Помоги проекту - поделись книгой:
— Не знаю, — помолчав, ответила Маргарита. То, что муж вернется, представлялось ей ненаучной фантастикой. Но даже если и вернется… Сможет ли она простить его? Будет ли все, как в старые добрые времена? «Бель эпок» — по-французски «прекрасные времена», промелькнуло в голове… Нет, вряд ли. — Не знаю, Тимка, не знаю.
Умный ребенок, не стал жалеть, не стал рыдать, а просто покрепче прижался к матери. Когда мир рушиться, мы ищем защиты у самого близкого нам человека.
Считать брак расторгнутым…
Считать брак расторгнутым…
Считать брак расторгнутым.
Гладкая, обкатанная сотни или даже тысячи раз официальная фраза, сказанная простуженным насморочным голосом судьи, пульсом билась в голове.
«Считать брак расторгнутым» — это как? Как выбросить из головы и из памяти тринадцать лет совместной жизни? Что, просто перечеркнуть?.. Тринадцать лет?!
— Вот и не верь после этого приметам, — хмуро пробормотала Маргарита.
Она сидела на жесткой лавке перед тяжелой дверью с надписью «Зал № 3» и пыталась понять, даже не как жить дальше, а что делать.
Извечный русский вопрос не имел однозначного ответа. Хорошо хоть, что ясно, кто виноват. Виноват он, муж. То есть теперь уже бывший муж, Анатолий Галинский, преуспевающий чиновник и сволочь, каких свет не видывал.
— Ну, это явное преувеличение, — все так же тихо хмыкнула Маргарита. — А с другой стороны…
И Маргарита впервые за много лет подумала о Галинском отвлеченно, как бы со стороны.
Нет, он, безусловно, талантлив. Золотая медаль в школе, красный диплом в институте, кандидатская диссертация в двадцать пять лет, эрудит… Только вот непонятно, как без денег и протекции он смог влезть в высшие эшелоны губернской власти. Способности и трудолюбие или умение ходить по головам и лизоблюдство?
Вот уж воистину, любовь людям глаза застит. Влюбленный, что сумасшедший — все одно. Как же она могла не заметить, не рассмотреть в самом близком человеке такого…
Ну, ладно. Тут еще как-то можно понять и оправдаться, а вот любовницу она как проглядела? Нет, всем известно, что о новой пассии мужа жена узнает самой последней, но где были ее глаза?! Наверное, это можно было пресечь в самом начале, что-то предпринять, сделать необходимые шаги в нужном направлении. А она, дура, ничего не замечала, ничего не видела!
— Маргарита Борисовна?
— Да.
— Пройдемте со мной, — сухо произнесла высокомерная девица, жестом пригласив Маргариту в зал. — Подпишите здесь, здесь и здесь. Свидетельство.
Маргарита послушно поставила свою подпись на официальных бланках, спрятала в сумочку свидетельство о расторжении брака и, не попрощавшись, ушла.
Солнечный, звенящий от первых птичьих трелей денек никак не соответствовал ее настроению.
Маргарита стояла на ступеньках и силилась сообразить, куда ей идти. Куда в таких случаях идут люди?
Напиться с горя?!
Нет, этот вариант не для нее. При мысли об алкоголе Маргариту передернуло.
Так куда же тогда?
Домой?
У нее в этом городе, по сути, больше нет дома.
На работу?
Галинский не хотел, чтобы она работала, и она, глупая, с радостью на это согласилась и кинулась со всех ног наводить уют сначала в крохотной однокомнатной хрущевке мужа, а потом, когда дела Галинского пошли в гору, и в большой трехкомнатной квартире старого проекта.
К подругам?
Даже подруг у нее здесь не было. Неужели станешь делиться своей болью с теми напыщенными дурами, которых она встречала в тренажерном зале и косметическом салоне? Какие они подруги? Так, поболтать да выпить чашечку кофе… Подруги появляются среди тех людей, с которыми общаешься ежедневно. Вот если бы Маргарита ходила на работу… Правильно в девятнадцатом веке сказал один очень умный человек: «У нас в России кто не служит, тот еще не родился, а кто службу оставил, тот, считай, помер».
Не все, конечно, так трагично, но, по сути, очень верно. Поплакаться в жилетку некому… Разве что соседка еще по хрущевскому дому, Настя. Хорошая, добрая женщина, которая и выслушает, и посочувствует, и поможет, если нужно. Но у Насти полон дом народу: мать, отец, старенькая бабушка, Настин муж, сын — ровесник Маргаритиного Тимки. Все они люди просто замечательные, добрые, участливые, хлебосольные, но у них своих проблем навалом, куда уж еще чужие навешивать. Вот была бы рядом Маринка…
— Податься некуда, — печально резюмировала Маргарита и, подняв воротник шубки, побрела на трамвайную остановку.
Маргарита проехала несколько остановок и вышла в центре города. Почти что впервые в жизни она никуда не спешила. Не нужно было мчаться домой, готовить обед, встречать из школы сына, — сейчас каникулы, и Тимку отправили к ее родителям. Отправили не столько для того, чтобы ребенок отдохнул и пообщался с соскучившимися бабушкой и дедушкой, а сколько для того, чтобы он не присутствовал при тягостной процедуре развода. Маргарита решила, что так будет лучше.
Она шла по широкой пешеходной улице, смотрела на ярко оформленные витрины, заходила погреться в дорогие магазины, и все никак не могла понять, что же произошло. Статус замужней женщины, дававший спокойствие и уверенность в сегодняшнем и завтрашнем дне, испарился, словно по мановению волшебной палочки злого волшебника. А впереди полная неизвестность, тайна, покрытая мраком.
И все же не это самое страшное. Страшнее всего то, что уже произошло. Рухнул ее мир. Ее маленький теплый и светлый мирок, который Маргарита старательно строила все эти тринадцать лет.
И ничего больше не будет!
НИЧЕГО.
Ни сладких поцелуев украдкой от сына. Ни щей с борщами, которые Галинский наворачивал так, что за ушами трещало. Ни миленьких маленьких пустячков, которые он ей приносил «с работы». Ни обязательных алых роз на день рождения. Ни его чуть пахнущей потом и мужским парфюмом подмышки, куда Маргарита любила утыкаться носом…
Все было, и в один, совсем не прекрасный момент все пропало, испарилось, ушло.
Вероломство — вот слово, каким можно охарактеризовать поведение Галинского. Именно вероломство. Всего две недели назад все было замечательно (или таковым казалось). Нормальная размеренная жизнь, с заботами, радостями и мелкими неприятностями. А потом он пришел и сказал, что любит другую, что разводится с ней и что она для него больше никто, пустое место.
Маргарита тогда не сразу поняла, о чем речь вообще. Очень глупая шутка?
Нет. Галинский все так подробно объяснил… Хочешь не хочешь, а пришлось поверить.
Она поверила. С огромным трудом, но поверила.
Всю ту ночь, когда она его выгнала, Маргарита просидела в Тимкиной комнате, не сомкнув глаз. Не думалось ни о чем. Не было ни воспоминаний, ни планов. Была пустота. Огромная, необъятная, вселенская пустота. Вакуум.
И только едва слышное сопение Тимки, уснувшего под утро.
Все эти дни она что-то делала. Убирала, стирала, готовила себе и сыну еду, половина из которой шла прямиком в мусорное ведро. Ей не лез в горло даже самый вкусный кусок.
Потом пришел адвокат Галинского и долго ей объяснял, как именно Анатолий Николаевич желает разделить имущество. Маргарита согласно кивала, мало что понимая, и подписывала официальные бумаги.
А ночью, когда удавалось забыться на широкой и такой пустой супружеской постели, ей снилось, что все хорошо. Что они, вся ее семья, вместе, едут отдыхать на теплое синее море. Что она готовит какие-то необыкновенные блюда, чтобы порадовать вкусностями уставшего после работы мужа. Снилось, как ее мужчины, отец с сыном, вместе смотрят по телевизору хоккей, а она тихонечко ими любуется, боясь спугнуть невесомое состояние тихого семейного счастья…
Сны на какое-то время стали ее жизнью. Мирной жизнью, спокойной и счастливой.
Но только до тех пор, пока Маргарите не стала сниться
После таких снов Маргарита рывком садилась в постели, таращила глаза в темноту, обливалась потом, пытаясь унять сердцебиение и оттереть с тела противный липкий пот ужаса. Несколько минут она приходила в себя и понимала, что никакой это не сон. Это явь ужасная и такая… такая… такая, от которой испытываешь брезгливость и тоскливый страх.
Может быть, если бы Галинский давал Маргарите повод, она бы не так восприняла его уход. Но в том-то и весь ужас, что он поводов не давал!!!
Не давал, не давал и выдал…
Но она тоже хороша!
…А может быть, все не так уж и плохо?
Сколько женщин в нашей стране и по всему миру вот так вот брошены мужьями?
Тысячи?
Миллионы?!
Может быть, это еще не конец света?..
Нет, все-таки конец. Ее личный апокалипсис, ее личная вселенская катастрофа.
Что толку, что мужчины, как и прежде, заглядываются на нее в общественных местах и на улице? Кому она теперь нужна такая, брошенная мужем?
А главное, что ей никто не нужен…
Главное, и самое страшное, что ее предал любимый человек.
Как справиться с той глыбой льда, которая появилась в душе?! Да-да, теперь она точно знает, где у человека находится эта эфемерная субстанция —
Маргарита зашла в крошечное уютное кафе, заказала чашку кофе и — да бог с ней, с фигурой! — большой кусок шоколадного торта. Она где-то читала, что шоколад, да и вообще все сладкое повышает в крови человека содержание какого-то вещества, ответственного за чувство радости. Сейчас ей очень даже не помешает такое вещество. Хотя с ее персональной ледяной глыбой-душой не справится ни одно вещество.
ГЛАВА 2
— Как этот гад все мгновенно прокрутил! — бушевала Марина, расхаживая по комнате и старательно сыпя пеплом на антистатический, износостойкий, экологически чистый ковролин. — Две недели назад он, видите ли, сказал, что разводится с тобой, а сегодня уже и свидетельство на руках! Вот после такого и не верь, что у нас чиновники взяток не берут? Просто из академического интереса… Сколько он в ЗАГСе заплатил?
Маргарита блаженно жмурилась, обняв руками большую кружку горячего кофе. Ей было совершенно наплевать, сколько Галинский заплатил работникам ЗАГСа за суперскоростной развод. День, начавшийся так отвратительно, принес к вечеру хотя бы небольшую радость. Вернувшись все-таки домой, — а куда ей было идти? — Маргарита с радостью узнала запах любимых духов старшей сестрицы.
Маргарита словно очнулась от многодневной спячки — любимая сестричка одним своим присутствием поспособствовала.
— Ты когда приехала? — вскрикнула Маргарита, обнимая Марину.
— Утром, — отрезала та.
— А откуда ты знаешь… ну про развод… я же тебе ничего не говорила… и родителей попросила…
— Вот утром и узнала! — рыкнула Марина.
— Поня-ятно.
Маргарита улыбнулась. Получается, что сестрица, в очередной раз затосковав в своей сытой и холеной Америке, экспромтом прилетела в отчее гнездо и тут же почуяла неладное. По-хорошему бы Марине следователем работать. Информацию она умеет добывать, невзирая на чины и личности… даже личности собственных родителей. Отец наверняка был нем как рыба, а вот мама… Маму Маринка расколола в одну минуту. А уж узнав о семейных неприятностях родной и горячо любимой младшей сестрички, теми же ногами рванула к Маргарите. И не беда, что замуж Маргарита вышла в другой город, отстоящий от родного на полтыщи километров. Если Маринке приспичивало, ее не мог остановить ни бушующий ураган, ни штормовой океан, ни взбесившийся бык, забодавший насмерть дюжину испанских матадоров. Для бешеной собаки семь верст не крюк.
— Значит, так. — Марина отобрала у сестры кофе, хлебнула и, вернув назад кружку, поинтересовалась: — Ты как настроена? Будем возвращать этого урода, Толика, или пусть себе… живет?
— У тебя что, на примете есть знакомый киллер? — криво усмехнулась Маргарита.
— Ну-у… — неопределенно протянула Марина. Так неопределенно, что Маргарита всерьез испугалась.
— Он все-таки отец моего ребенка.
— Ха! Ха три раза! Тоже мне аргумент!.. Вообще-то я пошутила, но… Так что ты решила?
— Маришка, если честно… то глаза б мои его больше не видели, — призналась сестра, загоняя обратно предательски выступившие слезы.
— Тогда так. Мы его должны общипать как липку. Нужно позвонить Джозефу, пусть порекомендует приличного адвоката. Барьщевский или Резник. Резник или Барьщевский.
— Марина, ты что, с ума сошла? — всерьез забеспокоилась Маргарита, смутно припоминая, что произнесенные сестрой фамилии принадлежат самым лучшим и соответственно самым дорогим адвокатам России. К тому же не станут они браться за такое дело. Не их уровень. И вообще, Галинский будет платить алименты на Тимофея и оставил нам с ним эту квартиру. Там в бюро бумаги лежат.
— Алименты, говоришь? — прищурившись, прошипела сестра. — Сколько? Триста рублей? Или триста пятьдесят?
— Двадцать пять процентов от заработка, — пожала плечами Маргарита.
— Три раза ха! — фыркнула Марина. — И какой у него заработок? Официальный я имею в виду?
— Четыре тысячи восемьсот двадцать один рубль.
— Ух ты, какая точность! — восхитилась Марина. — Можно подумать, что Толик идеальный супруг и все до копеечки жене приносил.
— Марин, хватит дурака валять, — попросила сестру Маргарита. — Ну, должность у него такая, что официально зарплата маленькая, а неофициально… Ну, сама понимаешь. Сейчас все так живут.
— Я — да, а ты — нет! Я понимаю, а ты — нет, — отрезала Марина. — Вот с официальных доходов он и будет платить алименты. Огро-омные деньги. Целых тыщу двести пять рублей и даже двадцать пять копеек! — Марина считала мгновенно, и для нее выделить из суммы двадцать пять процентов было делом пустяшным. — Сам собой напрашивается вопрос. И как ты собираешься на эти деньги жить, да еще и с ребенком? Да одни счета за эту квартирку потянут раз в десять больше! Я уж не говорю, что ты привыкла к совсем другому.
— Но ты же не думаешь…
— Не думаю, а просто уверена стопроцентно! У Толика скоро свадьба, молодую жену нужно одевать, кормить, холить и лелеять, выводить в свет и вывозить на отдых в экзотические страны. Плюс ко всему, его благородный жест — то, что он оставил вам квартиру, — ставит Галинского в положение человека без определенного места жительства. Бомж он теперь. Следовательно, ему квартирку прикупить необходимо, для себя и своей молодой жены… Если ты еще не поняла, к чему я клоню…
— Ты считаешь, что, кроме этой тысячи и квартиры, нам ничего не обломится.
— Ага! — простодушно кивнула Марина.
— Да-а-а. — Маргарита отставила остывший кофе и схватилась руками за голову. — Чем я ребенка кормить буду?
— Ну, не все так безнадежно. С голоду бабушка с дедушкой и тетушка Марина с дядюшкой Джозефом вам умереть не дадут, но… Лично мне, Ритуля, не влом снабжать тебя деньгами. Сама знаешь. Но Жозик… Не принято у них там, на загнивающем Западе, такие вот благотворительные мероприятия проводить. У меня, конечно, свой, личный счет…
— Нет, Мариш, — твердо возразила Маргарита. — Я женщина взрослая и даже теперь свободная. Я сама.
Поделиться книгой: