Помоги проекту - поделись книгой:
Впрочем, в Гельсингфорсе он не собирался оставаться долго. Через Швецию, а затем оккупированную немцами Польшу он пробирается в Киев, а затем на юг России. В декабре 1918 года главнокомандующим Добровольческой армией и главнокомандующим Вооруженными силами Юга России стал генерал Антон Деникин. Здесь знали Орлова со времени его службы в аппарате Ставки в 1916–1917 годах. Искусно создав себе реноме опытного разведчика, проникающего даже в органы безопасности большевиков, он получает ответственное задание контрразведки и отправляется в Одессу, оккупированную союзниками. Здесь он вспоминает о местных сахарозаводчиках, под которых подкапывался еще будучи следователем в аппарате генерала Батюшина, и двоих из них арестовывает, изъяв при этом шкатулки с драгоценностями. Однако у сахарозаводчиков оказались покровители во французском командовании — их пришлось освободить как раз накануне вступления в Одессу красных.
Орлов и его узники бегут в Константинополь. От одесских «подследственных» поступили жалобы, что Орловым при их освобождении не были возвращены «вещественные доказательства» их изменнической деятельности — драгоценности. Был произведен обыск, но, к разочарованию пострадавших, их имущества так и не нашли. Однако через два года бедный эмигрант Орлов, обремененный немалым семейством, приобрел в Германии, на берегу Эльбы, замок с неплохим имением. Здесь разместились его родные. Сам он заезжал сюда лишь во время отдыха, когда покидал свою берлинскую квартиру, служившую ему и офисом. Но все это было потом. Перспектива активного участия в вооруженной борьбе с большевиками мало привлекала Орлова. Деятельность в аппарате военной разведки старой армии, служба в Ставке, «работа» в одесской контрразведке, способность налаживать контакты с «нужными» людьми дали Орлову возможность не только укрепиться в руководстве «спецслужб» Добровольческой армии, но и стать ее главным представителем в Западной Европе.
В ноябре 1920 года разбитые в Крыму части «русской армии» — так была переименована Добровольческая армия—эвакуировались в Турцию. В штабе Врангеля еще мечтали о возобновлении крупномасштабной борьбы с Советами, надеясь на помощь Парижа и Лондона.
А события в Европе развивались стремительно. 28 июня 1919 года под гром артиллерийского салюта в зеркальном зале Версальского дворца состоялось подписание мирного договора между поверженной Германией и странами-победительницами.
Договор лишил Германию всех колоний, позиций на мировом рынке, навязывал ей одностороннюю ответственность за войну. Ей предстояло выплатить победителям огромные репарации. Сумма «долга» была установлена в 132 миллиона марок золотом.
Существенно был ограничен и военный потенциал Германии. Отменялась всеобщая воинская повинность, численность армии была установлена в 100 тысяч человек, набиравшихся из добровольцев на срок 12 лет (для солдат). Ликвидировались генеральный штаб, военная академия, служба наступательной разведки. Запрещалось изготовление и использование военных самолетов, подводных лодок, химических средств борьбы, тяжелой артиллерии и танков. Исключительно болезненным для германских военных был запрет на осуществление таких важнейших функций стратегического руководства, как разработка мобилизационных планов.
В стране начинался жестокий экономический и политический кризис. Германия становится одним из крупнейших центров эмиграции из России.
Поэтому Орлову приходилось «лавировать», оказывая услуги и «нашим» и «вашим».
Официально он числился в Берлине как совладелец «Бюро консультаций по вопросам права», принадлежащего фирме «Соколов и Ремминг». Себя именовал «действительным статским советником», консультантом по Русскому гражданскому праву, имел собственный офис на Уландштрассе, 20.
Несмотря на запрет, установленный Версальским мирным договором, германская военная разведка сумела сохраниться. Ее службы работали под видом коммерческих информационных фирм, сыскных агентств, тайных аппаратов разведки правых партий, объединений фронтовиков вроде «Стального Шлема», сотрудничество которых с рейхсвером тщательно маскировалось.
В 20-е годы наибольший масштаб приобрели операции «Особой службы «Нунция», которой руководили бывшие кадровые военные разведчики.
Германия, как демократическая республика, вроде бы не должна была иметь органа, свойственного авторитарным режимам, — политической полиции. Но она существовала в виде «отдела» полицейских управлений крупных городов.
В 1920 году в структуре правительства Веймарской республики было создано и специальное центральное учреждение, руководившее «гражданскими» органами безопасности, но тесно связанное с военной разведкой. Оно именовалось ведомством «Имперского комиссара по наблюдению за общественным порядком».
И с «Нунцией», и с аппаратом «Имперского комиссара» Орлов вскоре установил связь. Впрочем, это было скорее возобновлением старых контактов. Ведь одним из главных помощников главы аппарата рейхскомиссара в Берлине Вейсмана был Бартельс — «шеф» Орлова по работе в Петрограде в 1918 году, ставший «правительственным советником». Сначала он привлек Орлова к работе в качестве «консультанта по русским делам», а потом и постоянного информатора. Ведомство имперского комиссара, как и польская разведка, интересовалось не только деятельностью «агентов Москвы», но и эмигрантами-монархистами, особенно теми, кто был связан с «врагом Германии»—центром в Париже под руководством генерала Кутепова.
Когда Орлов прибыл в Берлин, он кроме Бартельса не имел в кругу своих знакомых людей, которые оказали бы ему содействие в установлении «деловых контактов» с германскими спецслужбами. Орлов скоро понял, что можно получать немалый доход от торговли несколько необычным товаром — разведывательной информацией.
Первым звеном в цепи новых связей стала уже действовавшая в Берлине с 1919 года «фирма» «Восточное бюро», основанная бывшим офицером-белогвардейцем X. Зивертом, являвшимся поставщиком разведывательной информации для всех немецких спецслужб.
Вскоре Орлов развертывает при помощи подысканных им в Берлине агентов собственное «дело». Это были весьма колоритные личности. Работая на Орлова, они в то же время проводили самостоятельные операции.
Орлов скоро уяснил, что покупают прежде всего оригинальные документы, и не только политики, но и разведслужбы больших и малых стран. Особый спрос имели материалы, освещающие деятельность Коминтерна, советской разведки, их связь с коммунистами в различных государствах. При этом покупатели не требовали от продавца веских доказательств в подлинности предлагаемых документов. И Орлов решает наладить фабрикацию прежде всего «советских документов».
К весне 1920 года, когда до окончания гражданской войны на просторах бывшей Российской империи было еще далеко, трезво мыслящие политики в Англии, являвшейся одним из главных «спонсоров» белого движения, приходят к выводу, что попытки сокрушить большевиков вооруженной силой обречены на провал. Более того, в интересах британского капитала было установление с Советской Россией экономических отношений, пусть и без признания ее «де-юре».
Однако в британских верхах было немало и противников всякой нормализации отношений с «Красной Москвой». Наиболее решительно и энергично выступал лорд Керзон, занимавший пост министра иностранных дел.
Непримиримы были и руководители всех трех основных британских спецслужб — «Секретной разведывательной службы» («СИС») — ведущей организации внешней политической разведки, «Специального отдела Скотланд-Ярда»—внутренней разведки и политической полиции, а также контрразведки (в будущем она получила наименование «МИ-5»). К ним следует добавить вновь организованную информационную разведку, занимавшуюся перехватом и расшифровкой секретной переписки иностранных государств. Она получила маскирующее наименование «Правительственная школа мифов и кодов» (ГС-ЦС).
Этот список завершает разведывательное бюро Министерства внутренних дел британского колониального правительства Индии — ведущей спецслужбы Лондона, работавшей на Ближнем и, особенно, на Среднем Востоке.
В мае 1920 года в Лондон прибыла советская торговая делегация. С первых дней ее работы она стала объектом наблюдения британских спецслужб. Реальные результаты вскоре получила деятельность лишь одной из них — «Правительственной школы мифов и кодов», благодаря главе ее «русской секции» Фетерляйну, одному из виднейших криптоаналитиков в дореволюционной России, эмигрировавшему на Запад. В короткий срок ему удалось «расколоть» все шифры и коды, применявшиеся советской торговой делегацией при связи с Москвой, а также с Копенгагеном, где в то время находился заместитель наркома иностранных дел Литвинов.
15 сентября 1921 года британский представитель в Москве Ходжеси передал ноту протеста Керзона советскому наркоминделу Чичерину. Нота не была подписана, чтобы не было впечатления о каком-то официальном признании правительства РСФСР как объекта международного права. В ноте содержались обвинения советской стороны в нарушении взятых на себя обязательств в соглашении от 16 марта 1921 года — отказа от «враждебной пропаганды» вне границ РСФСР. Центральное место в перечне доказательств занимали «сведения», проданные Орловым. Рассекреченные сегодня архивные документы Коминтерна дают полное право утверждать, что все эти «данные» являются от начала до конца вымышленными. Вместе с тем нельзя не отметить, что Коминтерн действительно проводил нелегальные операции в самых различных странах, включая Великобританию и ее колонии.
Керзон все же недооценил своего противника. В Москве сразу же заметили, что англичане сумели «расколоть» шифры, которые применялись Наркоминделом. Кроме того, в английских газетах появились выдержки из советских телеграмм, хотя и не раскрывался способ их получения. Почти немедленно последовали меры по введению новых шифров и кодов, которые британские специалисты, по крайней мере в течение некоторого времени, не могли раскрыть.
В общем «акция Керзона» не достигла ожидаемых результатов. Британское Министерство иностранных дел было вынуждено косвенно признать, что опубликованные материалы являются фальшивкой. Прервать процесс нормализации советско-британских отношений ее противникам не удалось.
Нота Керзона 1921 года оказалась не последней попыткой использовать поддельные документы против большевистской Москвы. В следующей, более масштабной и серьезной по последствиям, акции того же рода вновь фигурирует Орлов и его контора в Берлине. Прежняя грубая «работа» не понизила его «рейтинг» у потенциальных и реальных покупателей. Особенно высоко он ценился во 2-м отделе польского генштаба как крупная фигура в тайной деятельности русских эмигрантов-монархистов. Его считали убежденным германофилом, что не мешало и сохранению им ведущей роли в секретной службе известного франкофила, Великого князя Николая Николаевича. 19 января 1922 года польскому военному атташе в Белграде Михальскому была направлена секретная ориентировка, в которой давалась оценка Орлову:
«Германофильские организации, резиденции которых размещаются главным образом в Берлине, остаются под руководством Владимира Григорьевича Орлова, одного из выдающихся российских офицеров разведки, имеющего в разных центрах Европы своих агентов. До сего времени Орлов для целей борьбы с большевиками получает существенные субсидии как от англичан и французов, так и немцев, которых информирует о ситуации на Востоке… Орлов, правая рука комиссара Вейсмана из Берлинского комиссариата по наблюдению за общественным порядком… инспирирует фабрикации своими офицерами документов, содержащих долю правды. Позиция Орлова в отношении польских дел негативная. Он думает, что борьба между поляками и большевиками может пойти на пользу как русских, так и немецких монархистов и поэтому в своих документах старается провоцировать состояние напряженности между Польшей и Советской Россией».
К письму была приложена схема размещения резидентур, подчиненных якобы Орлову, составлявших обширную сеть, покрывавшую чуть ли не всю Европу. Агентура 2-го отдела польского генштаба установила их наличие в Осло, Стокгольме, Копенгагене, Хельсинки, Риге, Варшаве, Львове, Бухаресте, Милане, Базеле, Мюнхене, Загребе, Париже, Праге, Будапеште, Таллине, Вильно. Далее Орлов будто бы имел в Стамбуле пункт переправы агентуры в Одессу, Новороссийск, Батум. Германские спецслужбы, однако, оценивали Орлова более сдержанно, поскольку были осведомлены о положении «внутри» русских монархических организаций лучше поляков. Ведь Берлин был резиденцией политического центра русских эмигрантов-монархистов—«Высшего Монархического Совета», а его глава Марков, бывший депутат Государственной Думы и лидер «черной сотни», являлся германским секретным агентом. А один из его ближайших помощников, в старой России чиновник высокого ранга, Тальберг еще в 1918 году поддерживал тайные контакты с германским послом в Москве графом Мирбахом.
О «конторе Орлова» к 1922 году была прекрасно осведомлена ведущая французская спецслужба — 2-е Бюро генерального штаба. Французские разведчики, как и их германские коллеги, относились к Орлову весьма сдержанно по различным причинам. Во-первых, они подозревали, что он является советским «двойником», причем ссылались на имеющиеся сведения о его работе в Петроградской ЧК в 1918 году, где он будто бы являлся чуть ли не главным источником информации ее главы—Урицкого о «белом подполье», многих участников которого он выдал чекистам. Было известно и о его сотрудничестве с германским разведчиком в Петрограде после Брестского мира Баргельсом. Прибыв в Берлин, Орлов, по французским данным, «создал шпионскую организацию, представлявшую разведку Врангеля». Ее финансовую базу пополняли субсидии от проживавших во Франции русских аристократов-эмигрантов Юсупова, известного по участию в убийстве Распутина, и Сумарокова-Эльстона. Во 2-м бюро Орлова считали человеком беспринципным, элементарно нечестным.
Керзону не удалось взорвать советско-британское торговое соглашение, и после некоторой стагнации к концу 1923 года отношения между СССР и Великобританией, как казалось, сблизились. На выборах в палату общин в декабре консерваторы утратили большинство. Новый кабинет возглавил лидер лейбористов Макдональд, который публично заявил о намерении установить «свободные экономические и дипломатические отношения с Россией». И 1 февраля Великобритания признала СССР «де-юре». Казалось, что сторонам удалось достичь соглашения—подписать так называемый «общий договор» и новый торговый, заменивший заключенное в 1921 году торговое соглашение. Предстоял окончательный юридический акт—ратификация договоров. Но достичь этого в Лондоне оказалось не так-то просто. Консерваторы, опиравшиеся на влиятельные круги, обвиняли Макдональда в «мягкотелости», капитуляции перед большевиками. Консерваторы имели немало сторонников и в Министерстве иностранных дел «Форин Оффисе». Всем им нужен был предлог, чтобы сорвать ратификацию договора с Москвой, поскольку глава правительства уже колебался под натиском справа. Он опасался за исход предстоящих парламентских выборов, в ходе которых обвинения в нетвердости, недостаточной защите интересов Британии, уступчивости коммунистам могли привести к поражению лейбористов.
В Лондоне прекрасно понимали, что английские коммунисты, представлявшие секцию Коммунистического Интернационала, поддерживали стратегическую линию борьбы за мировую революцию. В резолюции XII съезда РКП(б), принятой по докладу председателя Исполкома Коминтерна Зиновьева, ясно говорилось: «Съезд заявляет Коминтерну, что его русская секция считает своей первейшей обязанностью более чем когда-либо помогать братским партиям в борьбе за коммунизм под испытанным руководством «Интернационала». Аналогичные по смыслу заявления коммунистических лидеров широко воспроизводились средствами массовой информации в Англии. Поэтому тем, кто хотел бы сорвать ратификацию договоров между Москвой и Лондоном, не надо было больших «доказательств» двойной игры московских большевиков, с одной стороны, выступающих за мирное, взаимовыгодное сотрудничество с Великобританией, а с другой — тайно содействующих британским коммунистам в подготовке насильственной революции. И это не показалось бы обывателю чем-то невероятным.
В мае 1924 года в «Форин Оффис» из Министерства внутренних дел поступило письмо, якобы направленное в адрес ЦК компартии Великобритании из Москвы за подписью Зиновьева.
Письмо представляло собой инструкцию ЦК компартии Великобритании по организации демонстраций в связи с 1 Мая. Массовые выступления должны были «помочь в успешной работе» советской делегации в Лондоне, что стало бы «большим шагом вперед на пути развертывания революционного движения в Великобритании». В случае перерыва в переговорах партия должна была организовать выступления рабочих с целью оказать давление на правительство. Из письма следовало, что на организацию всей работы Коминтерном ассигнованы финансовые средства (правда, не указывалось, в каком размере), хранителем которых был назначен один из членов советской делегации. Через некоторое время в Министерство иностранных дел поступило из МВД второе «письмо Коминтерна». Оно было датировано мартом 1924 года. В нем английские товарищи информировались, что во время пребывания советской делегации на переговорах в Лондоне Томский уполномочен на ведение дел с британскими коммунистами. В письме также содержалось предложение использовать факт визита представителей Советского правительства в Англию для «революционизирования британского рабочего класса». Несмотря на заверения шефа «Специального отдела» Скотланд-Ярда сэра Чайлда и разведки Министерства иностранных дел в подлинности писем, Макдональд воздержался от представления протеста Москве. Быть может, он, опытный политический деятель, все-таки сомневался в том, что Москва пойдет на риск срыва переговоров, в положительном исходе которых была явно заинтересована. С другой стороны, он вряд ли готов был признать свою «ошибку», «близорукость», неспособность разгадать «коварные замыслы большевиков», поскольку многие британские политики и представители деловых кругов считали крайне выгодным расширение торговых отношений с СССР, видя перспективу утраты огромного «русского рынка», на который энергично внедряются уже Германия и другие страны Запада.
Однако те, кто предпринял атаку на «московскую политику» кабинета, не думали отказываться от своих намерений.
Через два месяца после того как переговоры в Лондоне были успешно завершены, решался вопрос о назначении послов в Лондон и Москву. Британская разведка направила одновременно нескольким министрам «вновь» добытое письмо в ЦК компартии Великобритании с уверениями, что документ является подлинным. Документ был на «официальном бланке» Коминтерна.
Отправителем значился «Исполнительный Комитет Коммунистического Интернационала. Президиум, 15 сентября 1924 года».
Письмо было подписано «Председатель Президиума Коммунистического Интернационала — Зиновьев». Оно должно было служить неопровержимым доказательством двуличия Москвы, которая даже после подписания договоров не оставила прежних планов организации в Англии вооруженного восстания и пролетарской революции:
«Вооруженной борьбе должна предшествовать борьба против склонности к компромиссу, которая укоренилась среди большинства британских трудящихся, против идеи эволюции и мирного уничтожения капитализма.
Только тогда можно рассчитывать на полный успех вооруженного восстания… Из Вашего последнего отчета явствует, что агитационно-пропагандистская работа в армии слаба, на флоте — лучше. Ваши ссылки на то, что качество привлеченных в армию членов партии искупает их количество, в принципе правильно, но тем не менее было бы желательно иметь ячейки во всех войсковых частях и в особенности в тех, которые расположены в крупных центрах страны, а также на предприятиях, изготавливающих военное снаряжение, и на военных складах. Мы предлагаем, чтобы самое тщательное внимание уделялось этим последним. В случае опасности войны с их помощью и в контакте с транспортниками можно парализовать все военные приготовления буржуазии и начать превращение империалистической войны в классовую войну…»
Далее в письме Г. Зиновьева будто бы обращалось внимание «военного отдела» Британской коммунистической партии на недостаточные усилия по формированию будущего «ядра руководителей Британской Красной Армии» из числа профессиональных военных специалистов, оставивших по разным причинам кадры вооруженных сил, привлекая их в ряды коммунистической партии…
Макдональд и его ближайшее окружение оказались в весьма сложном положении. Они, несмотря на заверения «Сикрет Интеллидженс Сервис», сомневались в подлинности «письма Зиновьева». Но на них не могли не произвести впечатления другие доказательства, представленные, соперничающей с «СИС» контрразведкой. Ее агентура утверждала, что письмо будто бы уже обсуждалось в ЦК Британской компартии. Но, пожалуй, решающее значение для Макдональда и руководителей «Форин Оффиса» имело наличие сведений, что редакцией газеты «Дейли Мэйл», финансируемой лордом Ротермиром, известным противником «красных» и «розовых», уже получена копия письма и готовится его публикация.
Макдональд опасался, что, если кабинет на этот раз не предаст гласности «новое письмо» Зиновьева, не выступит с официальным протестом Москве, его обвинят не только в «подавлении жизненно важной для безопасности империи информации», но и «в капитуляции перед коммунистами».
Текст ноты, направленной Раковскому, был составлен в жестком стиле без согласования с Макдональдом. Но этот шаг не спас кабинет. На парламентских выборах 29 октября 1924 года лейбористы потерпели поражение. 7 ноября представитель консерваторов Стэнли Болдуин сформировал новое правительство, а уже 21 ноября оно денонсировало договор с СССР.
Между тем проблема подлинности письма Зиновьева обсуждалась и после этого. Выяснились и новые подробности, укреплявшие подозрения в его подделке. Не могли не произвести впечатления даже на далекие от симпатий к коммунистам круги положения ответной ноты Раковского. В ней обращалось внимание британской стороны на явные «несообразности» в оформлении «документа» — мнимой «инструкции Москвы». В этом свете интервью жены одного из видных сотрудников секретной службы Великого князя Кирилла Владимировича мадам Белльгардт лишь подкрепило прежние сомнения в подлинности данного письма. Она утверждала, что «письмо Зиновьева» изготовлено группой эмигрантов-монархистов в Берлине, в которую входил и ее супруг. Далее высказывалась версия, что фальсификатором является некий эмигрант из России, балтийский барон Укскюль, действовавший по поручению немецких органов, стремившихся не допустить невыгодного для Германии сближения СССР и Англии. От кого поступило «письмо», британские власти так и не решились сообщить. В Лондоне поговаривали, что таинственным агентом был Сидней Рейли. Только в 1968 году эта версия нашла документальное подтверждение: в британском архиве был обнаружен исследователями рукописный текст этого «документа».
Эксперты-криминалисты дали однозначное заключение: письмо написано рукой Рейли. Но как оно попало к нему, при каких обстоятельствах?
Думается, что разгадке может помочь исследование секретных документов 2-го отдела польского генштаба 20-х годов, который тогда постоянно держал под наблюдением Орлова. Именно он и являлся изготовителем тех «документов», которые «ввели в оборот» британские спецслужбы.
Что касается Орлова, то ему вся эта операция не принесла ожидаемого успеха в виде роста заказов. В конечном счете в Лондоне пришли к выводу, что он работает грубо. Сотрудничество с ним стало делом рискованным. Его считали неспособным доставлять не фальшивую, а подлинную информацию и прекратили с ним связь.
Но до краха «бюро Орлова» было еще далеко, хотя с 1926 года его дела пошли хуже. Так или иначе, но он более не упоминается как солидная фигура в тайной деятельности спецслужб, с которыми он прежде был связан. Его след затерялся в потоке бурных событий, развернувшихся в Европе после прихода к власти в Германии нацистов.
Единственно, что удалось установить, так это то, что уже после окончания второй мировой войны в 1957 году им интересовался один из руководителей советской внешней разведки генерал И. И. Агаянц. Быть может, Орлов был тогда еще жив, хотя находился в преклонном возрасте. А ведь некоторые его коллеги по ремеслу еще даже действовали.
Генрих Шанкин
ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ КРИПТОГРАФИИ
После гибели Римской империи Европа погрузилась во мрак Средневековья. Почти исчезли грамотность, наука и искусство. Не стала исключением и криптография.
Применявшиеся в это время шифры были предельно просты. Фразы писались либо по вертикали, либо в обратном порядке, гласные заменялись точками, использовались иностранные алфавиты (греческий, древнееврейский, армянский и т. д. — вместо латинского). В шифрах простой замены использовался упрощенный шифр Цезаря, где каждая буква заменялась на последующую в алфавитном порядке, а в более сложных системах буквы заменялись на специально придуманные знаки.
Из этого времени в истории сохранилось лишь несколько имен, связанных с европейской криптографией.
Согласно преданию, миссионер Св. Бонифаций (Германия) в XVIII веке привез в Западную Европу «Сборник криптозагадок», где гласные буквы заменялись точками. Монах Герберт (X век), правящий католической церковью под именем Сильвестра II, вел записи по так называемой силлабической системе, которая была изобретена вольноотпущенным Цицерона Туллием Тироном.
Английский монах-францисканец, профессор в Оксфорде, универсальный ученый, математик, оптик, астроном Роджер Бэкон в середине XIII века написал книгу «Тайные опыты и недействительность магии». В предисловии он заметил: «Дурак тот, кто пишет о тайне каким-либо способом, но не так, чтобы скрыть ее от простонародья». Здесь же Бэкон приводит несколько методов сокрытия тайны: пропуск гласных букв, использование метафор, букв из иностранных алфавитов, стенографии, то есть скорописи.
За свои научные работы Роджер Бэкон был осужден церковным судом и провел 14 лет в заточении. Его обвинили в черной магии. Особенно много суеверных толков связано с его лабораторией. Говорили, будто в ней Бэкон вместе со своим учеником монахом Бунгеем изготовил бронзовую голову, которую с помощью дьявола пытался оживить и заставить говорить. В конце жизни Роджер Бэкон покаялся и стал отшельником. В XVI веке, после появления легенды о докторе Фаусте, его стали считать прообразом этого героя.
Одним из ведущих европейских криптографов был известный английский писатель, астроном-любитель, таможенный чиновник Джеффри Чосер. Сама жизнь заставила автора знаменитых «Кентерберийских рассказов» овладеть искусством криптографии. Еще мальчиком он был определен пажом при дворе, а затем рыцарским оруженосцем в окружении английского короля. Во время похода на Францию он попал в плен, но вместе с двумя чистокровными скакунами был выкуплен своим монархом, который заплатил 120 ливров за лошадей и всего 16 —за своего подданного. В 70-х годах в звании эсквайра Чосер, как человек надежный и сведущий, выполнял секретные дипломатические поручения своего короля в Италии и Франции. Всю тайную переписку он вел используя шифр простой замены. Даже в свои стихи он включал зашифрованные строфы. Преуспев в делах дипломатических, он оставался в тени, получив за многолетнюю службу «высочайшую» милость—всего-то должность таможенного надсмотрщика лондонского порта по шерсти, коже и мехам. Но величайшим делом его жизни были поэзия, астрономия и криптография. Однако ни то, ни другое, ни третье не принесло ему ни славы, ни денег. Он кончил жизнь смотрителем стен, валов, канав, сточных труб, прудов, дорог и мостов вдоль Темзы и был похоронен в Вестминстерском аббатстве.
Во времена Средневековья европейская криптография приобрела сомнительную славу, отголоски которой слышатся и в наши дни. Криптографию стали отождествлять с черной магией, с некоторой формой оккультизма, астрологией, алхимией, еврейской каббалой. К шифрованию информации призывались мистические силы. Так, например, рекомендовалось использовать «магические квадраты».
В квадрат размером 4 на 4 вписывались числа от 1 до 16. Его магия состояла в том, что сумма чисел по строкам, столбцам и полным диагоналям равнялась одному и тому же числу —34. Впервые эти квадраты появились в Китае, где им и была приписана некоторая «магическая сила».
Шифрование по магическому квадрату производилось следующим образом. Например, требуется зашифровать фразу: «Приезжаю сегодня». Буквы этой фразы вписываются последовательно в квадрат согласно записанным в них числам, а в пустые клетки ставится точка.
После этого шифрованный текст записывается в строку: (,)ИРДЗЕГЮСЖАОЕЯНП.
При расшифровывании текст вписывается в квадрат и открытый текст читается в последовательности чисел «магического квадрата».
Данный шифр — обычный шифр перестановки, но считалось, что особую стойкость ему придает волшебство «магического квадрата».
Иначе обстояло дело на Востоке. В арабском мире в это время была создана одна из самых развитых цивилизаций. Процветала наука, арабская медицина и математика стали ведущими в мире. Естественно, что и наилучшие условия для развития криптографии появились именно здесь. Одно из основных понятий криптографии — шифр — имеет корни в арабском слове «цифра». Некоторые историки даже считают, что криптография как наука зародилась в арабском мире. Именно в арабских книгах впервые были описаны содержательные методы криптоанализа (дешифрования). Тайнопись и ее значение упоминается в сказках «Тысяча и одна ночь». Одна из первых крупных книг, в которой содержательно описывается криптография, — это труд, созданный Абу Бакр Ахмед бен Али бен Вахшия ан Набати, — «Книга о большом стремлении человека разгадать загадки древней письменности». В ней описано несколько систем шифров.
В 1412 году Шехаб аль Кашканди написал 14-томную энциклопедию «Шауба аль-Аша». В этой работе имеется раздел о криптографии «Относительно сокрытия в буквах тайных сообщений». В нем дано систематическое описание различных шифров замены и перестановки. Здесь же приводится и криптоанализ этих шифров на основе подсчета частотности букв в арабском языке по тексту Корана; развиваются методы дешифрования, базирующиеся на разночастотности букв. В работе Кашканди предлагается семь систем шифрования (повторяющих неопубликованные идеи его предшественника Ибн ад-Дурахийма):
— одна буква может заменять другую;
— можно писать слово в обратном порядке, например, слово «Мухаммед» (в арабском алфавите, состоящем из согласных) примет вид ДМХМ;
— можно переставлять в обратном порядке чередующиеся буквы слов;
— заменять буквы на цифры в соответствии с принятой заменой арабских букв на числа. Тогда слово «Мухаммед» превращается в 40+8+40+4 (М=40, Х=8, Д=4). При этом криптограмма выглядит как перечень каких-то цифр;
— можно заменять каждую букву открытого текста на две арабские буквы, которые используются и в качестве чисел и сумма которых равна цифровой величине шифруемой буквы открытого текста;
— можно заменять каждую букву именем какого-либо человека;
— при шифровании можно использовать положения Луны, названия стран (в определенном порядке), перечисление названий фруктов, деревьев и т. д.
Арабы первыми обратили внимание на возможность использования стандартных слов и выражений для дешифрования. Так, первый широко известный филолог среди арабов Абу аль-Ахмади, дешифровав криптограмму на греческом языке, посланную ему византийским императором, заявил: «Я сказал себе, что письмо должно начинаться со слов «Во имя Бога» или как-нибудь в этом роде. Итак, я составил на основе этого первые буквы, и все оказалось правильным». На основе открытого им метода дешифрования он написал книгу «Китаб аль-Маумма» («Книга тайного языка»).
Однако в последующем столетии криптография у арабов деградировала. В 1600 году марокканский султан Ахмед аль-Мансур направил английской королеве Елизавете посольство в целях заключения союза против Испании. Посол отправил султану зашифрованную депешу, которая попала в руки к арабам. Ее дешифрование длилось 15 лет и в связи с успешным завершением работы арабы воздали хвалу Аллаху. Ибн ад-Дурахийм решил бы эту загадку за несколько часов.
Но впереди, вместе с эпохой Возрождения, приближался и новый расцвет криптографии.
Теодор Гладков
КОНТРРАЗВЕДКА РОССИИ
В начале века для России и мирового сообщества в целом не могло остаться незамеченным, что Германия слишком явно стала наращивать мускулы на военных заводах Круппа и других предприятиях Рура. В этом ее целиком поддерживала и Австро-Венгрия. Активизировалась и разведывательная деятельность этих стран в России. Немецким фирмам принадлежали в ней многие банки и почти все предприятия электротехнической, химической промышленности, многие металлургические заводы… Германское и австрийское посольства, не слишком маскируясь, направляли работу своих разведывательных сетей в Польше, прибалтийских губерниях, Петербургском военном округе и в самой столице.
В 1903 году в России была создана профессиональная контрразведка.
Основную роль в этом сыграло Главное управление Генерального штаба. Учтены при этом были также опыт и мастерство, накопленные такими ведомствами, как департамент полиции тогдашнего Министерства внутренних дел, а также известная «охранка» и жандармерия…
Летом 1911 года была создана уже система контрразведывательных органов России.
Первым органом государственной безопасности после октября 1917 года стала Всероссийская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем, в обиходе — «Чека» во главе с Ф. Э. Дзержинским. Впоследствии она многократно трансформировалась. Менялось и ее название — ВЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД, НКГБ, снова НКВД, МВД, МГБ, КГБ при Совете Министров СССР, просто КГБ СССР…
Первое время ВЧК занималась именно теми делами, которые были обозначены в ее названии: требовалось навести порядок в городах, пресечь начавшиеся грабежи и разбой, взять под охрану все, что могло быть разгромлено и расхищено, справиться с саботажем старых чиновников, не желавших признать новых комиссаров.
В становлении разведки и контрразведки Советской России важную роль сыграл бывший царский генерал Н. М. Потапов.
За короткое время были проделаны операции по ликвидации таких организаций, как «Союз реальной помощи», «Военная лига», «Офицерская объединенная организация», «Белый крест», «Орден романовцев», «Сокольническая военная организация», «Союз борьбы с большевиками и отправки войск Каледину».
Одной из самых громких операций, проведенной тогда еще малоопытными российскими контрразведчиками, была ликвидация «Заговора послов», во главе которого стояли английский дипломатический представитель в России Локкарт, французский посол Нуланс, американский посол Френсис и консул Пул, английский военный атташе Хил, глава французской военной миссии генерал Лавернь и английский разведчик «одесского происхождения», международный авантюрист Сидней Рейли. Особенностью этой операции было внедрение в ряды заговорщиков сотрудников ЧК Яна Буйкиса («Шмидхен») и Яна Спрогиса. Прием этот успешно использовался чекистами и в дальнейшем, хотя изобличение участника грозило ему неминуемой гибелью…
Летом 1918 года в Петрограде был убит неизвестными комиссар по делам печати В. Боровский. В тот же день —
30 августа «народный социалист» Леонид Канегиссер убил председателя Петроградской ЧК Урицкого, а в Москве несколькими пистолетными пулями был тяжело ранен Ленин после выступления на митинге перед рабочими завода Михельсона.
Эти покушения послужили обоснованием к развертыванию в стране «красного террора», в ходе которого были расстреляны несколько тысяч представителей так называемых бывших правящих классов.
Осенью 1919 года «анархисты подполья», объединившиеся с некоторыми эсерами и при участии откровенных уголовников, устроили взрыв в особняке графини Уваровой в Леонтьевском переулке, в котором размещался Московский горком партии. Погибло тогда одиннадцать человек. На этот раз чекистами были схвачены почти все участники заговора.
В годы гражданской войны и долгое время после нее бичом почти всех больших и малых населенных пунктов стал бандитизм.
Поделиться книгой: