Помоги проекту - поделись книгой:
Просто Олег
Азм Есмь…[1]
И предисловие и своеобразная аннотация
С недоумением я читаю как современных авторов пишущих в жанре альтернативной истории, так и историков которые пишут "псевдоисторические" шедевры. Выражения типа "осадные башни высотой по сорок метров на колесах", средневековые армии по двести тысяч бойцов, или гребные суда с тремя рядами весел вызывают неприятие. Человек, который об этом пишет как не о фантастике, явно не знаком ни с математикой, ни с логистикой, ни со статистикой, а сопротивление материалов и теоретическую механику изучал по картинкам в детской энциклопедии. Тех же, кто пишет в жанре альтернативной истории, заносит в другую сторону. Пусть у тебя будет с собой хоть двести, хоть триста ноутбуков с информацией ничего ты сделать не сможешь, если для этого не готова промышленная база, нет нужного оборудования, нет необходимости в изобретении кроме твоего хотения, нет материалов и людей. Не существует способов оперативно получать обрабатывать и передавать информацию, как можно управлять чем-то до чего нужно ехать полгода или плыть год. Туда поедешь, здесь потеряешь, тут останешься, там ничего не получится, впрочем, даже если между объектами ехать хотя бы один час, то за десятичасовой рабочий день, ты сможешь по одному конкретному вопросу, на одном объекте принять максимум четыре решения и только в том случае если не требуется ничего уточнять. Большое значение имеет и человеческий фактор. Наивно было бы думать, что в то время когда честь ценилась выше жизни в ответ на предложение поступить бесчестно или обмануть (для нашего современника это не обман это военная хитрость) окружающие в лучшем случае вызовут его на дуэль, а в худшем просто прибьют. Иного их менталитет не предусматривает. На суде над одним из немногих дворян, перешедших на сторону Пугачева М. А. Шванвичем, последнему припомнили бесчестный удар в лицо на дуэли, нанесенным его отцом, Поставили это в вину, дескать, наследственное объясняющее его сына дальнейшее поведение и предательство. Если с точки зрения людей двадцать первого века выпотрошить пять или сколько там тысяч пленных сарацин, что бы выяснить не проглотили ли они драгоценности это запредельная жестокость и варварство, то с точки зрения рыцарей во времена крестовых походов производственная необходимость и грязная, как ни цинично это звучит, работа. Подумайте еще, если вам в этом деле предложат поучаствовать и не поймут отказа. Грязные "варвары" невежественные и дикие арабы находили войско просвещенных христианских рыцарей, по запаху, ибо те не мылись годами, и справляли нужду, не снимая доспехов. Представьте себя, попаданцем во Францию предположим в Д'Артаньяна. Вас, Ваша возлюбленная пригласила в королевский дворец. В Лувре, во времена трех мушкетеров, не было ни одного туалета, нужду справляли, где придется, по углам, плюс хроническая диарея (туалет от французского toilette — производного от toile — ткань то есть зашел за ширму и алга[2]), добавьте сюда запах лошадиного пота и учтите, что Матушка королевы Анны Австрийской, хвасталась, что мылась в своей жизни два раза, когда родилась и перед свадьбой. Представили — теперь вперед любить, общаться с представителями высшего света, совершать подвиги, и возьмите с собой хотя бы ежика. Про блох не забудьте. А сколько у нас штампов и шаблонов, один я только что использовал слово "варвар" происходит от греческого "barbaros"-негреческий, иноземный. Еще пример, были у прежней полиции такие особые списки, в которые включались люди, не совсем удобные для общественного спокойствия. В списках этих было и имя Александра Пушкина. И отнюдь не в вольнодумии и прочих высоких материях обвинялся он тут — был в этих списках на одном из почетных мест в качестве карточного понтера и дуэлянта. В жизни поэта было двадцать девять дуэлей и практически во всех, он выступал зачинщиком. Не могу удержаться и не привести отрывок из произведения Александра Бушкова "Блеск и нищета гвардейского столетия"[3]. Прочитайте и посмотрите на свою реакцию. Познавательно, и позволяет немного по другому взглянуть на менталитет людей другого времени. Добавим законодательные проблемы, элементарное незнание законов и традиций. Вселение "попаданца" в императора, чтоб стать над законом с сегодняшними понятиями о добре и зле и моральными установками, в девяноста девяти процентах случаев закончилось бы или табакеркой в висок или "геморроидальными" коликами от удавки на шее. Оставим один процент на то, что объявят слабоумным. Он будет совершать такие поступки, и принимать такие решения, которые его окружению и в голову не могли прийти. Как сегодня говорят, будет избыточно креативным. Разговаривать с прислугой, приближать к себе, советоваться. Маразм, ну кого из нас интересуем мнение табуретки. Сегодня человека, всерьез разговаривающего с навигатором, принимают за шизофреника, а, именно так и будет выглядеть пришелец в глазах окружающих. Врасти в то общество стать там своим, раствориться до конца, не получится. Ни один "Маугли" (так обобщенно называют детей воспитанных животными) так до конца и не стал человеком.
С технической точки зрения у прогрессоров ляп на ляпе. Как получить бездымный порох в семнадцатом веке, если нет сырья и оборудования. Все знают, обработай хлопок или тряпку из него азотной кислотой и готово. Ню-ню. Как говорится флаг в руки и барабан на шею. Сначала пусть ответят, что такое крепкая водка[4] (некоторые названия химических веществ в то время и ныне отличаются). Пусть попробует объяснить аборигенам, что ему нужно. Как получить броню или качественную оружейную сталь в больших количествах, если до середины 17 века сталь не могли получать литейными методами, а позже в течение полутора столетий получали в виде мягкого железа. Такие материалы как никель, молибден еще не были известны. Пойди туда, не зная куда, найди, то, не зная что. Ради интереса попробовал составить сетевой график получения вооружения начала двадцатого века в семнадцатом, получилась схема с более чем двумястами позициями растянутая лет на пятьдесят и при этом не уверен, что учел все. Скольких нюансов мы еще и не знаем, много ли людей ответят на вопрос, где в артиллерии кроме мундиров использовались плательные пуговицы?[5] Все понимаю, и что художественный вымысел и условности, но вот ощущения такие же, если в разговоре слышишь слова "покласть" и "ложить". Ухо режет, хоть я и не великий грамотей. Что можно сделать, с моей точки зрения. Первое — попасть в тот период, когда нужда или условия для изобретения чего-либо созрели и общество готово принять его. Второе — зная технологии, сократить сроки от изобретения до получения промышленных образцов. От момента изобретения бездымного пороха, до его промышленного производства и принятия на вооружение, прошло почти сорок лет. Между открытием Резерфорда и созданием ядерной бомбы примерно столько же. Паровую машину и паровые котлы (две абсолютно разные технические единицы) доводили "до ума" больше ста лет, керосиновую лампу более семидесяти. Таких примеров множество плюс к этому некоторые вещи не использовались вообще или очень ограниченно потому, что в данный период времени это было никому не нужно, никто не видел практической пользы, примеры: воздушный шар, нефть или 3G фильмы. Время с момента открытия и запуском в массовое производство не проходит зря. Оно тратится на отработку технологий, на создание сопутствующих объектов, оборудования, инструмента, на упрочнение или создание теоретической базы и так далее. Иное у "попаданца" он это все знает и период подготовки от этого знания существенно укорачивается. Самая большая проблема здесь передача знаний окружающим, пришелец и абориген говорят и думают на разных языках. Это та еще проблема, примерно как связать между собой две радиостанции одна в КВ диапазоне вторая в УКВ.
Для меня самый интересный период, с точки зрения использования в альтернативно исторических произведениях — это середина девятнадцатого века. Переломный период как в технике (промышленная революция) так и в вооружении (гладкоствольное и нарезное оружие, пар и парус). Период с самой высокой плотностью технических новшеств (число изобретений и открытий на единицу времени просто зашкаливает).
Построение фраз, язык той поры, а это времена Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Гончарова, Гоголя, не вызывает у нас отторжения. Если попробовать читать оригинальные тексты, то через достаточно небольшой период времени перестаешь замечать лишние буквы, и чтение не доставляет неудобств. Проверено на собственном опыте. Взялся читать Гончарова в сканированном виде, дочитывал, не замечая ятей и фит[6]. Это означает, что логика мышления совпадает. Не совпадают только моральные установки и модели поведения. В своей попытке что, то написать на тему альтернативной истории я руководствовался именно такими рассуждениями.
Пролог
Слушая рассказы старого мичмана, наставника в мореходном училище, нам, мальчишкам очень ярко представлялись окрыленные парусами фрегаты и мрачноватые пароходы, моряки в ослепительно белых форменках. Как уходили они от берега в сторону падающего к горизонту солнца. Как из последних сил люди таскали за линию фортов, выгруженные на берегу припасы и бесконечной цепочкой несли наверх, к орудиям снаряды… Многое забывается в моем возрасте, но именно эти детские воспоминания, семейный архив и найденный, во вскрытом, согласно завещанию конверте, старый дневник послужили основным, побудительным мотивом для написания книги. Данный опус скорее представляет собой выдержки или цитаты из дневника и свидетельств, написанных участниками тех событий в книгах и письмах (кто может лучше и правдивее рассказать о происшедшем, чем современники) разбавленных небольшими вкраплениями авторского текста, что поделать меня как морского инженера хорошо учили двум вещам умению пользоваться литературой и лаконичности.
"аз есмь…"
…Всевышней волею Зевеса
наследник всех…
И не почтовые, а свои, и не дядюшка, а отчим, но на душе все равно погано, тяжко это в двадцать один год становиться главой семьи. Думы, прожекты к… не к ночи будь сказано, семь лет учебы псу под хвост, два года практики туда же. Жизнь в Санкт-Петербурге это не занюханный Смоленск…
Дорога тянулась, отсчитывая версту за верстой[7] и столь же неторопливо, двигались мысли. Сидевший рядом поверенный дремал, мотая головой на ухабах. Его приезд в Первопрестольную, где я проводил отпуск с друзьями и явился основной причиной моей хандры. Отчим, скончавшись следом за матушкой, оставил нас троих сиротами и мне как старшему придется заниматься и семейным делом и сестру с братом растить… Брата в училище, благо возраст, подходящий для поступления подойдет скоро да умом бог не обидел. С сестрицей сложнее не понимаю я барышень, ну да ладно бог не выдаст свинья, не съест, справимся. Плохо, что я в Смоленске никого не знаю и был то там три раза за семь лет.
Наша семья перебралась с Олонецкой губернии на Смоленщину, меняя климат по совету врачей. Матушке это помогло мало, она так и не оправилась после родов младшенького. Я её после поступления в Морской Корпус живой и не видел, мал был, да и зимой, не стали меня морозить и везти в Смоленск. Позже отчим приехал и рассказал, что и как, передал матушкину шкатулку да прощальные слова. Отчим у меня золотой человек, хоть и не было промеж нас большой любви, уважения достоин. Взял вдову с ребенком состояние её не промотал, а приумножил. Двух своих родил и после смерти жены все силы отдал воспитанию оболтусов, различия между нами, не делая. Никого более в дом не привел, память хранил. Поверенный передал мне его прощальное письмо с пожеланиями, просьбами и наказом вырастить малых да копию завещания. С кем бы посоветоваться на счет…
Больно и во рту солоно, кто там подо мной ворочается, а… а поверенный, болезный ты наш. Кони ржут, ну все сейчас выйду и Федора, скотину, кнутом поперек хребта, моду взял хозяина рылом о доски бить.
На дороге, прямо посередине, стояло маленькое чудо в светлом платьице с оборочками и зареванным личиком. Это от нее шарахнулись кони с кучером, все равно прибью скота, больно- то как. Утер лицо, чтоб не испугать ребенка, подошел.
— Что случилось барышня, откуда слезы?
— Там… там.
Слезы ручьем, ручками машет, слово сказать не может, захлебывается.
— Что маленькая?
— Папа… мама… поля… никого… просил…
Больше и не разобрать ничего, но зовут. Малышку на руки, глянул, Семенович вроде оклемался.
— Показывай куда.
Махнул рукой этому… короче ошибке природы, чтоб из канавы выбирался и за нами ехал к лесочку чуть в стороне от дороги, девочка туда показывает вроде, и сверток с дороги есть, сено косили, ездили.
— О Господи.
За поляной в лесочке, крови как на бойне. Лежит женщина, распяленная между колышков, мертвая, судя по всему. Рядом два мужика с расколотыми головами, третий чуть поодаль в портках запутался, да так и помер. Лошади бродят, три каких-то телеги на поляне стоят, костер потухший и разметанный, жерди. Кто, что — не понимаю.
— Молодой человек.
Опершись на дерево спиной, лежит крупный мужчина лет сорока-сорока пяти, в порванной измазанной, когда-то богатой одежде с обмотанной тряпицей головой. Рядом с ним на коленках второе чадушко в точно таком же платьице, как первое, только розового цвета.
— Помогите устроиться по-удобней и если можно попить, а то сушит.
Подъехал возок, достали одеяла, нашлось даже красное вино, начались хлопоты. Пока Алексей Семенович присматривал за девочками, напоил их, немножко умыл, а мы с Федором перевязали, и поудобней устроили мужчину в одеяла. Он назвался питерским купцом первой гильдии Афанасьевым Степаном Ильичем с семейством. Как только они вечером остановились на ночлег, на них напали. Его оглушили и несколько раз ударили ножом, а затем, судя по ранам, еще и добивали лежачего дубинами да не добили на свою голову. Перед рассветом, в полутьме, очнувшись и увидев картину он, благо оружие (чудное какое-то, ни разу таких пистолей не видел) бандиты не нашли, посчитался с варнаками, но жене помочь уже ничем не смог. Она когда все началось, дочерей с коляски столкнула да приказала в лес бежать. Те спрятались, а утром, девочки вернулись к отцу. Он и послал одну на тракт за помощью.
Поначалу решили собираться и ехать в Ярцево, но Степан Ильич отказался и попросил привести станового, да священника. Сказал, что священник ему нужен, исповедаться и жену отпеть, а жизни ему осталось два три дня, воры ему весь живот изрезали, и хребет повредили, ног уже не чует и двигать его с места нельзя. Алексей Семенович с Федором поехали сразу, как только навели порядок на поляне, прикрыли мертвых, оставив нам немного еды. Воды в родничке рядом и так было вволю. Степан Ильич успокоившись, уснул, а мы с девами взялись обустраивать лагерь да обед готовить. Они такие потешные, когда хотят походить на взрослых. Рассудительные и обстоятельные, и если не вспоминают прошлую ночь, да на другую сторону поляны не смотрят — вполне самостоятельные дамы. Пока варилась в котелке еда, Полина, с Еленой смешно картавя мне, сразу заявили, что я им не особенно нравлюсь, потому, что они не любят два мужских имени "Игогь" и "Андгей". Кашу же они обожают и готовы её есть утром днем, вечером и даже ночью, если с молоком, а если без — то только утром. После еды барышни слегка осоловели, забравшись в возок, закутались вдвоем в одно одеяло и заснули. Я собрал посуду и только решил подремать, как услышал тихое.
— Андрей расскажи мне о себе, так легче будет, а то от боли ни спать ни лежать спокойно не могу отвлечься надо.
Понемногу под его расспросами я рассказал Степану Ильичу о своем несчастье, о порушенных мечтах. Наверно неправильно это, но сейчас мне горше было осознавать, что детство и юношество кончилось, что не будет в моей жизни, ни парусов, ни дальних странствий, ни веселой столичной жизни, чем пережевать о смерти близкого человека. Он же только улыбался, хмыкал, поддакивал да расспрашивал меня о сестре, брате даже присоветовал, что брату надо учиться военному делу по его делам и склонности вечно играть в солдатиков. Так в неспешной беседе прошло часа три. Наконец выговорившись, я начал замечать капли пота на лбу собеседника. Его неестественную бледность и резкие дерганые движения. Мысленно обозвав себя токующим глухарем, сходил с котелком к роднику набрал холодной воды и, смочив тряпицу, положил её на лоб собеседнику.
— Может так хоть немного легче будет.
Степан Ильич помолчал несколько минут, потом резко вздохнув, сказал.
— Андрей видишь тропинку, вот от той кривой березы начинается. Пройди по ней саженей[8] тридцать, там, в кусте похожем на шар будет сумка, и длинный сверток принеси сюда, пожалуйста. Раненым и ущербным противоречить нельзя это нам в корпусе преподаватели говорили. Сходил и как ни странно действительно обнаружил необычную сумку и длинный сверток. Тут до меня стало доходить, что все немного не так как рассказал нам первоначально купец, что-то нехорошее или загадочное кроется в этом нападении да и купец, судя по тропинке и тайнику, стоял здесь не один час.
— Открой сумку, там внутри коробка с красным крестом. Достань из коробки стеклянную палочку с иглой на кончике, их там несколько, возьми ту на которой буква "М" написана и дай мне.
Повозившись, я открыл коробку. Там этих палочек было штук пятьдесят разных, выбрал с буквой "М" и дал Степану Ильичу. Он снял с кончика иглы маленький шарик и, воткнув иглу себе в ногу, сжал палочку, та сплющилась, я охнул, а Степан Ильич сказал.
— Не бойся это не больно, я же говорил, что ног не чувствую. Подожди несколько минут, и я тебе кое-что объясню.
Он разрыл землю под корнями дуба и закопал смятую стеклянную палочку. Через некоторое время его лицо порозовело, дыхание выровнялось, он подтолкнул себе под правый бок одеяло, повернул ко мне голову и сказал.
— Пришло время тебе кое-что объяснить, и выбора у меня особенного нет, а надежда теперь есть…
Прошло три часа, проснулись девочки. Я как во сне сводил их к ручейку, заставил помыть мордашки, потом готовил, потом ужинали, потом Поля и Лена по очереди читали отцу книжицу. Оказывается, они еще и читать и считать умеют. Степан Ильич смотрел на девочек, ласково гладил по русым головкам и чему-то улыбался. Мне же все происходившее казалось сном, выдумкой, обманом, еще неизвестно чем, но только не правдой. Потом мы жгли костер, затем укладывали этих кукол неваляшек спать, а они все не укладывались. Степан Ильич показал мне, как действует его чудный пистолет и упокоил меня, сказав, что обезболивающее лекарство будет действовать до утра, и я могу спокойно поспать.
С утра после завтрака, поставил Степану Ильичу "укол", так он назвал это действо и, оставив девочек присматривать за отцом. Взял из одной из повозок лопату. Отправился по знакомой тропинке, там саженях в десяти от куста под дубами была разрыта глубокая, в два человеческих роста яма, на дне которой стояло восемь небольших, потемневших от земли, бочонков. По словам Степана Ильича в них находилось почти две тысячи фунтов золота. За этим золотом он и приехал сюда под видом поездки с семьей выкопать выкопал, а потом то ли проследили, то ли случайно наткнулись на них эти воры, и получилось, что получилось. Хорошо, что хоть маленькие живы остались. Засыпал бочонки сверху выброшенной землей, а яму оставил, завтра как приедут посланники так мы этих разбойничков поверх бочек и прикопаем. Врать вместе с дядькой Степаном будем, что яму ту разбойники заранее выкопали, хотели следы скрыть, а я на неё случайно наткнулся, когда лошадей ходил искать. Ложь грех, но тот грех сказал Степан Ильич, он на себя берет, пусть, то золото дочерям как вырастут, достанется. На том мы вчера и порешили. И ведь не нужно ему было то проклятое золото, куда ему и так немереное количество миллионов золотых и серебряных рубликов, как хомяк напрятал по разным английским да голландским банкам. Под видом торговли пряностями туда-сюда серебро да золото десять лет мешками возил. Нет же, решил взять "до кучи", так он это назвал, а проще жадность задавила. Лежит вроде добро бесхозное, от Наполеона оставшееся, ну как не взять, вот и взял. Он теперь свою ношу на меня завалит, и будет сверху смотреть и радоваться. Еле успокоился, девочкам спасибо — задергали, заговорили, замучили, и что им все интересно, и что им на месте не сидится, и что им не молчится. Кое-как утихомирил да к делу приставил одежку перечистить и перестирать. Научил камушком воду в лохани греть. Костер запалил. Дал маленький камушек и лопатку, чтоб его доставать. Часа на два у них занятие есть, потом сохнуть будут, а там и обед подоспеет. Снова долго разговаривали со Степаном Ильичом, он мне про свое дело купеческое рассказывал да показывал я, только записывать успевал. Затем о будущем поговорили, о делах, сделать которые надлежит. Так в разговорах, хлопотах и возне с неугомонными день и закончился, только уколов два пришлось вечером ставить, чтоб до утра хватило. С утра упаковал его сумку и вещи необычные в свой дорожный сундук, дабы вопросов лишних не возникло. Пистолет завернул поплотнее, да в возок припрятал. Хорошая вещь — пригодится, когда-нибудь.
Степану Ильичу к обеду стало хуже, горячий весь, но держится, только говорит, что быстрее бы приехали, а то до утра он не дотянет. Двух уколов хватило до обеда. Уж запах нехороший пошел. Девочки от отца ни на шаг не отходят, сидят тихонечко, держат его за руку, а в глазах слезы. Дядька Степан все диктует и диктует, старается как можно больше сказать, боится не успеть. Про бумаги свои, что в доме питерском в железном ящике лежат, постоянно напоминает. Повторяет, что ежели слово прочитать правильно не смогу или не пойму что прочитал, просить читать девочек их учили правильно проговаривать такие слова. Говорил что алфавит немного другой без ять и фиты, говорил про лекарства в ящике, что от чего и как использовать. После обеда услышали шум, подъехал целый обоз. Полиция, священник, доктор и Федор с Алексеем Семеновичем вернулись на четырех повозках. Пока они подъезжали, поставил Степану Ильичу еще два укола с запасом, чтоб не мучился и началось. То полиция, то доктор осматривает, то разбойничков описывают, хотя, что там описывать — тать он и есть тать. Потом стряпчим в присутствии свидетелей священника полицмейстера и врача было составлено и подписано завещание: "Я, Афанасьев Степан сын Ильича, уроженец города Глухова, купеческого сословия находясь в уме и твердой памяти…" Короче все мне, с условием дочерям треть, как замуж выходить будут. До того времени опека. К вечеру Степан Ильич исповедался, принял причастие, через час потерял сознание, а к утру преставился. Разбойничков еще с вечера прикопали в той ямке, что они для других готовили. Степана Ильича с супругой довезли до Ярцева, где отпели и похоронили вместе у церкви.
Не было ни гроша, а тут алтын
Закончились хлопоты, в основном неприятные и обременительные, по вступлению в силу двух завещаний, прошли сороковины и остро встал вопрос, что же делать с моим разросшимся до неприличных размеров семейством. Еще целых два месяца до начала занятий в гимназии за всеми четырьмя глаз не хватит смотреть их же всего два (глаза имеется в виду). Через неделю начал чувствовать себя курицей. Еще немного и начну кудахтать, где тут делами заниматься. Себя бы не потерять. Не дом, а балаган. Сегодня все уже улеглись и можно немного подумать о будущем. Итак, что у нас в активах.
Unus. Барышень три (кошмар), обормотов один (ну куда ни шло).
Duo. Дом в Смоленске, дом в Москве, поместье под Москвой, огромная усадьба можно сказать дворец и куча земли в Санкт-Петербурге. Дом и склады в Роттердаме и Амстердаме. Магазины в Москве, Санкт-Петербурге, Киеве, Роттердаме, Риге, Париже, Лондоне.
Tres. Деньги — много, просто неприлично много, очень неприлично много. Даже представить тяжело, воображения не хватает.
Quattuor. Какие никакие знания. Тем паче в Санкт-Петербурге в усадьбе библиотека, макетный зал и мастерские.
Quinque. Долг — дал слово.
А в пассиве: заботы и хлопоты, заботы и хлопоты и так много-много раз. Где взять помощников, с кем посоветоваться?
Утро уже. Значит так, нанимаем нянек, дядек, воспитателей. Едем в столицу, смотрим бумаги и примем решение там. Смотреть за делами в Смоленске оставил Алексея Семеновича. Выделил ему половинную долю в доходах местного дела и поручил прикупить складов и место под лавку пряностей. Собирались быстро, вещей вроде не много, но места под них надо о-го-го сколько. Еда, вода, охрана из служивых казаков, невесть какими путями оказавшихся в Смоленске. Неправильно говорят, что два переезда равны одному пожару и одного хватает. Алексей Семенович дал мне на прощанье рекомендательные письма к своим знакомым засим и попрощались.
Так, через неделю, длинная лента обоза вытянулась по дороге. Семейство перемещалось на новое место жительства в Санкт-Петербург.
Из письма Елены Мещерской сестре Полине "Семейный архив семьи Яковлевых".
"Здравствуй дорогая Поля!
Сегодня исполнилось тридцать лет со дня смерти родителей. Докладываю, могилка маменьки и отца в полном порядке. Цветы, оградка покрашена, смотритель кладбищенский ухаживает за ней очень хорошо, перед отъездом опять оставлю ему денег, пусть и далее присматривает. Сидела на лавочке, муж деликатно отошел, и вспоминала тот ужас, и безысходность которые навалились на меня тогда. Я очень смутно помню те дни, ночь, крики, дорога, потом какие-то люди вокруг они чего-то от меня хотели, что-то говорили, что-то говорила и делала я, мне было все равно, как в спасательный круг я вцепилась в руку Андрея с одной стороны, с другой была ты. Какой ангел, а может сам Господь направлял его по той дороге, пока не встретил нас в нашем положении. Слова батюшки о послушании ему и то, что он сам вложил наши дрожащие ладошки в его руки, послужили якорем в то недоброе время. Совсем не помню Смоленск. Я думаю, к жизни меня вернула "воспитательская" ошибка нашего опекуна. Он от незнания а может быть от того что более себе ничего представить не мог или не успел, нанял нам в воспитательницы и учительницы выпускниц смолянок[9], только-только вырвавшихся из этой "тюрьмы". Сколько веселых игр, женских историй, сплетен обрушилось на нас. Диме повезло меньше, ему в gouverneur[10] достался отставной боцман у которого любимое лекарство от лени было линек[11]. Помнишь, как братец прятался у нас в комнатах, чтоб поиграть вместо уроков, а мы его дружно покрывали всей своей женской компанией. Там сидя по вечерам у живого каминного огня слушая морские истории, или читая и обсуждая книги, я почувствовала, что у меня опять есть семья и мне уютно и хорошо, пропал страх и начал подергивать пеленой забвения тот день. Кстати, сестренка, помнится мне что ты, всегда, очень расстраивалась, если Андрей не появлялся на вечерних посиделках. Наши кумушки все подшучивали над тобой, влюбилась мол. Ты краснела и огрызалась. Может, хоть сейчас признаешься, так ли это а…"
Не думал, что буду жить во дворце. Бывшая усадьба графа Строганова, дубы, английский парк, павильоны и все это, вот уже два месяца, подвергается "потоптанию" и "порыванию". По словам Лены, они знали, что есть дом в столице, но не были, ни разу, а жили под Москвой в поместье с матерью. Там воздух здоровее и папа все время в разъездах. В усадьбе для малышни раздолье. Меня, во время прогулок, пару раз грабили корсары, а сегодня вообще "последний из могикан" застрелил в павильоне из лука (ох уж этот господин Купер[12]). Интересно все же кто их луки научил делать и почему не "Ункас" а "Ункаска" в девичестве Полина с ножом деревянным носится, откуда краску взяли рожицы размалевать и кто перья у павлина драл. Вот-вот начнут читать Ишимову[13] "Историю России в рассказах для детей" им мечи и копья понадобятся, а мне броня.
В сараях расположена мастерская, на втором этаже макетный зал. Здесь я и провожу основную часть времени. Все необычно, а уж бумаг разных, описаний и действующих макетов не счесть. Не верьте, что мужчины с возрастом становятся серьезней и перестают играть в игрушки. Три недели, целых три недели играл в железную дорогу, как маленький мальчик двигал паровозики и вагончики, передвигал стрелочные переходы, рассматривал под лупой, что и как устроено, читал описание. Не верится что такое возможно. От полного неприятия спасло посещение Англии во время практик в Корпусе и посещение Царского Села. Там видел нечто подобное, но все уродливое, несовершенное и примитивное. Еще месяц рассматривал уменьшенные в несколько раз макеты огромных домниц, печи для получения литейного угля — кокса, печи для получения стали и железа, движители, использующие пар и гальваническую силу, макеты станков и образцы инструмента для обработки металла. Как в музеуме — раздел металлургия, раздел горное дело, раздел электрическая сила, раздел история, раздел приборы, раздел оружие, химический раздел с лабораторией, машиностроительный раздел, а посреди залы огромное кольцо железной дороги.
Вечерами как все улягутся спать, устраиваюсь в кабинете, читаю и размышляю, изучаю планы Степана Ильича. Без его начальных объяснений никогда бы не разобрался. Изучаю его дневник его мысли записанные на бумаге, рассуждения и сам пытаюсь рассуждать.
Нет создать свое государство на месте владений Русско-Американской Компании, как он хотел, не получиться. Не то, что денег не хватит, нет желания. Он ведь хотел обустроить себе небольшое государство в государстве на задворках Империи, завезти туда людишек, научить, слегка попинать соседей, чтоб боялись, помочь Российской Империи выиграть войну через пятнадцать лет и под шумок от нее отделиться. Так как далеко, никто связываться и не будет, признают — куда денутся. И жить дальше целому государству, опережая всех в технологиях, за счет продажи оружия соседям и всем прочим, благо войн впереди немеряно. Ну не нравится мне это. Я русский человек и жить со своими мне легче, и дети мои русскими будут и внуки. Впрочем, есть и у меня кое-какие мысли. В дневнике у него есть интересный пример:
… сидят в пустыне в неделе пути друг от друга два бедуина у одного есть баран, у другого корова один пьет молоко, но мерзнет по ночам, ночи в пустыне холодные, второй в теплой шерстяной одежде питается ящерицами, печеными корешками. Оазисы у них маленькие, как раз прокормить одно животное. Все их устраивает, но тут к одному из них приходит женщина. А женщина это как всем известно лучший стимул для развития общества и хочется ей и вкусно кушать и спать в тепле. И бедуины начнут действовать. Чтобы получить шерсть надо, что-то отдать. Молоко не получится, скиснет, испортится, дорога-то долгая. Пустить корову на мясо, а дальше что есть? Придумает бедуин сыр, построит сыроварню (промышленность), сделает его и отнесет соседу. Взамен получит шерсть, женщина напрядет ниток, соткет материю и будет им светло и тепло. Правда заодно заставит мужа придумать прялку и ткацкий станок, ибо любит облегчать себе жизнь. Второму бедуину понравится сыр, он настрижет шерсти и сам пойдет в гости. Там напьется молока, заберет сыр и домой вернется с мыслью, что ему тоже нужна женщина. А там и до маленькой войны недалеко. Победит заберет себе женщину, а соседу корову оставит, так как прокормить ее не сможет, да и до дому без воды только протухшее мясо дотащишь. Затем первый бедуин захочет сатисфакции и так далее, и тому подобное. Так они и будут жить поживать, но добра много не наживут, потому что стимул стимулом, а далеко они друг от друга. И остановится в развитии бедуинская цивилизация из-за отсутствия железной дороги и паровоза, или реки на худой конец. На паровозе (лодке) за день можно было бы до соседнего оазиса доехать, барашка покормить и домой вернуться. При этом соседушку можно и того… чтоб баб не отбивал. Глядишь дети пошли, развитие! В этом, я увидел, что самое главное это транспортная связь, чем быстрее происходит обмен и передача товара, тем быстрее развивается промышленность. Да разве только товары, возьмем, к примеру, знания. Примем что в городе "а" пшеница стоит 15 копеек за пуд, а городе "б" 20 копеек. Если информацию об этом я буду знать сегодня, то смогу заработать со ста пудов зерна 5 рублей, а ежели через неделю то нет. Время пройдет цены поменяются и я, может быть, заработаю больше, а может, в убытках буду — неопределенность. Скорость передачи информации даже важнее скорости перевозки товаров. Можно посмотреть на нас, на людей. Города возникали по берегам рек, потому что по ним было можно быстро передвигаться перевозить товары и вести. Научились строить морские суда, начали селиться по берегам морей. Вспомним как там, у Александра Пушкина[20].
Новости и знания нужны всем.
У кого транспортная и соответственно информационная система развита лучше, тот в итоге и выигрывает. И живет богаче и знает больше. В Англии — каналы. Например, в Бирмингеме их больше, чем в Венеции. Сначала хотели по ним зерно из центральных графств на Лондонский и прочие крупные рынки возить, а сейчас и уголь и сукно и железо возят. Вот и развиваются очень быстро по всей территории. Не только в прибрежных районах, нынче железные дороги взялись строить, пусть пока частично на конной тяге. Денег у них много, флот торговый большой, колонии грабят нещадно. Народу бездомного для работ множество с земли согнали, а у нас? Хуже всего, с дорогами. Страна большая, расстояния огромные, дорог мало. Пока от одного края до другого доберешься, год пройдет. Это сказывается на развитии. Англия за ближайшие двадцать лет построит пятьдесят процентов необходимых ей железных дорог, Франция так же, а Российская империя менее одного процента. Ну и кто развиваться будет быстрее, а? Торговать, кроме как зерном да пенькой, за границей пока и нечем. По данным Степана Ильича самый богатый недрами район — Урал, но он далеко. Пока туда машины доставишь, они уже устареют. Пока железную дорогу проведешь, годы пройдут. И не факт что туда народишко поедет без принуждения. И где этот народишко взять? Сегодня, чтоб с Урала железо доставить — два года необходимо, а чай из Китая три года везем. Дальний Восток, Америка, Сахалин. Нужен торговый флот, насильственное переселение. Земляное масло, нефть в Баку, на Тамани, на Сахалине, в Америке, но глубоко, кто бурить будет? Каучук в Бразилии, нужный метал в Руре, селитра в Чили, золото на Амуре, Зее, Колыме, в реках Калифорнии, в банках, где угодно. А я где? Работников почти нет, мастера и специалисты в Европах, ирландцы голодать будут лет через десять (там себе народишко Ильич и найти хотел, сотнями тысяч забирать можно было бы), крепостных, можно сказать, тоже нет. Зато у меня есть преимущество, я знаю, что и как можно сделать, не совершая ошибок и не тратя лишних денег. Могу, например, до получения рельсов строить насыпи для железной дороги. Могу строить заводы в нужном месте до получения оборудования. Могу одновременно строить шахты, домны и сталеплавильные печи в нужных местах. А у себя на земле я вообще могу делать что захочу.
Интересная таки штука "керосиновая лампа". Пока приспособился, да к запаху привык, неделя прошла. Зато теперь книги на ночь читаю и свет яркий. Изготовить, судя по всему не сложно. Так почитаем, посмотрим, м…м-да…а.
Вывод: пошел я спать, а то голова опухнет в дверь не пройдет и на подушке не поместится.
Запись в детском дневнике Елены Мещерской сделанная рукой ее сестры Полины "Семейный архив семьи Яковлевых"
"… Лена заходила к тебе в комнату три раза. Тебя не застала, опять с Настей где-то гуляете. Последнее время совсем не видно Андрея. С головой зарылся в бумаги и не показывается. Давай вместе сходим к Матрене на кухню. Ты старше, она тебя послушает. Пусть научит кофей варить и пирожное печь. Будет повод к нему заходить о нас напоминать. Без него плохо…"
Поделиться книгой: