевания Балканского полуострова пыталась проникнуть в Дунайский регион. За годы, последовавшие за падением Константинополя, турки не только оккупировали последние греческие государства – Морейский деспотат на южной оконечности Балканского полуострова и Трапезунд-скую империю в Малой Азии, но и завершили уничтожение Сербии и изолировали последние силы сопротивления в Албании – горном регионе, который героически защищал Георг Кастриоти (Скандербег) и который, как и Черногория, так и не был полностью покорен даже после его смерти. Турки очень скоро направили свои набеги вглубь соседних стран. Однако в то время как Турецкая оккупация итальянского Отранто в 1480 г. оказалась лишь временной и хотя вторжения в пограничные регионы Венеции и Австрии представляли собой больше неприятные эпизоды, нежели реальную опасность, Венгрия и Дунайские княжества находились в критическом положении.

Страна династии Хуньяди была все еще достаточно сильна, чтобы защищать свою границу на Дунае даже после периодических поражений и удерживать плацдарм на территории Боснии. Однако два княжества – Валахия и Молдавия, которые в XIII и XIV вв. были созданы предками румын, но редко объединялись друг с другом, были вынуждены искать защиты у более крупных христианских государств, чтобы не оказаться под властью султанов. Ближайшим из таких соседей, также заинтересованным в том, чтобы остановить нашествие османов, была на самом деле Венгрия, в которой было многочисленное валахское население в Трансильвании. Но, несмотря на тесные исторические узы (сами Хуньяди имели валахские корни), между румынами и мадьярами, которые хотели присоединить оба Дунайских княжества к короне святого Стефана в качестве вассальных территорий, никогда не было никакого реального взаимодействия.

Колеблясь между турецким и венгерским влиянием, южное из этих княжеств – Валахия, разумеется, первым попало под власть турок-османов, которая была уже прочно установлена там во время падения Константинополя. В то время как в Валахии польское влияние было лишь эпизодическим, несмотря на союз, заключенный в 1390 г., Молдавия искала защиты у Польши и от Турции, и от Венгрии. Почтение, продемонстрированное ее князем королю Ягайло в 1387 г., неоднократно выражали и его преемники на протяжении XV в. По крайней мере одному из этих молдавских князей, Стефану Великому, удалось в годы своего долгого правления (1457–1503) сделать свою страну практически независимой от всех ее соседей и довольно успешно защищать ее от повторяющихся нападений турок-османов. И не раньше утраты своих черноморских портов, Килии и Аккермана, в 1484 г. отошедших Баязиду II, Стефан тоже попытался получить от Польши помощь путем выражения уважения и почтения Казимиру Ягеллончику. Но он остался разочарован, потому что Польша сама, помня о разгроме при Варне, не чувствовала себя достаточно подготовленной к тому, чтобы вступить в борьбу с Османской империей. Когда она наконец сделала это в 1497 г. при сыне Казимира Яне I Альбрехте (Ольбрахте), трагическое недопонимание заставило поляков и молдаван выступить друг против друга, что привело к поражению польского короля в лесах Буковины[32]. За этим последовали первые вторжения турок, глубоко проникавшие на территорию Польши.

Польша вступила в войну с намерением отнять у мусульман не только молдавские порты, но и в равной степени важный торговый центр Каффу в Крыму – генуэзскую колонию, которая в 1462 г. попросилась под защиту Польши, но была завоевана турками в 1475 г. Падение Каффы имело особое значение, потому что оно дало возможность Османской империи превратить татарское Крымское ханство в свое вассальное государство, которое в любой момент можно было использовать против его соседей-христиан. Одна из таких соседок, Литва, во взаимодействии с Польшей изначально способствовала созданию Крымского ханства, что было еще одним шагом к постепенному распаду Золотой Орды, которая казалась самым опасным врагом. Новая династия крымских ханов – Гиреи – которая правила там почти 400 лет, действительно была союзницей Ягеллонов до самой смерти в 1466 г. самого выдающегося своего представителя – Хаджи-Гирея. Но последующие внутренние проблемы в Крыму привели к победе честолюбивого сына Хаджи – Менгли, который, будучи захваченным в плен турками в Каффе, вернулся через несколько лет в Крым уже их вассалом. Посредством частых набегов он не только практически отрезал Литву и Польшу от принадлежавшего им черноморского побережья, но и заменил альянс своего отца с королем Казимиром на альянс с Иваном III Московским.

У Менгли-Гирея на самом деле был общий интерес с могущественным великим князем Московским, который пришел к власти после смерти своего отца Василия II в 1462 г. Одной из своих целей Иван считал освобождение Москвы от владычества Золотой Орды – смертельного врага Крымского ханства. Но еще более важной целью политики Ивана III было объединение под властью Москвы всех русских земель. После завоевания Новгородской республики в 1478 г., что полностью нарушило равновесие сил в Восточной Европе, и после его завоевания Твери в 1485 г.[33], которое уничтожило последнее независимое княжество между Москвой и Литвой, объединение всех великорусских земель было достигнуто, Иван III стал претендовать на белорусские и украинские территории Литвы.

Эти притязания основывались на династических и религиозных аргументах, так как эти территории Древней Киевской Руси когда-то находились под властью все той же династии Рюриков, московскую ветвь которой теперь представлял Иван III, и потому что все восточные славяне исповедовали православную веру. По этой самой причине Казимир IV Ягеллончик, попытавшись умиротворить Москву даже в вопросах церковной организации, приветствовал возвращение своих русских подданных во Флорентийскую унию. Митрополит, присланный из Рима в 1458 г., имел резиденцию в Киеве, и его власть простиралась до политических границ между Литвой и Москвой. Это отделение древнего Киевского государства от жителей Московской митрополии должно было стать постоянным, но даже жители Киевской митрополии не защищали союз с Римом, который некоторые из них пытались возродить в последующие десятилетия, но без особого успеха. Тем не менее белорусские и украинские земли определенно находились в культурной орбите, совершенно отличной от московской, и в них также существовала другая форма правления, которая уважала их независимость и тесно связывала их с европейским сообществом. Центрально-Восточная Европа, к которой они теперь относились благодаря политической федерации, была, без сомнения, частью этого сообщества, в то время как Московская Русь, которая хоть и освободилась от татарского ига, развивалась совершенно в другом направлении. Именно Иван III благодаря своему браку с Софией, наследницей династии Палеологов, во многом способствовал политическому представлению Москвы как Третьего Рима. Он строил другую, агрессивную империю и угрожал всем своим западным соседям от Шведской Финляндии на севере до Киева на юге, который по его наущению был разграблен крымскими татарами в 1482 г.

Иван использовал этих союзников-мусульман против Казимира IV, на которого он не осмеливался нападать напрямую, и аналогичным образом польский король и его преемники время от времени использовали золотоордынских татар против Москвы. Благодаря странной смене союзов эти татары теперь обычно были на литовской стороне. Между Литвой и Москвой возникла напряженная ситуация, когда не было ни войны, ни мира, которую Иван III использовал, чтобы оккупировать некоторые приграничные регионы. Эти изменения рубежей имели ограниченное значение, но они создали опасные прецеденты и подготовили дорогу для открытой агрессии против Литвы сразу же после смерти Казимира в 1492 г.

Этот роковой год был началом длинной череды войн, которые в истории Восточной Европы имеют такое же значение, что и Итальянские войны в этот же период истории Западной Европы. Литва была теперь под властью отдельного великого князя – одного из многочисленных сыновей Казимира – Александра, который тесно сотрудничал со своим братом Яном I Альбрехтом, новым королем Польши, и даже с Владиславом – королем Венгрии и Чехии. Но он не получал должной помощи, и по мирному договору от 1494 г. Александру пришлось сделать первые территориальные уступки Москве. Эти уступки не имели жизненно важного значения для положения Литвы, и Александр рассчитывал умиротворить своего опасного соседа, женившись на дочери Ивана Елене. Но это был именно тот брак, которые дал ее отцу новые возможности поднимать спорные вопросы, выдвигая жалобы, противоречившие собственным уверениям Елены, что она не имеет обещанной свободы исповедовать православную веру. В то же время сдержанные попытки восстановить Флорентийскую унию Иван III заклеймил как преследование православной церкви. И как только поражение Польши в Молдавии повлияло на авторитет всей династии Ягеллонов, великий князь Московский совершил еще одно, гораздо более мощное нападение на Литву в 1500 г.

Иван III смог удержать все свои изначальные завоевания, которые к этому времени углубились в белорусские и украинские земли почти до ворот Смоленска и Киева. В 1501 г. Александр был также выбран королем Польши, унаследовав трон своего брата, и заключил союзы с немецкими ливонскими рыцарями на севере и последним ханом Золотой Орды на юге. В 1502 г. последний был полностью разбит союзником Москвы – крымским ханом; отдельные успехи на Ливонском фронте были бесполезны, и в 1503 г. можно было заключить лишь шаткое короткое перемирие. Возобновив союз между двумя странами в 1501 г., Литва вела переговоры вместе с Польшей, а король Венгрии и Чехии выступал в роли посредника. Но Ягеллоны не могли сосредоточиться на восточном направлении, потому что в это же время им пришлось столкнуться с нарастающими трудностями на таком же протяженном Западном фронте от Пруссии до Буды.

Глава 10

От I Венского конгресса до Люблинской унии

Ягеллоны и Габсбур ги до и после I Венского конгресса (1515)

Габсбурги так и не признали свое поражение на выборах в Венгрии после Матвея (Матьяша) Корвина. Они не только сразу же вновь захватили утраченные австрийские территории, но и были полны решимости осуществить свой давний план объединения Венгрии и, возможно, Чехии с Австрией. Их соперничество с Ягеллонами, которые заполучили оба королевства, поэтому стало еще острее, чем когда бы то ни было и впервые привело к установлению дружественных отношений между Австрией и Россией – восточным врагом польско-литовской династии. Переговоры между Веной и Москвой, начавшиеся при императоре Фридрихе III в 80-х гг. параллельно с переговорами Ивана III с другими противниками Казимира, включая Матвея Корвина, теперь продолжились в расчете окружить государство Ягеллонов. В то же время существовала опасность того, что энергия и непостоянство нового императора Максимилиана I создадут внутренние трудности для Владислава Венгерского с помощью сторонников Габсбургов в этой стране, которые хоть и были немногочисленны, но принадлежали к некоторым из самых могущественных семей.

Ягеллоны отреагировали тайным обсуждением возможностей сотрудничества троих братьев, которые правили Польшей, Литвой, Чехией и Венгрией, также включая своих двоих младших братьев: Фридриха, возглавлявшего польскую церковную иерархию в качестве примаса-архиепископа Гнезно, епископа Кракова и, наконец, также кардинала, и Сигизмунда, который рос при дворе в Буде. Когда после совещаний Яна I Альбрехта и Александра на польско-литовской границе они все встретились в 1496 г. в Левоче (Венгрия)[34], к ним присоединился и их зять Фридрих Бранденбургский. Супружеские отношения Ягеллонов с некоторыми второстепенными немецкими династиями оказались особенно ценными в то время, когда Тевтонский орден после смерти Великого магистра, оказавшегося верным Польше и принявшего участие в военном походе 1497 г., выбрал его преемником одного из князей империи – Фридриха Саксонского, который отказался дать вассальную присягу польскому королю согласно договору 1466 г.

Это напряжение в отношениях с тевтонскими рыцарями было проблемой, которая в высшей степени осложняла конец правления Яна I Альбрехта. Пользовавшийся любовью мелкопоместного дворянства, привилегии которого он расширил в сейме в 1493 и 1496 гг. за счет горожан и крестьян, после своего поражения в Молдавии он во многом утратил свой авторитет, который итальянский эмигрант – гуманист Филипп Каллимах Буонаккорси посоветовал ему укреплять по образцу эпохи Возрождения. Такие советы оказались совершенно неосуществимыми в Польше, но в области политических отношений, казалось, открылись огромные возможности, когда в 1500 г. в Буде был заключен союз между братьями Ягеллонами и двумя западными державами – Францией и Венецией.

Якобы направленный против турок, этот договор был ответом на русско-немецкое окружение Центрально-Восточной Европы. Он включил королевства Ягеллонов в общеевропейскую государственную систему и, по-видимому, гарантировал столь ценимую помощь в борьбе против Габсбургов, а также – косвенно – против Тевтонского ордена, который империя продолжала защищать. Однако случилось так, что на следующий год Ян I Альбрехт неожиданно умер в тот самый момент, когда он готовил энергичную акцию против рыцарей-крестоносцев и планировал жениться на французской принцессе. Ее сестра стала женой короля Венгрии и Чехии Владислава II, но слабость правления этого короля была еще одной причиной, помимо вторжения русских в Великое княжество Литовское Александра, по которой большие надежды в начале века не осуществились.

В таких условиях давление Габсбургов усилилось в Буде, где в 1505 г. сейм решил больше никогда не выбирать королем чужестранца. Александр, который с 1501 г. также был королем Польши, не добился успеха в урегулировании проблемы с Пруссией, и его борьба с верховной властью (верховенством) сенатских родов завершилась компромиссом в 1505 г. Это была знаменитая конституция Nihil Novi (лат. ничего нового), которая утвердила законодательную власть обеих палат Сейма и обещала, что «ничего нового» не будет предписано указами без их совместного согласия. Но в то время как в Венгрии и Чехии стареющий Владислав II продолжал свою политику умиротворения на протяжении еще одного десятилетия, в 1514 г. неотъемлемые привилегии венгерской знати были закреплены в Tripartitum Штефана Фербёчи, по стопам Александра, умершего в 1506 г., в Литве и Польше пошел его младший брат Сигизмунд, который занял позицию лидера во всей Центрально-Восточной Европе до самой своей смерти в 1548 г.

Человек, обладавший утонченностью и культурой, которые он приобрел при дворе в Буде и отточил на правительственной должности в качестве вице-короля Владислава в Силезии, он также стремился мирными методами решать серьезные проблемы, с которыми ему приходилось сталкиваться. Он пытался установить продолжительный мир не только в своих отношениях с Западом, но и на Востоке после неудачной попытки вернуть литовские утраченные территории в первой войне с Василием III – сыном и наследником Ивана III. Однако продолжилось взаимодействие Москвы и Вены в борьбе против двоих тесно связанных друг с другом оставшихся братьев Ягеллонов. В это же время Максимилиан I поддержал нового Великого магистра Тевтонского ордена – еще одного князя империи Альбрехта Бранденбургского из рода Гогенцоллернов. Он был выбран в 1510 г. после Фридриха Саксонского и, хотя он был племянником короля Польши, решил любыми способами пересмотреть положения Торуньского договора. А Василий III, ободренный восстанием в Литве, которое возглавил князь Михаил Глинский – исключительный случай ввиду верности огромного большинства даже среди православного русского населения, – готовил еще одну агрессию вместе с этим честолюбивым эмигрантом татарского происхождения.

В войне, которую Москва начала в 1512 г., нарушив «вечный» мир, заключенный в 1508 г., главное наступление было направлено на Смоленск. Когда две первые осады этого стратегически важного русского[35] города закончились неудачей, Василий убедил посланника Максимилиана I заключить в Москве договор, который, выйдя за рамки намерений императора, обязал его присоединиться к борьбе против Сигизмунда I. Так как Альбрехт Прусский тоже был готов действовать после провала продолжительных переговоров, а крымские татары представляли собой постоянную угрозу на южной границе, положение Польши и Литвы действительно стало критическим после падения Смоленска в 1514 г. Воспользовавшись возможностью выдвинуть свои притязания и надавить с их помощью на Венгрию и Богемию, император планировал провести собор на территории Германии, на котором Сигизмунд и Владислав практически уступили бы по всем спорным вопросам.

Но лишь несколькими неделями позднее в том же году большая победа в Орше, которой добились литовцы под командованием князя Константина Острожского – самого могущественного православного русского магната при поддержке польских войск, совершенно изменила ситуацию. Приветствуемая даже в далеком Риме как решающая победа западного мира, эта битва не вернула Смоленск, утраченный почти на век, а заставила императора принять решение в пользу того, что с Ягеллонами следует добиваться взаимопонимания, и переговоры начались на соборе, который открылся в Пожони (Прессбурге, с 1919 г. Братислава) в Венгрии (с 1919 г. столица Словакии), где Сигизмунд с польскими и литовскими советниками присоединился к королю Венгрии и Чехии.

Этот собор 1515 г. можно назвать первым Венским конгрессом, состоявшимся за 300 лет до знаменитого I Венского конгресса, потому что он был закрыт в столице Австрии после того, как Максимилиман I встретил своих гостей у границы. Последствия этой встречи были первостепенной важности для истории Центрально-Восточной Европы. Три монарха, все выдающиеся гуманисты, понравились друг другу после личного знакомства. Император пообещал больше не поддерживать ни великого князя Московского против Литвы, ни Великого магистра в Пруссии против Польши, а действовать как дружественный посредник, посоветовав Альбрехту отдать дань уважения королю и Василию III, чтобы остановить его агрессию. За эти уступки, сделанные Сигизмунду I, Максимилиан, разумеется, ожидал какую-то компенсацию в отношении своего престолонаследия в Венгрии и Чехии. Но такой договор, который гарантировал бы такое право на престол Габсбургам после угасания старшей ветви Ягеллонов, не был подписан в Вене. Была только отпразднована двойная свадьба. Единственный сын Владислава II Людовик женился на внучке императора Марии, а сам Максимилиан – per procuram на дочери Владислава Анне, выступив в роли жениха вместо одного из своих внуков Карла или Фердинанда.

Эти брачные союзы, конечно, усилили влияние Габсбургов и увеличили шансы на их престолонаследие в обоих королевствах, но в 1515 г. было невозможно предвидеть, какая династия угаснет первой. Владислав умер в следующем году, а Фердинанд Австрийский, который в конце концов женился на его дочери, вскоре начал сколачивать прогабсбургскую партию среди венгерских магнатов. Но прежде чем судьба Венгрии и Чехии была решена, Сигизмунд I, как наставник своего племянника, получил возможность сыграть довольно важную роль в выборах императора в 1519 г. после смерти Максимилиана I.

Польша не хотела снова отталкивать Габсбургов и надеялась, что Карл V продолжит политику, которой обещал следовать его дед на Венском конгрессе в 1515 г., поэтому, хотя и не был решен прусский вопрос и не был заключен мир с Москвой при посредничестве Габсбургов, польские посланники на Выборный сейм в Аугсбурге, действуя совместно с представителями короля Чехии, сумели не встать на сторону французского кандидата Франциска I. Новый император, чьи главные интересы были на Западе, ни разу не выступил против Ягеллонов и продолжал отправлять делегации в Москву с предложениями заключить мир, которые представлял знаменитый Сигизмунд фон Герберштейн. Но, как и неудачные папские интервенции, продиктованные иллюзорными надеждами склонить Москву к религиозному союзу, эти дипломатические акции так и не добились конкретных результатов и едва ли способствовали заключению перемирия в 1522 г., которое не возвратило ей территории, захваченные у Литвы. Более того, Польше в 1519 г. пришлось принять решение в пользу начала войны с Великим магистром, который не только отказывался отдавать дань уважения, но и строил заговоры со всеми ее соседями в расчете на одновременную агрессию. Когда эта война оказалась безрезультатной, здесь тоже пришлось подписать в 1521 г. договор о коротком перемирии. Договорились, что снова Габсбурги вместе с королем Венгрии и Чехии Людовиком (Лайошем) II выступят как посредники. Но на самом деле, как и в прошлом, они благосклонно относились к Тевтонскому ордену, и Фердинанд лишь ждал изменения ситуации в Венгрии, чтобы выдвинуть давние притязания своей династии. Такое изменение, придавшее еще больше значения Венским решениям от 1515 г., произошло в 1526 г., которому предшествовал в 1525 г. совершенно неожиданный поворот событий в прусском вопросе.

Секуляризация прусских земель и последствия битвы при Мохаче

По сравнению с Ягеллонами и Габсбургами, двумя главными соперниками в Центрально-Восточной Европе в начале XVI в., династия Гогенцоллернов имела довольно ограниченные возможности действовать в этом регионе. Да, они правили в Бранденбургской марке около 100 лет. Но эта изначально славянская территория теперь была почти полностью германизирована, за исключением маленькой группы лужицких сербов на границе между Бранденбургом и Саксонией. Планы обретения польской короны для представителя Гогенцоллернов вскоре после их воцарения в Берлине рухнули, и как выборщиков их интересовали главным образом проблемы Германии. И именно в далекой Франконии рядом со швабской колыбелью этого рода младшая ветвь Гогенцоллернов правила крошечным маркграфством Ансбах.

Однако это был именно тот представитель этой боковой ветви, который в качестве Великого магистра Тевтонского ордена перевел свою активность в Пруссию и возродил давний конфликт ордена с Польшей. Постепенно ему пришлось осознать, что ни папа, ни император не хотят или не способны оказывать какую-то большую, чем моральную, поддержку разваливающейся общине когда-то могущественных рыцарей-крестоносцев, и, прежде чем истекло перемирие 1521 г., Альбрехт Гогенцоллерн принял решение полностью развернуть на 180 градусов свою политику, тем самым раскрыв свои истинные личные и династические амбиции. Полностью сознавая, какой прогресс совершило лютеранство в Пруссии, он сам присоединился к новой вере, распустил орден и сделал его прусские земли светским маркграфством. Разумеется, ему нужен был защитник от притязаний тех, кто еще оставался членом ордена в Германии, где был выбран другой Великий магистр, а еще больше – от возмущения Рима, которое разделял Карл V. Такую защиту он мог найти только в Польше. Поэтому он теперь был готов признать границу, установленную в 1466 г., и сюзеренитет короля, признанный, в свою очередь, как наследный титул маркграфа Прусского.

Решение, которое пришлось принять Сигизмунду I, было очень непростым. Будучи ярым католиком, который недавно подавил лютеранское восстание в Гданьске, он был глубоко потрясен отступничеством Альбрехта. Но с другой стороны, это было уникальной возможностью наконец избавиться от традиционно враждебного ордена и обрубить все узы между той частью Пруссии, которая не была напрямую подчинена власти короля Польши, и любой иностранной державой. Когда Альбрехт принял условие, по которому маркграфство должно передаваться по наследству только по Ансбахской линии Гогенцоллернов и должно быть возвращено польской короне после смерти потомков мужского пола его самого и его троих братьев, было достигнуто соглашение. 15 апреля 1525 г. на рыночной площади Кракова маркграф дал вассальную присягу королю, что он отказывался делать, будучи Великим магистром.

Воцарение Гогенцоллернов в Восточной Пруссии оказалось чрезвычайно опасным для Польши. Ее собственная провинция Королевская Пруссия – ранее Польское Поморье – теперь находилась между владениями двух ветвей одной и той же честолюбивой немецкой династии. Вскоре стало очевидно, что электоральная ветвь в Бранденбурге теперь будет считать своей главной целью получение наследных прав в Маркграфской Пруссии, что было бы первым шагом в направлении создания новой великой державы за счет Польши и других средств для осуществления проникновения Германии глубоко в Центрально-Восточную Европу.

Такое развитие событий в будущем было трудно предвидеть в то время, когда внимание Сигизмунда I и его советников, желавших избежать ожесточенных конфликтов, отвлекали другие безотлагательные проблемы. Сравнительно легко прошло включение в состав королевства той части Мазовии с Варшавой, где боковая ветвь старой династии Пястов правила, как вассалы короны, до смерти своего последнего представителя в 1526 г. Региональная автономия, которая на определенное время должна была быть гарантирована этой чисто польской земле, не представляла опасности единству королевства. Но в тот же год вторжение в Венгрию Сулеймана I Кануни, которого так давно боялись, потрясло до основания государственную систему Ягеллонов.

Нападения ожидали по крайней мере с 1521 г., когда турки завоевали Белград – ворота в Венгрию. Сами венгры разделились на сторонников Габсбургов, которые напрасно рассчитывали на помощь Австрии против мусульман, и национальную партию, выступавшую против немецкого влияния и решительной борьбы против превосходящих сил султана, в которой, как они предвидели, венгры останутся в одиночестве. Это и случилось на самом деле в критический момент летом 1526 г., когда их армия при помощи немногочисленных польских добровольцев была разгромлена в Мохачском сражении 29 августа. Подобно своему дяде в Варне, молодой король Людовик II расстался с жизнью при обороне христианского мира. Старшая ветвь Ягеллонов исчезла вместе с ним.

Это поражение имело далекоидущие последствия для всей Центрально-Восточной Европы. Фердинанд I Австрийский, поддерживаемый авторитетом своего брата Карла V, который годом раньше разгромил западного противника Габсбургов, короля Франции Франциска I в сражении у Павии, сразу же ухватился за возможность понять наконец давний замысел своей династии – получить короны и Чехии, и Венгрии. Король Польши Сигизмунд I не видел возможности оспаривать право наследования у своего племянника. Его единственный сын Сигизмунд-Август был несовершеннолетним. Этого сына родила Сигизмунду I в 1520 г. его жена-итальянка Бона Сфорца, на которой он женился в 1518 г. и которая была решительно настроена против Габсбургов. Стареющий король едва мог сам управлять еще двумя странами. На Востоке угроза для него исходила от Москвы и татар, и он не добился успеха со своим планом союза с Францией. Таким образом, единственный гипотетический соперник практически покинул арену, оставив на ней Фердинанда, который был первым единогласно избранным королем в Чехии, а несколькими месяцами позже – и в Венгрии; в последней, однако, – лишь предводителем аристократии прогабсбургской партии. Оппозиция, в которую входила большая часть мелкопоместного дворянства, уже избрала урожденного венгра несколькими неделями раньше. Им был Янош Запольяи (Ян Заполья) – могущественный князь и воевода из Трансильвании.

Сторонники Запольяи первыми поняли, что правление Габсбургов в Венгрии и Чехии означает конец национальной независимости и прав сословий, мощное проникновение всего немецкого и главенство королевской власти. Критикуемые за свою слабость короли династии Ягеллонов никогда не представляли собой такой опасности, и замена их на Фердинанда – событие, которое иногда считают точкой отсчета правления будущих Дунайских Габсбургов, положило конец сотрудничеству обоих средневековых королевств с польско-литовской федерацией в свободной Центрально-Восточной Европе.

В случае Венгрии битва при Мохаче оказалась даже еще большей катастрофой. Из-за двойных выборов, которые последовали за поражением в войне с внешним врагом, прежде чем эта война закончилась, страна вступила в продолжительную гражданскую войну. Запольяи, сестра которого была первой женой Сигизмунда I, надеялся на помощь короля Польши и действительно пользовался большой симпатией у поляков. Но Ягеллон, который не выступал против Габсбургов даже в своих собственных интересах, был еще меньше склонен воевать с ними ради Запольяи. Он ограничился посредничеством, которое не имело шансов на успех, и дал национальному королю Венгрии убежище на Польской земле в критический момент его борьбы. Отношения Польши с Габсбургами, естественно, ухудшились, особенно когда она отказалась встать на их сторону в войне против Сулеймана I Кануни Великолепного.

Такая война неизбежно развернулась, так как султан, желавший сам управлять поверженной Венгрией, не был готов терпеть превосходство Габсбургов в этой стране. В 1529 г. турки в первый раз осадили Вену. Им пришлось отступить, но они продолжили поддерживать Запольяи, который, не найдя другого союзника, обратился к традиционному врагу Венгрии. В таких условиях Сигизмунду I пришлось соблюдать еще более строгий нейтралитет. Он полностью сознавал, что сотрудничество Запольяи с турками в конечном счете приведет к их господству на большей части территории Венгрии – господству, которое для Польши будет даже еще опаснее, чем власть Габсбургов по другую сторону Карпат. Однако в это же время он стремился избежать открытого конфликта с Османской империей, которая в любое время могла натравить на Польшу и Литву своего татарского вассала – крымского хана.

Даже при этом татарские соседи на юго-востоке постоянно доставляли неприятности, а некоторые из их неоднократных вторжений были реальной угрозой нормальному развитию Украины, как начиная с XVI в. назывались русские пограничные земли Великого княжества Литовского. Через эти слабо защищенные южные провинции Литовского государства татарские набеги часто проникали далеко в русские провинции Польши, которые к тому же страдали от неурегулированных отношений с Молдавией. Будучи польскими вассалами в прошлом, молдавские князья, которым все больше и больше угрожали турки, контролировавшие Валахию, теперь претендовали на сравнительно небольшой пограничный район в Карпатских горах, который стал источником бесконечных трений между двумя государствами. Победа Польши в 1531 г. не внесла коренных перемен в эту напряженную ситуацию точно так же, как успешное сопротивление австрийской армии турецкому нажиму на австро-венгерской границе в следующем году практически не повлияло на хаос и анархию, царившие на юге Польши. Поэтому было естественно, что Сигизмунд I продолжил осторожную внешнюю политику и попытки обеспечить более эффективную защиту своей собственной страны.

То, что, возможно, иногда кажется политикой умиротворения, становится понятным, если в добавление к растущей опасности на всех фронтах, включая русский, на котором Литва могла лишь заключать короткие перемирия, рассмотреть внутренние проблемы федерации Ягеллонов. В обеих ее составных частях изучались структурные (конституциональные) реформы, которые дали бы общему правителю необходимые финансовые средства для организации постоянной обороны границ. С расчетом на укрепление положения династии Сигизмунд I по предложению королевы устроил так, чтобы его сына выбрали великим князем Литвы, а затем и королем Польши еще при своей жизни. Но когда в 1530 г. эти действия привели к коронации Сигизмунда-Августа, которому тогда было 10 лет, его отец все еще был далек от улаживания всех проблем, вызванных растущей силой Польского сейма и соперничеством нескольких ведущих аристократических семейств в Литве.

Пик давления османов в Центрально-Восточной Европе

Росту власти Османской империи и давлению, которое она оказывала на Европу в целом до конца XVII в., всегда способствовало отсутствие единства среди христианских государств. При власти Сулеймана I Кануни Великолепного, когда опасность, угрожавшая Европе с совершенно покоренного Балканского полуострова, была самой большой, и христианская Реформация, и враждебные отношения между династиями Габсбургов и Валуа сделали совершенно невозможным создание общего фронта всего христианского мира. Эти события на Западе также сильно повлияли на ситуацию в Центрально-Восточной Европе. Дипломатия короля Франции Франциска I, который в 1536 г. заключил официальный союз с султаном, поддерживала всех противников Габсбургов в Дунайском регионе, но оказалась неспособной помочь им в их борьбе за свободу и с немецким, и с турецким господством.

В 1538 г. в Венгрии были предприняты решительные усилия положить конец губительной гражданской войне и найти компромиссное решение. Еще один успех турок в соседней Молдавии, которая в том году оказалась под властью Османской империи, как и Валахия, был серьезным предупреждением. Советники Яна Запольяи, включая хорватских и итальянских дипломатов, знавших о турецкой опасности по долгому опыту, теперь после многих колебаний пришли к убеждению, что предпочтительнее достичь соглашения с Фердинандом I. Они обсуждали договор в Надьвараде (Гроссвардейне)[36], по которому Венгрия временно была разделена между двумя королями-соперниками, но который предусматривал объединение страны под властью Габсбургов в случае смерти его оппонента бездетным. Но на следующий год Запольяи женился на Изабелле – дочери короля Польши, и, когда у него родился сын Ян Сигизмунд, он попытался пересмотреть этот договор. После его смерти в 1540 г. среди венгров снова возникла сильная партия противников непопулярного в стране Фердинанда, которая поддержала притязания вдовы Запольяи в пользу ее малолетнего сына.



Поделиться книгой:

На главную
Назад