Дневник чужих грехов

— Как Дмитрий Владимирович себя чувствует?

— Как? — вздохнула она. — Ты же видишь… Когда все случилось, Дмитрий Владимирович в мастерской был. А я ушла в магазин. Вернулась, начала готовить, в мастерскую не заглянула, не хотела мешать. Понесла ему чай, а он лежит. Сколько времени прошло, не знаю. Может, десять минут, а может, час. В общем, время было упущено. А в таких случаях счет идет на минуты… Слава богу, жив, — твердо сказала она. — Что бы я делала, если б они не смогли помочь ему? Хоть в могилу рядом ложись. Мне ведь было восемнадцать, когда мы познакомились. В двадцать вышла замуж. И все эти годы он рядом. Дольше, чем на неделю, не расставались никогда. Правду говорят: вторая половинка. Так что я не ропщу, Аня, слава богу, что так. Плохо ли, хорошо ли, мы вместе. Дал бы бог здоровья и сил за ним ухаживать. Никого у меня теперь нет, ни сестры, ни племянницы.

Мы остановились возле могилы ее сестры. На скромном памятнике фотография и даты. Могила рядом обложена венками, которые успели выгореть на летнем солнце.

— Все не могу собраться с силами и здесь прибраться, — вздохнула Коровина.

— Вот сейчас и займемся, — предложила я.

— Нет-нет, что ты, не беспокойся.

— Никакого беспокойства.

— Мусорка возле стены, вон там, — сказала она, точно сомневаясь, правильно ли поступает.

Венки я унесла, теперь перед нами был холмик земли с деревянным крестом и табличкой. Екатерина Осиповна взяла мужа за руку и тихо сказала:

— Здесь наша Оленька лежит…

В глазах его стояли слезы, он вдруг что-то невнятно замычал, рот перекосило, а по щеке скатилась слезинка.

— Идем, милый, идем, — испугалась Коровина, муж перевел на меня умоляющий взгляд, и вновь что-то замычал. — Это Аня. Помнишь девочку, что к нам приходила? Ты учил ее рисовать.

Она толкала коляску, торопясь покинуть кладбище. Подхватив велосипед, я догнала их и пошла рядом.

— Мне так жаль… — сказала я зачем-то, а Екатерина Осиповна кивнула.

— Ты всегда была доброй девочкой. Знаешь, мы с сестрой в детстве не особенно дружили. Она ведь моложе меня на пять лет. Когда тебе двенадцать лет, это существенная разница. А потом я встретила Дмитрия Владимировича, началась взрослая жизнь, а Лида все еще была девчонкой. Бесшабашной, иногда вздорной… Выскочила замуж в семнадцать, за парня, который ей совсем не подходил. Он избил ее, когда она вот-вот должна была родить. Ребенок умер. Но она простила мужа и еще некоторое время жила с ним, пока он ее опять не избил, то есть, наверное, бил и раньше, а здесь едва не покалечил. Только после этого она ушла к маме. Мамы через два года не стало, Лида осталась одна. Мы с Дмитрием Владимировичем уже сюда переехали. Как-то он был неподалеку в гостях у приятеля и просто влюбился в эти места. А тут как раз дом продавался. Он привез меня сюда, водил вокруг дома и рассказывал, как мы заживем, пристроим мастерскую с большими окнами, будем пить чай под яблонями… Мы были так счастливы, Аня. Мне хотелось, чтобы сестра тоже обрела счастье. Вот я и перевезла ее сюда. В городе она одна осталась, молодая женщина в пустой квартире… Мужчины у нее были, но… в общем, ничуть не лучше первого муженька. Она опять с ним сошлась, родилась Оленька, а он… нисколько не изменился. Вот я и настояла, чтобы сестра сюда переехала. Она долго не решалась… Оля уже в седьмой класс пошла. Я, признаться, боялась, что сестра заскучает, но она сказала, что мужчины ее совсем не интересуют, работу она здесь, слава богу, нашла… Мы с ней очень сблизились. Только тут я по-настоящему поняла, что такое родной человек. Когда с Дмитрием Владимировичем беда случилась, Лида мне очень помогла. Не знаю, как бы я без нее справилась. Это я теперь привыкла, а тогда… Приподнять его надо, а сил нет. А потом она заболела. Так тяжело умирала… Я все думала, за что ей это… Когда я ей глаза закрыла, подумала: «отмучилась». Осталась Оленька… точно огонечек, такая славная девочка. Я, знаешь ли, Аня, детей никогда не хотела. Мы с Дмитрием Владимировичем об этом договорились сразу. Может, это слишком эгоистично, но нам друг друга всегда хватало. И ребенок, как бы это чудовищно ни звучало, был бы лишним. Нарушил бы гармонию, которую мы так ценили, неизменный распорядок дня и прочие мелочи, к которым так быстро привыкаешь… А тут я подумала, как хорошо, что у нас есть Оленька… Я ее и раньше любила, а после смерти Лиды… А Оленьку убили. Она к нам ехала после учебы… Училась в городе, в университете, заканчивала второй курс. Я ее ждала тем вечером, а ее все нет и нет, и мобильный молчит. Прости, что я тебе все это рассказываю… — Она остановилась и теперь смотрела мне прямо в глаза, а я подумала: каково ей здесь с мужем-инвалидом, среди людей, которым она так и не стала своей. — Я думаю, может, не надо было сестре переезжать? — тихо спросила она.

— Вы ни в чем не виноваты, — покачала я головой. — Ни в чем.

— Ты так думаешь? А я вот…

Тут она махнула рукой и пошла очень быстро, толкая перед собой коляску. Я не стала ее догонять.

У ворот стоял джип темно-синего цвета, возле него курил мужчина лет сорока в джинсах и короткой кожаной куртке. С той стороны калитки заливисто лаял Верный. Я подъехала ближе, а мужчина сказал:

— Успокойся ты наконец, вот и твоя хозяйка. Здравствуйте, — обратился он ко мне. — Анна Викторовна?

— Да, — кивнула я и спрыгнула с велосипеда.

Он не спеша достал удостоверение из внутреннего кармана куртки и показал мне.

— Олег Сергеевич Плятт, — представился без улыбки.

— Вы по поводу девушки? — спросила я, открывая калитку, ухватила Верного за ошейник, приказав: — Тихо!

С опаской на него глядя, Олег Сергеевич пошел следом за мной.

— Вот так дом у вас, — сказал, оглядываясь с интересом. — Лет сто ему?

— Больше, — ответила я, поднимаясь вместе с ним на крыльцо.

— У моей бабки был похожий. Сгорел лет тридцать назад.

— Жаль. Значит, вы из наших мест?

— Отец. Я родился в Выборге. Учился в Пскове, а потом вдруг сюда потянуло.

Мы оказались в кухне, он устроился возле окна, а я вымыла руки и спросила:

— Чаю хотите?

— Не откажусь. Вы ведь, кажется, из Москвы? — задал он вопрос. — Сюда, стало быть, в отпуск?

— Думаю пожить здесь некоторое время, — уклончиво ответила я.

— Ясно. Хотя я с трудом представляю, что в этом захолустье делать такой женщине, как вы: красивой, успешной… Да и страшновато тут одной…

— Я здесь спать собираюсь до обеда. А насчет страха… нет, не страшновато, привыкла, наверное.

— Дом по наследству достался?

— Да, от бабки.

— Небось все лето у нее проводили… — засмеялся он.

— Конечно.

— Я у своей тоже был частым гостем. Скажите, Анна… ничего, что я без отчества?

— Ничего.

— Почему вы на электричке приехали? Машина ведь у вас есть?

— Есть. Предпочитаю самолетом передвигаться, тем более что от Москвы дорога дальняя.

— Это да. И все же, почему на электричке? Автобус же ходит. Да и такси вам, думаю, по карману.

— По привычке, наверное. Мои вещи в рюкзаке уместились, все необходимое в доме есть.

— Ну, да, — покивал он.

— И велосипед был на станции. Я подумала, неплохо прокатиться…

— В темноте? Поздновато уже было.

— Хотелось молодость вспомнить, Олег Сергеевич.

— Понятно…

Он довольно подробно расспросил меня о событиях того вечера. Я беспокоилась, что речь зайдет о Константине Егоровиче, и все это время думала, как подоходчивее растолковать этому типу, что подозревать старика глупо. Но он спросил о нем вскользь, как бы между прочим. Почему-то меня это напугало еще больше. Он ничего не записывал, и это тоже тревожило. В конце концов я решила спросить об этом, а он ответил:

— У нас с вами просто разговор, неофициальный. — Олег Сергеевич широко улыбнулся, наблюдая за моей реакцией. — Ясно, что вы не могли ничего видеть, если отправились другой дорогой.

— Но могла слышать.

— А вы слышали? — спросил он игриво, что мне совсем не понравилось.

— Нет. Если бы девушка закричала, я бы услышала. Значит, она не кричала.

— Очень важная деталь, да? Если девушка не кричала, значит, не успела среагировать, он ударил ее прежде, чем она его увидела и испугалась. Или… человек, которого она увидела, страха не вызвал. Потому что она его знала и не боялась. Кстати, вы называете убитую девушкой, вы что, не были с ней знакомы? Я думал, здесь все друг друга знают.

— Я не так часто бываю в этих краях. Мать девушки переехала сюда недавно.

— Понятно. Я тут сегодня прогулялся немного, поговорил с селянами… Оказывается, участковый ваш давний поклонник.

— Поболтать у нас любят, — кивнула я.

— Это что, неправда?

— Когда мне было шестнадцать, а ему восемнадцать, мы едва не стали любовниками.

— И что помешало?

— Мой возраст, — сказала я. — Когда я подросла, в моем сердце вспыхнула страсть к другому мужчине.

— В вашем-то да, а что с его сердцем? Он ведь не женат, живет с матерью. И до сих пор в вас влюблен.

— Это он вам сказал?

— Нет, — засмеялся Олег Сергеевич.

— Вы наших кумушек не очень-то слушайте… Почему он не женился, я не знаю. Здесь с невестами не густо, может, не нашел подходящую, а может, жить с матерью ему комфортнее. Сейчас многие люди предпочитают свободу. Никому ничем не обязан. Вы, кстати, женаты?

— Нет, — усмехнулся он. — Первый брак был неудачным. Теперь вот дую на молоко…

— Почему вдруг такой интерес к участковому?

— Ничего особенного. Просто любопытно стало.

Он вновь улыбнулся, но меня не убедил. Плятт сказал, что девушка не закричала, потому что тот, кто встретил ее на тропе, был ей хорошо знаком. И она его не боялась. Вряд ли у девушки было здесь много знакомых, а вот участковый, в любом случае, подозрений не вызовет. Неужто Звягинцев на подозрении? Они спятили, что ли?

— С Сергеем мы дружим много лет, — зачем-то сказала я. — Он очень хороший человек. Его здесь все уважают, — с моей точки зрения, вышло совсем глупо.

— Да-да, я заметил. Так вы здесь надолго?

— Пока не знаю.

— Что ж, — сказал он, поднимаясь. — Скорее всего, встретиться нам еще придется, а если вдруг вспомните что-то интересное… мало ли… или вдруг что-то покажется вам странным, необычным… — Он протянул мне визитку. — Позвоните. Кстати, я вашего участкового понимаю, — с ухмылкой заявил он уже от двери. — Вы очень красивая женщина.

Он ушел. Я прислушивалась к его шагам, Верный вел себя тихо, должно быть, решив, раз незнакомца в дом пустили, значит, он тут желанный гость. Сидя возле окна, вертела визитку в руках, на душе после разговора с Олегом Сергеевичем было скверно.

В конец концов я потянулась к мобильному и набрала номер Звягинцева. Он ответил сразу. Чувствовалось, что немного запыхался, точно очень быстро поднимался в гору.

— У тебя все нормально? — спросил он.

— У меня — да. Был Плятт, задавал вопросы. Они мне не понравились.

— Ну, у него работа такая, вопросы задавать. А не понравилось-то что?

— Он о тебе расспрашивал.

— Кто-то успел настучать о моей большой любви? Ну, ничего нового тут нет.

— А если он тебя подозревает?

— Мол, я в великой печали от своей несчастной любви ополчился на весь женский род и колошмачу по головам подвернувшихся под руку девиц?

— Не смешно, — сказала я.

— Не смешно, — согласился Сергей. — По идее, надо бы тогда выбирать дамочек постарше. Аня, ты только не беспокойся, все это глупости. У них сейчас такой период, второе убийство, а зацепиться не за что. В тот вечер я к тебе из дома отправился, кто-нибудь наверняка меня видел. А значит, алиби на момент убийства у меня есть. Да и не думаю, что до этого дойдет. Как ты, кстати? Чем занимаешься?

— С утра на кладбище была. Встретила Коровиных.

— На кладбище?

— Да. Своих пришли навестить.

— Несчастная баба, — вздохнул Сергей. — Досталось ей по полной.

— Мы с ней по дороге разговорились. Ты прав, по-моему, она очень одинока.

— Ясное дело. Местные ее сторонятся. Да ты ж наших баб знаешь. Не их поля ягода, хотя женщина она добрая и открытая, на мой взгляд.

— Странно, что она продолжает жить здесь.

— Я ее спрашивал об этом. Она говорит, это из-за Коровина. Здесь он на свежем воздухе, продукты натуральные и все такое…

— Натуральные продукты — это здорово, но сюда «скорая» будет час ехать.

— Врач у нас все-таки есть… фельдшер к ним ходит… Если ты не против, я заеду вечером.

— Хорошо, — сказала я, и мы простились.

Спокойнее на душе не стало. Я отправилась на улицу, сгребла опавшие листья и запалила костер, в огонь полетели высохшие ветви и подсохшая картофельная ботва.

Я сидела на крыльце, вытянув ноги, наслаждаясь запахом костра, ядреным осенним воздухом и солнечными лучиками, с трудом пробивавшимися сквозь облака. Но в какой-то момент вновь появилась тревога, на этот раз она не была связана с Сергеем или еще с кем-то конкретным.