Инвиктус

Они принялись по очереди черпать золотистый крем. Интервалы Имоджен заполняла сплетнями с Нового Форума и байками из магазина, стараясь не касаться путешествий во времени. Но заминки в беседе оказались неизбежными. Путешествия во времени открыли всего тридцать один год назад, но они уже прочно вошли в повседневность. Все крутилось вокруг них: развлечения, фасоны, наука, архитектура, сельское хозяйство. На улице ты везде натыкался на костюмы из флэш-кожи двадцать второго века, а по имплантам шла реклама: «Мед Зомбиз — сладость возвращается (одобрено центральной комиссией по восстановлению агрокультуры)». Какой бы цензуре ни подвергала Имоджен свою речь, ранящие подробности все равно проскакивали.

ДЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗ…

В дверь позвонили.

Фар почувствовал облегчение, когда кузина вскочила и побежала в прихожую — только фиолетовые полосы взметнулись. Открыв дверь, она ничего, кроме пустого коридора, не увидела.

— Странно. О… — Имоджен нагнулась, рассматривая что-то, чего Фар видеть не мог.

— Что там? — спросил он.

— Это… письмо. — Кузина толчком закрыла дверь. — Для тебя.

Письмо. Фар почувствовал, что волосы на загривке встают дыбом, хотя и не понимал почему.

— Старая бумага. И настоящие чернила, — заметила Имоджен, протягивая конверт. С его именем, написанным изящным почерком. — Я такие вещи только в музеях видела и симуляторах.

Пока Фар вскрывал конверт, по плечам бегали колючие мурашки. Внутри оказалась карточка, покрытая тем же витиеватым почерком.

Фар смотрел и смотрел на буквы, думая, что сейчас они расползутся или исчезнут прямо на глазах. Письмо ошибалось. Второй шанс не выпадает редко. Второго шанса просто не бывает.

— Что там? — спросила Имоджен.

Старая бумага, настоящие чернила, второй шанс, ночная встреча в Старом Риме… Письмо попахивало опасностью и сомнительными делишками черного рынка, но оно содержало призыв, который Фар не мог игнорировать. Не упусти его.

Ему не хотелось врать кузине, но и правду сказать он пока не мог.

— Приглашение. — Фар сложил карточку вчетверо и сунул в карман своего нелепого камзола. На грудь давило граммом бумаги больше, но жизнь стала на целое будущее легче.

5

ЕЩЕ ВЧЕРА

Зона 1 больше походила на музей, чем на городской квартал. Квартплата в районе Старого Рима достигала астрономических высот, и это несмотря на протекающие крыши и примитивную сантехнику. Единственной группой населения, которая могла позволить себе роскошь жить без роскоши, являлись именно завсегдатаи бутика Имоджен. Они выкладывали многозначные суммы за квартиры, которыми пользовались раз, от силы два раза в месяц. Если вообще пользовались.

При всей кажущейся нелепости такого поведения богачей Фар понимал их тягу к историческому центру города. Здания, пусть и ветхие, но обладающие очарованием старины, покрывали вьющиеся виноградные лозы, а потрескавшиеся оштукатуренные стены разнообразных расцветок наводили на мысль о пасхальных яйцах. Прогуливаясь по мощеным улицам со множеством фонтанов и джелатерий, невольно замечаешь глубокие борозды, оставленные в брусчатке колесами автомобилей и телег, запряженных лошадьми, и как будто возвращаешься в прошлое.

Как будто.

В настоящем древний центр города окружали небоскребы и башни пригородов. Даже если не смотреть в небо, настоящее напоминало о себе постоянным и плотным, как одеяло, гулом скоростных воздушных аппаратов над головой.

Прогулка по Зоне 1 не могла не растревожить душевную рану. Зона терзала и томила, в который раз напоминая, что он хотел гораздо большего, чем этот мир с его симуляторами, записями и обыденностью. Фар не решился бы пройтись мимо Колизея без этого письма в кармане камзола. Надежда на второй шанс: ты пройдешь по этим камням еще вчера. Через каждые несколько шагов он трогал карман, проверяя, не исчезло ли приглашение.

Когда Фар добрался до старого Форума, тот показался ему совсем негостеприимным. Он пришел на две минуты раньше. Обвел взглядом руины — груды камней, мерцавшие в огнях летательных аппаратов, — но никого не заметил. В дневные часы туристы часто приходили сюда и бродили с места на место, просматривая через роговичные импланты записи рекордеров, связанные с историей Рима. Один глаз смотрел в настоящее, второй — в прошлое. Прямо перед ними цифровые призраки разыгрывали исторические сцены: триумфальные процессии, храмовые церемонии, гладиаторские бои…

Здесь, в окружении отдельно стоящих и выступающих из густой темноты колонн храма Сатурна, Фар в любой момент готов был узреть призраков. Ничего, кроме теней, он, однако, не видел и начинал беспокоиться.

— Отключи коммуникатор. — Фару показалось, что голос раздался за спиной, но когда он обернулся, то не обнаружил ничего, кроме мрака и камней.

— Если хочешь, чтобы встреча состоялась, отключи коммуникатор.

Нет, голос доносился не из-за спины. Он звучал в голове. Кто-то, не запросив разрешения, подключился к его коммуникатору. Второй хак за день? Фар отдал команду на отключение коммуникатора и почувствовал, как сжалось сердце.

Из-за колонны вышел человек в черной накидке с капюшоном, вполне соответствующий представлению о наемном убийце эпохи Возрождения. Он молча махнул рукой, приглашая Фара следовать за ним через камни и бурьян, пробивавшийся сквозь мостовую Форума, — к южной стороне развалин, где проводник скрылся за одной из колонн. Фap пошел за ним и увидел древнюю грязную стену, затянутую ветвями сухого кустарника. Человек остановился между кустами лицом к огромным камням кладки. Он ждал.

Фар уже начал подумывать, не совершил ли он страшную ошибку. Может, его заманил сюда какой-нибудь психопат, чтобы разжиться кредитами из его наладонника? Если так, то злодей в капюшоне не сильно разбогатеет. Фар жил на бюджет студента. Десять жалких кредитов — все, что он имел на своем счету…

Неутешительная для грабителя банковская информация уже готовилась сорваться с языка Фара, когда незнакомец положил ладонь на одну из глыб.

И она открылась.

То, что выглядело римской каменной плитой первого века нашей эры, оказалось дверью. Среагировав на отпечаток ладони незнакомца, она откатилась назад, из проема пахнуло спертым воздухом и тьмой. Проводник снова махнул рукой: сначала ты.

Происходящее отнюдь не развеяло опасений Фара. Он глубоко вдохнул, ощутив на груди сложенное письмо из настоящей бумаги.

Не упусти.

Потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к темноте и запахам затянутого паутиной подземелья. Туннель шел, казалось, вниз, а направление наводило на мысль о неизбежном пересечении с Тибром. Электрический свет в руке у незнакомца скользил по сырым стенам, вырезая тропинку Фара в форме его силуэта. Парень шел, без слов понукаемый фигурой в накидке, и через какое-то время ему начало казаться, что они прошли несколько километров. Может быть, больше.

Туннель закончился большой пещерой. Фар не смог бы сказать, насколько большой. Фонарик имелся только у незнакомца, и его лучи не достигали стен, просто тонули во мраке. А когда Фар вышел на открытое место, и этот источник света погас.

В такой темноте, при полном отсутствии света, он оказался впервые. Интересно, похоже ли это на Решетку, подумал Фар. Перед ним как будто раскинулась вся Вселенная, а может, не раскинулось вообще ничего.

— Что происходит? — Вопрос отозвался в подземелье слабым эхом. Должно быть, пещера просторная…

— Я рад, что вы можете присоединиться к нам, мистер Маккарти. — Голос зазвучал прямо перед ним, а Фар не слышал, чтобы кто-то подходил. Фигуре в капюшоне голос принадлежать не мог. Нет, кто-то уже находился здесь. И этот кто-то ждал его.

— К кому это к нам? — спросил Фар у темноты.

— Мы дойдем до этого. — Голос звучал уверенно, человек говорил, растягивая слова. Чем дальше, тем больше голос казался Фару знакомым. — Но сначала у меня к вам несколько вопросов.

— Спрашивайте.

— Кого вы любите больше всего? — Вопрос таил в себе некую угрозу: человек говорил, чеканя слова, и бросал их в Фара сквозь тьму.

— Себя. — Ответ не содержал всей правды и не мог считаться враньем, но он хотя бы заполнил пустоту.

— Кого вы ненавидите больше всего?

В данный момент?

— Марию-Антуанетту. — И того, кто взломал симулятор, добавил Фар про себя — на тот случай, если этот человек стоял сейчас перед ним.

— Чего вы боитесь больше всего?

— Это что, анкета? — спросил Фар вместо ответа.

Человек вздохнул:

— Просто отвечайте мне, мистер Маккарти.

— Умереть, не пожив.

Наступило молчание, потом собеседник заметил:

— Как поэтично.

— Любимый цвет бежевый, на ягодице татуировка — лиловый нарвал. Его зовут Шербет. — Фар не понимал, что значит вся эта ерунда, и терпение начало истощаться. — Еще что-нибудь узнать хотите?

— Теперь понимаю, чем вы достали Марина, — произнес голос. — Но меня не так легко вывести из себя.

Марин. Это имя заставило Фара стиснуть зубы. Он уже хотел спросить, откуда незнакомец узнал про вредного инструктора из Академии, но вдруг включился свет. Расположенные рядами промышленные электролампы залили сиянием помещение, которое, насколько понял Фар, служило ангаром для самых настоящих машин времени. Перед ним выстроились четыре аппарата — лоснящиеся, как ухоженные коты, и огромные, как дома. «Галилео», «Ад инфинитум»,[3] «Армстронг»… Ни одного аппарата с такими названиями Фар не знал; мало того, в носовых частях машин времени он не увидел штампов с заводскими номерами.

Ближняя к нему машина вообще была безымянная.

На голографических экранах, обеспечивающих невидимость, он не заметил ни одной царапинки. Фар готов был спорить на свои тесные панталоны, что этот корабль еще не совершал путешествий.

— Нравятся?

Мужчина, стоявший сбоку oт Фара, казался бесцветным. Белая полотняная домашняя одежда, редкие седые волосы, бледная кожа. Глаза темные, но невыразительные. Ни одна из черт его внешности не привлекала внимания. Встретишь такого на улице и не удостоишь повторным взглядом. Он относился к тому типу людей, которые не желают, чтобы их замечали — они сами наблюдают за тобой, впитывают каждое движение, раскладывают факты по полочкам, про запас.

Фар заметил внимательный взгляд незнакомца и подумал, что уже и сам разложен по полочкам. Помещен под лампу и исследован.

— Зачем я здесь?

— Думаю, сами знаете.

— Что ж, если вы предпочитаете говорить загадками… — Фар подошел к безымянной машине и положил ладонь на отливающие жемчугом пластины корпуса. Громадный, но изящный по форме аппарат покрывала свинцовая оболочка толщиной в три дюйма, а двигатели вырабатывали достаточно мощности, чтобы перемещать такое тело. — Давно вы за мной наблюдаете?

— Учитывая обстоятельства рождения, вами всегда интересовались. И потом то, что случилось с вашей матерью… Такая жалость.

Отражение Фара на облицовке корабля вздрогнуло, по нему побежали опаловые тени, а сам он ощутил прилив злости. Такая жалость. Фар ненавидел это слово и никогда не понимал, почему люди используют его, если произошла трагедия. Для него оно значило капитуляцию.

— Вы всегда отменно проходили испытания на симуляторах. — Мужчина подступил ближе, и его отражение тоже появилось на голографической пластине. — Вас не пугают неожиданности, вы не проявляете безрассудства, но и не впадаете в ступор. Решения ваши смелы и взвешенны. Оправданный риск. Потенциал, талант, бесстрашие, вдохновение… все необходимые мне качества налицо. Теперь, благодаря ветреной королеве, занимающей третью позицию, мы оба можем получить то, что хотим. Вам нужна машина времени, а мне — капитан. У вас есть талант и вдохновение. У меня — корабль и топливо.

— Капитан? — Во рту у Фара пересохло, он даже пошатнулся от мысли о представившейся возможности. В голове шумело, сердце бухало, отдаваясь в ушах.

— Нужен подготовленный человек, способный вернуться в прошлое и приобрести для меня некоторые вещи. Я выплачиваю вам и экипажу пять процентов выручки, предоставляю необходимое количество горючего и право пользоваться машиной времени.

Черный рынок предметов роскоши из прошлого ни для кого не являлся секретом; скорее, это был факт, который с общего согласия замалчивался. Сливки общества в Центральном испытывали тягу к таким земным благам, как винтажные вина, сыры ручного производства, кофе, свежие цветы. Все эти вещи можно было обнаружить, пошарив по особнякам Палисада. Если верить сплетням из магазинчика Имоджен, такому занятию потакали даже сенаторы, и именно поэтому правительство не предпринимало никаких официальных действий. Какое значение имеет целостность исторического процесса, если можно попробовать настоящий, а не синтетический, шоколад?

И не имеет значения, что тебе подмигнули. Проклятые лицемеры.

— Это вы испортили мне экзамен на симуляторе? — Фар не сомневался, что кто-то это сделал, а воротила черного рынка, занимающийся совершенно незаконным бизнесом, без колебаний пошел бы на взлом компьютерных систем Корпуса.

— Что касается вашего экзамена, то я просто наблюдал, — равнодушно бросил человек через плечо. — Повезло, что королева обратила на вас внимание.

Фар посмотрел ему в лицо.

— Я не верю в удачу.

— Значит, мне повезло вдвойне. — Улыбка у нелегального дельца оказалась такой же бледной, как и он сам, но зубастой. — Человеку, который не верит в удачу, приходится вдвойне труднее. Если кто-то испортил симулятор, вам надо благодарить его. Такие люди, как вы, не подходят для работы в Корпусе. Вы действительно хотели провести жизнь, собирая цветочки для Центральной комиссии по восстановлению агрокультуры? Снимать балы и сражения для вечно недовольных фанатов исторического видео? Нет, Фарвей Маккарти. В Корпусе вас задушили бы регламентом. Надеть их мундир — все равно что добровольно сесть в тюрьму.

Эти слова били точно в цель. Корпус был для Фара всего лишь средством. А цель оставалась прежней: получить доступ к машине времени и исследовать минувшие века. В одном из этих веков «Аб этерно» ждет, когда его отыщут. Может, кто-то другой и пустил бы слюни на пол, как собака Павлова, но Фар знал, что мечты за просто так не сбываются.

— Значит, служить у вас мальчиком на побегушках в качестве бутлегера — развеселая жизнь по сравнению с Корпусом?

— Посыльных у меня хватает. — Человек кивнул на остальные три машины времени. — Кто мне действительно нужен, так это вор. История до краев полна утерянными сокровищами. Яйца Фаберже. Предметы искусства, награбленные или уничтоженные нацистами. Золотой клад Черной Бороды. Вещи, которых никогда не знал или не замечал Корпус. Предметы, которые вы поможете мне добыть.

— Вы хотите, чтобы я занимался для вас разграблением времени. — Фар на минуту задумался над своими словами. Конечно, это интереснее, чем грузить корзины с кругами сыра. И рискованнее. — Вы не боитесь, что я совершу ошибку и история уже не будет такой, какой мы ее знаем?

— Вселенная всегда найдет способ поправить себя, мистер Маккарти. Корректировка курса. Божья воля. Карма. Судьба. Назовите как хотите. Вещи стремятся к равновесию. — Произнося эту тираду, незнакомец неотрывно смотрел на Фара. Креста ради! Он когда-нибудь мигает? Может, это дроид? Хотя у большинства дроидов есть и веки, и ресницы…

— Кстати, о равновесии. Мне кажется не совсем честным, что вы знаете обо мне так много, а я даже имени вашего не знаю.

— Лакс Джулио, — представился мужчина. — Что еще хотите узнать?

— Много чего. — Фар обвел взглядом подземелье, напоминавшее садок с многочисленными входами в туннели. Повсюду выходы, выходы, и хотя некоторые из них достаточно широки, чтобы проехать с магазинной тележкой, ни в один туннель машина времени со своими габаритами не пройдет. — Как сюда попадают машины времени?

Лакс показал вверх, сквозь ряды ламп. Там открывался свод, похожий на купол собора, настолько большой, что годился для отработки фигур высшего пилотажа.

— Грунтовый потолок был здесь не всегда. Мои корабли покидают отправную точку — наши дни, прыгая в июнь 2155, в то время, когда тут пролегало русло Тибра. Оттуда они летят до нужной географической точки и прыгают в заданный год. На обратном пути проделывают то же самое.

— Четыре прыжка ради одной загрузки? — Фар присвистнул. — Это же уйма горючего.

— За осторожность приходится платить, — согласился Лакс. — Работа не для слабонервных. Если вы соглашаетесь на мои условия, я вправе ждать результатов. Срыв доставки груза приведет к… неприятностям.

Ага. Теперь они добрались до условий сделки. Как продать душу за серебряные монеты. Территория доктора Фауста.

— Вы не могли бы уточнить?

— Вещи, за которыми я вас посылаю, уникальны. Незаменимы. Мои покупатели готовы выложить миллионы кредитов. По моему мнению, штраф должен соответствовать ущербу. Скажем, вы вернулись с частично сгоревшим Ван Гогом. Мне придется уволить вас, но сначала я уничтожу отпечатки на ваших ладонях и занесу ваше имя в черный список для будущих нанимателей. Перейдете мне дорогу — и я положу конец вашим мечтам, свободе, жизни.

— Вы умеете представить себя, — заметил Фар, взяв на заметку никогда не обманывать Лакса Джулио.

— Пока вы еще можете уйти, хотя в этом случае вот что вас ожидает: я накачаю вас «Элексиром забвения», и вы проснетесь, не помня о нашей встрече, с тупой болью в груди. Вас будут мучить съемки рекордеров. Вы увидите, что ваши лицензированные друзья живут насыщенной приключениями жизнью, о которой и вы грезили, а между тем пройдут годы и десятилетия. Отчаяние сожрет вас заживо, и вы начнете думать только о том, как положить всему этому конец. — Слова сами по себе звучали пугающе, но Лакс своим выражением добавлял им мрачности. Безжалостная правда изрекалась с улыбкой, заложить которую в дроида не сумел бы ни один программист. — Работайте на меня, и время в вашем распоряжении.

Второй шанс. И последний для Фара.

В вашем распоряжении.

Он никогда еще не воровал.

— Семь процентов, — заявил Фар. Услышав цифру, делец вскинул голову. Фару показалось, что воздух вокруг Лакса сгустился и стал как будто колючим. Как же называется гало, если оно не золотого свечения? — Я хочу семь процентов от выручки плюс достаточное количество горючего для самостоятельного путешествия после выполнения каждого заказа. И еще — я сам наберу экипаж.