Между клизмой и харизмой

— Попросит денег немерено. — Ярдов встал из-за стола и направился в туалет, который располагался там же, в кабинете, за потайной дверью.

— Гусев сказал, что уломает на полтинник.

— Гусев — жучара. Половину этой суммы оставит себе. Опускай его на тридцатку. — Ярдов вышел из туалета, забыв застегнуть ширинку.

Я тут же позвонил Гусеву и поехал к нему. После недолгих препирательств уговорил его на сорок тысяч долларов. За эти деньги звездные супруги разрежут ленточку, похвалят магазин, пообщаются с прессой. А вечером Киркоров под покровительством Звезды споет восемь песен на закрытой вечеринке для друзей. Но споет под фонограмму. Живое исполнение стоит дороже, объяснил Гусев.

Зинаида Фукалова вызвалась помочь, усилив программу вечеринки группами «Браво», «Доктор Ватсон», «Колибри» и клоуном Леонидом Лейкиным из театра «Лицедеи». И за все это попросила пять тысяч долларов. Вести вечеринку за триста долларов охотно согласился Евгений Александров, артист театра «Буфф», более известный по передаче «Кружатся диски» на Пятом канале. Вот так все затевалось…

— Куда вы пропали? Аллочка ждет вас в гостиной, — вывела меня из воспоминаний Эмма Васильевна. — про «Прибалтийскую», где пройдет вечеринка, пока не говорите ей. Вы же знаете, насколько болезненна для нее эта история.

Я знал, разумеется, про ссору Пугачевой с руководством гостиницы. Весь город знал. Да что там весь город? Вся страна знала. В далеком, еще советском 1987 году Звезду не поселили в ее любимый номер класса lux[5], а предложили аналогичный, но в противоположном крыле гостиницы. Без вида на залив. Ее же номер был занят жителем из «солнечной Армении», который привез дочку на лечение. На следующий день в «Вечернем Ленинграде» вышла разгромная статья «Поставим звезду на место!», где предлагалось лишить Примадонну звания народной артистки. В редакцию посыпались телеграммы примерно такого содержания: «возмущены буржуазным поведением тчк сдаем билеты зпт не хотим идти на концерт тчк группа ленинградцев». А в некоторых письмах содержались весьма оригинальные предложения «оторвать язык», «залить рот смолой». Это были первые — пусть еще робкие — голоса гласности и перестройки. Звезда поклялась никогда больше не селиться в «Прибалтийской».

Эмма Васильевна провела меня в гостиную и предусмотрительно вышла. Звезда, не глядя в мою сторону, спросила:

— Так вы не чечен, и фирма ваша не чеченская?

— Мы сибирские. То есть основатель и владелец компании родом из Сибири, а я армянин из Тбилиси.

— Грузинов люблю, а с армянами у меня было несколько бизнесов, и во всех меня кинули. Так, рассказывайте, что я должна сделать?

— Разрезать с Филиппом ленточку, дать интервью ОРТ, сказать, что приветствуете первый в России магазин лицензионной аудио- и видеопродукции, где благодаря передовым компьютерным технологиям можно по ключевому слову найти любимую песню. А вечером присутствовать на концерте Филиппа в… — И тут я запнулся, хотя столько раз репетировал эту «судьбоносную речь». Но собравшись духом, я выпалил через секунду:

— Алла Борисовна, вы же знаете, что скандал — двигатель торговли. А скандал со звездой — двигатель с турбонаддувом… Вечеринка с вами пройдет в «Прибалтийской».

— Что-о?! Да вы ополоумели! Вы забыли, как со мной обошлись?! Ноги моей там не будет! Никогда! Какая наглость!

Прибежала Лавринович:

— Оставьте нас, пожалуйста, наедине. Я же вас просила быть деликатнее.

Затея с вечеринкой оказалась под угрозой срыва. Похоже, прав окажется журналист Садчиков, который на вчерашней пресс-конференции ласково съязвил:

— Нам все понравилось. Фуршет отменный, напитки изысканные. Но теперь, когда ажиотаж достиг предела, Ярдов, признайтесь честно — это все блеф. Никакой Пугачевой не будет завтра.

Ярдов уступил микрофон мне.

— Может, и так, Михаил. Но давайте подождем до утра. Если завтра в 8.35 утра из «Красной стрелы» Пугачева не выйдет, значит, все это был блеф.

Кто такой Путин?

— Алла интересуется, а где владелец-то сам?

— Извините, не слышно. — В магазине, и до того тесном, было не протолкнуться. По поддельным журналистским удостоверениям на церемонию открытия проник, кажется, весь город. Нет, вру. Весь город бушевал за витриной магазина на улице, которую милиции пришлось перекрыть.

— Владелец где? — теперь уже криком повторил вопрос Геннадий Руссу, продюсер Пугачевой.

— Вот же стоит между Пугачевой и Киркоровым, — кивком головы показал я на Ярдова.

— Этот жующий мальчик? В мятой футболке?

— Почему же мальчик? Ему двадцать пять лет.

— Есть у вас отдельная комната, где можно спокойно пообщаться с ним?

— Есть, конечно. — С помощью охраны удалось оттеснить толпу и впустить в служебную комнату звездную пару, пройти самим и затащить туда съемочную группу «Взгляда».

— Алла Борисовна, а это правда, что вечером вы поете в «Прибалтийской»?

Зря я похвастался «Взгляду», что мы помирили Пугачеву с гостиницей.

— И все вы, журналисты, знаете. — Звезда укоризненно взглянула на меня. — петь я там не собираюсь. Но, как благоверная жена, я буду присутствовать на концерте Филиппа. Слушайте, давайте сначала выпьем за ребят.

Ярдов деловито откупорил Crystal и, не найдя бокалов, разлил шампанское в бумажные стаканы.

— Камера работает? Я хочу пожелать всем, кто меня сейчас слушает и смотрит, стать постоянными покупателями концептуального, первого лицензионного и профессионального музыкального магазина. Никто вас здесь не надует. Специалисты возьмут вас за ручку, все объяснят, посоветуют. А господам пиратам я хочу пожелать быстренько-быстренько пиратскую деятельность свернуть и влиться в этот бизнес. В большем порядке будете, ей-богу. Это я вам говорю, Пугачева, — почти по тексту пресс-релиза отчеканила Звезда.

Вечером, уже на концерте в гостинице «Прибалтийская», примерно такой же текст должен был произнести Ярдов, но решил не покидать стол, за которым, помимо звездной четы и Эммы Лавринович, директора БКЗ «Октябрьский», сидели мэр Петербурга Собчак с супругой Нарусовой и дочерью Ксенией. Была еще одна пара важных гостей, которых я не знал. В списке они значились как первый заместитель мэра, председатель комитета по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга, с супругой. На сцену Ярдов велел выйти мне. Потея и запинаясь и не видя никого (слепили софиты), я выдавил из себя текст:

— Дорогая Алла Борисовна, дорогой Филипп, уважаемые Анатолий Александрович и Людмила Борисовна, дамы и господа, позвольте приветствовать вас и заручиться вашей поддержкой. Давайте впредь не покупать пиратских дисков и кассет. Разрешите ваши аплодисменты считать одобрением нашего начинания! — возвращаясь мимо столов к Ярдову, я чувствовал себя Гагариным, шагающим по ковровой дорожке. А вместо гагаринского шнурка в руке моей трепыхалась бумага с текстом. Гости пожимали мне руку, хлопали по спине, одобрительно кивали.

Уже в разгар вечеринки Ярдов, хмельной и возбужденный, нашел меня за кулисами.

— Ты все знаешь, ученый хуев, мы что, крутые?

— Нет, не крутые, а очень крутые. — Я схватил со стола, заваленного кокошниками и перьями, пакет сока и жадно отпил половину.

— Прикинь, Путин попросил меня закрыть магазин завтра на час для Нарусовой. Она хочет выбрать пару фильмов на DVD.

— А кто такой Путин?

— Вот ты лох! — Ярдов взглянул на меня, как на дебила. — Это зам Собчака по внешним связям, идиот. А что это за компания сидит за соседним столом?

— Не знаю, но могу быстро посмотреть. — все столы, за исключением тех, которые выбрал для своих гостей Ярдов, мы продавали по билетам. Через минуту я вернулся со схемой рассадки гостей.

— И что это за гости?

— Это Михаил Мирилашвили, владелец сети казино «Конти» и «Гостиного Двора» с семьей. Они заплатили десятку за стол. А рядом за соседним столом Костя Могила, его партнер Лисовский и руководство Пятого канала.

— Они тоже заплатили?

— Да. Столько же.

— Мы отбились?

— Не знаю пока. Как подобьем бабки после концерта, скажу.

Концерт закончился под утро. Самые стойкие из гостей требовали продолжения. Выручили «Ватсоны». За доплату в пятьсот долларов попели еще часок. Когда все закончилось, разъехались гости и начало светать, я и казначей компании Иван Кузов купили внизу в баре Absolut Curant и в три приема осушили его. После, присев в углу ресторана и подзывая поочередно артистов, честно со всеми расплатились.

— Вы кто? — Я сверялся со списком, а Иван отсчитывал нужную сумму.

— Экран.

— Сколько?

— Шестьсот.

— Вы?

— Кран.

— Как? Мы же только что вам заплатили.

— Это был экран, а я кран телевизионный.

— А вы кто?

— Низкий дым.

— А что это?

— То, что стелется по сцене.

— Сколько?

— Восемьсот.

— А сколько же стоит высокий дым?

— Ничего не стоит. Там достаточно шашки. А тут дорогая дым-машина.

— Надо было шашкой ограничиться, — заметил Иван.

Я посмотрел на Ивана, пытаясь угадать, шутит он или впрямь так считает. Он не шутил, что-то вычислял на калькуляторе и записывал вычисленное в блокнот.

— Отбились?

— Не совсем. Минус семь тысяч. Но это сущая хуйня. Такое открытие провели, такой концерт отгрохали. Все было круто!

С этой сущей хуйней, выжатый и пьяный, я поехал домой отсыпаться.

Утром позвонил Ярдов…

В Чечню в рабство

— Мы отбились?

— Кто звонит? — Я узнал голос Ярдова, но на всякий случай прикинулся спящим.

— Почему не на работе?

— Сам же сказал, можешь завтра весь день отсыпаться.

— На том свете отоспишься. Выкладывай, отбились?

— Нет. Минус семь тысяч.

— Как минус? Ты клялся, что выйдем в ноль. И даже заработаем что-то.

— Все верно. Но часть билетов были розданы бесплатно. — Напомнить, что билеты раздавал исключительно он, я не осмелился.

Ярдов на мгновение замолк. Неужели согласился с доводом?

— Ты что, сука, решил меня на бабки кинуть? Слышь, сегодня же вернешь деньги либо созывай своих братков армянских. А пока я включаю счетчик.

Со временем на счетчик набежало двадцать тысяч долларов. Каждый раз в гневе или во хмелю Ярдов вспоминал о долге:

— Слышь, горемыка, продавай квартиру. Скоро и ее не хватит расплатиться. Или отдам тебя в рабство в Чечню.

Как гласит бедуинская народная мудрость, если бедуина долго называть верблюдом, то рано или поздно у него вырастет горб. Бедуином я не был, но горб стал расти. Горб причудливой вины. Мне стало постепенно казаться, может, я и впрямь задолжал Ярдову? А раз задолжал, то надо поскорее вернуть долг, дождаться потом «юрьева дня» и с чистой совестью выйти из крепостной зависимости. Свобода как-никак лучше несвободы. Да и угрозы о рабстве — это не просто фигура речи. В те военные годы рабство в Чечне было обыденным явлением. Боевики врывались в станицы, резали население, а уцелевших уводили в плен.

Однажды, пребывая в грусти и тревоге, в голову мою залетела мысль: а не попытаться ли продать видеозапись концерта на телеканал? Допустим, ОРТ. Воодушевленный этой мыслью, я тут же поделился ею с Умовым.

— Хорошая мысль, — поддержал Егор, — только получи добро от Ярдова. Кстати, про наш концерт уже написали в газете. Вот прочти. — Егор протянул мне «Коммерсантъ-Daily».

…Г-жа Пугачева призналась, что приехала в Петербург для того, чтобы совместить три события. День рождения Валерия Леонтьева, открытие музыкального магазина (фирма «Сан-Франциско» решила, что может позволить себе таких гостей, и осилила звездные гонорары) и теннисный турнир Saint-Petersburg Open. Г-жа Пугачева, правда, призналась, что теннис не любит, так как от прыгающих туда-сюда мячиков и мужиков у нее болят глаза. Семья долго на турнире не задержалась и уехала на концерт в гостиницу «Прибалтийская». Остальные гости последовали за ними. Может, сработал и рекламный трюк: организаторы обещали, что Пугачева споет. Но звезда сдержала данный ранее обет молчания. Пели же Таня Буланова, группа «Колибри» (четыре девушки очень впечатлили Никиту Михалкова) и «Доктор Ватсон» (четыре юноши напомнили Анатолию Собчаку шлягеры молодости)…

— Дерзай, армяшка! Может, спасешься, — благословил Ярдов меня в Москву. — и передай Пугачихе, что отстегнем ей половину, если поможет с ОРТ.

Квартира Пугачевой пряталась в неприметном сталинском доме на Земляном Валу, аккурат над отделением милиции. Чтобы попасть к Звезде, следовало пройти паспортный контроль и строгий шмон в дежурной части отделения. Особенно долго наряд милиции изучал букет бордовых роз, который я купил по наказу Ярдова. Интересно, что они искали в цветах? Ничего не найдя, вежливо препроводили меня на второй этаж. Дверь открыла домработница Люся. Она была в малиновых лосинах и сиреневой майке с изображением Киркорова в перьях.

— Я к Пугачевой.

— Не разувайтесь, проходите в зал. Сейчас Филю позову.

— Ой, извините, Алла Борисовна! Не узнал вас.

— А без грима меня никто не узнает.

Пошаркивая шлепанцами, из соседней комнаты к нам вышел Киркоров в блестящих шортах и футболке с надписью «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус». Вытирая потное лицо и залезая полотенцем за шею, он ожесточенно раздирал себя, морщась и страдая. Подав мне руку, Киркоров развалился на диване, потом взглянул на меня, пытаясь вспомнить, где видел.

— Вы пели у нас на дружеской вечеринке в «Прибалтийской». — Я достал из дипломата видеокассету. — Вот запись концерта.

Киркоров взял кассету, сполз с дивана, перевернулся на живот и таким вот странным образом дотянулся до видеомагнитофона.

— У него в одном месте до сих пор детство играет, — хихикнула Пугачева.

Посмотрев кусок в начале и кусок в конце, звездная семья похвалила запись.