Дочь двух миров. Испытание

С невероятной, прямо-таки космической скоростью, которой и близко не наблюдалось, когда я сбрасывала шерсть в подвале Беса. Там у меня за ночь вырастало всего около сантиметра, и по двору можно было ходить только в косынке или панамке. Благо забор дед поставил высокий, иначе соседи поумирали бы от любопытства.

А сейчас, откинув назад густые, полузапутанные пряди, я обнаружила, что они уже опускаются ниже лопаток. И, как назло, нигде не завалялось ни расчески, ни заколки или хотя бы резиночки. Хотя это как раз понятно: если шеосс сбрасывает вечером шерсть, то рано утром снова влезает в зеленую шкуру, и никаких расчесок ему не нужно. Но судя по тому, как запущен дом, хозяйка чаще ночует на дубе, а не тут. А там ей шерсть сбрасывать незачем.

Некоторое время я бродила по дому, ища хоть какую веревочку, но так ничего и не нашла, только теперь обнаружив, что с тканью здесь напряженка. Не нашлось не только полотенец, салфеток и простыней, но и одежды. Занавесок не было изначально, судя по отсутствию гардин или хотя бы гвоздиков, на которые они бы вешались. В результате я оторвала полоску от собственной рубахи, и это далось очень нелегко: домотканое полотно намного прочнее родного трикотажа и тем более ситца, а ножниц и ножей тоже нигде не обнаружилось. Идею отрезать полоску ткани магией я сразу отбросила как безумную и опасную. Может, мне и удалось бы снова вызвать огонь, но вряд ли получилось бы провести им по ткани, как лазером. Скорее всего сожгла бы и единственную одежку, и дом, ведь тушить его некому.

Поневоле пришлось идти в лабораторию, брать тупой колун и, используя дедов метод, пробивать ткань, положив ее на лезвие и постукивая молоточком. На это ушла уйма времени, и не будь у меня профессиональной выдержки, бросила бы эту затею через пару минут. Но работа с камнями невольно учит терпению, настойчивости и вдумчивости. А еще аккуратности и осторожности, ведь отпиленный кусочек кристалла назад не приставишь. Поэтому в результате каторжного труда я все же получила неказистую сероватую ленту и гордо вплела в еще подросшие волосы.

Потом умылась и отправилась обедать, решив, что заслужила порцию грибов. Но войдя в кухню, замерла от неожиданности. На столе стояли миска и кувшин и лежал хлебец. Несколько минут я недоверчиво рассматривала этот натюрморт, потом все же шагнула поближе и коснулась хлеба рукой. Он был еще теплый. Значит, кроме меня, тут есть еще кто-то? И этот кто-то видел, как я целый час разгуливала по дому в одной юбке? Хотя и натянула ее повыше, как платье без плеч, но здесь такое считается признаком распущенности.

Или это какая-то магия?

Хотя при чем тут «или»?

Разумеется, магия, она здесь везде, и вот это мне как раз понятно. Неясно другое – почему Бес так мало об этом рассказывал? Боялся испугать или, наоборот заманить сладкими сказками, а потом выслушивать мои упреки?

Под эти размышления я приговорила и хлеб, и творожок с медом, оказавшийся в чашке. Встав из-за стола, убрала в сторонку грязную посуду. Поискала тряпицу, стереть нечаянно оброненные крошки и капельки меда, но не нашла. Не придумав ничего оригинальнее, смочила водой ладошку и тщательно протерла столешницу.

И озадаченно присвистнула, обнаружив четко выделяющееся на темном фоне светлое пятно. «Бедный шеосс! – невольно посочувствовала я. – Целый день ходит по лесу в зеленой шубе, сажает деревья, таскает во рту какие-то камни, а к вечеру так выматывается, что не хватает сил убрать свой дом». Хотя он тут скорее и ночует-то от случая к случаю, кое-как перебиваясь в растущих на дубах шалашах. Безо всяких удобств, без чистого белья и горячей еды. А вот теперь вернется и поймет, на каком грязном столе ему приходится обедать, когда он сюда добирается.

Ладно, делать мне все равно нечего, не оставлять же стол в таком виде. Я сходила к источнику, принесла клочок мха и кувшин воды, налила в миску и принялась драить столешницу, искренне жалея, что не удастся таким способом вымыть пол и окна.

Через полчаса дерево светилось как новенькое, а я, выплеснув в окно воду, вернулась в свою комнату. Мне хотелось проверить, не появилось ли в сундуке чего-нибудь подходящего на роль полотенца. Но там лежала лишь еще одна рубаха, и я снова пожалела бедную женщину, у которой нет не только мягкой ночнушки, но и обычных простыней, полотенец и занавесок. Хотя рубаху все же взяла, ей можно вытереться и обернуть волосы, а потом высушить.

Затем я направилась в подвал: теплый родничок меня очаровал, и сегодня хотелось поплескаться там подольше. Тем более шеосса обещала одежду – вдруг придется срочно куда-то ехать? На всякий случай лучше быть наготове.

Купалась я почти час, наслаждалась текущей по телу теплой водой и попутно изучала пещерку. Сегодня здесь почему-то стало светлее, и я заподозрила, что свет попадает из какого-то незаметного оконца на потолке, но сколько ни смотрела – ничего подобного не нашла. Зато обнаружила во мху грибы, росшие в небольших расщелинках и нишах. Они были очень похожи на те, какие я ела на завтрак, и запах тот же, значит, это шеосс специально их выращивает. Ничего не скажу, удобно. В любое время как захотел грибочков – полез в подвал и нарвал.

С неохотой выбравшись из-под необычного душа, я неторопливо оделась, замотала голову рубахой и распахнула дверцу, за которой начиналась ведущая наверх, на первый этаж, неказистая, темная, как все в доме, лесенка.

Поглядела на нее, чувствуя, как сердце обдало тревожным холодком, секунду посомневалась и снова захлопнула дверцу.

Минут десять стояла, крепко прижав ее к раме трясущимися руками, и никак не могла понять, что здесь происходит. И понемногу пыталась уговорить себя успокоиться, открыть все-таки дверь и сходить посмотреть… возможно, мне все это просто почудилось. Ну не бывает в жизни таких совпадений, а вот галлюцинации, наоборот, бывают, и очень часто. И вполне вероятно, это я надышалась в баньке грибным духом, вот и вижу не реальность, а мираж, навеянный тоской по миру, который привычно считаю родным.

Собрав всю силу воли, а заодно смелость и здравомыслие, снова открыла дверь и еще раз внимательно оглядела ступени, начиная подозревать, что где-то в своих логических рассуждениях делаю фатальную ошибку. И это все же не мираж, а нечто иное. Но пока ясно лишь одно: оно реальное, и никуда мне от этого не деться. Значит, нужно идти вперед и проверить все возникшие у меня версии, быть может, хоть одна окажется верной.

Я осторожно шагнула на первую ступеньку, выкрашенную светло-коричневой краской, знакомой до боли, до слез, постояла и шагнула выше. И еще, и еще… каждый раз ступая как по битому стеклу.

Оклеенные светлыми обоями под плитку сенцы, деревянная вешалка в углу и старое зеркало в простенке, кованая полка-скамья для обуви… все точно такое, как в доме Беса.

И видеть это нестерпимо горько и обидно, так как домом деда это помещение все-таки не являлось.

Не висела на вешалке его ветровка, не стояли на полочке повседневные галоши и резиновые сапоги. И большого яркого календаря на стене тоже не было, как и множества других, не менее знакомых вещей, неизменно стоявших и висевших на своих местах. Бес обожал порядок и никогда не разбрасывал вещи где попало.

Только поэтому, немного придя в себя, я не ринулась к окну смотреть, что за ним, соседский дом или лес синих дубов, а медленно прошла на кухню, гадая, изменилась она или нет. И снова замерла на пороге, изучая новый интерьер и находя очередные несовпадения.

И с кухней в доме деда, и с прежней непритязательной обстановкой шеосса. Или нужно говорить – шеоссы?

Мимолетная мысль мелькнула и пропала, пока я изучала кухню и радовалась. Первым делом заметила скатерть в синюю клетку и точно такие же занавесочки на окне. Я сама привезла их Бесу, выслушав строгий наказ не покупать ничего цветастенького, лаптастенького и красно-оранжевого. И теперь они висели тут, наполняя мое сердце печальным теплом и тоской.

Я уже здесь, хотя ничуть к этому не стремилась, а до того момента, как увидит родину дед, еще очень далеко. Даже по его прикидкам, в которые вовсе не входило мое проживание в этом доме.

После занавесок я заметила сразу несколько вещей: появившуюся на стенах покрытую светлым лаком вагонку, отсутствие холодильника, газплиты и люстры. А еще изменивший форму стол, стулья, появившиеся вместо чурбаков и грубой скамьи, и шкафчик над кухонным столиком вместо прежних темных полок. Еще посуду и большой чайник, украшавшие середину стола, и полотенчико рядом с раковиной, заставившей меня озадаченно призадуматься.

Если холодильник тут некуда включать, как и плиту, то зачем было делать раковину без водопровода? Я немедленно крутнула кран и потрясенно охнула, когда из него потекла струйка воды. Теплой, как в подвальном источнике, сообразила я и успокоилась. Раз неведомая сила, каким-то образом просмотревшая мои воспоминания и изменившая обстановку, понимает в водопроводах и сантехнике больше меня, то не стоит об этом беспокоиться.

Важнее другое: раз она решила изменить прихожую и кухню, то наверняка не оставила в прежнем виде мою комнату. Ведь я намного сильнее сожалела о своих вещах, чем о занавесках и чайнике.

Наверх я бежала бегом, но все же заметила и аккуратно выкрашенные ступеньки, и резные столбики перил, и изменившийся коридорчик второго этажа, куда теперь падали из оконца лучи медленно ползущего на покой солнца. А распахнув знакомую дверь, едва не задохнулась от счастья – вот тут все было как дома. И кровать, и постельное белье, и даже зеркало над тумбочкой, где я хранила разные мелочи.

Правда, здесь их оказалось в разы меньше, чем там, но расческа нашлась, и пачка длинных шпилек – тоже. Хотя я никогда не имела такой косы, как сейчас, и шпильки держала только на всякий случай, но именно про них и вспоминала, проснувшись перед обедом. «И про привычную одежду», – сообразила внезапно и ринулась к шифоньеру, который там, на Земле, был почти ровесником деду.

Я едва не плакала от счастья, когда, распахнув дверцу, обнаружила висевшие на вешалках вещи и аккуратно сложенное стопочками белье. Самое простое и практичное, в селе другое не нужно, но сейчас оно было для меня в сотни раз ценнее кружевных вещичек из дорогих бутиков.

– Большущее спасибо тебе, выручил! Никогда не забуду, – на все лады благодарила я неизвестного благодетеля, поспешно, как на пожар, сбрасывая местную дерюгу и натягивая привычную одежду.

Сильнее всего в тот момент меня беспокоило, как бы внезапно свалившееся на мою голову богатство не пропало так же резко, как и появилось. И только натянув любимый сарафан, вдруг очень четко поняла, что зря волнуюсь. Это ведь не настоящие вещи моего мира, а каким-то образом созданные ими копии. Причем, как выяснилось, с учетом местной моды, иначе чем объяснить, что сарафан, прежде бывший мне по колено, теперь доставал до щиколоток, а широкие лямки полностью закрывали плечи? Да и декольте тоже загадочным образом уменьшилось. Но, несмотря на изменение фасона, сарафан все равно несравнимо удобнее уродливой рубахи и домотканой юбки.

Некоторое время я перебирала висевшие в шкафу вещи, радуясь каждой, как найденному кладу, и постепенно понимая, что теперь у меня осталась только одна преграда на пути к незнакомому городку Крихету. Шеосс, которому ничего не стоит меня поймать. И именно поэтому я не буду даже пытаться сбежать, точно зная: зыбкое пока доверие могущественного существа утерять очень просто, а вот вернуть будет в сотни раз сложнее. Не похожа моя хозяйка на наивного северного юношу.

Остаток дня я провела, придирчиво отбирая и складывая в найденный на шкафу старый чемоданчик необходимые в дороге вещи и репетируя речь, которую собиралась сказать шеоссу.

А заодно пыталась остановить рост косы, спускавшейся уже ниже талии.

Глава четвертая

Она появилась, когда под окружающими дом деревьями уже лег вечерний сумрак, и не на олене, а в узкой коляске, в которую был запряжен самый настоящий лось. И была одета в серую рубаху и холщовую юбку, копию той, что выдала мне.

– Варья! – крикнула, не слезая с повозки. – У тебя все готово? Пора ехать.

В этот момент я стояла у окна и с тревогой посматривала в ту сторону, откуда мы вчера прибыли. Когда мои восторги по поводу обретения одежды и найденного в шкафу полотенца поутихли, наступила пора сомнений. Теперь я уже не считала, что зеленой хозяйке этого дома понравятся произошедшие с ним метаморфозы.

Даже больше – к вечеру я была уверена, что они ее обозлят. Ведь жила она тут до сих пор спокойно и не страдала от отсутствия простыней и шторок, а теперь забот прибавится, стирать, сушить…

И поэтому, так и не сказав ей ни слова, накинула плащ, в который превратилась ветровка, покорно взяла свой чемодан и поплелась на улицу. Но, шагая по лестнице и бросая прощальный взгляд на прихожую, вдруг поняла, насколько это неправильно – устроить в чужом доме свои порядки и сбежать потихоньку, воровски, как нашкодившая малолетка.

– Шеосса, – объявила ей прямо с порога, – ты меня извини, я не собиралась портить твой дом. Вернее, хотела, чтобы он был более удобным, чистым – таким, к какому я привыкла… но не думала, что он услышит и переменится.

– Можешь звать меня Шейна, – помолчав, устало буркнула хозяйка и слезла с повозки.

Забрала у меня чемодан, засунула в мешок и завязала узелком. А потом дунула на него, и он стал размером со спичечный коробок, только веревочка длинная болталась.

– Надень на шею и не снимай, пока не понадобится, – приказала так же хмуро, а едва я исполнила это распоряжение, указала на тележку: – Залезай.

И снова я молча полезла, куда сказали, хотя и сильно сомневалась, что мы уместимся вдвоем на одноместном сиденье.

– Ладно, посмотрю, – искоса глянув мне в лицо, совсем мрачно проворчала Шейна и побрела в дом.

– Надеюсь, тебе все понравится, – успела я прикусить язык, едва не ответив шуткой вроде: «Не переживай, за погляд денег не беру».

Пока ее не было, я любовалась сиреневым закатным небом, клубничными облаками и полной грудью дышала свежим воздухом, в котором витали абсолютно незнакомые ароматы. О своей провинности не думала, незачем портить настроение себе самой, когда и без того есть кому его испортить.

Шеосса появилась на крыльце в своем коронном зеленом виде, небрежно хлопнула дверью и направилась к тележке. Но подошла не ко мне, а к лосю и в два счета сняла с него ярмо. И не успело счастливое животное скрыться в кустах, как она сунула в ярмо собственную шею и рванула с места с такой скоростью, что меня впечатало в спинку сиденья.

Мне вмиг захотелось сделать сразу несколько вещей: завизжать, спрыгнуть и рявкнуть на монстра так, как я иногда рявкала на обнаглевших весельчаков, заходивших в наш магазинчик не за покупками, а ради развлечения. Встречаются такие особи, которые способны целыми днями бродить из магазина в магазин, почти ничего не покупая, зато профессионально тролля продавцов и кассиров идиотскими вопросами.

Но, разумеется, ничего такого я не сделала. Просто не успела, разглядев несущиеся на меня кусты. Мгновенно пригнулась, прячась за передком коляски, и шлепнулась на пол, костеря сумасшедшего монстра и искренне жалея, что у его повозки нет впереди защитного стекла, как у мотоцикла. А еще лучше – как у машины, хоть самой маленькой, чтобы не пришлось всю дорогу сидеть на полу, прикрывая голову от нещадно хлеставших ветвей. Видела я такие где-то в инете.

Словно в ответ на мои мечты, боковые и передние стенки повозки начали быстро расти, загибаясь внутрь, и скоро превратились в крышу, и я, с облегчением вздохнув, вернулась на сиденье. Огляделась и обомлела от вспыхнувших в мозгу подозрений. Слишком уж сильно нутро повозки стало походить на салоны легковых машин, в которых мне доводилось ездить. Овальной формой стекол и дверок, обивкой стен и потолка и даже сиденьем, ставшим шире и мягче.

Выходит, шеосс ощущает все мои чувства, огорчилась я, вспомнив про клубнику. Следовательно, я все-таки имею способности к управлению магической энергией. Вот только радоваться этому не надо, ведь теперь меня может почуять каждый маг уровня старшего ученика. Или обладатель особого амулета. Дед предупреждал об этом особо и повторил не раз, что необученный одаренный, особенно девушки, – это лакомый кусочек для некоторых слоев местного населения, и мне нужно постараться ничем себя не выдать, пока не попаду к надежному человеку. Значит, пора начинать следить за своими мыслями и спонтанными желаниями, иначе добраться до Крихета мне не удастся никогда.

А повозка мчалась вперед все стремительнее, но почему-то не подпрыгивала на кочках и не моталась на поворотах. Постепенно я начала подозревать, что Шейна бежит по лесу вовсе не ножками, но рассмотреть подробнее ничего не могла.

В этом мире наступила ночь, и хотя на небе не виднелось луны, а вокруг не светил ни один фонарь, тьма казалась какой-то призрачной, ненастоящей, словно в кино. Мне отлично были видны мелькавшие за боковыми окнами кусты и стволы деревьев, и даже ручейки, которые мы перемахивали, даже не замечая. А вот впереди все сливалось в седоватый клубок, и сквозь него ничего нельзя было разобрать.

А я и не упорствовала. Уселась поудобнее, откинувшись на спинку сиденья, и от нечего делать попыталась угадать, куда мы так спешим. Однако ни до чего так и не додумалась, все происходящее было странным, неправильным и подозрительным. А мне оставалось только молча подчиняться шеоссу, и это обиднее всего. Не привыкла я идти на поводу у ситуации, тем более не сулящей ничего доброго.

Наверное, я все-таки задремала, потому что очнулась внезапно, от скользнувшего по лицу свежего ветерка.

– Вылезай, – приказала Шейна, и я покорно выпрыгнула из повозки.

Встала в двух шагах от нее и, поеживаясь от ночной прохлады, с изумлением наблюдала за действиями шеосса. Достав откуда-то серый платочек, она встряхнула его и попыталась накрыть этим клочком коляску. Сначала я едва сдерживала смех, но вскоре замолчала. А позже и вовсе вспоминала пословицу, что хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Платочек оказался безразмерным и вскоре поглотил коляску, как удав – слона. А потом Шейна подергала за завязки и повесила на шею крошечную ладанку.

– Это невозможно, потому что невозможно, – расстроенно бурчала я, шагая следом за ней к темной громаде спящего дома, обнаружившегося неподалеку.

Ради чего мне нужно было учить физику, если в этом мире она не действует?

– Сейчас устроимся и поговорим, – ответила на незаданный вопрос Шейна.

– Куда устроимся?

– В пансион, – небрежно обронила она. – Приличные девушки не останавливаются на ночлег на постоялых дворах.

«А мы с тобой приличные девушки?» – едва не выдала я от изумления, но чудом сумела смолчать. Затем присмотрелась к шеоссу и надолго прикусила язык. Она снова где-то потеряла свою зеленую шкуру и обрела одежду, и на этот раз была принаряжена очень солидно. Почти роскошно – я по-прежнему видела в темноте почти так же ясно, как в Питере белой ночью.

На Шейне была шелковая длинная накидка с капюшоном, из-под которой выглядывал подол более темного платья, в руках она держала добротную сумку средних размеров.

Мне оставалось только расстроенно сопеть, жалея, что не додумалась надеть одну из трикотажных юбок, ставших длинными и широкими, как и все прочие найденные мной платья.

В этот миг мы обогнули дом и оказались у крыльца, над которым висел фонарь, освещавший подъездную дорожку и сидящего на ступенях огромного пса. Мои ноги сами остановились, едва я рассмотрела приоткрытую пасть и красноречиво оскаленные клыки.

– Варья? – оглянулась шагнувшая на первую ступеньку Шейна.

– Тебе знаком этот зверь? – подозрительно поинтересовалась я, следя за поднимающейся на лапы псиной.

– Нет, – беспечно пожала она плечами.

– Тогда зачем ты лезешь ему в пасть?

– Нас звери не трогают, – укоризненно глядя мне в глаза, тихо прошипела она. – Идем.

– Я – не вы! – Детской уверенностью в собственной исключительности я не страдаю, потому и не подумала двинуться с места.

– Варья! – В голосе шеосса ясно слышался упрек. – Ты же такая смелая!

– Когда деваться некуда, – поглядывая по сторонам, чтобы заранее выбрать, куда бежать, буркнула я и сделала маленький шажок.

Пес вдруг зевнул, отвернулся и лег, доказывая истину, в которую я и так верила. Про шеоссов и хищников. Но себя я пока к первым причислить не могла. Ведь не растет же на мне по утрам зеленая шерсть?

Настороженно и опасливо, не обращая внимания на нетерпеливый взгляд Шейны, я преодолела все три ступеньки и бочком пробралась к входу. Моя спутница очень по-земному закатила глаза, показывая степень своего возмущения, но ничего не сказала. Просто дернула за висевший на цепочке шарик.

Через несколько минут над нашими головами раздался скрип, кто-то выглянул в маленькое оконце, и вскоре двери перед нами распахнулись.

– Добрый вечер, госпожа Шейна, – счастливо улыбалась стоящая на пороге моложавая женщина. – Ваши комнаты готовы. Проводить?

– Мы сами, – отмахнулась шеосса. – Лучше принеси перекусить и кипятку.

– Бегу, бегу!

Она и в самом деле побежала, как только заперла за нами дверь, а мы пошли наверх по бледно освещенной ночниками лестнице.

Далеко идти не пришлось, комнаты Шейне приготовили в самом начале уходящего в глубь дома коридора. Их было всего две, гостиная и спальня. Общая ванная находилась через три двери.

– Я лягу тут. – Шеосса небрежно положила на диван свою накидку и указала мне на спальню: – Ты – там.

– Боишься, как бы не удрала? – не выдержала я и отправилась в выделенную мне комнату.

– Боюсь, – согласилась она. – Но не этого.

– А чего?

– Иди умойся, перекусим, потом скажу.

Спорить было глупо и не ко времени, и я это прекрасно понимала. Молча сбросила плащ и пошла искать ванную. А когда вернулась, Шейна уже сидела за накрытым столиком и с завидным аппетитом уничтожала все подряд.

Я немедленно присоединилась и вспомнила про обещанные объяснения только через полчаса, запивая душистым травяным чаем чуть подсохшую сдобу.

– А теперь, – откинувшись на спинку стула, произнесла моя хозяйка, – можно поговорить. Я проверила твои рассказы, и теперь все о тебе знаю. Имя Инла, дочь Кавина, без одной луны двадцать наших лет. Твой отец разводит скот, мать, Тона, занимается продажей молока, творога и сметаны. У тебя два брата, один – двадцати восьми лет, женат, живет в доме жены, ее отец торговец. Второму скоро девятнадцать, и у него есть невеста. Когда магистр Рэйльдс украл тебя у родителей, они подали прошение в ковен, и им выплачивают за тебя очень приличную компенсацию. Через месяц выплаты прекратятся. Или с того дня, как ты к ним приедешь.

Я слушала очень внимательно, и хотя вроде все было понятно, но вопросов меньше не стало. И первым задала самый больной:

– Кто-нибудь проверял их слова? Бес не мог меня украсть.

– Я догадывалась, что ты так думаешь, – печально глядела мне в глаза Шейна, – но больше мне сказать тебе нечего. Подробности того происшествия можешь узнать только ты сама. И лишь тебе под силу убедить магов вернуть в этот мир преступника, решившегося похитить чужое дитя.

Некоторое время я обдумывала ее слова и все яснее понимала, что она стопроцентно права. Действительно, никто из них не знает всего лучше меня, и никто не имеет права предъявить деду обвинение вместо потерпевшего. А я потерпевшей себя не считаю.