На почве ненормальных взаимоотношений с офицерством в польской армии учащаются самоубийства солдат. Сообщения об этом попадают в газеты. Одна из варшавских газет «Golos prawdy» сообщает:
«Солдат I шволежерского полка Петржак утопился в пруду Лазенковского парка. Сержант обвинил его в краже фуражки у товарища и приказал явиться к командиру эскадрона с рапортом. Петржак испугался допроса, побежал в парк и бросился с моста в воду».
Положение настолько обострилось, что в марте 1927 года военная комиссия сената специально занялась вопросом о самоубийствах в армии. Один из депутатов объяснил эпидемию самоубийств в армии тяжелым режимом, который создан чрезвычайной и ничем не оправдываемой строгостью офицеров и унтер-офицеров по отношению к солдатам.
«Чин чина почитай»
Поскольку дисциплина в польской армии держится на безусловном повиновении офицеру «не за совесть, а за страх», постольку взаимоотношения военнослужащих строятся на строжайшем чинопочитании. Внешним образом это выражается в отдании чести.
Польский солдат обязан отдавать честь всем полевым жандармам, старшим рядовым, унтер-офицерам и офицерам польской армии и союзных Польше армий. Генералам, ксендзам со святыми дарами, воинским знаменам и президенту польский солдат обязан становиться во фронт.
Польский устав переполнен всякими мелочами чинопочитания во всех случаях жизни. Честь отдавать надо за 6 шагов до начальника, а опускать руку в 3 шагах за начальником. Каждый шаг солдата — как войти в комнату начальника, как вести себя в театре, на вокзале, в столовой, в трамвае, на улице, в отпуску, — все предусмотрено уставом, и за нарушение каждой мелочи следует наказание.
Вот как, например, поучает журнал «Польский солдат» насчет отдания чести:
«Послушание и учтивость» — так сказано в уставе. На деле эта учтивость выливается сплошь и рядом в халуйство. «Спутник пехотинца» рекомендует солдату «оказывать начальнику учтивость путем мелких услуг: открыть двери, подать шинель, зажечь спичку, выполнить мелкое поручение и т. д.».
Армия резко делится на три группы: солдат, унтер-офицеров и офицеров. Связь между этими группами определяется исключительно служебными взаимоотношениями. Вне службы товарищеские отношения немыслимы.
Авторитет начальника строго блюдется. К примеру, запрещено делать выговор старшему в присутствии младших. Взыскания на унтер-офицеров объявляются в особом унтер-офицерском приказе, который читается только унтер-офицерам.
На почве таких взаимоотношений в армии наблюдается недовольство, особенно среди унтер-офицеров, которые — по словам одного польского капрала — «от солдат отстали, а к офицерам не пристали».
Еще ярче вскрывает взаимоотношения командиров и солдат один поручик. Он пишет:
«Между унтер-офицером и солдатом начинает расти китайская стена непонимания, как это было в русской, немецкой и австрийской армиях, где унтер-офицер был „врагом внутренним“ для солдата».
«Честь мундира»
Не смея сказать своему солдату о том, что он призван защищать не свои интересы, а интересы буржуазии, польское офицерство не скупится на красивые слова, чтобы их трескотней заглушить классовое сознание рабочих и крестьян, одетых в шинели. На первый план выдвигается здесь «честь мундира». Солдату внушается, что военная служба — великая и почетная обязанность «кровавый налог, приносимый каждым гражданином Польши на алтарь отечества». Тут опять предусмотрительно умалчивается, что собою представляет это отечество. Солдату усиленно внушается, что он — «первое лицо» в стране и что «честь мундира» не должна быть ничем запятнана. В этом оберегании чести мундира дело иногда доходит до смешного. Так, уехавшему в отпуск солдату запрещается работать в поле в мундире, так как это является «неуважением к мундиру».
Что надо сделать, чтобы охранить честь мундира? «Спутник пехотинца» говорит так:
«Честь мундира требует безупречного поведения, бодрого вида, старательного убранства, уклонения от дурной компании, послушания начальству; честь мундира не позволяет участвовать в собраниях и вечеринках без разрешения командира роты; не позволяет делать долгов, пьянствовать, играть на деньги в карты, водиться с проститутками; честь мундира требует, чтобы солдат держал язык за зубами, чтобы солдат никому не позволял поносить польскую республику и ее армию, мундир которой он имеет честь носить. Солдат со всей твердостью должен защищать честь своего мундира: никогда никому не позволит отобрать оружие, никогда не уступит дороги бродяге и авантюристу».
На первый взгляд все это очень хорошо. Не пьянствовать, не играть в карты, не водиться с проститутками, не делать долгов — очень хорошие правила.
Но стоит присмотреться поближе к этим правилам, как из них начинает вылезать рожа буржуазии. Мы тоже говорим красноармейцу: не пей, не играй, не водись с проститутками. Почему? Потому что это вредит боеспособности Красной армии, разлагает ее, а Красная армия — армия трудящихся. Каждый красноармеец, который вредит Красной армии, вредит самому себе, так как Красная армия— его армия. Так мы открыто и говорим.
Польские паны так прямо сказать этого не могут. И в борьбе с разлагающими армию безнравственными поступками они выдумывают «честь мундира». И все требования «чести мундира» составлены так хитро и ловко, что их настоящую суть трудно заметить.
Понятно, что в первую голову идет послушание начальству. Умело поставлено и требование о том, чтобы солдат не посещал никаких собраний без разрешения командира: здесь открытое стремление уберечь солдата от влияния революционных партий. Точно так же буржуазия стремится обязать солдата в силу «чести мундира» оправдывать существующий капиталистический строй: «никому не позволяй поносить республику польскую».
Журнал «Польский солдат» прибавляет сюда еще одно качество:
«Честь мундира не позволяет солдату осквернять своих губ похабными словами и ложью».
Однако ругательства в польской армии процветают настолько, что один майор в военной газете «Вооруженная Польша» поднял вопрос о матерщине. Только способ борьбы у этого майора несколько своеобразен. Он пишет так:
«Ругань царит и в казарме, и на походе. Ругаются офицеры, ругаются унтер-офицеры, а с них берут пример и „шереговцы“ (рядовые). Главным образом процветает русская матерщина».
Но разве майор против ругани? Нет, майор только предлагает заменить русские ругательства польскими.
Традиции части и праздники
Чтобы создать среди солдат внутреннюю спайку, привить им любовь к своей части, поляки уделяют большое внимание боевому прошлому армии. Многие полки носят такие же названия, какие носили польские полки при Наполеоне (шволежерские полки). Кроме официальных названий, почти каждый полк имеет еще кличку, связанную с его боевым прошлым. Например, есть полк «детей Варшавы», отличившийся в боях под Варшавой в 1920 году, есть полк «защитников Львова», есть полк «студенческий легион».
Польскому солдату при всяком удобном случае внушается, что он — самый лучший солдат в мире. К примеру, в одном из гражданских журналов помещена фотография из жизни американских ковбоев (пастухов, охраняющих огромные стада скота в западных степях Америки). А подпись под рисунком такая: «Американские ковбои — лучшие кавалеристы в мире, кроме польских». Солдату усиленно внушается, что польская армия никогда не терпела поражений, а если и были когда неудачи, то это именно неудачи, а не поражения.
Солдат обязан твердо вызубрить историю своей части. В дни полковых годовщин выпускаются специальные брошюры-листовки по истории частей, издаются специальные приказы по части.
В солдатском журнале при описании каких-нибудь боевых действий польской армии тщательно указывается, какие роты каких полков участвовали в бою, кто ими командовал, вспоминаются имена убитых героев-солдат и офицеров. В казармах развешиваются портреты героев части, списки убитых в боях.
Так исподволь прививается солдату мысль, что польская армия — действительно лучшая армия, что часть, в которой служит солдат, — самая боевая часть, служить в которой великая честь.
По образцу Франции установлен праздник «Неизвестного солдата», посвященный памяти всех убитых польских солдат. На главной площади Варшавы в 1925 г. с великим торжеством похоронены кости, взятые из могил польских солдат, убитых под Львовом. День и ночь на этой могиле солдаты несут караул, а в день «Неизвестного солдата» к могиле собираются делегации от всех частей армии. На полях битв торжественно сооружаются памятники.
Вся эта возня с мертвыми, оказание им почестей является величайшим лицемерием буржуазии. Буржуазий понимает, что сотни тысяч жертв в мировой войне требуют оправдания. Массы трудящегося населения, массы бывших солдат требуют улучшения жизни после войны. А дать это улучшение буржуазия не может и не хочет. Грошовая пенсия инвалидам, например, задерживается по 4–5 лет, задерживается выдача пенсий за военные ордена (кстати, пенсия за военный крест «виртути милитари» для солдата равна 2 рублям в год). Обещанная солдатам в 1920 году земля не дается. Правда, многие бывшие военные получили землю на восточных окраинах Польши, но подавляющее большинство их — офицеры и чиновники. Так, в Виленщине в 1926 г. из всех военных, получивших землю, только двое были солдатами, да и то генеральскими денщиками. Обманутая солдатская масса требует выполнения обещаний, данных буржуазией в опасную для нее минуту. На эти требования буржуазия отвечает новым обманом: ставя памятники убитым, она этим старается пустить пыль в глаза живым.
Польская буржуазия не упускает ни одного случая, чтобы ударить по воображению молодого солдата, наружной красивостью замазать внутреннее классовое противоречие в армии.
Очень серьезно ставится вопрос о форме солдата, о ее красоте. Военная газета «Вооруженная Польша» ряд статей посвятила военной костюмологии, то есть науке о костюмах. Эта же газета отмечает, что наиболее надежная (с буржуазной точки зрения, конечно,) молодежь не хочет идти в пехоту, а стремится попасть в кавалерию, где форма красивее, чем в пехоте; поэтому, говорит газета, надо серьезно подумать о том, чтобы форму пехоты сделать красивее, дать что-нибудь вроде лампасов на штаны, цветных околышей и погон.
Для лучших стрелков придуманы отличия, резко бросающиеся в глаза, — цветной шнур с кистями на груди.
Всякий праздник используется для того, чтобы обставить его поторжественнее и попышнее. Ни один праздник не обходится без парада с церемонией подъема на плацу на мачту государственного флага и обязательно с «походной обедней». В праздничные дин увеличивают паек: прибавляют хлеб, мясо, в особо торжественных случаях дают белый хлеб и пиво. Обычно для улучшения пайка в эти дни часть денег жертвует местная буржуазия.
Понятно, эти праздники и парады выходят солдатам «боком», так как подготовка к «дефиляде» (церемониальному маршу на параде) отнимает много времени и сил, да и топтанье на плацу в ожидании начальства утомительно.
К параду готовятся старательно, долго муштруя солдат, чтобы они, проходя церемониальным маршем, держали равнение в струнку, «давали крепко ножку», чтобы штыки были «в линеечку». Погоня за такой показной красивостью сильно выматывает солдат. Зато основная цель — ударить по воображению и этим облегчить офицерству обработку солдата — польской буржуазией достигается. Одурманенного внешним блеском солдата легче обратить в слепо повинующуюся приказу офицера машину.
Права солдата
В программе занятий с новобранцами недаром один только час отводится на беседу о правах солдата. Польский солдат просто-напросто никаких прав не имеет, так что и говорить о них много не приходится.
По существующим законам, польский солдат лишен всяких политических прав. Он не может состоять ни в какой политической организации. В общественных организациях он может состоять только с разрешения военного министра. Понятно, что военный министр разрешает состоять только в буржуазных фашистских организациях.
Даже основного политического права — избирательного — солдат фактически лишен. По закону, все польские военнослужащие имеют только пассивное избирательное право, то-есть они могут быть избранными в сейм, но сами голосовать права не имеют. Расчет тут простой: солдатам нельзя доверить право голоса, иначе они могут провести в сейм лиц, неугодных правительству. В Чехо-Словакии и Эстонии, где солдат пользуется полным избирательным правом, не раз на выборах бывали случаи, когда солдаты голосовали за коммунистов. Поэтому польская буржуазия и не дает своим военнослужащим права голоса.
Однако среди военнослужащих есть и ставленники буржуазии — офицеры и генералы. Запирать им дорогу в сейм для самой же буржуазии невыгодно. И вот военнослужащим предоставляется пассивное избирательное право, т. е. право быть избранным в сейм голосами гражданских организаций. Понятно, кандидатуру солдата ни одна буржуазная партия не выставит, а офицер или генерал — человек свой. Поэтому в польском сейме заседает несколько генералов и офицеров, прошедших голосами буржуазных партий, а из солдат — нет никого.
Ограничен солдат и в гражданских правах. Он не может писать в газеты без просмотра того, что он пишет, командиром полка. Если же солдат или даже офицер осмелится написать большую статью по военным вопросам, то для напечатания ее нужно разрешение или военного министра, или командующего войсками корпусного округа.
Нельзя даже жениться без разрешения начальства. Солдату разрешение это дается в исключительных случаях «по уважительной причине» лишь при условии, если он представит удостоверение от гражданских властей. Уважительными причинами считается развал хозяйства, получение наследства. Да и то солдат должен доказать, что его невеста — вполне порядочная женщина.
Право жалобы на незаконные действия начальников для солдата фактически ограничено. По уставу, солдат, конечно, имеет право жаловаться. Но он может пожаловаться не раньше 1 дня и не позже 3 дней после события, и притом только в письменной форме и в момент подачи рапортов — от 11 до 12 часов. Таким образом, на жалобу солдат имеет только 3 часа.
Понятно, проку от этого мало. Сержант или офицер, на которого солдат хочет пожаловаться, всегда сумеет послать его куда-нибудь на это время подальше со служебным поручением. Наконец, ни польскому солдату, ни его семье нет никаких льгот. Польские паны говорят солдату, что военная служба — «величайшая жертва, которую каждый поляк приносит на алтарь родины», а поэтому, дескать, и на льготы и помощь семье рассчитывать нечего. Только если солдат умрет на службе, то его семье выдается трехмесячный оклад жалованья.
Жалованье и паек солдата
Несмотря на то, что Польша на свою армию тратит много денег, жалованье солдата до смешного низко.
Рядовой солдат получает в месяц 86 грошей (на наши деньги 17 коп.), а старший рядовой — 1 злотый 5 грошей (несколько больше 20 коп.).
Кормят польского солдата сносно. В день он получает в граммах:
Хлеба — 1000.
Мяса — 250.
Жиров — 50.
Картофеля — 700.
Овощей — 200.
Луку — 12.
Подб. муки — 10.
Мыла — 5.
Консервирован. кофе — 50.
Соли — 25.
Сахар вовсе не входит в солдатский паек, так как солдату дается консервированное сладкое кофе очень плохого качества. В 1926 г. в связи с недостатком хлеба в стране хлебный паек был уменьшен до 800 грамм.
Качество пищи неважное. Там, где командир части следит за котлом, пища сносная. Вообще однообразного питания еще нет. В некоторых частях имеются хорошие столовые, а в некоторых солдаты берут суп в котелок и едят в казармах.
На гауптвахте дают есть только через день, причем остающийся от арестованных паек идет на улучшение котла роты.
Как одет польский солдат
Одеты все солдаты одинаково: короткая, чуть ниже колен, шинель, мундир и шаровары цвета хаки, ботинки с обмотками, четырехугольная фуражка, а при походной форме французский стальной шлем. Только кавалеристы и конные артиллеристы носят длинную шинель и сапоги, да подхалянские стрелки (горная пехота) вместо фуражек носят шляпы с пером.
Отличаются отдельные роды войск по цвету петлиц: у пехоты петлицы синие с желтым кантом, артиллерия и танкисты — темно-зеленые с черным кантом, саперы — черные с красным кантом, у летчиков желтые. Кавалеристы носят петлицы особой формы с вырезом и разного цвета для каждого полка. Есть двух-, трех- и даже четырехцветные петлицы. Околыши на фуражках у кавалеристов особого цвета для каждого полка.
Моряки одеты так же, как и наши: бескозырка с ленточками, бушлат, а летом матроска с отложным воротником и длинные брюки-клёш.
Погоны у всех защитного цвета; нашивки на погонах у солдат красные, у офицеров— серебряные галуны. Чины различаются по нашивкам и звездочкам на погонах и по звездочкам и галунам на фуражке.
По качеству обмундирование неважное. За время службы солдат получает 1 шинель (срок носки 3 года), 2 пары суконного обмундирования (срок носки 2 года), 1 пару летнего (срок носки 2 года), фуражку, 2 пары ботинок и обмоток (срок носки 1 год), 4 пары летних и 2 пары зимних портянок, 2 пары летнего белья и 1 пару зимнего (срок носки полтора-два года), 2 утиральника, 2 носовых платка, кожаный пояс (срок носки 6 лет), брючный ремень (срок носки 3 года).
Постельная принадлежность выдается на все время службы и состоит из тюфяка, 1 нижней, и 2 верхних подушечных наволочек, 2 простыней и 1 шерстяного одеяла.
Кроме того, солдату на все время службы выдается 1 зубная щетка, 2 сапожных и 1 одежная. Щетки считаются собственностью солдата.
Из предметов снаряжения выдается 2 кожаных подсумка (срок службы 8 лет), сухарный и вещевой мешки (срок службы 4 года), ранец (срок службы 6 лет), мешок для гранат, котелок и фляга (срок службы 5 лет).
Все обмундирование и снаряжение солдат должен держать в полном порядке. На этот счет существует ряд инструкций: как чистить мундир, как чистить сапоги, как и чем выводить пятна.
Обмундирование польской армии
В этом отношении и нам есть кое чему поучиться у поляков. На внешний вид, на чистоту одежды обращается очень много внимания. Польская военная газета «Вооруженная Польша» и солдатский журнал «Солдат польский» много пишут о необходимости быть чистым и опрятным, о сбережении обмундирования. Любопытно, что «Солдат польский» мотивирует это тем, что грязного и неряшливого солдата девушки любить не будут. В одном из номеров этого журнала напечатан даже целый рассказ о том, как чистоплотный солдат отбил девушку у товарища-неряхи тем, что постоянно чистил зубы и чисто и аккуратно одевался.
И надо сказать, что польский солдат на улице производит хорошее впечатление: всегда подтянут, шинель заправлена, как следует, обмотки закручены, как надо, ботинки вычищены, фуражка не сбивается ни на затылок, ни набекрень, не смята.
Гигиена в казарме
За соблюдением чистоты строго следят и офицеры, и унтер-офицеры. Дежурный по части обходит казармы и смотрит, вычищены ли сапоги, правильно ли сложено обмундирование, вымыты ли у солдат ноги.
Если обмундирование сложено не по порядку, солдата будят, заставляют сложить по форме и дают дисциплинарное взыскание.
Если пахнет от ног — тоже будят, заставляют мыть и опять таки «греют».
Много внимания в польской армии уделяется сбережению здоровья солдат. И здесь каждый шаг предусмотрен уставом, либо инструкцией. Особенно следят за чистотой ног, так как грязные ноги легко стираются в походе. Солдат заставляют на ночь обязательно мыть ноги холодной водой, так как от теплой воды кожа делается мягкой и нежной и легче стирается.
За несоблюдение правил сбережения здоровья строго наказывают.
Распорядок дня
Уставом и инструкциями предусмотрен каждый шаг солдата. Целая орава начальства следит за выполнением всех положений. Тут и младший командный состав: старший рядовой, капрал, сержант, старший сержант, штабной сержант, подхорунжий; тут и младшие офицеры: хорунжий (прапорщик), подпоручик, поручик, капитан; тут и штаб-офицеры: майор, подполковник, полковник; тут и три генеральских чина, и сам маршал Польши Пилсудский.
Все время солдат находится под неусыпным наблюдением офицера. Даже распорядок дня составлен так, чтобы солдат имел как можно меньше свободного времени в своем распоряжении. Объясняют это паны на своих «политчасах» тем, что солдат, мол, должен все свое время отдавать отечеству.
Зимой подъем бывает в 6 часов. Время от 6 до 8 отводится на умыванье, молитву и завтрак — на завтрак дают кофе. С 8 до 11 — строевые занятия, с 11 до 12 — развод караулов и прием рапортов старшим начальником от младших. С 12 до 14 — обед и обеденный отдых: между прочим, строго соблюдается «мертвый час». С 14 до 17 — опять занятия, затем час отводится на чистку оружия и починку обмундирования. Потом полчаса дается на ужин (опять кофе), и с 19 до 21 часа солдат получает отдых. За четверть часа до 21 подается сигнал «на молитву», читаются короткие молитвы, и солдаты укладываются спать. В праздник — днем обязательно богослужение. Летом подъем бывает на час раньше. Таким образом в сутки солдат имеет свободного времени не больше 2 часов. В награду за хорошее поведение солдат отпускают в город — только в свободное время — от 19 до 21 часа. По праздникам пускают гулять и днем.
Интересно отметить, что солдаты отпускаются в город только в определенные районы. Начальник гарнизона в специальном приказе сообщает, на каких улицах и в каком районе солдаты могут находиться. В этих районах за поведением солдат устанавливается слежка.
Таким образом польский солдат все время находится на виду у командира. Этим польские паны думают уберечь своих солдат от революционных влияний. А революционных влияний паны сильно боятся — и не зря: они учли урок краковских событий в 1924 г., когда целый уланский полк поддержал бастующих рабочих.